Нелегальное производство собак

                НЕЛЕГАЛЬНОЕ ПРОИЗВОДСТВО СОБАК

или

МОСКОВСКОЕ ТАНГО  В СОБЛАГЕ


        Памфлет







                1

Журналист желтого московского журнала «Успех» Фома Гордеев отрыл тему. Он пометил ее в своем блокноте на рабочем столе в редакционном компьютере: «Люди и собаки». Хотя  Фома был давно убежден, что  заядлые собачники - это замаскировавшиеся фашисты, человеконенавистники, у которых только одно желание: или  побольше нагадить людям под окнами, в подъезде, на тротуаре, или с помощью  собак загрызть кого-нибудь до смерти, один  «собачий» звонок в редакцию  заинтересовал его. В телефонную трубку плакала девушка, представившаяся волонтером собачьего приюта «Березовая роща» Катя Маслова. От нее он узнал, где находится собачий рай, куда  попадают  бродячие псы. После разговора с Катей Фома вбил в блокнот заголовок будущей статьи: «Концлагерь для Мухтара». И нашел в Интернете рекламу этого «рая». Оказалось, чтобы попасть в «Березовую рощу», надо наскрести 10 тысяч рублей. Отвезти бездомную псину на пересечение Варшавского шоссе с МКАД и отдать ее водителю белого фургона. Через пару дней безродная шавка попадает в рай. То есть в немецкий приют, где по утрам ей делают массаж, кормят исключительно диетической индейкой, а блох извлекают серебряным пинцетом. Примерно так рекламировала свои услуги некая группа волонтеров при собачьем приюте.
- Вы не представляете! - рыдала в трубку Катюша Маслова. - Собак два раза в месяц увозят в неизвестном направлении. Узнать об их судьбе невозможно. Тут орудует целая шайка. Их или на опыты продают, или выбрасывают где-нибудь за городом...
Девушка сказала, что написала заявление в прокуратуру. Но Фома Гордеев решил попасть в собачий приют первым. Катя выдала его за начинающего волонтера-спонсора. Для убедительности Фома тащил тяжелую Катину сумку с собачьим кормом. Корма было много: правительство Москвы на каждую бездомную собаку в муниципальном приюте тратит 147 рублей в сутки. Это столько же, сколько получает в день  московская пенсионерка по минимуму. Но эти сердобольные старушки не знают о затратах московского правительства на бездомных собак,  лезут в чулочек и достают свои «гробовые», лишь бы Шарику и Тузику, подобранному на улице, было хорошо. Что потом происходит с собакой, им не сообщают.
Как только железные ворота с грохотом захлопнулись, в нос ударил запах псины и тысяча собачьих глоток стали приветствовать Фому. Он тут же вляпался в собачье дерьмо. Ветер носил клочки шерсти. «Явно не курорт, СОБЛАГ, какой-то», - подумал Гордеев. Собаки находились в двухэтажных бараках. Фома видел документальные фильмы о концлагерях в Заксенхаузене и  Дахау. Ему вдруг показалось, что тут все очень похоже. Не хватает только вышек с автоматчиками.
Пока Катя переодевалась, собаки плакали. Натурально, как люди, и это поразило Фому. Бобики за решеткой  жаловались на свою судьбу, и будто человеческие причитания  слышались в этом вое. Что журналисту показалось очень странным.
- Сейчас, сейчас, накормлю вас, - приговаривала Катя, натягивая бриджи. Пояснила, - этих мы у бомжей отняли. Они уже их съесть приготовились…
Фоме показалось, что из-за угла сейчас выйдет Шариков с окровавленными руками. Но вышел таджик Рамзан со своими грязными тарелками. У обслуживающего персонала только что закончился завтрак.

2


Катюша кормила собак и рассказывала о себе, бывшей учительнице литературы. Фома узнал, что она бросила преподавание в школе, поскольку уже не видела смысла в обучении детей предмету, которого, по сути, уже и не было. Какие-то два урока в неделю по изуродованным, сокращенным текстам с нелепыми безграмотными комментариями. Так учить Пушкина и Толстого хуже, чем вообще не учить русских классиков. Она стала подрабатывать репетиторством и «воспитывать» собак. Здесь, в СОБЛАГЕ, она читала им  стихи и отрывки из романов Достоевского, которого знала почти всего наизусть. К сожалению, собаки не реагировали на классику и очень напоминали ей ее бывших учеников. Иногда Кате казалось, что в одном углу вольера зажался дебилоид Коля Митрофанов, по нечистотам скользит, пробираясь к кормушке, толстяки несчастный диабетик Дима  Мелихов.
  Оказалось, что бывшая учительница  ежемесячно тратит на СОБЛАГ по 10 тысяч рублей при доходах от репетиторства в 30 тысяч. На  корм,  лекарства и объявления в газетах типа: «Очаровательная девочка ищет хозяина». Только без толку - собак из приюта забирают очень редко. Зато несут сюда стаями. Поэтому приют переполнен. Вместо 600 собак здесь напихано 1050. И на каждую шавку выделяется 147 рублей в сутки.
-Между прочим,- заметил Фома,- содержание одного заключенного обходится государству в 90 рублей. Странно: интерес к собакам в стране сильнее, чем к людям за решеткой, что-то здесь не так…
-Нам стали  поступать заманчивые предложения о переводе собак в германские приюты, продолжала говорить Маслова, не отвечая на замечание Гордеева.- Там и условия содержания, и медицина, и гуманность. Европа, одним словом. Там их устроят через приют в приличную семью.  Для полного собачьего счастья требовалась только незначительная сумма - 10 тысяч рублей. Я и согласилась. Передала деньги. Привезла двух своих собачек на МКАД. Причем потребовали с меня 22 тысячи.  И вот целый год я звоню и спрашиваю, что с моими собачками? Мне отвечвают: все нормально,  собачки пристроены в семью. А фото можно увидеть? Фото нет, потому что новые хозяева против. Тут я поняла, что меня надули. Бог с ними, с деньгами. Я за собачек переживаю! Может, выпустили их под кустом. Погибли они, может?
Катя выпрямилась, вытерла пот под шапкой и прошептала:
-  И только я одна обратилась в прокуратуру. Другие боятся. Нас шантажируют. Прямо заявляют открытым текстом, что будут проблемы со здоровьем, если шум поднимем. Здоровье что? Его и так уже нет. А вот собачек обещают выкинуть из приюта. Так уже случалось. Приходишь, а клетка пуста…
Вернувшись в редакцию, Фома связался с Мюнхеном. С очень известной собачьей общественницей и журналистке фрау Мюллер. Раньше, до переезда в Германию, она была Раисой Мюллер из Миллерово, что на юге России.
- Из России никого не вывозим,- сообщила она,- у нас только в Баварии около 400 собачьих приютов. И все они переполнены. Сейчас кризис, а за содержание собаки в домашних условиях надо платить 100 евро в год. Многие немцы отказываются от питомцев. И государство тоже сокращает расходы на приюты. Мы сами не знаем, что делать со своими собаками. В Германию пытаются ввозить собак из Италии и Франции. Но это не законно.
«Так куда же уезжают собаки дважды в месяц из Москвы»? – размышлял Фома. Или их выпускают на свободу где-нибудь на подольской помойке, или все же экспортируют в Германию. Но определяют не в приюты, а в лаборатории для проведения опытов. Официальные квоты на ввоз лабораторных животных - 5000 особей в год. Этого явно недостаточно. В Германии очень гуманные законы по отношению к животным. Например, сломать позвоночник собаке под наркозом можно. Но при условии, что прямо на этом столе надо будет срастить позвоночник. Главное, чтобы собака не проснулась и не почувствовала боль. А хирургам надо сначала сломать, а потом, через полгода, срастить. Как в жизни. Вот и идет охота на собак и кошек со сломанными хребтами, выбитыми глазами и оторванными лапами. За такую особь можно получить от 700 до 1000 евро.
Гордеев вспомнил, как увезли все-таки из столицы в Германию породистого норвич-терьера Фаню с парализованными задними лапками. Она попала в известную клинику. А теперь законная хозяйка уже месяц бьется, чтобы вернуть собачку-инвалида в Москву. Без толку. Скорее всего, над ней уже колдуют немецкие хирурги.
 Гордеев позвонил Кате и уточнил, не для этих ли целей и собирают здесь деньги с сердобольных старушек?  Маслова подтвердила – именно под каждую собачку, предназначенную на экспорт, отбираются у них последние деньги. Распространяют слезливые листовки с фотографиями собак, которых, если немедленно не отправить их в Германию, умертвят. И дают счет для перевода денег. А еще объявляют сбор средств в Интернете под эту же самую собачку.
- Получается, везут ее, бедолагу, в Германию по тройному тарифу! – догадался Фома.- Ну тогда уж в самом деле  пусть прокуратура разберется в этом большом собачьем секрете.
-А вы статью опубликуете?- робко спросила Катя.
-Обязательно!
В это время в вольере танцевала и танцевала на задних лапках белая кудрявая собачка-пуделиха.
-Это что, из цирка привезли?- спросил Фома.
-Не знаю, может, и из цирка. На артистку похожа,- сказала Катя.


3

Но статья так и не вышла. А Фома Гордеев куда-то пропал, и сколько ему Катя не звонила, он не отвечал. В редакции говорили, что он в командировке в собачьих приютах. Маслова спрашивала и там, но никто журналиста не видел. А в приюте,  куда она привозила корм, появились новые собаки. Одна из них – крупный  рыжий кобель неопределенной породы – помесь овчарки с терьером. Он грустно смотрел на Катюшу из своего угла и не подходил к корму, а когда она протягивала к нему руку,  угрожающе рычал и не давал себя погладить. Чем-то этот кобелек напоминал Масловой журналиста Фому Гордеева. А вскоре пропала и она. Собачки скучали без своей попечительницы и грызли новенькую,  маленькую рыженькую сучку, забившуюся в ужасе в самый дальний угол вольера. Утром приходил Рамзан и ласково звал ее «Димка, Димка,  ходи сюда, я тэбе корма дам». Но Димка жалась к холодной стене и не шла на зов.
Однажды она вырвалась на свободу, когда Рамзан зазевался и оставил на минуту вольер открытым. Димка пробежала под вольерами и пробралась  в щель под воротами, ободрав спину об острые металлические края. Рамзан долго бежал за ней, но Димке удалось скрыться. Потом  узбека долго и больно бил его начальник – ведь Димку должны были вместе с рыжим кобелем отправлять в Германию. СОБЛАГ по вине  неразворотливого Рамзана терпел убытки. Бесчувственного работника отнесли в большой корпус за воротами приюта. Больше его никто не видел. А через некоторое время в вольере, где прежде сидела Димка,  появился  средних размеров черный кобелек. Пришел начальник СОБЛАГа и тихо сказал: «Ну здравствуй, глупый Рамзан, теперь вместо своей Димки по наряду пойдешь, может,  поумнеешь…» Посмотрел, потом повернулся спиной к вольеру и ушел.
В конторе он углубился в чтение журнала «Успех», откуда недавно  сюда приезжал корреспондент. На  обложке было помещено фото известного шахматиста и сообщалось, что Гарри Каспаров укусил сотрудника МВД возле здания Хамовнического суда. Столичная полиция готовит материалы в Следственный комитет в связи с этим инцидентом, сообщили журналистам в пресс-службе ГУ МВД России по Москве.
 «Мы подтверждаем, что один из сотрудников 2-го оперативного полка ГУ МВД России по Москве был укушен гражданином Каспаровым при задержании у здания Хамовнического суда», - заявил представитель Главка. По его словам, пострадавшему полицейскому пришлось обратиться за помощью в медучреждение, где у него был диагностирован укус мягких тканей кисти и указательного пальца, а также повреждение надкостницы левой руки.  «По данному факту собираются материалы, которые будут переданы в подразделение Следственного комитета для принятия процессуального решения», - подчеркнул представитель пресс-службы.
Директор СОБЛАГа покачал головой и прошептал: «А-яй-яй! Как
неосмотрительно…» И принялся  считать свободные места в вольерах.
А Димка тем временем бродила по городским улицам, искала пристанища или доброго человека, который пригреет ее хотя бы на время. Такого бедственного положения у бывшей учительницы еще не было никогда в жизни. Да, в рыженькой сучке с нелепым  мужским именем скрывалась бывшая учительница русской литературы Катюша Маслова. И она помнила обо всем, что с ней произошло. Хотя Рамзан и ударил ее по голове,  подло подкравшись сзади, она  чувствовала, что он  куда-то тащит ее, потом насилует, потом … яркий свет и опять темнота, беспамятство и вольер со злым рыжим кобелем в углу, который не давал себя гладить.
Это был журналист Фома Гордеев. И хотя он очень злился на Маслову, заманившую его в этот ад, и был готов растерзать учительницу, однако, ее несчастье сроднило их. После побега Масловой, Фома только и думал об освобождении. Хотя одна мысль не давала ему покоя и обнадеживала. Это отправка в Германию. Как знать, может быть, там делают обратные подпольные опыты – по превращению собак в людей? И тогда ему не стоит спешить с побегом, попробовать счастья на немецкой стороне? И Фома все откладывал и откладывал свой побег, до тех пор, пока в приют не приехала машина и не забрала его и двух других собак. В фургоне они не общались и молча, свернувшись в калачики, доехали до Германии.
А Димка все бегала и бегала по улицам родного города, но так и не нашла ни у кого поддержки и понимания. И тогда она поняла – надо искать работу. Ради нее  долго металась по дворам, и в одном доме ей стали платить за охрану двора объедками со стола. Но еды не хватало. В доме жили в основном старухи-пенсионерки, которые выносили лишь пустой  вермишелевый суп, кашу и обглоданные рыбьи головы. А Димке нужны были кости. Большие и крепкие говяжьи кости, мозговые,  с круглыми мослами. Чтобы надолго хватало. И она снова приступила к поискам работы.
Озаботилась Димка дополнительным заработком еще потому, что  ждала щенков от Рамзана.. Навязчивое желание если не погрызть кость, то хотя бы понюхать запах  говяжьего бульона,  привело ее к  детскому саду. Она и не думала получить здесь работу – слишком  недоступное место,  за высоким железным забором, за которым целый день, до самого вечера, стоит  шум и гам от  маленьких орущих человеческих детенышей. Димка  остро ощущала их  терпкий запах – от них постоянно пахло мясом. Правда, вареным, приправленным  лавровым листом и луком.  Но запах мяса перебивал  остальные, и у Димки кружилась голова, она ложилась в траву под забором и мутным взглядом провожала каждого детеныша, который приближался, подбегая за мячиком или потерянной куклой. Протянутые маленькие ручки казались ей сквозь пелену голодной дурноты сладкими мозговыми косточками. И эти косточки тянулись к ее  морде,  тыкали пальчиками в нарисованный черный треугольник застывшей улыбки, тянули за усы. Димка  нервно облизывалась, щекоча детские пальчики, а детеныши  с восторгом визжали и бежали к толстой очкастой тетке, которая с трудом  переставляла  ноги, заплывшие жиром от  сладких детсадовских мозговых косточек, подходила к собаке и тоже тыкала пальцем в  улыбчивую морду рыжей суки.
Та ей понравилась, и она распорядилась, чтобы ее кормили с кухни. Теперь Димка охраняла и детский сад, целый день бегая по запретной территории, расталкивала орущих детей, гоняла чужаков вдоль забора. Новая работа отнимала много сил. А с утра  еще нужно было обежать старушечий двор, чтобы получить на завтрак миску  пустой лапши. Димка чувствовала, что щенков у нее в животе слишком много, чтобы накормить всех этой лапшой и костями с детсадовской кухни. И по ночам искала дополнительный доход. Счастье вновь подвалило, она нашла и третью работу – на свалке у бомжей. Там ей кидали  куски сырого мяса, которое привозили из супермаркетов в  вакуумных упаковках. Мяса было много, да брать его не разрешалось даже  воронам и крысам.  Одна из них, самая толстая, лысая от  старости и обжорства, Зойка,  разжиревшая на  этих вакуумных упаковках до неимоверных размеров, так что стала похожа на  нутрию, рассказала Димке все неписанные правила здешних хлебных мест.
Отмытые  бомжами упаковки снова шли в продажу, но уже на городских улицах. Даже за один украденный кусок  любой вороне грозил расстрел на месте. «Что уж говорить о нас,- вздыхала Зойка, утираясь длинным  хвостом в редких волосах,- любой камнем достанет.- Они и своих бьют до смерти за такие дела. Вон трое отселенцев живут впроголодь. За это самое и пострадали. Голодают, два дня назад мою соседку сожрали…»

4

Димка плохо слушала  толстую  лысую крысу, она внимательно осматривала территорию, прикидывая  объем  работы. Охранять здесь  нужно обширную территорию, да еще следить не только за такими, как Зойка,  но и за отселенцами. «Но я ведь молодая, и лай у меня – ого-го!- размышляла  Димка,- может, возьмут?» И ее действительно взяли. От радости она три раза обежала свалку, разогнала ворон,  гавкнула на крыс и наступила лапой на Зойкин хвост. Побегала вокруг отселенцев, но не лаяла, а лишь  слегка порыкивала. Потом, взглянув искоса на хозяина, который копался где-то далеко, подошла поближе, понюхала каждого и… легла рядом с  самым молодым, положила улыбчивую морду на лапы.
-Смотри-ка, Ленька,- признала тебя псина!- улыбнулся отселенец Вовка и заинтересованно  посмотрел на Димку. Она вильнула хвостом и прикрыла глаза.
- Не чувствует, дура, что я собак жру,- ухмыльнулся тот.
-Давно?- поинтересовался  Ленька.
- С 1992 года. Но не убил ни одной, подбираю задавленных машинами. Съел штук 160.
Вороны тоже вкусные и сытные. Лягушки напоминают рыбу, только жестче и горчат. И ни одной вороны и лягушки не убил, подбираю мертвых.
-А кого же ты убиваешь? – спросил угрюмо отселенец  Майкл.
-Только слепней и гнус. Ими хорошо можно наесться на природе, на крайний случай, в пути.
- Да чё то ты гонишь, дядя, - сказал Вовка.- Найти не убитую животину в городе весьма проблематично, на мой взгляд. У нас в городке, да и в Москве тоже, собак, например, травят два раза в год, вороны летают между машин и не заметно, чтобы они сталкивались с ними. А лягушек вообще нет в городе. Так что отпробовав дохлой собачатинки, можно так травануться, что хуже той псины себя почувствуешь. Извини, за резкость.
Ленька в ответ вдруг заговорил невпопад и стихами:
-У нас собаки остались только летучие, я сочил ей оду. Летучая собака, родная моя мать, меня ты научила читать, считать, писать. Открыты все дороги, а ты назло врагам подалась в педагоги на радость дуракам .Законченным дебилам пошла мозги вправлять, воспитывать в них граждан, тетради проверять. До пенсии трудилась, потом один дебил тебя из интереса стрихнином отравил.
При этих словах Димка встала и, отряхнувшись, отошла в сторону.
-Смотри-ка – понимает, рыжая,  человеческий язык!- воскликнул Майкл.
-Да собаки сегодня умнее некоторых людей,- пробормотал Вовка.
-Ты что хочешь сказать?- насторожился Ленька. Димка поняла, что сейчас начнется поножовщина. И отошла еще дальше.
И все-таки ее тянуло к людям. Она снова поднялась и пошла к другой группе бомжей, чтобы погреться рядом и послушать, о чем говорили там. Там говорили о политике и о паскудной собачьей жизни. Один сказал:
-Скоро все передохнем, в городах останутся только собаки!
-Если и они выживут,- поддержал его другой и пнул ногой Димку.
Ей пришлось снова убегать. «Ну нет покоя в обеденный перерыв»,- тоскливо думала она, плетясь к стае псов на краю свалки. Но, услышав, о чем говорят собаки, Димка поняла, что попала к «своим», СОБЛАГовским. Она присмотрелась повнимательнее и увидела в стае Рамзана.
-Что, не услужил своим хозяевам?- спросила она язвительно.
-Пошел ты, Димка, а зря бежал, спину воротами драл, нас все равно отпустили, видишь?
-Вижу,- сказала Димка.- А для чего отпустили-то?
-Слушай сам, узнаышь,- прошептал Рамзан и навострил уши.- Ты потом мне расскажи, а тоя я плохо понымаю.
Белый с редкими черными подпалинами кобель говорил, как читал по бумаге. Это была программа действий выпущенных  соблаговцев. Но прежде Белый сделал вступление:
-Вы все понимаете, как оказались в собачьей шкуре, а, главное – почему.
-Почему?- осмелился спросить Рамзан.
-За непослушание. Каждый из вас гнул свою линию, дул в свою дуду, ругал деньги и олигархов, пил на кухне водку, не хотел заниматься бизнесом и ходил на митинги. А некоторые,- он выразительно посмотрел на Рамзана,- не выполняли свои служебные обязанности и вредили хозяевам…
-Зачем на меня смотрышь? – гавкнул Рамзан,- по двенадцать часов работать и осел не выдержит, а я – чэловек!
-Да неужто?- гавкнул в ответ Белый, и окружающие его собаки залились веселым лаем.
-Вот собаки!- заплакал Рамзан.
Димка отодвинулась от него подальше и подумала: «Хорошо хоть никто не знает, что у меня щенки от этого придурка».
-Теперь мы должны искупить все свои проступки, выполнив определенное задние. И тогда исправившиеся вновь смогут стать людьми…
-А я не хочу,- пискнула блондинистая сучка-пудель, встряхнув непокрными кудряшками на голове.
-Куда ты не хочешь? - уточнил Белый.
-В люди не хочу.
-Ну и не  надо,- сказал он.- На тебя отдельный наряд.
-И нарядов никаких не хочу,- снова пискнула пуделиха.
-Вот была дурой и осталась,- вздохнул Белый.- Не о тряпках речь, о хозяине. Тебя сейчас заберут, поступил заказ.
-От кого?- испуганно прошептала блондинка.
-Не беспокойся, от крутого мужика. За ним не пропадешь!
-Не хочу,- крикнула пуделиха,- спасите, умоляю! Дайте мне любое партизанское задание. Я могу даже пронести взрывчатку в СОБЛАГ. Только не отдавайте этому мужику. Он садист и извращенец. Он убьет меня.
-Да зачем ты ему нужна в таком виде?- удивился Белый.
-Сам что ли не знаешь, говорю – извращенец!
-Ладно,  разберетесь. А насчет взрывчатки ты погорячилась,  СОБЛАГ во как нужен, нам же еще туда возвращаться на переделку.
И тут  за горами мусора показался черный джип. Блондинка бросилась бежать, но на ее пути грозно встал Белый. Подоспевшая охрана хозяина сгребла пуделиху и брезгливо швырнула ее в приоткрытую дверь, откуда высунулась толстая белая рука в золотых кольцах и втащила  блондинку внутрь.
-Завидую,- вздохнул Белый и вернулся к стае. Однако джип  только отъехал, как вновь открылась  дверь  машины, и наружу полетела разодранная пополам блондинка. Белый, дождавшись, пока джип уедет,  подошел к  пуделихе. Кишки разлетелись по земле,  из двух частей собачки  сочилась кровь. Белый глубоко вздохнул в себя пряный запах, было видно, что ему хочется полизать свежатинку, но он не решился.
-Вот видите,- сказал он грозно подошедшей стае,- чем заканчивается непослушание. Эта особь не захотела слушаться хозяина, выполнять его волю и заслужила смерть даже в таком жалком виде.
-Да так-то, конечно, проще,- тихо прошептал Рамзан,- от жэнщины  много крови…
«Идиоты»,- в смятении  подумала Димка и кинулась прочь, обратно к переселенцам.
-Куда ты?- грозно гавкнул Белый,- для тебя тоже есть работа.
-У меня уже три работы, и я в положении,- отгавкнула в ответ Димка. А про себя подумала: « Придурок,  я и в школе директора слушать не стала, и с вашим хозяином СОБЛАГа собачилась…» Тут она задумалась и грустно прошептала: «И дособачилась…»

5

Белый же снова собрал вокруг себя стаю и стал раздавать наряды. Задания были самые разнообразные и очень интересные. Например,  кому-то нужно было втереться в доверие к пенсионерам и пенсионеркам, которые  шустрят против олигархов, напрягая государственный бюджет  своими пенсиями, проникнуть к ним в квартиры и ночью, пока спят, перегрызть им горло. И в детских садах, где мест не хватает, тоже нужно бы подгрызть человеческих детенышей. В бедных семьях собрать информацию о нищете, потом поднять шум, нагадив всем соседям под двери, чтобы опекунские советы не дремали и забирали  детей  от родителей. А те пусть дальше пьют и освобождают квартиры, которых тоже сильно в государстве сегодня не хватает. Но и про богатых не следует забывать. Среди них почти все - пресытившиеся извращенцы, зоофилия многим не чужда. И если в домах богатеньких обнаружится слишком много белого цвета,  нужно понять, что это – бунтовщики, готовят государственный переворот. Вот таких и нужно выводить на чистую воду, то есть, измазать в грязи, даже пожертвовав своей физиологией. Белый  думал, что от такого мерзкого задания откажутся все, но нашлись желающие. «Надо же,- хмыкнул он,- и среди собак есть извращенцы!»
-А если среди вас есть добрячки, то они могут не рассчитывать снова вернуться в лабораторию, где им вернут человеческий облик, - грозно предупредил Белый. И рассказал в назидание историю собаки, которая была послана в семью, чтобы окончательно скомпрометировать ее, а вместо этого спасла главу семьи от гибели.
Она не дала погибнуть своему хозяину, уснувшему в нетрезвом виде на железнодорожных путях. Машинист поезда заметил мечущуюся на дороге собаку и применил экстренное торможение. Мужчина спал прямо на железнодорожном полотне, будучи мертвецки пьяным. Как оказалось, он решил свести счеты с жизнью и поэтому, прежде чем лечь на рельсы, выпил бутылку водки, очевидно, чтобы точно совершить задуманное.  Когда собака увидела приближающийся поезд, она начала оттаскивать хозяина вдоль железнодорожного полотна на обочину. Благодаря тому, что тормозной путь поезда очень длинный, она спасла его, но сама не успела убрать задние лапы, и их переехал поезд. Животное умерло на месте.  Пьяного мужчину каретой скорой помощи доставили в железнодорожную больницу. Тут же была установлена личность спасенного: он оказался 48-летним безработным. Сообщается, что он является частым гостем вытрезвителя. В больнице выяснилось, что у него сломано два ребра и имеется рваная рана плеча. Согласно его объяснениям, он решил покончить с жизнью, потому что ему «все надоело».
-Видите, чем  вам грозит щенячья доброта? – поучающее произнес Белый.- И какой смысл было гибнуть нашему брату, если там же успешно  покончили жизнь уже десять бедолаг-неудачников? Среди людей происходит сегодня естественный отбор, как в джунглях, но все-таки, медленно. Поэтому на нас с вами ложится почетная задача ускорить этот важный государственный процесс. Ведь все мы – неудачники в нашем прежнем обличье. А сегодня мы кто?
-Тэррористы?- догадался  Рамзан.
-Дурак! Мы – чистильщики!
Димка, спрятавшись у отселенцев, не спала, она притворялась. На этих троих у нее были свои планы. Ей некуда было девать щенят, которые должны появиться со дня на день. В подъезде старухи их обязательно утопят. В детском саду она скрывала свою беременность, опасаясь увольнения. А тут Димка приглядела  хорошую ямку рядом с шалашом отселенцев. Если притащить туда тряпки, которых здесь завались, то дом получится хоть куда. Хорошая квартира, старухи бы позавидовали. Отселенцы  топить щенков не станут. Какое им до них дело? И воронам склевать не дадут, если что. Алкаши люди чувствительные, Димка это давно узнала, потому что  искреннюю ласку видела в своей жизни только от глупых человеческих детенышей и вот от таких…
Конечно, ей уже трудно  бегать по трем работам: живот тянет, ноги устают, спину ломит и голова, как пьяная. Но куда от детей денешься? Не выкинешь же их, раз они уж там завелись и есть постоянно просят. Вот родятся, подрастут, начнут сами еду добывать, тогда и отдохнуть можно. Хотя – едва ли ей захочется терять три такие работы. Это же настоящий подарок судьбы, она даже не понимает, за что ей такое счастье? Только бы поладить с этими отселенцами, пристроить щенят.
Через неделю Димка ощенилась в яме рядом с шалашом отселенцев. Они радостно заглядывали в ее «квартиру» и таскали одного за другим едва  обсохших  новорожденных, рассматривали их на свету и смеялись, а Димка заискивающе лизала им руки. Заглянула и толстая лысая  Зойка, но Димка злобно рыкнула и даже щелкнула зубами для острастки и сказала, оголяя клыки : «Подойдешь, убью!» Она знала, что эта толстуха запросто в ее отсутствие  разделается с детьми, и ненавидела крысу лютой ненавистью. В этот день она не пошла на работу ни в  старушечий двор, ни в детский сад, а лишь обежала  свалку, и то один раз, для формы погавкав на ворон.
И старухи, и очкастая толстуха, между тем, волновались по поводу отсутствия улыбчивой рыжей  собаки. Дети в саду все спрашивали: «Где наша Димка? Мы хотим Димку-у-у».
А та кормила щенков в своей яме и дремала, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Пришел хозяин, приподнял тряпку, посмотрел на щенков, покачал головой и ушел. Потом вернулся, бросил  упаковку с сырым мясом и сказал: «Жри, псина, раз родила…» Но  упаковку тут же подхватили отселенцы, Ленька радостно кричал:
-Крестины сучьи будем делать,  не возражаешь, собачка?
Что могла  сказать им Димка? Она не посмела спорить. Отселенцы  ей нужны как няньки для щенят. И снова задремала. В яме у нее были зарыты  здоровенные бычьи мослы, так что об  ужине она не беспокоилась.

6

К вечеру нагрянули гости. Безработный журналист Лемехов и поэт-бомж Пудиков. Они частенько наведывались к отселенцам, кушали у них шашлык из забракованного магазинного мяса, жареных кур, выброшенных птицефабрикой, запивали разбавленной жидкостью для мытья окон.
-Что празднуем?- спросил Пудиков, потирая  пухленькие ручки, не знакомые  хотя бы с какой-нибудь работой.
-День всемирного равенства и братства,- ухмыльнулся Ленька.
-Тогда  пора петь гимн,- заметил  многозначительно Лемехов.
-Гимн нынче поют только  футболисты,- вздохнул подошедший на шум хозяин,- ты-то, борзописец, гимн знаешь?
-Не-а!- весело откликнулся Лемехов.
-Вот, а футболисты знают, потому что учат, стараются.
-А им за это деньги платят, зеленые,- хохотнул Лемехов.- Мне бы заплатили, и я бы выучил!
-А я выучил!- сказал Пудиков,- хотите, спою?
-Пой,- разрешил хозяин, покатывая камушек носком рваной кроссовки.
-«Ой вы сени мои сени, сени новые мои, сени новые кленовые, решетчатые!»- взвизгнул Пудиков.
Отселенные загоготали. Димка насторожилась. Она знала, сейчас будет пьянка. И начала нервно вылизывать новорожденных.
-Если ты поэт,- говорил, потягивая  стекольный очиститель  Ленька,- ты должен  свои стихи   рассказывать. А то что это – сеня? Какой такой сеня? И почему – в решеточку? Сиделый, что ли?
-Неграмотный ты человек,- засмеялся хозяин,-  в школу-то, небось, ни одного года не ходил? Сени – это фольклор!
-Кто?- опять не понял Ленька.
-Дед пихто и бабка с пистолетом. Пей, знай. Не приставай,- отмахнулся  Лемехов.
-Нет, почему же?- возразил Пудиков.- Если народ просит поэзии, я почитаю. И, наклонив голову, тихо прочитал:

Украдкой время с тонким мастерством
Волшебный праздник создает для глаз.
И то же время в беге круговом
Уносит все, что радовало нас.

Часов и дней безудержный поток
Уводит лето в сумрак зимних дней,
Где нет листвы, застыл в деревьях сок,
Земля мертва, и белый плащ на ней.

И только аромат цветущих роз-
Летучий пленник, запертый в стекле,-
Напоминает в стужу и мороз
О том, что лето было на земле.

Свой прежний блеск утратили цветы,
Но сохранили душу красоты.

-Ты что это? Ты как… как ты мог, сукин сын не опубликовать это при мне?- закричал Лемехов,- ты бы спас меня, да и себя тоже – сидели бы друг против друга в теплом редакционном кабинете, сборничек клепали. А ты скрыл… Не-на-вижу!
-Ненависть – подруга дьявола,- философски заметил Пудиков, потирая пухлым кулачком  желтый ячмень на правом веке.- Да и не по адресу – Шекспир это написал, Вильям.
-Кто?- переспросил Ленька.
-Дед пихто,- снова  передразнил его Пудиков. - Не суетитесь, ребята, давайте выпьем, ибо  истина все-таки в вине.
-Вот и работай с такими придурками,- зло пробормотал Лемехов.- Обведут и заведут, черти полосатые. Шекспиры…
Хозяин сидел в глубокой задумчивости, навеянной стихами. Потом чмокнул, позвал рыжую ощенившуюся квартирантку:
-Иди-ка сюда, чудное созданье,- и хлопнул себя по колену.
Димка поняла, что хозяин зовет, и послушно выползла из ямы, подошла к нему и легла у ног. А он вдруг  сильно прижал ее голову к земле  рваной кроссовкой и начал говорить, глядя на костер:
-Ты слышала, псина, лето наше прошло, зима на пороге и смерть. Страшно нам? Да ни хрена! Это те придурки, что в высоких креслах сидят, думают, что будут жить вечно. И им стра-а-шно. Но закон для всех один – природа нам дает пинка под зад. А без него что было бы?  Одна старость на свете и безумие. Жили бы такие, как мы, не умирая, и мир дал бы дуба  в сто лет.
-А такие, как они там, в креслах, если бы жили вечно, мир бы не взбесился?- спросил Ленька.
-Еще быстрее,- усмехнулся Лемехов.- Не сомневайся.
-Да-а, дела,- вздохнул Пудиков и сказал хозяину,- да отпусти ты  собаку-то, сдохнет.
Хозяин приподнял ногу, и Димка вскочила, отряхнулась и  бросилась обратно к яме. Даже кость, брошенную ей, не подхватила, а лежала тихо, нюхая ночной свалочный воздух.
-А давайте я здесь вам газету буду издавать,- предложил вдруг Лемехов, вставая и пьяно пошатываясь.
-Зачем это?- насторожился хозяин.
-А из чувства протеста. Назовем ее: «Весна на Заречной улице». Здесь же улица Заречная самая близкая? Пусть в ней выскажут  свое мнение самые свободные люди – бомжи. Уж они-то лучше всех знают, как жить, с кем жить… Приедет к вам телевидение,  всем выдадут документы…
-Да, и регистрацию в сизо,- язвительно заметил хозяин. – Пока я здесь – никаких газет не будет!
-Неймется  хоть чем-нибудь привлечь внимание одной особы,- засмеялся  поэт Пудиков.- Все мечтаешь завлечь теледевушку  Настьку Забелину? Поздно, поезд ушел, к старому возврата больше нет. Ищи себе девушку … хотя бы  тут.
-Я тебе!- погрозил ему кулаком Лемешев.- Назло всем начну издавать газету на свалке. Ведь не было еще такого, не было же, согласись! А все остальное приелось, приторно, невкусно.
-Ну, завелся,- поморщился  Пудиков,- как на редакционной  планерке – вкусная статья, невкусная. Тьфу, никогда не любил этот твой дурацкий сленг. И что за выражения такие, противные!
Отселенцы мирно подремывали на ящиках около костра, Димка поняла, что сегодня поэта бить не будут. И тоже задремала. Утром ей надо было рано вставать, чтобы не опоздать на работу в старушечий двор, а потом в детский сад.

7


Настя Забелина работала на телевидении. У нее не было там ни родственников, ни знакомых с лохматой лапой, ни покровителей, и поэтому она  служила телерабом. Ей не давали делать  репортажи с места какого-нибудь события, не подпускали к  популярным программам в роли ведущей. Она пахала на рекламодателей. Главным заказчиком на целый год был  мясокомбинат. Настя вечерами дома разучивала свои роли по сценарию. Холодильник у нее был забит мясными вырезками, дом провонял ими так, что жить в нем было уже невыносимо. Она и ее маленький сын Костик  не переносили мяса ни в каком виде, а уж сырое вызывало у них такую аллергию, что приходилось горстями пить лекарства. Несчастный анемичный малыш покрывался  красными пятнами и сам становился похож на кусок говядины. И у Насти то там, то тут на теле проступали коварные пятна. Она боялась, что из-за них лишится рано или поздно работы.
А зрители,  глядя на экран телевизора, видели  красивую нарядную женщину с  короткими  светлыми волосами и большими зелеными серьгами в ушах,  завидовали ее непыльной и легкой работе.  Многие девушки мечтательно заглядывались на тонкие кисти Настиных рук, которыми она перебирала кровавые куски говядины, гладила их, ласкала, даже накидывала себе на запястья. В это время  женщина в телевизоре была похожа на какую-нибудь инопланетянку, которая только-только познала земную радость красной говядины.
И никто не мог даже заподозрить, что силы у нее на исходе, что после каждой передачи ее рвет в туалете телестудии, а по ночам мучают кошмары. Да так, что она кричит, пугая сына. Он тогда спрашивает, плача и расталкивая ее : «Мама, почему ты воешь, как собака?» «Потому что мне больно, сынок»,- отвечает она, с трудом раздирая тяжелые веки, едва ворочая языком.
Настя понимала, что работа может убить  ее и сына, но  другой возможности заработать денег у нее не было. Одна только плата за детский сад  отнимала половину ее семейного бюджета. Каждое утро она тащила туда Костика, который покорно уходил в «группу», как было там принято говорить, и махал на прощанье ей худенькой ручонкой. В группе его встречала очкастая толстуха. Она ненавидела мальчика и его мать, которую целыми днями показывали по телевизору с мясом. Толстуха считала ее богатой, но скупой, потому что Настя не давала ей взяток. Это был редкий случай, когда мать так рисковала своим ребенком. Она не понимала, что за  ту мизерную зарплату, какую получала толстуха и ее подруги, они и за летающей мухой не стали бы присматривать, а не то что за толпой орущих ребятишек. «Хоть бы мяса кусок принесла, дура непонятливая!»- зло думала толстуха каждое утро, принимая в группу Костика.
Мальчика Насти в детском саду не докармливали, отнимая тарелку с  супом, который он не успевал доесть, забывали дать булочку или сырник, а  котлету вываливали рыжей улыбчивой суке Димке. Костика каждый день били мальчишки, топтали его модные кепочки, рвали красивые рубашечки. Но он никогда не жаловался дома, потому что очень боялся - ночью мама еще  громче будет выть собакой.
И Димка укусила  Костика за пальчики первого. А за ним уже покусала еще двоих ребятишек, хотя они не пахли, как он, мясом. Этих двоих очкастая толстуха забрала к медсестре и  продезинфицировала ранки зеленкой, предварительно промыв их перекисью водорода. И уже после этого осмотрела  ручку Костика и отправила его  умываться. Ранки у мальчика саднили, и он подставил ручки под холодную воду, подержал их так, а потом потер неумело мылом и опять полил водой. Он  полил бы еще, но толстуха строго велела идти ему за стол.
Вечером Настя узнала, что  в детском саду  троих мальчиков покусала собака, и один из них – ее Костик. Осмотрев ранки на руках у сына, она с ужасом увидела, что  они не обработаны йодом или зеленкой.
-Почему?- задыхаясь, спросила она  очкастую толстуху.
-Я не посчитала нужным это делать. Там всего лишь царапины. И еще неизвестно,  может быть, его покусала  ваша собственная собака. Дома…
-Но у нас нет собаки,- возразила дрожащим голосом Настя.
Толстуха пожала плечами и ушла в группу. Однако на следующий день все переменилось. Рано утром Настя отвела сынишку в пастеровский пункт, где уже  зафиксировали два укуса. А когда  обнаружился третий, врачи потребовали Настиного разрешения ввести сыворотку.
-Нельзя его колоть,- опять задыхаясь, сказала она.- У него аллергия, дизбактериоз. Он может умереть от этих уколов.
-Тогда пишите расписку,- сказали врачи.
Она написала и, шатаясь, едва держась на ногах, повела  Костика домой. Тут-то ее и догнала  очкастая толстуха. Ковыляя на бревнах - ногах, она,  как могла, поспешала за Настей и бормотала дрожащим голосом:
-Напишите отказ от претензий к детскому саду. Ведь меня уволят. Умоляю вас!
Настя заметила, что толстуха держит в руках деньги. Ее затошнило, и она кивнула головой:
-Завтра напишу. Но и у меня к вам просьба.
-Какая?- с готовностью выполнить любую  прихоть родительницы, спросила толстуха.
-Отрежьте собаке голову!
-Как это?
-Обыкновенно. Поймайте, усыпите, отрежьте голову и отправьте в ветлабораторию на анализ на бешенство. Вы ведь знаете даже из наших передач, что в городе  очень много бешенства.
-Но как же мы будем ее ловить?- расстроено спросила толстуха.- Она и нас покусает…
-Как хотите, так и ловите,- твердо сказала Настя.
Этой ночью она кричала и выла собакой так, что проснулись соседи за стеной и в ужасе слушали нечеловеческий женский вой.

8


Димка встала с рассветом и выползла из ямы. Она очень хотела есть, щенки всю ее высосали, и живот  мотался, как тряпка. Подошла к кострищу, понюхала. Из еды ничего не осталось.  Отселенцы спали в своем шалаше, поэт и журналист ушли. Она даже не стала обегать свалку и двинулась в город. На дороге уже вовсю ревели автомобили, разгоняя сонных ворон с веток. Димка бежала по обочине и вдруг увидела на асфальте кусок разваленного мяса, из которого сочилась кровь и текла по дороге. Это была Зойка. «Ишь  лопнула, словно шар,- подумала Димка.- Мяса-то на ней как много. Но жрать не станешь эту жирную падаль,  а в магазинах  крысиной колбасой не брезгуют… Мясокомбинаты разживаются крысятиной,  работала я как-то там месячишко. Насмотрелась. Сама чуть в мясорубку не попала».
Она вспомнила, как на скотобойне по конвейеру  двигались, толкаясь вздутыми боками и ссорясь за место впереди, старые костлявые коровы, которых привозили за сто верст из деревень. Эти коровы давно отслужили свое, не давали ни капли молока, и  огромный забойщик равнодушно и методично тыкал  каждой из них  длинным острым ножом в бок. Он точно знал, куда надо ткнуть, чтобы  корова, завалив голову набок, тут же упала вниз, на подъемник, в одно мгновенье освобождая место следующей. Время от времени подставлял к какой-нибудь дыре в коровьем боку кружку, цедил в нее кровь и пил – медленно, маленькими глотками. Шея его тут же наливалась этой кровью, капли со дна кружки  лились на пол, прямо на морду Димке, и она слизывала их, замирая от удовольствия. Она  любила этого забойщика преданно и самозабвенно, иногда  ей даже казалось, что они  - брат и сестра. Во всяком случае, ей хотелось так думать.
Прибежав в старушечий двор, Димка сразу кинулась к своим плошкам. Но они были пустые и сложены стопкой. «Гляди-ка, огорченно подумала она,- только день не была, и уже уволили, вот скоты! Родить не дадут». И с волнением  бросилась в детский сад. На площадке уже выгуливали  детей. Увидев Димку, они бросились обнимать и целовать собаку в ее улыбающуюся морду. А она лихорадочно  обнюхивала их – от кого-то явственно тянуло сырым мясом. У Димки потемнело в глазах – так  хотелось есть. Она юрко бегала между детьми, увиливая от надоедливых поцелуев, искала, у кого из них мясо. Наконец, нашла. Это был  самый маленький и самый худенький мальчик, с белой, почти прозрачной кожей, с тонкими ручками и ножками. Он протянул к собаке  свою белую правую косточку, и она  схватила ее в рот, лизала и прикусывала. Мальчик страшно закричал и выдернул  косточку из собачьей пасти. Димка заволновалась и стала бегать между детьми, прихватывая всех подряд за  белые косточки. Поднялся общий рев,  очкастая толстуха переваливалась на  ногах-бревнах,  махала на Димку руками, гнала ее с участка.
Димка поняла, что все и здесь для нее кончено, что из-за своей родовой горячки она потеряла две хорошие работы. Но еще страшнее была мысль, что ее прямо здесь сейчас убьют, и она не сможет покормить щенят. Димка бросилась вон с участка, дворник с бранью захлопнул за ней ворота.
Она быстро вернулась на свалку, подбирая по дороге в рот что попало. Съела бы и  раздавленную Зойку. Но  ту машины  уже раскатали на асфальте в сухую лепешку. Приближаясь к шалашу отселенцев, почувствовал запах жареного мяса.  Подбежав, увидела, что те жарят что-то на вертеле. Вползла в яму. Но щенков там не было. И тут только Димка поняла, что отселенцы  жарят ее щенков на костре. Она лежала в яме и смотрела не вертел. Потом уснула. А ночью встала и снова ушла в город.
Прибежав в старушечий двор, вошла в подъезд и легла на тряпку, на которой  время от времени спала, когда работала тут сторожем. И крепко уснула. Ее разбудили какие-то люди, которые подошли к ней и накинули на шею веревку. Потом один из них достал из кобуры пистолет и выстрелил. Она успела услышать голос очкастой толстухи:
-Только не в голову! Ее надо отрезать.
В ветлаборатории врач только  взглянула на  собаку с отрубленной головой и сказала, пожав плечами:
-Зачем здоровой собаке голову-то отрезали?

9

По улицам Гамбурга широко и уверенно шагал молодой человек высокого роста, упитанный и хорошо одетый. Это был Фома Гордеев. Только теперь он работал не журналистом  жалкого желтенького российского журнала «Успех», а консультантом российского фонда «Милосердие», штаб-квартира которого находилась здесь, в Гамбурге. И банковский счет – тоже. Фома отлично  выдержал  перевоспитание в СОБЛАГе, обрел свое прежнее тело, но с другой душой – цепного пса. Ему не только вернули человеческое тело, но и доверили  хорошо оплачиваемую и ответственную работу за особые заслуги перед Германией. Он спас лабораторию по переделке людей и собак от стаи разъяренных псов, которые устроили бунт и ворвались в лабораторию, разгромили ее и нажрались  секретных препаратов. Но это не помогло им вернуться к человеческому состоянию. У них отросли ноги и руки, но остались собачьи головы. Потому что на их пути встал Фома Гордеев и рвал любого, кто приближался к самому заветному шкафчику с  тем лекарством, которое  меняло  собачью голову на человеческую. И он порвал на куски всех бунтовщиков.
За этот подвиг его с особой заботой трансформировали в человека. Но что-то внутри оставили от пса. И теперь Фома был исключительно важной и дорогой особью, которая могла очень далеко пойти. Таких «людей» гамбургская лаборатория выпускала очень мало – это был ее штучный товар. В России пока не было доступа к таким препаратам, и там, в лаборатории СОБЛАГа,  шла обыкновенная карусель – из человека в пса, из пса в человека. Грубая работа. А особи, выпущенные в самом сердце  продвинутой Европы, вскоре становились первыми лицами в глубинке  заснеженной страны. Пока – в глубинке…