Равнодушие

   Бывает ли такое, что всё нравится? Вид с окна, комнатные растения, реанимированные карминовые розы в воде, антикварные часы за стеклом часто падающей антресоли, чай, музыка по TV, назойливые фонари? Нормально ли, когда не раздражают лающие собаки, собственная фигура, 0 звонков за последний месяц, 0 подруг, 0 друзей в радиусе 100км, жара и неведенье, что будет потом?
   Да. И я даже не читала кингу о умиротворении и гипнозе. Уют внутри – странное чувство, но весьма хорошее. Исчезла неопределённость, хотя я уверена: она скоро придёт. Может это сверчки? Или использование заначки? Может вчерашний фильм или эти замечательные обои? Нет, это какое-то дикое иррацио.

     Я не помню, что это был за день и куда я шла. Кажется, я тогда наелась булок в булочной, а потом мне стало плохо. Я даже не шла по проспекту, а ехала, ведь на ногах у меня были дивные, чудесные хрустальные туфельки. Да-да, от слов «чудо» и «диво». На их прозрачном каблуке были прикреплены колёсики, а подошва была очень скользкой. Поэтому я ехала, как на коньках или на роликах. Единственной проблемой был пешеходный переход, но машины меня вежливо пропускали, наверное, любуясь. Ноги мои совсем не уставали, ведь я же не шла, а... скользила, летела, ехала, не знаю даже, как это назвать!
    Ну вот, не помню, куда же я направлялась. Я ехала через центральную улицу, а потом свернула к длиннющей аллее. Она была словно из хрусталя, растенья вдоль неё были синеватого оттенка. Ещё там стоял памятник балерине, видимо, мёртвой. Я скользила по аллее, чувствуя просто невыносимое счастье. Свернув на вторую линию, я увидела перед собой огромную зеркальную стену, а под ней сидел какой-то человек. Так, как тормозить я не умела и не могла, ему пришлось остановить меня с помощью рук.
    - Меня зовут Жан Поль, - это первое, наверное, что пришло ему на ум.
    Признаться честно, мне было совсем не интересно, как именно его зовут или называют, я хотела ехать дальше, увидеть больше. Но он заставил сесть к нему под стену.
     - А вдруг ещё кто-то ехать будет? – так он аргументировал то, что мы оба должны остаться. Казалось, он бредит тем, чтобы спасать всем жизни.
    Я не находила, что сказать, о чём завести разговор. Он тоже молчал: то смотрел в даль (прямо в неё), то в упор на меня. Конечно, это смущало и я предложила уйти, ведь...
    - Никто уже не придёт и не приедет, Жан Поль, уже сумерки.
    Он меня послушался и встал. Мне он сразу жутко не понравился, ведь относился он именно к тем, кого я называю “не мой тип людей”: чёрный, смуглый, накаченный, небритый, слишком спортивно одетый. Конечно, полный антипод мне, особенно моему голубому платью и моим вкусам.
    Я успела от него сбежать: если до светофора он ещё как-то меня догонял своими мускулистыми ножками, то уже на переходе его не пустила за мной ни одна машина, за что им отдельное “спасибо”.
    Домой на десятый этаж, при сломанном лифте, в этих замечательных туфельках мне подниматься было крайне “удобно”.
    Звонила я в дверь ровно 14 раз, если я правильно посчитала. Даже начала искать ключ в кармане, но дверь мне открыл... Жан Поль!
     - А ты быстрый! – первое, что пришло-прилетело мне в голову.
     Он улыбнулся и затащил меня в коридор.
     - Что это значит? – спросила я у своих родственников.
  - Это же твой четырнадцатиюродный брат, Жан Поль из Франции! Он два дня назад убил свою маму и прячется у нас. Ты не против?
    Я, конечно же, не нашла, что ответить, наверное, далеко в кармане лежало.
    Оказалось, что мы виделись с Жан Полем ещё маленькими, когда ему было 4, а мне – 6. И он ещё тогда за мной постоянно бегал, доставал дурацкими разговорами, боялся за мною жизнь.
    По его словам, мама, моя тринадцатиюродная тётя Клэр, была ужасным человеком. И все родственники его поддерживают, он же такой честный.
       Спала я... не спя. Жан Поль каждый час проверял, удобно ли мне и не звонит ли кто-то мне так поздно, не будит ли. Только закрывшись на ключ, мне удалось поспать три часа.
       Утро меня встретило голубоватым солнцем и тенью Жан Поля у двери. За столом он вёл себя крайне странно: ел только ложкой, пил кофе с рюмки и постоянно смотрел на мои руки. Мне пришлось обидеть его, назвав обезьяной, чтобы этот цирк закончился.
      Оставаться дома мне было страшно, тем более, что все ушли на работу.
      Я уловила момент, когда Жан Полю наконец-то захотелось в туалет, и быстро выскочила из квартиры. В таком темпе я ещё никогда не спускалась по лестнице. В спешке я, конечно же, забыла ключи от квартиры, деньги и главное – свои волшебные туфельки. Поэтому пришлось идти пешком.
     Куда идти – это уже второй вопрос. Ехать мне жутко не хотелось. Оставалось только бежать.
     Вероятно, я слишком часто оглядывалась, и от этого у меня заболела шея. Люди были равнодушны, как всегда, им плевать, что у меня есть сумасшедший родственник.
      Пробегая мимо любимого магазина, я не удержалась и зашла посмотреть на лимонный лак. Любуясь ярким и едким цветом, в окне я заметила Жан Поля, который нёсся с бешеной скоростью. Если бы я не зашла в магазин, он бы меня догнал, слабость моя меня спасла. Побежала другой дорогой – окружной.
      Ноги болели, в пальто было жарко, руки дрожали, глаза сами по себе вытаращивались. Я прибежала к заветному месту.
      Там, как хорошо, оказались мои знакомые. Я подошла к ним, полна надежды, но они даже не заметили моего испуганного вида. Обьяснив ситуацию вкратце, спряталась за гаражом, затаив дыхание.
      Они все стояли в чёрных пальто и я тоже. Лишь у Жан Поля красная курточка с белыми полосками. Он спросил у них, где я. Знал ведь, куда я пошла. Интересно, откуда? Зря я им поверила, один из них, с совершенно безразличным видом, медленно, уверенно, но так напряженно подводил его ко мне.
      Я готова была вспыхнуть от гнева, но взяла себя в холодные дрожащие руки и закрыла глаза.
      - Зачем ты здесь? – спросил Жан Поль, вытирая слёзы кожаным рукавом.
   Я не могла ничего ответить на этот тупой, некрасивый вопрос, кроме того, мои карманы были пусты.
   Мне оставалось только покорно идти со своим братом домой. Отойдя до дороги, меня стошнило от отчаянья прямо на асфальт. Я обернулась и посмотрела на те безразличные рожы. По сравнению с ними Жан Поль – золотой ребёнок. Но я-то золото не люблю.

     Стоит привыкать: Ваши младшие братья, пусть даже четырнадцатиюродные, будут любить Вас безгранично, пока не виростут.
     Это не иррацио, просто его наконец забрали в тюрьму, я сняла квартиру и меня уволили с работы. Теперь можно кататься на туфельках, вечерами смотреть телевизор без преград, целый день бродить по магазинах в поисках лака, поливать растения, торговаться на блошином рынке, придумывать новые блюда и... становиться такой спокойной и безразличной. И ничего в этом нет плохого.
   Как я вас понимаю, друзья!