Не герой

- Скажи, Орэн, ну, почему ты такой трус? Ну, почему ты такой трус, Орэн? - толстой рукой Герхарт толкал его в плечо. Щуплый Орэн вздрагивал, но шёл, не оборачиваясь, вперив взгляд в землю.
- Брось, Герхарт, - раздался сзади насмешливый голос Эйтана. - Не хочешь же ты, чтоб он описался.
- А, правда, наскучил ты мне, - заявил Герхарт и напоследок больно хлопнул по плечу. - Вместе пойдем? - спросил он уже у Эйтана.
- Не-а, не сегодня. Я Бейлу жду.
Отдалявшийся от них Орэн вздрогнул, но шага не сбавил. Войдя в дом, он ответил на приветствие матери кивком головы, разулся, помыл руки, молча пообедал и направился в свою комнату. Там он сел на стул у окна и уставился во двор. Внизу у липы стояли Эйтан и Бейла. Он что-то ей весело рассказывал, а она внимала ему, мягко улыбаясь. Орэн смотрел на них и страдал.
 - Ну, скажи, Орэн, почему ты такой трус? - шептал себе мальчик.

Отец внимательно глядел на него сквозь очки. А мать была недовольной и не скрывала.
- Нет, ну я просто не понимаю. Почему именно шапочник? А? Почему?
- Молчи, Нэта. Мой отец был шапочником и он сшил тысячи прекрасных шапок, и люди их носили с благодарностью. И сейчас я вижу на их внуках шапки моего отца. Это, знаешь ли, приятно.
- Ай, брось ты в самом деле! Он мог бы стать бухгалтером. Он ведь хорошо учился. Я уже и Мэре сказала: 'Мой Орэн будет бухгалтером. Он умница, вот увидите!' И вот пожалуйста, - Нэта огорченно всплеснула руками.
- Нет, мне это нравится! - возмущённо хмыкнул Натан. - Мэре она сказала. Ох! - Натан поднялся из-за стола и положил ладонь Орэну на плечо. - Он взрослый, пускай решает сам. - С минуту задумавшись, добавил. - Мой отец был шапочником и это было хорошо.
- А Мэран Эйтан поступает в университет. Доктором будет, - обиженно сообщила мать.
Орэн поморщился. Встав из-за стола, сказал:
- То Мэран Эйтан, мама. А это я. Твой сын.
Отец укоризненно качал головой. Мать покраснела:
- Прости, Орэн.
Он поцеловал её в макушку и вышел на лестничную площадку покурить. Сверху, лихо перепрыгивая через ступеньки, спускался Эйтан. Он небрежно поздоровался с Орэном, слегка растянув губы в улыбке. Орэн задумчиво курил, вслушиваясь в затихающий грохот сапогов Эйтана об каменные ступени лестницы. Куда он спешил? К Бейле?

<Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь Мироздания, сотворивший веселье и радость; жениха и невесту; ликование, пение, торжество и блаженство; любовь, и братство, и мир, и дружбу! Господь, наш Бог, да зазвучат вскоре в городах Иудеи и на улицах Иерусалима голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты, ликующий голос из-под свадебного балдахина и песни пирующих юношей. Благословен Ты, Господь, радующий жениха с невестой!>  (1)
Молодые отпили вина из чаш, протянутых родителями. Под уверенным ударом ноги Эйтана звонко хрустнул хрусталь. Орэн содрогнулся. Тяжело и омерзительно было ему присутствовать здесь. Все эти люди и их улыбки, восклицания и смех. И эта музыка. Напряжёнными пальцами упруго отбивал он  такт по столу. Родители смотрели на него с сочувствием. Мимо них словно воздушное смеющееся облачко проплыла Бейла. Она тянула за руку довольного и глядящего на неё с нежностью Эйтана. Про себя Орэн  констатировал факт: сегодня у него официально отнята мечта. Отнял Эйтан. Сделал это легко, без усилий. Орэн даже не пытался соперничать. Всегда уверенный, сильный, отважный, весёлый Эйтан. И всегда робкий, зажатый, неуверенный, боязливый Орэн. Он сдался ещё в самом начале. Сразу решил, что проиграет и, быть может, и даже скорее всего, от того и проиграл. Но до чего прекрасна Бейла! Её глаза. И эти губы. Какими они будут в минуты любви? Он представлял их разомкнутыми, дрожащими. И тонкие кисти, вцепившиеся в плечи Эйтана. Орэн сжал пальцами пульсирующие виски. Нет, он терзает себя. Так нельзя.
Всю свадьбу Орэн пил и рассеянно глядел на ликующих гостей. Обеспокоенную мать сдерживал отец. 'Сегодня пускай', - говорил Натан и успокаивающе трепал жену по руке.

Через год снова гуляли свадьбу. Невесту Орэну выбрала мать и была чрезвычайно довольна своими стараниями. Чтобы угодить сыну, Нэта искала девушку нежную и с выразительными глазами, ассоциируя её с Бейлой. Однако же сыну, казалось, было всё равно. Орэн едва взглянул на фото Марты (так звали избранницу) и кивнув головой в знак согласия, продолжил сосредоточенно водить иглой по материи. Надо сказать, шапочник из него получился замечательный. От заказчиков отбоя не было, и в средствах он не нуждался. Да, Нэта была довольна - сыном, девушкой, собой. Только всякий раз, когда она выходила из его комнаты, у неё щемило сердце, глядя на напряжённую спину сыну из-за закрывавшейся двери. С минуту она стояла, держась за ручку. Потом встряхивалась. Ну, что в самом деле? Всё проходит и это пройдёт. Её сын непременно будет счастлив. Об этом ещё раз подумала Нэта, стоя под хупой и протягивая чашу с вином Марте. Орэн стукнул каблуком по завёрнутому в материю бокалу, но случился конфуз - он не разбился. В неловкой тишине кто-то бестактно усмехнулся и Орэн резко обернулся к гостям. Успел заметить, как покрасневшая Бэйла локтём толкает Эйтана. На руках у неё посапывал младенец. Побледневший Орэн взбешённо хлопнул  ногой по бокалу и звон разбившегося хрусталя был подхвачен аплодисментами гостей. У Орэна, как и год назад, стучало в висках. И родители так же встревожено смотрели на него. Когда молодых уединили, он оказался не на высоте. Их потом успокаивали и объясняли всё нервами. Такое, мол, часто бывает на свадьбах.

Когда хоронили отца, он с удивлением обнаружил, что чувствует себя более осиротевшим, чем когда умерла мать. Натан был целеустремлённым, сильным и мудрым человеком. Орэну казалось, что такой человек должен стесняться такого неуверенного и вялого сына. Завидовал ли он своему старому соседу Шломо, отцу Эйтана? Он никогда об этом не узнает. Отец его любил и поддерживал как мог. Он придавал Орэну какое-то чувство покоя, как если бы он падал и знал, что его непременно подхватят сильные руки отца. А теперь Натана не стало, и не было больше этих сильных рук, которые бы удержали этого погрузневшего скорбящего мужчину. У Орэна щемило сердце и было тяжело дышать.
- Ты выглядишь неважно, старина, - раздался за спиной знакомый голос.
Орэн медленно обернулся и удивлённо посмотрел на Эйтана.
- Что?
- Соболезную тебе, Орэн, и понимаю, - Эйтан пожал ему руку.
- А, ну да, ну да, - рассеянно кивнул головой Орэн.
- Позволь зайти к тебе позже и осмотреть тебя. Вид у тебя совсем неважный.
- Так уж я плох, ты думаешь?
- Не знаю ещё точно, надо бы осмотреть. Так я зайду?
- Заходи, - пожал плечами Орэн.
Эйтан отошёл.
Было ли это соседским участием? Или просто жалость? Обычная человеческая жалость? Или профессиональная этика? Ах, да что там. Отец умер.

Они столкнулись на лестнице. Эйтан был чрезмерно взволнован. Увидев Орэна, схватил за рукав.
- Ты слышал?
Всё-таки этот Эйтан ужасно бесцеремонен.
- Слышал, - ответил Орэн сухо.
- Я записался в добровольцы. А ты?
- А у меня больное сердце, ты же знаешь.
Эйтан взглянул на него с нескрываемым презрением.
- Ты всегда был трусом, Орэн.
- Я не понимаю в самом деле. Чего ты от меня хочешь? Я слаб здоровьем. Много ли толку будет от меня? И тебе не советую. Бейла только родила. Оставишь её одну с двумя детьми?
- Ай, иди ты к чёрту! - махнул рукой Эйтан и поднялся наверх.
Орэн зашёл в дом. Марта дрожала.
- Ты слышал?
- Слышал-слышал, - всё больше раздражался он.
- Они ведь скоро будут здесь.
- Я тебя прошу. И пускай будут. Что нам  с того? Мы им ничего не делали. Люди не военные. В компартии не состоим.
- Люди разное говорят. А знаешь...
- Не хочу я знать, - резко оборвал жену Орэн. - Устал я и хочу отдыхать. Говорю тебе, всё будет хорошо. Не стоит верить слухам. Что у нас на ужин?

Копать было тяжело. Дыхание сбивалось. Но он знал, что останавливаться нельзя. Как кричала Марта! Ну, почему? Почему она так кричала? Тогда бы не было этого выстрела. Слёзы застилали ему глаза. И зачем они копают эту яму? Нет. Зачем ему об этом размышлять?
Тут солдаты заорали и приказали мужчинам вылезти из ямы. С трудом вскарабкавшись вверх, они отошли в сторону. Ночной лес осветили фары автобусов. Из них стали выходить мужчины, женщины, старики, дети. С опущенными плечами, поникшими головами они молча шли  по просеке, по сторонам которой была расставлена усиленная охрана. Пройдя около шестисот метров, они были остановлены. Им приказали раздеться. Женщины закричали и вместе с ними стали плакать дети. Кто-то попытался побежать назад и раздалась автоматная очередь. Рыдания и крики усилились. Потрясённый Орэн сделал шаг назад. Потом ещё. Спины его сотоварищей тихо сомкнулись, прикрывая. Он упал и стал ползти в гущу деревьев. Увлечённые зрелищем раздевавшихся женщин, охранники этого не заметили. Удалившийся на безопасное расстояние, Орэн позволил себе перевести дух. Он ещё мог всё видеть. И он видел, как раздев себя и своих детей, евреи поднимались   на возвышенность и спускались в овраг к той самой яме. Среди толпы перепуганных призраков он заметил Бейлу. Рядом стояла 12летняя Ада, а на руках был 2хмесячный Яков. Сердце Орэна сжалось. Где теперь Эйтан? Далась ему служба! Он должен был сейчас быть рядом с ней и детьми. Что же теперь делать?! И что он сможет?!  Ах, проклятый трус! Лежать здесь и смотреть?! Ну, нет! Он пойдёт и встанет рядом с ними. Орэн выпрямлял спину. И тут он увидел. В общей суматохе незаметно от охраны она подложила запеленатого сына под высившуюся груду обуви и крепко прижав к себе рыдающую  дочь, последовала за другими евреями в овраг.  Там уже раздавались выстрелы. В ту яму сейчас упадут и Бейла с дочерью. Орэна словно парализовало. Он не отрываясь смотрел на то место, где под туфлями лежал младенец. Потом силы покинули его и он впал в забытье.

<Земля, да не закрой крови моей. Да не знает покоя мой вопль>. (2)

Мягким шелестом сосны встречали рассвет. Стихли вопли и рыдания. Ещё раздавались одиночные выстрелы в выживших, не дострелянных. Его сотоварищи, едва забросавшие землёй трупы, тоже упали в неё, подкошенные пулями. Пьяные и обессиленные водкой и кровью солдаты небрежно отбирали  обувь и одежду. Скоро они покинули лес. Орэн не слышал наступившей тишины. В ушах ещё стоял ужас прошедшей ночи. На слабых пошатывающихся ногах он побрёл к груде обуви, не надеясь обнаружить под ней живого ребёнка.  И всё же он нашёл его. Голодный и обессиленный Яков едва дышал. Орэн плакал. Прижав к себе дитя, он торопливо покидал лес.

- Вас найдут и нас расстреляют. У меня семья, я не могу рисковать. Уходите, прошу.
Тяжело дышавший Орэн смотрел на него молча, умоляюще. Потрясённая жена лесничего вцепилась в рукав мужа.
- Оставим их! Я не могу больше так! Эти расстрелы каждую ночь... И мы молчим. Мне кажется, их кровь и на нас. Выгнать ещё и этого старика с дитём?! Господь покарает нас, я боюсь. Умоляю, оставим их!
- В своём ли ты уме, Анна?!
- Умоляю, Маркус! - женщина рыдала.
Лесничий смотрел на Орэна с ужасом. Потом оглянувшись по сторонам, схватив его за локоть, втащил в дом.
- Да замолчи же, дура!
Войдя в дом, Орэн машинально глянул в зеркало на стене. Он был весь седой и лицо пепельного цвета. Правда, старик. В его 37 лет. За одну-то ночь.

Раздался тихий стук в дверь. Орэн зажёг свечу, пошёл открывать. Прислонив голову к косяку, стоял Эйтан.
- Шалом, Орэн.
- Шалом, Эйтан.
- Я писал, они не отвечали. Я сразу всё понял.
- Не стой, заходи.
Эйтан послушно последовал за Орэном на кухню. Грузно сел на стул. Орэн поставил кипятить воду. Молчали.
-  Ты видел, как это было? Они мучились? Скажи мне, Орэн.
Он вспоминал. Голая сгорбившаяся Бейла поднимается в гору, прижав к себе рыдающую дочь.  Дрожали. Губы белые. Теперь перед ним сидит страдающий отец и муж. Говорить ему всё это? Дробить ему душу? Он вздохнул.
- Я скажу тебе, Эйтан. Они не мучились. Так же, как и Марта, пытались бежать и их застрелили. Всё было очень быстро.
- А ты, Орэн? Что ты? Ты пытался их защитить?
- Я ничего не мог. Никто не мог.
- Нет, Орэн, - оскалился Эйтан. - Ты просто трус. Ты всегда был трусом.
Орэн разливал чай в кружки.
- Что ж. Пожалуй так.
- Я всегда презирал тебя, Орэн, - с холодной усмешкой произнёс Эйтан.
- Знаю, - поставил кружку перед Эйтаном. Тот рассеянно смотрел на струйку дыма и вдруг, обхватив голову руками, взвыл раненным зверем.
Орэн смотрел на него и из глаз текли слёзы. Могучий Эйтан. Рыдающий Эйтан. Как они устали.
Тяжело поднявшись, Орэн вышел из кухни. Когда вернулся, на руках у него был сонный перепуганный малыш.
- Успокойся, Эйтан. Ты пугаешь Якова.
Эйтан резко обернулся и влажными глазами уставился на мальчонку. Тот испуганно жался к Орэну.
- Яков? Мой Яков?
- Твой, - и протянул ему ребёнка.
Эйтан жадно сгрёб сына в объятия и зажмурил глаза. Малыш зашёлся в крике.  А Орэн успокаивающе сказал:
- Пройдёт. Всё проходит, - и закрыл себе лицо холодными руками.

ПРИМЕЧАНИЯ.
«Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь Мироздания, сотворивший веселье и радость; жениха и невесту; ликование, пение, торжество и блаженство; любовь, и братство, и мир, и дружбу! Господь, наш Бог, да зазвучат вскоре в городах Иудеи и на улицах Иерусалима голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты, ликующий голос из-под свадебного балдахина и песни пирующих юношей. Благословен Ты, Господь, радующий жениха с невестой!»  (1) - Седьмое благословение как заключительный этап еврейской церемонии бракосочетания.
«Земля, да не закрой крови моей. Да не знает покоя мой вопль». (2) - слова из книги Иова (16:18), высеченные на 4х языках на гранях куба из чёрного гранита, что в центре мемориального ансамбля, выстроенного в Бикерниекском лесу (Рига) в память об убитых там фашистами 20 тысяч евреев.