Там, за Гиндукушем. Книга IV. Глава 13

© Владимир П.ПАРКИН

ТАМ, ЗА ГИНДУКУШЕМ
Историко-приключенческий роман
Книга опубликована в изданном Втором томе романа "Меч и крест ротмистра Кудашева".
Издатель © Владимир П.ПАРКИН. 2012.
ISBN 978-906066-04-6

Историко-приключенческий роман
Продолжение темы романа "Конкиста по-русски"
 
***

«Меч и крест ротмистра Кудашева»
Цикл историко-приключенческих романов из пяти книг.

Книга первая: «Конкиста по-русски» в двух частях –
                1 часть «Разделяй и властвуй», 2 часть «Сильнее смерти».
Книга вторая: «Бирюза от Кудашева».
Книга третья: «Хиндустанский волк».
Книга четвёртая: «Там, за Гиндукушем».
Книга пятая: "Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота".

«Меч и крест ротмистра Кудашева» рассчитан на самый широкий круг читателей. Книги романа будут понятны, интересны и подросткам-школьникам, и молодежи студенческого возраста, военнослужащим всех родов войск, независимо от выслуги и званий, труженикам как физического, так и интеллектуального труда, пенсионерам – всем, кто любит нашу Россию, интересуется ее историей.

***    *****    ***

Глава ХIII   
Разговор с Дзебоевым. Уна Баррат: объяснение в любви.  Шахсей-вахсей.

Сентября,16 дня, 1912 года. Тегеран.
 
В Тегеране Кудашев и леди Баррат остановились в маленьком частном пансион-отеле без вывески при Генеральном консульстве Соединённого Королевства. В разных номерах, разумеется.
Завтракали по английским аристократическим понятиям довольно рано – в восемь. Рабочий день! За общим столом в гостиной двенадцать постояльцев. В основном – клерки консульства плюс командированные леди Баррат, доктор Котович и чиновник туземной администрации из Калькутты.
На столе – порридж – овсянка! К этому «краеугольному камню» английского завтрака блюдце с кусочком поджаренной солонины размером с два женских пальчика и ложка омлета. Кудашев вздохнул при виде этого изобилия, но скрыл своё разочарование. Ничего, в Тегеране на поваре консульского пансиона свет клином не сошёлся. Есть где покушать.
 
Кунигунда полный световой день отрабатывала в консульстве. За лето на её имя скопилась гора бумаг – информация, после соответствующей редактуры подлежащая публикации.
Работа не только на проверку грамотности и подготовку текста к изданию в «Таймс». Бывает, информация готовится для одного единственного лица – Его Величества! Так что, готовый текст должен соответствовать своему назначению, своему читателю.
За лето, проведённое в Исфахане, Кунигунда не написала ни одной строчки, но в страданиях, ниспосланных самой судьбой, повзрослела, приобрела новый жизненный опыт. И эта внутренняя перемена была ею осознана. Многие жизненные ценности, впитанные от рождения воспитанием в традициях семейных, религиозных и даже имперских – изрядно потускнели. Апломб всезнания уступил место жажде познания, аналитике и творчества.
Разбирая бумаги, читая тексты, написанные канцелярским языком, на стилистику внимания не обращала. Важна не форма, а знание, новое знание. Форма придёт сама собой из-под её стального пера! К сожалению, не все справки, подготовленные сотрудниками консульства, своему назначению соответствовали. Каждые семь-восемь справок из десяти – сплошные умозаключения, не подтверждённые фактами! На таких справках, прямо по тексту, Кунигунда ставила синим карандашом вопросительные знаки.  Ничего страшного. Просто нужно переговорить с автором. Информация появится! Для «Таймс» десять строк интересной информации стоят дороже десятка колонок во всю полосу!

Тем не менее, интересной информации было достаточно. На все темы, на все полосы. От рекламной первой до четвёртой хроникально скандальной! Были бы силы и желание работать. Есть материалы в раздел светской хроники, есть сенсации археологических открытий. Конечно, дороже других газета оценивает информацию политическую, каковую можно было бы  использовать в пользу империи и во вред всем её недругам и завистникам. Примерно такую, как в этой коротенькой справке, просто записке на листке из блокнота:

«В минувшем году Россия не только получает кредиты из Франции и продаёт концессии Германии, но одновременно увеличивает вывоз капитала в другие страны: в Персию, Афганистан, в Сербию, в Черногорию. Так, Русский Ссудный Банк предоставил Персии заем в 1 миллион фунтов стерлингов. Иные частные русские банки предоставили заем в сумме двадцати пяти миллионов рублей золотом, обеспечив вложением капиталов предполагаемое железнодорожное строительство, строительство шоссейных дорог, телеграфных линий, в строительство портов на Каспийском море. Общая задолженность Персии России на сегодняшний день составляет около ста миллионов рублей».

Такая информация – сигнал тревоги! Альбион веками был озабочен перманентно набирающем силу гиперборейским медведем… Свой собственный народ тоже нужно держать не только в Господнем страхе, но и в страхе перед державной властью.

Профессор биологии протектор военно-санитарной службы индо-британской экспедиции в Исфахане доктор Джон Котович тоже даром времени не терял. Отдав, по настоянию Кунигунды, в первый по приезду день долг вежливости визитом в Генеральное консульство, более в него не заходил. С европейцами, которых можно было встретить в Тегеране на каждом шагу, не общался. Русских сторонился. Знал по собственному опыту, русского за границей можно опознать не только по речи, но и по походке, по жесту руки, по повороту головы! Более всего опасался неожиданного дружеского удара сзади по плечу и радостного приветствия: «О! Кудашев! Как ты здесь оказался, Александр Георгиевич?»… Опасение не без оснований. Дважды замечал на улицах Тегерана армейских офицеров, знакомых ещё по Маньчжурии. Не суетился. Пришлось сменить гордую поступь офицера Отдельного корпуса жандармов Российской империи на расхлябано-неуверенную походку цивильного учёного-биолога. Одевался просто, но добротно. В пяти шагах его можно было принять за состоятельного персидского купца или чиновника. Чалму правильно наворачивать так и не выучился, но, вопреки европейским обычаям, аккуратную персидскую каракулевую шапочку-папаху уже не снимал при входе в дом!

Ходил по европейским магазинам и лавочкам, смотрел подходящую литературу, заказывал и оплачивал реактивы для обработки фотоплёнки, спирт, медикаменты, наборы стеклянной лабораторной посуды – колбы, пробирки, реторты, мензурки… Ежедневно обедал в харчевне караван-сарая у Большого базара. Знакомился с купцами, угощал пловом либо кебабом, вопросов не задавал, больше слушал, впитывал в себя музыку речи, запоминал диалекты фарси, типы лиц.

Далеко не праздное занятие. Для Кудашева такие беседы – необходимейшая практика разговорной речи на фарси. Лучше, чем в самой столице Персидской империи, практики не получишь. Здесь говорят не только на фарси ирани, но и на всех его диалектах. В каждой провинции, в каждом роде-племени – свои особенности произношения. Истинный тегеранец с первого слова может отличить перса-хорасанца от перса из Шираза. Что уж говорить о других народах – афганцах, курдах, лурах, белуджах, туркменах! Здесь не обманешь, паспортом не прикроешься!
Кудашев слушал и запоминал не только малейшие оттенки речи, но и её музыку. Знал: любой человек в чужой стороне более расположен к соотечественникам, нежели к иноплеменникам. Настороженность, вызванная чужестранным видом собеседника, обычно растворяется в беседе, если разговор идет на языке, не искажённом акцентом.
Была и ещё одна причина, по которой Дзебоев не торопился на встречу со своим агентом. Два дня он держал Кудашева под наблюдением. Остался удовлетворённым: за Александром Георгиевичем слежки не было.

На третий день Кудашев был приглашён на ужин к тебризскому купцу Мирзоеву. Дастархан был накрыт в номере, наполовину заполненном штуками льна и ситца из России. На упаковках трафаретом набиты русские буквы: «Кострома. Мануфактура Кашина». 

Номер с маленьким застеклённым окном, забранным железной кованой решёткой. Одна дверь резного тутового дерева выходит во внутренний двор, вторая ведет в лавочку с выходом на улицу. Очень удобно.
С вечера в лавочку посадили на цепь туркменского алабая. На пороге двери во двор уселся молодой азербайджанец. Острым ножом ловко стружит молодой вишнёвый ствол. Сразу видно – получится не только походный посох, но и хорошая дубина на недоброго человека!

Солнце село. На плацу Персидской казачьей бригады ухнула холостым выстрелом бронзовая пушка, сохранившаяся ещё со времён Надир-шаха. С высоких минаретов звонкими голосами перекликнулись муэдзины. Ночные наряды вооружённых фаррашей перекрыли въезды-выезды в столицу и из неё.   

– Да хранит Всевышний правоверных в эту ночь! – базарные сторожа закрутили свои деревянные трещотки. Эти звуки, подобные тем, что издают своими клювами аисты, не разбудят уставшего труженика, но успокоят и помогут уснуть богатому купцу, берегущему свои товары. У каждой трещотки собственный голос. Пропадет в перекличке хоть один – старшина охраны забьёт тревогу!

В этот час и встретились тебризский купец Гаджи Арсланбек Мирзоев и доктор Джон Котович. Понятно, полковник Владимир Георгиевич Дзебоев и ротмистр Александр Георгиевич Кудашев.

Здоровались в голос на фарси. Говорили в полголоса на английском. Шепотом на ухо – на русском. Обстановка и положение обязывали!

Кудашев передал, а Дзебоев принял дорожный ранец с синемаплёнками. «План мобилизации», документы британского Генерального консульства в Исфахане, отчёт, дневник агента-нелегала… Взвесив в руке посылку, Дзебоев сказал:
– Однако!

Кудашеву пришлось на память коротко пересказать содержание документов, вместившихся более чем в тысячу кадров. 
Услышав эту цифру, Дзебоев не удержался, переспросил:
– Сколько, сколько?

Кудашев повторил. Дзебоев покачал головой. Кудашев не понял жеста. В одобрение или в порицание?
Дзебоев понял его немой вопрос.
– Не торопись, Саша. Ночь впереди. Рассказывай, не спеши.

Кудашеву было что рассказать. Отчитывался по существу, лаконично, конструктивно. Дзебоев не перебивал. Вопреки обыкновению, заметок по ходу отчёта не делал. Только временами постукивал по ковру пальцем.
– Это коротко, – закончил Кудашев. – Подробный отчёт зашифрован, отфотографирован. Агентский дневник тоже.
– Огнеопасный материал! – резюмировал Дзебоев. – Сегодня же отправлю в Ташкент фельдъегерской почтой. Более того, сам поеду. Уверен, вашу информацию ещё и защищать придётся. Не всем она будет по вкусу. В Генштабе, в Военном Министерстве, а тем более – в Царском Селе – разные дуют ветры. Мало кому нужна достоверная информация. Каждый ждёт только ту, что будет соответствовать его собственной точке зрения на положение вещей! Понимаешь меня?

Кудашев утвердительно кивнул головой:
– Начинаю понимать, Владимир Георгиевич. К сожалению, начинаю понимать…

– Вот и славно! – сказал Дзебоев.

Кудашев улыбнулся:
 – Давно не слышал от вас этого любимого выражения! Воспринимаю его как одобрение результатов моей работы.

Дзебоев вздохнул:
– Моя похвала сегодня дорого не стоит, Александр Георгиевич. Нашу работу будут оценивать в Санкт-Петербурге. Подвожу черту: ваш отчёт принят. Переходим ко второму вопросу. Приготовьтесь, Александр Георгиевич, к холодному душу!

Кудашев насторожился. Кивнул головой.
– К сожалению, должен отметить и ряд негативных моментов в вашей деятельности военного агента-нелегала, Александр Георгиевич!

Кудашев напрягся.
Дзебоев продолжил:
– Честно сказать, я не предполагал, что вам удастся адаптироваться в чужой среде в такой короткий срок. Не смел даже надеяться, что вы со своей легендой сумеете внедриться в среду английских аристократов. В выполнение поставленной задачи достаточно было бы остаться простым наблюдателем. Сегодня вы – полноценный участник Большой игры. Документы, полученные вами из первоисточника, способны существенно повлиять на соотношение политических сил на международной арене. Тем не менее, должен сделать замечание, предостеречь вас, Александр Георгиевич. Не как отец, но как ваш прямой воинский начальник. Прошу сделать правильные соответствующие выводы из того, что будет сказано мною!

Кудашев кивнул.

Дзебоев продолжил:
– Хочу, чтобы вы, Александр Георгиевич, научились время от времени смотреть на самого себя, оценивать собственные действия, собственные поступки так называемым взглядом «со стороны». Давайте мы оба взглянем на ротмистра Кудашева «со стороны». Итак, Кудашев сам того не желая и не осознавая, вжившись в образ «подданного Британской Короны», живёт жизнью британского военного чиновника, интересами члена британского колониального сообщества в Персии. Однако, у каждой медали две стороны. С аверса – процесс адаптации русского ротмистра в английского чиновника завершён успешно. Этому факту свидетельствуют результаты работы военного агента-нелегала. Увы, с реверса – процесс адаптации плавно и незаметно перешёл в процесс переформирования самосознания. Первое тому доказательство – связь с Кунигундой Баррат, дочерью покойного профессионального разведчика военного атташе Исфаханского Генерального Консульства Соединённого Королевства в Персии. Проблемы английской колонии у Кудашева стали проблемами его собственными. Враги английской колонии – его врагами. Я не стану читать вам нотации, взывать к неким личностным морально-этическим установкам, призывать вас помнить о вашей семье, оставшейся в России. Тем не менее, хочу напомнить: ваша супруга Елена Сергеевна на последнем месяце беременности. Очень скоро при благоприятном развитии событий вы станете молодым отцом! Я понимаю, геометрическая фигура треугольник – фигура жёсткая. Любовный треугольник – это серьёзная жизненная ситуация. Проблема! Эту проблему нужно разрешить с результатом, который необходим прежде всего вам, Александр Георгиевич, вашей жене и ребёнку, вашей родине – России.   

Кудашев сидел, опустив голову, не смея смотреть Владимиру Георгиевичу в глаза.

– Даю установку на внутренний психологический барьер: никогда, ни на минуту не забывать, что вы, Александр Георгиевич Кудашев, являетесь русским офицером,  исполняющим данный вам и подписанный вами приказ. Вы меня слышите?! – Дзебоев потряс Кудашева за плечо.

– Да, слышу, Владимир Георгиевич!

– Только "слышать" недостаточно, Александр Георгиевич!– теплые нотки в голосе полковника Дзебоева окончательно исчезли.

Кудашев понял, его ждет еще один ушат ледяной воды. Не возразил, не стал оправдываться, как нашкодивший гимназист.

Дзебоев продолжил:
– Твои личные, очень личные отношения с семейством Барратов помешали тебе выяснить истинную причину убийства военного атташе, установить подлинный круг организаторов этого преступления. Твоей особой вины, как разведчика-наблюдателя в этом нет. На то есть еще и аналитики с опытом работы в этом направлении. Но пора, пора и ротмистру Кудашеву вырасти из своих коротких штанишек влюбленного подростка!

Слова Дзебоева были жестоки, но Кудашев сумел подавить в себе нахлынувшую было горячую волну противостояния нанесенной обиде. Он вдруг понял, о чём именно ведет речь его наставник.

Дзебоев не остановился:
– Пишешь, "... полковник Баррат из родовитых, но обедневших шотландских эрлов". Так?

– Так,– ответил Кудашев. 

– По твоим сведениям, семья живет исключительно на жалование полковника?

– Практически. Родовой дом в Петланде принадлежит супруге, урожденной Мак`Кензи. Земельные владения – камни...

Кудашева осенило: – Владимир Георгиевич! Понял, все понял. Все связалось: роскошный новенький "Роллс" Баррата – предоплата за некие услуги Клаусу Пенку, возможно, за свободный переход через контролируемую территорию секретного каравана, русский банкир Лисевич-Кутафьев – посредник в кредитовании операции, немец Пенк – её организатор, скорее всего, куратор операции, разработанной в Кенигсберге, а хивинец лже-Ораз-Сардар – покупатель оружия! Убийство Баррата –
возмездие за сорванную операцию... Правда, вопрос пока остается открытым: является ли в этом деле полковник Баррат предателем своего дела или его героем!

– Вот и славно!– Дзебоев был доволен реакцией Кудашева,– Как говорил Суворов, "Каждый солдат должен понимать свой манёвр"! Уразумел, хорошо. Далее – не твоя забота. С российскоподданными в Россие разбираться будем без тебя.

Кудашев встал, потянулся, покрутил головой.
– Разрешите вопрос, Владимир Георгиевич?

– Мы для этого и встретились.

– Что мне делать с Клаусом Пенком? Он становится непредсказуемым. Рано или поздно нам придется столкнуться. Столкновение закончится кровью. В порядке самозащиты, конечно.

– Внесудебная расправа с Клаусом Пенком, а попросту – его убийство русским военным нелегал-агентом – может стать может стать предметом газетной сенсации. Этот факт больно ударит по самой Россие. Нарушит с таким трудом созданный баланс международных отношений!

– И?! – спросил Кудашев.

– Что «И»?! – готов был вспылить Дзебоев. – Пора уже и самому думать! Работа у нас такая. Очень не простая! Нелегальная! Понимаешь смысл этого определения или нет?!

– Вот теперь понял, Владимир Георгиевич! Хорошо разъяснили. Вопросов больше нет.

– Плохо, Александр Георгиевич! Вопросов много. Решать их часто приходится навскидку. Не всегда есть время на проработку. Тем не менее, хочу, чтобы вы поняли: немецкая община в Исфахане для России имеет свое немаловажное положительное значение. Это добрый противовес английским колониальным амбициям в Персии. Согласно Договора 1907 года между Россией и Соединённым Королевством, Исфахан находится на южной границе условной демаркационной линии в пределах русской зоны влияния в Персии. В Исфахане есть Российское консульство, но нет русского посёлка. Нет Германского консульства, но есть немецкий посёлок или слобода с развитой собственной инфраструктурой, администрацией, военной охраной, разведкой, экономикой, основанной на торговле немецкими товарами, оружием и опиумом. В Германии кокаин в моду входит! Караваны с винтовками Маузера мы от Закаспия и Бухары отсекать научились. Идут они в Индию – доброго пути! В Исфахане нет русских воинских частей. Английское военное присутствие – нарушение Договора. С нашего молчаливого попустительства. Между северной зоной российского влияния в Персии и южной зоной английского влияния – зона нейтральная, обозначенная как зона свободного предпринимательства России и Великобритании. Германия претендует на то, чтобы стать полноправным партнёром в расчленении Персии, превратить нейтральную зону в фактическую немецкую колонию. Конечно, это будет германский плацдарм для вторжения в Индию. Конфликт интересов Германии и Великобритании не должен развиваться на территории России в Закаспии и на Кавказе. Что из этого следует? А то, что мы не должны мешать Германии выяснять отношения с Британией на территории Персии. Возможно, пока. Давай вспомним слова незабвенного императора Александра Третьего: «У России нет друзей, нашей огромности боятся... У России только два надежных союзника – её армия и её флот!». Помни, Александр Георгиевич, ты русский офицер, русский разведчик! Сам понять должен: разведчик – канатоходец. С высоты лучше видно, но велик риск сорваться и разбиться. Береги себя. Никогда намеренно не увеличивай число своих врагов. Никогда, ни при каких обстоятельствах не пытайся ликвидировать фон Пенка! Преступника Пенка, совершившего преступление в Персии, судить в России никто не будет. А Кудашева – в процессуальном порядке – обязательно!

Наступало утро. Заворковали горлинки. Кудашев вспомнил Асхабад. Там тоже горлинки. Только не такие яркие, как в Персии. Господи, как домой хочется! Леночка ребёночка родить собирается… Может, в самом деле, подать в отставку, пойти по судейской линии? Подать прошение в Дворянское собрание, сменить свою сословную принадлежность? 

Дзебоев протянул Кудашеву пиалу с горячим чаем.
– Не одному тебе трудно. Могу пожаловаться и на своё собственное прикрытие. Русский Ссудный Банк в Тегеране – «русский» только по наименованию. К России имеет весьма косвенные отношения. Принадлежит частному лицу – Лазарю Литвинову, известному банкиру и предпринимателю. Недавно Литвинов получил из рук шах-ин-шаха фирман о возведении его… Только не улыбайся, мне не до шуток. В персидские бароны! Мне известно, что этот статут в России подтвердить не удалось. Ну, это в делах так, мелочь, нюанс личностной характеристики.  Читаю прессу, официальные отчёты – складывается впечатление, что банк исполняет историческую миссию – содействует экономическому развитию Персии, строительству дорог шоссейных и железнодорожных, портов на Каспийском море, телеграфных линий и станций… Сотни миллионов российских золотых рублей инвестиций в экономику Персии! На деле – эти цифры дуты. Золото в Персию приходит, но не в таких объёмах и не по назначению. В основном это взятки чиновникам, содержание двора. Я не визирую ни одного договора, содержащего статью о золотом рубле в качестве средства платежа, но в приложении к договору заменённом на необеспеченные ничем векселя акционерных обществ, принадлежащих самому Лазарю Литвинову. Понятное дело, на каждой сделке между любыми контрагентами наживается только владелец банка. Я с моими принципами и пониманием вещей банку уже не нужен, даже вреден. Иной другой на моём месте мог бы соблазниться конвертом «отката» за свою подпись, но его конец рано или поздно этим самым был бы предрешён. Придётся уходить, подавать в отставку. Рано или поздно грандиознейший скандал неизбежен. Не хочу, чтобы банкротство банка было возложено на мою совесть!

Александр Георгиевич сложил губы трубочкой, беззвучно присвистнул.
Помолчали. Кудашев сменил тему разговора.
– Владимир Георгиевич! Вы не прокомментировали информацию о переводе капитана Уильяма Баррата в Нью-Дели!

– Этот факт нужно ещё осмыслить. С ходу могу сразу предупредить: наша связь с капитаном Барратом в его новом качестве офицера Разведывательного отдела Генштаба Армии Индии невозможна!

– Почему?!

– Слаба твоя легенда для серьёзной работы на высоком уровне. Наша изначальная задача какой была? Помнишь? Наблюдение и связь. Никаких активных действий. А ты что? Сумел и на приём к Вице-королю Королевства Индии попасть, и с самим генералом Уилфредом Маллессоном познакомиться! Принял активнейшее участие в необъявленной войне. Скажу тебе то, чего не собирался сегодня говорить. Я намерен ходатайствовать об окончании нашей миссии в Персии. Ты уже попал под прицел двух мощнейших европейских разведок. Проверить факты твоей биографии – первейшая для разведок задача. Что потом? Мы тебя потеряем!

– Не спорю, риск есть. Согласен, из-под прицела британской и немецкой разведок пора уходить. В Исфахане аккуратно свернуть работу. Но в Индию мне нужно попасть обязательно! В Индии Чермен. Уверен, он тоскует по родине. Смог бы сам – давно бы вернулся. Его выручать нужно!  Полагаю, с приобретённым опытом и знанием языков я смогу осесть если не в Дели, так в Амритсаре или в Варанаси… Если не военным агентом, так частным лицом! А, Владимир Георгиевич?! Давайте попробуем!

Дзебоев не ответил. Отвернувшись от Кудашева смотрел в оконце на предрассветное небо. По его щеке медленно прокладывала себе дорогу слеза. Не поворачивая головы, сказал:
– Будем прощаться, Саша. Из Ташкента пришлю тебе весточку. Будь осторожен. Помни, у тебя в Персии нет ни друзей, ни врагов. Держи баланс. Побереги себя для России!
Уже в дверях поцеловал Александра Георгиевича в щёку. Сказал шёпотом на ухо:
– Знать должен: наверняка мы здесь не одни. В РО каждое сведение стратегического значения проверяется не дважды и даже не трижды. Такой информационный разнобой, бывает, разбирать приходится! Будем готовы ко всем неожиданностям. Неизвестно, как наши материалы будут оценены!


***

В шесть утра Кудашев попытался своим ключом отпереть дверь в номер. Ключ не проворачивался. Дверь была отперта. Кудашев толкнул дверь в номер, но не вошел, остался в коридоре. Прислушался. Осторожно заглянул в комнату. Было тихо. В номере пахло не только плавленым воском, но и смесью вирджинского табака с розовым маслом. Запах Уны!  Так и есть. Кунигунда спит за письменным столом Кудашева. Не раздеваясь, в повседневном рабочем сером шёлковом платье с белым кружевным воротником.

Кудашев вошёл в номер. Аккуратно, без скрипа затворил за собой дверь, запер её на щеколду. Подошел к Уне, поднял её, как ребёнка, на руки, и сонную понёс к кровати.

Конечно, Уна проснулась, едва ключ был вставлен в замочную скважину. Но как она могла отказать себе в удовольствии полежать в руках своего Джонни?!

На поцелуй Кудашева Уна отреагировала неожиданно: морским угрем выскользнула из его рук. Поправила воротник платья, причёску. В её взгляде синий холод северного моря. Нет тепла и в голосе.

– Гуд монинг, сэр! Как ночная прогулка? Надеюсь, ещё не всех блох и клещей выловили в тегеранских каравансараях? Почему с улицы рук не моете?!

Кудашев, не отвечая, прошёл умываться.
Номер без ванной, без душа. Рукомойник на стене, фарфоровый таз на табурете под рукомойником. За занавеской.
Пока приводил себя в порядок и переодевался, вспоминал разговор с Дзебоевым. Думал. Голос Кунигунды воспринимал как шум ручья. Что-то очень близкое, естественное по своей природе, но информационно не воспринимаемое.
Когда вышел из-за занавески, увидел: Уна ничком лежит посреди комнаты на ковре, уткнувшись лицом в сложенные ладони. Она плачет, тихонечко скулит, как щенок. Причитает. Разобрать можно только одно слово: «Джон»!
Кудашев опустился на колени, потом прилёг рядом с Уной. Прижался лицом к её плечику. Гладил её по голове.
Уна повернулась к Александру Георгиевичу, прижалась к его груди мокрым лицом. Кудашев губами снял с её щеки слезинку, потом вторую, третью.
Уна поцеловала его в губы. Спросила:
– Ты меня бросил?

Кудашев ответил поцелуем.
Кунигунда привстала, села, скрестив ноги.
– Где ты был, Джон? Я ждала тебя всю ночь. Боялась. Боялась услышать дурную новость, узнать о твоей смерти…
– Не ревнуй, – ответил Кудашев. – Я не хожу по весёлым домам.

– Я знаю, – сказала Уна, – от тебя не пахнет женщиной. Я боялась не измены, боялась смерти.

– Мне пришлось провести эту ночь с нужными людьми, обсуждая некоторые вопросы, касающиеся последних  событий в Исфахане. Знаешь, о чём говорю. Тебе нужно уехать. Хоть на несколько месяцев. Я смогу действовать на месте энергичнее, если не буду беспокоиться о тебе!

– Уедем вместе!

– Я – не так скоро. У меня есть обязательства перед лицами, которые сделали очень многое для нас!

– Ты меня любишь?

– Да, – сказал Александр Георгиевич.

– А меня об этом не спросишь?

– Разве нужны слова? Мне достаточно чувства и интуиции…

– Да, Джоннни, ты сам по себе – существо живой природы, не испорченный тем, что мы называем благами цивилизации. От тебя лесом пахнет, водами большого озера… Ты не юрист, не разведчик. Они женщину одним этим вопросом замучили бы!

– Я, Уна, как собака. Смотрю в глаза и всё знаю. Меня за холку потрепали, а я лизну в лицо от полноты чувств! Здесь не обманешь!

– Это точно, – вздохнула Уна. – Но биолог должен знать: женщина любит ушами! Ей о любви нужно говорить семьсот раз в день. Всё равно будет мало! Зато для самочувствия полезно.

Вместо ответа Кудашев поцеловал Уну. Долго долго!
Освободившись, она вздохнула, посерьёзнела. Тихо спросила:
– Ты не свободен? Кто она?

– Простая скромная девочка. Сирота. Живет в маленьком доме далеко далеко за синим морем и высокими горами. У своей тётушки.  Ждёт меня. Ждёт нашего ребёнка…

Уна долго молчала. Потом вздохнула:
– Хорошая девочка.  Хотела бы я быть на её месте!

***

В Исфахан Кудашев возвращался один. Кунигунда осталась в Тегеране.
– Прости, Джон, – сказала она Кудашеву при прощании. – У меня есть работа. Много материала скопилось. Нужно писать. В Петланде, кроме налогов на недвижимость, ничего нет. Как видишь, я тоже зарабатываю на жизнь своим трудом! Мои репортажи из Тегерана прилично оплачиваются. И не только «Таймс». Репортажи из Эдинбурга мало кого заинтересуют! Так что, пиши письма. Я буду ждать. Сегодня ночью я написала тебе моё первое письмо. Вернее, два. Одно – очень личное. Второе – скорее статья этнографического плана. Она еще потребует работы. Буду счастлива, если чтение моих писем скрасит твой одинокий привал в дороге!

***

Документ № 74

Рукопись статьи в «Таймс».
Уна СКОТТ,
наш корреспондент в Персии.

«Персидские бани, Ашура, Новый год, летоисчисление по лунному календарю в Исфахане и Шахсей-вахсей».

Для европейской женщины, желающей в непринуждённой обстановке попрактиковаться в разговорном фарси, узнать последние городские новости, расслабиться, не попадая под внимательные взгляды мужчин, нет лучше места, чем женская исфаханская баня. Хаммам по-персидски!
Для прекрасной половины народонаселения Исфахана баня значит то же самое, что для светской европейской женщины опера, модный магазин, ночной ресторан или розыгрыш Эпсомского Дерби на Аскотском ипподроме в Англии. С одной спецификой: без мужчин, конечно! Отдых, развлечение, выход в свет, возможность неформального общения. Знакомство в бане никого ни к чему не обязывает, поэтому разговоры, ведущиеся там, более откровенны. Однако, в бане есть возможность завязать весьма нтересные и полезные знакомства.
Не говоря уж о первостепенных назначениях бани – гигиеническом и даже оздоровительном!
Рождённые в Древнем Риме как «термы», получившие своё развитие и распространение в Византии, в Османской империи уже назывались «хамам» (в Исфахане произносят с удвоением «м»- «хаммам»).
В Персии бани были известны ещё со времён завоевания Александром Македонским. Думаю, во времена Селевкидов они ещё не были настолько роскошными и публичными.

То впечатление от «хаммам», что пришлось испытать мне, явно носило характер царского удовольствия!

Жаль, не было возможности запечатлеть феерические дворцовые красоты интерьеров «хаммам» на фотопластинки. Не увидеть лондонским денди красоту персидских леди, принимающих в клубах пара горячие ванны в мраморных бассейнах либо массаж на лежаках сандалового дерева!
Ароматы мыла из кокоса, розового и миндального масел, шум фонтанов, женские голоса, негромкий смех, изредка звонкие шлепки ладоней массажисток по обнажённым поясницам!
После энергичных процедур можно отдохнуть либо в общем зале, либо в одной из узких галерей, расходящихся от большого бассейна, в который вас не допустят с улицы без предварительного омовения.

Отдых не просто на каменной скамье или на полу. Здесь всё из прекрасного мрамора – стены, колонны, пол, скамьи. Камень подогревается снизу горячим воздухом по специальным трубам подаваемым по всей площади помещений бани. Служащие – женщины – поливают подсыхающий камень водой. Стоит лёгкий парок.

Рядом со мной располагается большое семейство – мать и её четыре девочки. Знакомимся. Госпожа Мехмене-Бану – жена солидного человека, землевладельца. Знакомству со мной рада. Соскучилась по собеседнице, готовой слушать. В несколько минут успела рассказать все последние Исфаханские «новости», альковные, разумеется. Не постеснялась задать вопрос, есть ли в Лондоне подобные хаммам. Огорчилась, узнав, что публичной бани такой красоты и комфорта в Лондоне нет. Пожалела бедных британцев. Поинтересовалась, где, каким образом и как часто моются в Европе. Рассказала, что баня в Персии предписана мужчинам раз в неделю, женщинам – два раза в месяц. Но она со своими девочками ходит еженедельно. Зимой даже чаще – лечить простуду в сезон проливных дождей.
Сегодня посещение бани носит ритуальный характер. С заходом солнца наступает первый месяц Мохаррам персидского Нового года – Ашура!

Новый год? С заходом солнца? Я была несколько обескуражена. Не сразу сообразила, что речь идет о летоисчислении по лунному мусульманскому календарю! Не забыла, сегодня среда  двадцатого декабря 1911-го года. Спрашиваю, как у персов? Получаю ответ: сегодня 29-ый день двенадцатого месяца Зуль-Хиджа 1329 года. С заходом солнца наступает Ашура – Новый 1330-ый год хиджры, первый день святого месяца Мухаррам. Понимаю, новый лунный 1330 год хиджры начинается 21-го декабря.
Так, новое знание пришло из весьма неожиданного источника, из хаммама! Мусульманское летоисчисление ведется от переселения – Хиджры – пророка Мухаммада или Мохаммеда из Мекки в Ясриб, названный позже городом пророка, то есть Мединой, в 622 году от Рождества Христова.
Лунный год, состоящий из 12 месяцев, основа мусульманского календаря. Лунный месяцы состоят из 28 и 29 дней, тогда как по солнечному – 30-31 день при одном месяце феврале в 28 дней, который содержит 29 дней один раз в четыре года, в високосный. Так как год по солнечному календарю содержит 365 (366) дней, все даты лунного года относительно солнечного смещаются примерно на 11 суток вперед. Отсюда – невозможность привязки конкретных дат к астрономическому времени. Новый год по лунному календарю «кочует» из года в год по всем двенадцати месяцам!

Госпожа Мехмене-Бану рада моей сообразительности. Хочет сделать мне приятное, с улыбкой вспоминает: прошлые дни нового года совпали и по григорианскому, и по хиджре! Это первый день первого месяца Мухаррам 1329 года хиджры и первое января нашего 1910-го года! Пробую в уме просчитать, когда будет новый год у персов в 1912-м году. Не получается. Ошиблась. Мехмене-Бану поправила меня: 1-й день 1-го месяца Мухаррам в 1331-м году хиджры выпадает на 10 декабря 1912 года от Рождества Христова. На вторник. Пояснила, новый год в Персии отмечать как праздник не принято. Напротив, в Мухаррам приветствуется пост, благонравное богоугодное поведение, раскаяние, молитвы, благодеяния.
Госпожа Мехмене-Бану предупредила меня, чтобы я воздержалась выходить в город десятого Мухаррама. Само собой разумеется, на десятый день от похода в хаммам я вышла в город в одежде персидской женщины скромного достатка.

Господи! Какого страха натерпелась! Нет, я была в безопасности. Никто меня не пытался обидеть. Такое зрелище – не для слабонервных. Потом оно мне неделю снилось.
По главным улицам города от мечети к мечети под барабанный бой и звуки труб шла организованная толпа мужчин всех возрастов – от седобородых старцев до подростков.

Это не парад, это религиозная церемония мусульман-шиитов. Это не толпа, это хорошо организованное скорбное шествие всех мужчин –мусульман-шиитов Исфахана. Не только этнических персов. Улица превращена в реку, двигающиеся волны которой, обнажённые по пояс мужчины. Это река скорби. Скорби по имаму Хусейну, сыну Али, внуку пророка Мухаммада, мученически убитому в Кербеле.
В этой церемонии, в этой траурной процессии верующие шииты стремятся не просто воспроизвести  в театральной мистерии страдания и мучения Хусейна. Но каждый из её участников стремится сам лично испытать эти страдания!
В руках мужчин плети, ремни, цепи. У многих оружие – ножи и кинжалы. И впереди процессии, и в самой гуще верующих священнослужители и дервиши. Вот один из них – седой старец в халате, спущенном с плеч от пояса до земли, в высоком белом войлочном колпаке с силой бьёт себя по обнажённой спине плетью. Кричит: «Шах Хусейн, вах, Хусейн!»! На его спине прибавляется ещё один кровавый шрам!
Тысячи мужчин в едином порыве подхватывают этот клич: «Шах Хусейн, вах, Хусейн!»!!! В религиозном экстазе бичуют себя. Многие режут своё тело ножами, оставляя кровавые раны.
Вслед за взрослыми с плачем и причитаниями бегут, прижимаясь к обочине дороги, мальчишки. Совсем дети. Им ещё нельзя принимать участие в церемонии.
Слышны их крики:
– Отец! Отец! Брат! Дядя! Не надо, хватит! Береги себя!

Спасая своих родственников от ударов, разрывающих плоть, мальчишки подставляют под кинжалы и цепи палки, свёрнутые в трубку куски мешковины, даже собственные ручки!
Вот упал на дорогу, потеряв сознание один из участников мистерии. Женщины и дети, стоявшие на обочине, оттаскивают в сторону окровавленное тело, оказывают пострадавшему помощь.

Физически от толпы меня отделял только один шаг. Не будь я женщиной, психическая волна экстаза могла бы вовлечь меня в мистерию. Я почти была готова кричать вместе со всеми и наносить себе удары цепью, рвать своё тело в кровь, не чувствуя боли.
В Персии немного улиц, разделённых, как в Европе на проезжую часть и тротуары. Я стояла, прижавшись к стене, с рисков быть вовлечённой в толпу.

Когда один из участников мистерии, поравнявшись со мной, с криком поднял над своей головой окровавленный кинжал, я упала в обморок.

Очнулась на ковре в прихожей какого-то богатого дома под струёй холодной воды. Вокруг меня женщины. Что-то громко и быстро говорят на фарси. Сняли с меня човдур, испуганно заголосили, увидев мои белокурые волосы. Их причитания прервал громкий властный голос. На мой лоб упала капля ароматного уксуса. Я окончательно пришла в себя. Увидела: рядом со мной моя добрая знакомая – госпожа Мехмене-Бану!
Что ж, Исфахан не Рим и не Лондон, город маленький, ничего в этой встрече особо невозможного не было. Однако, была, была реальная возможнось остаться на улице, растоптанной, как раненая птица, толпой.

Госпожа Мехмене-Бану помогла мне привести себя в порядок. Приказала подать мне чаю, предложила кусочек сухой лепёшки. Попросила прощения, объяснила: сегодня не праздник, сегодня день скорби, пост.

Ещё долго смотрели мы из окна на процессию. Госпожа Мехмене-Бану рассказывала мне предания – "хадисы" – о жизни и смерти шаха Хусейна, погибшего десятого Мухаррама шестьдесят первого года хиджры или в  шестьсот восьмидесятом году от Рождества Христова в бою под городом Кербела. Воины Омейядского халифа Язида Первого нанесли правоверному шаху Хусейну двадцать девять колотых и двадцать семь рубленных ран!
В этом же сражении погибли юный Али Акбар, семнадцатилетний сын имама Хусейна, а также племянники Аун и Мухаммад – сыновья его родной сестры Зайнаббинт Али. Враги не пощадили и шестимесячного малыша Али Асгара, расстреляв его из луков. Народная память сохранила имя злодея, отрубившего имаму голову – Шимр.

Десятого Мухаррама Ковчег Ноя, известного из святых сборников преданий «хадисов» как Табут аль-Нух, по окончанию всемирного потопа причалил к суше. Десятого Мухаррама иудейский святой Муса – Моисей – со своим народом спасся от преследовавших его Фараона и его войск.

В этот день в Заповедной мечети Мекки на Каабе аль-Бэйт аль-Харам, что означает «священный дом», меняют покрывало на новое, а старое разрезают на кусочки и дарят мусульманским общинам мира…
Вот такой необыкновенный День!
Я плакала от всей души в этот день скорби вместе с моей новой подругой. Не жалела о том, что не побоялась одна выйти в этот день на улицу!

Впервые в своей жизни увидела гигантское собрание народа в несколько десятков тысяч мужчин, как один человек спаянных общей идеей. По команде своих руководителей – организаторов масс – исполняющих их волю!

Вернувшись домой, записала в блокнот пришедшую на ум мысль: «Станет ли идея суфражизма той политической теорией, которая будет способна поднять массы на борьбу за равноправие женщин с мужчинами? И победить в этой борьбе? Скорее всего – нет. Борьба за власть всегда велась с кровью. Горькой была бы такая победа. Мужчины будут править миром всегда. Плетью, мечом, порохом. Насилием и смертью. А женщины будут любить, рожать детей и воспитывать их добрыми, честными, трудолюбивыми на радость родителям и на благо своего отечества».
                Уна СКОТТ.

Примечание: из этих записок статья в «Таймс» так и не получилась, опубликована не была.


***    *****    ***
***    *****    ***