Детскими глазами...

                Детскими  глазами....

                "Время украшает прошлое
                обаянием"
                Анри де Ренье

      Через много, много лет я, действительно, понимаю, или, вернее, начинаю понимать
детские впечатления прошлого; тогда в них возникало чувство абсолютной истины,сейчас то,
снизошедшее к постижению зрелым умом, лишь подвигнуто к подступам этой истины. И теперь я знаю, что никогда взрослому человеку не уразуметь детское представление о мире и о еди-
носущем. Надо лишь с тиховейной последовательностью следовать от случайной удачи за сох-
ранившимися детскими впечатлениями...

      Двор бывшего барского, скорей, купеческого дома наполнен новыми жильцами комнат и
комнатушек;уже сколочены стайки и стаюшки на месте сада,к новому порядку общежительства сооружена помойка, сколочен мусорный ящик с крышками, невдалеке септик, выбеленный извёсткой, имевший три, а то,и четыре отделения-кабинки.

      А дальше плотный забор, отделяющий мир жильцов от мира казённого длинющего четырёх-
этажного, недавно отстроенного лесотехнического института, где для студентов лесоинженерного факультета доставлены: трофейный новый паровоз для узкоколеек,подвижные
электростанции для сцепления с паровозом (тоже трофейные).

      Но территория по длине вся изрыта песчаной землёй,вынутой из глубокой траншеи: то
ли под водопровод, то ли под канализацию, которую в городе только-только начали прово-
дить.

      Я беру смелость следовать в лихе детских дум и поступков,в которых только и пестрят
житейские картинки, начиняющие далёкие, порой,трагические будни страны.

      ...Пятилетний Виталька в тёплый апрельский день выбежал из дома во двор с чёрным куском хлеба, чуть посыпанным сахарным песком. Он ловко побежал к дальнему забору, легко
вскарабкался на крыши стаек по мусорному ящику и с любопытством всматривался в снующих взад и вперёд с лопатами светлозелёных людишек,что-то сюсюкающих между собой на непонятном языке.То были пленные японцы, занятые копкой траншеи.

      Ближе к забору прохаживался красноармеец в замызганной шинеле с висящей на плече винтовкой со штыком.Виталька с аппетитом откусил кусочек сладкого хлеба и прожёвывая,
увидел,что японцы просительно уговаривали охранника о том, чтобы ближе подойти к забору.
Он махнул рукой,мол, "идите"! Несколько японцев подбежало и с восточной лукавинкой,
взглядывая на Витальку своими опухшими от голодухи лицами, зашептало: "Малшик, а, малшик,
дай хлиба,а? - А я, во! фонарэк завтра!"... "И я фонарэк,фонарэк,фонарэк..." - звук этого слова исстаивал в воздухе... Виталька нагнулся с крыши на забор и грязной ручонкой как бы вбросил в протянутую руку надкушенный кусок хлеба (он боялся отдать кусок из рук
в руки - вдруг перетянут и его?).Хлеб мгновенно разошёлся по ртам пленных.Но тут красноармеец прикрикнул на них,увидя своего идущего вдалеке командира.Светло-зелёные не-
уклюжие фигурки дружно стали исправлять нужную работу.

      Так продолжалось несколько дней.Дома заметно убавлялся хлеб, так трудно достовав-
шийся семье в ту пору,хотя мать Витальки работала фельдшером-акушером в железнодорожном роддоме, где кстати и родился в войну непоседливый этот ребёнок.

      ...Ночью ему снились заматерелые в подневольном труде зеленоватые мешкообразные
фигуры иноплемённых людей,и он медленно шёл среди них по отвалам земли и беспрерывно раздавал трудный сибирский хлеб жаждущим. Ему было хорошо и радостно...Его вдруг разбудил
возмущённый голос отца: "Ты сегодня на улицу не пойдёшь!Хватит хлеб отдавать в прорву.
Вот сестра твоя в школу утром идёт не евши".

      И его родители запирали на ключ до обеда. Ключ клался под порожек с внешней коридорной стороны,который с обеда брала сестра и открывала дверь.Она тут же запирала дверь,чтобы Виталька не ускользнул на улицу.Он лишь с форточки окна второго этажа
взглядывал поверх сараев в далёкий двор института,лишь иногда оттуда чуть доносились
возгласы конвойных и пленных.

      ...И эти небольшие картинки из детства остались в Виталькиной памяти навсегда.Хотя
чуть позже двумя годами институт зимой горел: жилые дома рядом стоявшие с Виталькиным
были в опасности.Люди вязали узлы и готовились к выезду,так как огромные горящие деревянные обломки от потолков и от перекрытий ветром доносило до жилья и стаек. Тушил пожар весь город. Только потом в народной молве значилась цифра 13, т.е. тринадцать по-
гибших при пожаре и его тушении: то ли японцев,то ли пожарных. А в памяти его отпечатливались тёмные фигурки людей,балансировавших на верхних обгоревших краях стен
четырёхэтажного гиганта в предутреннем стылом тумане нарастающего зимнего дня.

      Отец после двух фронтовых ранений тоже был конвойным, был в командах, с которыми отправлялись эшелонами пленные немцы в Воркуту на шахты.

      Как странно всё же в жизни бывает.Вот и здесь в далёкой Сибири Витальке уже в воз-
расте семи лет пришлось увидеть и немцев.Они тоже,как раньше японцы,копали землю по центру улицы Благовещенской под канализацию строящегося совдеповского дома Советов.

      А водил за руку там по улицам младший брат отца,отслуживший войну старшиной на
востоке.Важно одно,в глазах ребёнка остались запечатлёнными глубокие, напряжённые внима-
нием и ожиданием чего-то глаза исхудавших немцев, одетых во что-то чёрное, видимо,в бывшую обмундировку.И пацаны - сверстники виталькины - также, как и он, их как-то боялись и сторожились, хотя они были под охраной уже автоматчиков,с неуклюжими тяжёлыми автоматами с круглыми дисками.

      Но они в городе пробыли, видимо, недолго, так как вездесущему Витальке не удавалось их видеть ещё, даже в районе Суриковского сквера,где они занимались земляными
работами.

      Таковы впечатления семилетнего мальца большого города, которые однако не снижали
уровень детских игр и забав,более того,играя "в войну", его сверстники всегда стремились играть "за русских" и бить "фрицев".Или, играя "в мечи", всегда радостно побеждали как
бы на Руси ханов Батыя и Мамая! Т.е. была всесильная идеология в мальчишеском возрасте
лучшей страны мира.И задумываться тогда было не о чём.

      Да - а - а... А задумываться уже было о чём.В светлости детской игры - всё и просто, и сложно,сложно-то нам,взрослым, которым в силу умудрённости житейской невоз-
можно: ни биологически, ни физиологически познать мир детской единосущности.

      Вот ватага из соседних дворов мальчишек и девчонок бегают в догоняшки: визжат,гогочут, кричат, спорят. Они бегают из двора во двор даже с какою-то неустроенностью быта! Их текущие дела - это дело миростроения! и вдруг...вдруг взору за-
пыхавшихся мальцов открывается уличная картинка...

      Жаркий июньский день,даже полдень.Проезжей частью уличной дороги бредёт колонна измятых, заросших и с повязанными за спиной и на груди какими-то мешками и узлами,шаркая по мостовой тяжёлыми несуразными бахилами на ногах. Взгляды их нечаянно встретившихся
с минуту с оторопелыми,но любопытствующими взглядами Витальки,вселяли и ужас, и жалость, и какое-то сиюминутное раздумье.

       Конвойные иногда покрикивали, что-то произносили,что понятно было идущим: то ли
подтянуться,то ли ускорить движение. Ему уже было ясно: это люди злые, мешающие добрым...
а мы живём здесь "правильно", как говорит ещё сталинское радио, сталинская школа...

      И всё же что-то наподобие вздоха сочувствия в его груди содеялось, что-то внесённое
в рассечку детской игры несообразное, что мешает ей к дальнейшему продолжению... и игра
затихает...

      А был для сибирского города обычай препровождать ряды невинно осуждённых,как после говорили - по политическим мотивам,вместе с уголовным элементом,от железнодорожного пикета какого-то Гулага, или же с пересыльной тюрьмы до енисейских барж, готовых принять
в себя любые количества людей для отплытия на Север.

      Картинки были частыми, Виталькин взор притуплялся,но оставался как бы с чувственной
памятью, которая нет-нет,да воздействовала на последующие годы, которые и демонстрировали
становящуюся "умудрённость" взрослеющего взрослого.

      Виталька и его сверстники в летнюю пору бегали даже к речному вокзалу - деревянному
(сталинский - с колоннами и со шпилем ещё только строился) и издалека смотрели на отправки барж - не только с заключёнными,но и с рыбаками,плывущими на путину,с вербова-
нными, отбывающими на стройки Севера, просто, с гражданами страны Советов (только были ли таковые?). И лебёдки непрерывно перетягивали тюки чего-то в трюмы ненасытных барж,
всё было в гомоне,суете.Но любопытство усиливалось в наблюдении за конвойными,которые были с автоматами ППШ, да иногда и за н - кэ - вэ - дэвскими фигурами с наганами.

      Родители за такие вылазки на Енисей и ругали, и даже, били, наказывая ремнём.
      - Ты опять бегал на берег? Приплёлся домой уже в вечер, вокруг темнеет, - как-то
автоматически проговаривала мать.
      Отец пока молчал.
      Чтобы как-то "задобрить" его, Виталька находил нужный ответ:
      - А сегодня дядя Семён, отец Валерки Селина с Черноусовым на рыбалку уезжали.Они
же угощали нас зимой омулем!
      - У - го - ща - ли! - не унималась мать, - иди, давай,ешь картошку, пока тёплая,
там огурцы солёные - уже последние из бочки достали...

      Но умер "отец всех времён и народов".Вот в городе появились и расконвоированные,
частью реабилитированные, частью приобщённые к стройкам города.

      А невдалеке начато было строительство спортзала для лесотехнического института,вер-
нее,возводили пристройку к главному корпусу.Здание фасадом выходило на улицу, а сам
фасад обустраивался с квадратными колоннами и с обязательным антаблементом.

      Виталька, представленный в летние каникулы самому себе,подходил к стройке, которая
была на месте недавно снесённых трёх расхристанных домов (один из них, правда, был двух-
этажным). Здесь жила знакомая детвора - этот ностальгический мотив и притягивал его к себе...

      Начиналась кладка колонн,у крайней справа колонны по фасаду трудился расконвоированный худощавый мужчина интеллигентного вида с глубоким выразительным взглядом, с правильными чертами лица (Господь не даст слукавить! - это характеристическое замечание унаследовано из детской памяти взрослым человеком!).

      -А, вы, дяденька,что строите? - полюбопытствовал мальчишка ради того, чтобы
войти в разговор (он наперёд знал,что здесь строят).
      - А, спортивный зал, вот,будешь в футбол здесь играть! - с восклицанием проговорил каменщик.

       По деревянным мосткам в две доски подкатил тачку с кирпичом суховатый человечек,
еле отдышавшись. Он не торопясь опрокинул тачку рядом с колонной, также не торопясь,
развернул её и покатил вглубь стройплощадки.

      Так в незатейливом разговоре и познакомились.А разговорившись, Виталька обмолвился,
что отец его работает кладовщиком при ресторане городского парка.
      -О, да ты бы, паренёк,хоть чего-нибудь поесть принёс, у нас тут скудный обедишко-
то бывает,а? - с какой-то подчёркнутой живостью проговорил сходу собеседник.
      -Ладно, принесу завтра!
      -А я - тебя Виталием звать-то? - а я тебя выучу играть на мандолине!Вот корпус достроим,там мы временно жить будем.

      Виталька приносил сваренную картошку в газетном кульке с куском хлеба с вложенным на него куском масла, а то и куском горбуши солёной. А масло было прислано из деревни бабушкой - настоящее топлёное! Радости знакомого и тех, кто рядом с ним работал не было
предела.
      -Да, я, Николай Петрович, завтра в деревню уеду на месяц с мамой, она в отпуск
уходит.Приеду, прибегу к вам и буду учиться играть на мандалине,отец разрешил!
      -Да, да, да! - приходи обязательно!

      После поездки в деревню он в конце августа поспешил к новому корпусу спортзала:
кругом лежал строительный мусор - то в одном месте, то в другом - груды лопат,койл,ло-
мов присоседились к стенам, у стен - строительные леса...

      Он поднялся по лестнице на второй этаж - туда, где должно было со временем поме-
щаться место для болельщиков соревнований.У торцовой стены вдоль от одного края до дру-
гого были устроены деревянные нары, на которых (с дальнего края от входной двери) рас-
полагался знакомый с висящей рядом на стене мандолиной.

      -О, Виталик, ну, давай браться за инструмент! - деловито произнёс он, благо,что
сегодня воскресенье!
      -Давайте! - ответил малец, притом, тут же вручил "учителю" вязку деревенских сушек,
уже чуть затвердевших. Сушки тут же "ушли" под мешок в головах.

      Виталька уже освоился с плектором,кое-как усвоен пассаж "Во саду ли, в огороде".
Кругом "расквартированные" занимались своими бытовыми делами и уроку музыки не мешали.

      А тут начались школьные дни, родители не поощеряли отлучки сына в спортзал. Но,
всё же он там бывал. И вот однажды, придя к месту поселения "жильцов", Виталька увидел,
что нары опустели: кругом мусор, клочки бумаги, какое-то тряпьё - людей нет! По окон-
чательной амнистии все как бы враз устремились на вокзал, чтобы быстрее выехать поез-
дом к своим родным местам...

      Да, это какой-то небольшой итог, скорее,итожик изначальных детских впечатлений
к 12- летнему возрасту мальчика.Но они были подосновой осязательного отношения к реальной
жизни впечатлительного человека. Здесь был сгусток того высшего,что со временем, постепенно, выпрастывалось в самотукещую жизненную канву, по которой ткалась на будущее сама жизнь, но никогда не открывавшаяся в своей первозданной тайне, ибо миг тайны дет-
ства временная нить самой судьбы человека.

      В ней с неистощимой обязательностью соседствует нечто нескладное, несуразное,но и
с невыразимой цветоносностью, в сказочном поле которой два цветка - надежды и тайны
детства: первый не вянет никогда, второй - вечен....

                28.10.12г.