Что-то не так

  "Трудно ей из самоубийственного ритма возвращаться, это так же трудно, как уходить от хороших друзей навсегда". (В. Суворов)

    Мы шли по тихой улице с мутным воздухом. Она и я – две особи, два человека. Я смотрела на неё очень редко – она меня нервирует.
    Она – моя подруга. Идёт покупать торт с медом. Она идёт без меня, но рядом со мной. Мы привыкли не реагировать друг на друга.
   Я учусь быть сволочью. Жарю жучков на огне, не отвечаю на элементарные вопросы, порчу чью-то жизнь. Пора бы научиться, иначе всю жизнь будут пинать.
   Я утопила себя в ванной вместе с жёлтенькой уточкой. С сегодняшнего дня у меня залитое бетоном сердце. Батарейки доброты сели. Полезно быть приспособленной, я себя люблю. До ужаса презираю других. Раньше они этого не замечали, но с сегодняшнего дня...

      У моей подруги день рождения. Мама попросила сделать ей сюрприз, и я тащу пачки мела. Я вхожу в кирпичный дом. Иду через одну квартиру, потом коридор. Без труда открываю вторую квартиру, и снова плавно иду коридором... В 18м коридоре вижу хорошенького неприличного мальчика. Вот и дверь её квартиры. Вхожу, наступаю на Жучку. У выхода рисую сюрприз. Поднимаю глаза и вижу её маму. Эх, не нравится ей мой сюрприз. Выпрыгиваю из балкона.
   
     Мои подруги уже ждут меня, жуя голубую резину. Мы идём в торговй центр и покупаем какую-то музыку. Я купила флейту, именинница – гитару. Теперь мы имеем музыку.
     Она любит переходить дорогу и садиться на асфальт напротив своего балкона. Она играет утром, бодрыми струнами поднимая людей. Продуцируется свежий, яркий, тёплый запах. А если открыть рот и откусить кусок воздуха, не нужно даже завтракать.
   Пожалуй, это единственное её полезное занятие.
   


   Другим может показаться странным перемещение горы, но не нам. Она тоже перешла через дорогу и снесла половину домов.
   Я люблю гулять с детьми возле фонтана в виде речки. Мы прыгаем и брызгаемся. Мальчик очень любит брать меня за руку, класть на мои колени свою головку, называть меня мамой. Девочка же всегда куда-то летит, убегает от меня, называет меня старушкой. Я люблю играть с чужими детьми, а они не прочь провести время со мной.
   Мокрые до ниточки, в полуголубых капельках, совсем полные энергии, мы садимся возле фонтана и рассказываем сказочки. Мальчик обычно выдумывает всякую фигню о домиках-теремках, уточках и шампунях. А малышка всегда несёт пургу о машинах или же о лимонно-клубничном соке... Заканчиваю я, рассказывая о строении воды. Дети любят выпускать её на волю из каменной клетки, легко открывая затворочку. И тогда начинается новая жизнь для тонкой улицы.
   Потом происходит самое-самое приятное. Самое лучшее, что есть в моей жизни. Я беру мокрыми ручками мокрые ручки, я закрываю глаза, внутри меня пробуждается, развивается скорость. Мы дружно отрываем ноги от земли, используя внутренние ресурсы. Ступаем на асфальт, я открываю глаза. Быстрейшим образом перебирая ногами, я успеваю заметить цвет домов, воздуха, количество ступенек булочной. Я слышу звуки птичек и машин. Замечаю идущих на встречу людей, порой улыбающихся, а иногда откровенно недовольных. Я вижу своего знакомого, но лечу так быстро! Он исчезает, и я нечаянно говорю «привет» смешному глазастому дяденьке. Я улавливаю каждую мелочь, почти летя за руку с маленькими детьми. Подругина квартира на той стороне. Магазин «Детская колбаска». Тапочки на чьём-то балконе, рыдающая девушка. Безумная бабушка с котами. Колясочка. Мои любимые грустные качельки. Гинекология. Весёлая мусорка в цветочек. И это только та половина домов, что выжила.
   Останавливаемся мы у детского магазина одежды почти в конце улицы. И делаем это причудливым образом: я отпускаю детей и взлетаю над ними, переворачиваясь пару раз в воздухе, видя под собой торговые центры, цветущие сады, дома подружек и солнечный день. Я приземляюсь на все две ноги, детки хлопают, люди равнодушно вздыхают, тетенька с магазина красиво выставляет ножку вперёд. Я беру деткины ручки и кручусь с ними, подымая их надо мною. Им весело, это самое главное, только так должны завершаться развлеченья детей.
   Это повторяется во второй раз, но мне бы так хотелось, чтобы дети меня любили.



   Я уехала в мой родной город. Там началась ярмарка странных вещей, и мама попросила меня найти ей статуэтку Будды с бронтозавром в руках. Подруга же хочет верхнее белье La Perla, но мне кажется она ничего не хочет.
   Вокзал сделал пластическую операцию, памятник дядьке стряхнул из себя старую краску. В этом парке я гуляла в три годика. С родственниками и единственной, но очень хитрой подругой. Как же её звали?.. Черт, я помню имена только не лучших подруг. Странно, я никогда раньше не вспоминала об этом месте, о греческих памятниках, лужайках и местных орущих птицах. Все прояснилось в моей голове лишь сейчас. Наверное, здесь пробуждающий воздух.
   Памятники почти развалились, на лужайках устроили свалку, птицы поддались увяданью. А подруга... Помнит ли она? Есть ли она вообще сейчас?
   Мило, очень мило покупать мыло в гастрономе, наворачивать слёзы на собственные глаза, вытирая их щёточкой от тушы. Кажется, не все люди изменились: продавщица слушает шансон, хрустя морковкой. Раньше я могла идти улицами, как в горько-сладкой симфонии, никто меня не замечал, тем более, что я сливалась с солнечным светом. А теперь я дрянь, хрупкая с виду сволочь. И я собою, конечно, довольна. Но иногда этот ребенок, который не умеет разочаровываться, меня подводит. Сегодня – иногда.
   Странно, что мне так нравится вспоминать. Мне весело от того, что я умею любя ненавидеть. Сказочный базар, волшебные прилавки и магазины. Я иду по лужах, солнце решило обласкать влажные предметы вокруг. Как красива эта озоновая свежесть.
   Ищу Будду, а он не ищется. Мурр. Вот сейчас потянусь, выпью с железного кока-колу, он найдется. Ну вот. Мир прекрасно предсказуем.
   Тянет меня зелёный подвальный магазин. Я ступаю в него, шуршу полками. Странный этот магазин. Он бытовой: бритвы, гели, мыло, моющие средства. Но больше всего притягивают внимание зелёные хвойные шампуни – они огромного размера и приятно пахнут ландышами. Запах, как и звуки, прикосновения, заставляет о чем-то вспоминать. Он представил моему мозгу образ некого молодого человека. Кажется, он моложе меня на пару лет, у него две пары очков и хвостик. С головы он растёт, конечно. Я прислоняюсь к полочке с шампунями и вслушиваюсь в картинки своего мозга. Он берёт шампунь-гигант для очаровательного блеска и ужасно бесподобно клянчит у меня 100грн. У меня 150, я, наверное, хотела купить себе джинсы на скх. Но, загипнотизирована плавно перемещающимися бульками воздуха в травяной жидкости, я без сомнения отдаю 2/3 своих джинсов. Мы идем к касе в моём мозгу. И я иду к ней, повторяя их маршрут. Я ни морковки не помню. Кто он? Что со мной? Когда это было? Я тогда явно была не в себе. Нет, ну она же сейчас во мне. Наверное, я успела жить здесь, перепрыгивая на другой поезд 6 лет назад... Чем же я отмечала поездку?
   Расплатившись за покупку, мы втроём выходим на улицу. Я – в качестве незаметного наблюдателя. Конечно, я и она несём шампунь. Сильное звено общества бежит вперёд через детский садик, перепрыгивая заборы и клетки. А мы, едва успевая, еле удерживая банку, что тяжелей нас, зовем его по имени. Имя такое знакомое... Да, я, кажется, где-то его видела. Но она называет его двумя именами. Точно, я их всегда путала, остроумных тряпошников. Разливая полбанки, перелезаем через забор, разбиваем ноги, смеёмся сами с себя. Люди вертят пальцами, иногда оборачиваются на нашы визги. Уважаемые О. и В. этого города, мы не виноваты, что вас так зовут! Что-то не нравится – меняйте имена, но не на В. и не на О.!
   Мы выбегаем на полудеревенскую, едва асфальтированую улицу, конечную ярмарки. Но его нет... Я обнимаю шампунь, внюхиваюсь в его остатки, но больше не могу ничегошеньки вспомнить. Время летит – уже вечер. Уже кончается солнечная симфония, неумолимо высыхают лужы, пропадает охлаждающий память озон. Машины ездят чаще, чем на других улицах, провода слишком навязчивы, трубы слишком коптят воздух. Фу! Отвратительный конец! Омерзительные уличные торговки!
   ...Он всё-таки не пропал. У самого высокого столба – маленький религийный символ, измятые, погрызенные мышками искуственные цветочки. Вот куда он спешил. Это все колёсики в его голове. Он бежал от меня, вручив мне баночку-забывалочку. Чтобы я не помнила красную машину, кровь, собак, жравших чёрную майку, и разлитую зелёную жидкость, от дыма покрасневшую.



   Прислоняюсь к стеклу поезда, обнимая большой флакончик. В нем плавает Будда и остатки кока-колы. Пустейшего транспорта в жизни не видела. Тоннели, остановки, леса, озёра. Ночью всё почти одинаковое. Она прячет всё, открывая только самое важное – страх. Что-то не так: я не боюсь пустых лавок вокруг, безумных старушек на рельсах, грустного захмелевшего Будду. Я боюсь только того, что плавает у меня внутри. И оно там давно, но я не помню, когда оно началось.
   Я приеду под утро, а пока остаётся только поддаваться вибрациям окна. Всегда всё равно что-то остаётся.
   Тишина. Тонкие ветви деревьев застыли в глупых позах. В мире за окном нету логики, она удалилась, как ненужная программа. Мама, не посылай меня больше за Буддой, он слишком влюблён в амниотическую жидкость.



   Странно, что я не сплю. Наверное, это тормозит мозжечковые колёсики.
   Родственники идут на день рождения чужого мальчика, меня заставляют тоже. Он меня любит, потому что он маленький. Придётся идти.
   Встречаемся у фонтана. Нарядненький, славненький... А я... Повторяем процедуру, но не до конца. Останавливает на полпути знакомый. Ему удаётся это сделать,к сожалению. Закончив вежливые наглости, замечаю зелёный забор – признак стройки. Волнуюсь, целую деток, жду родителей. Мы переходим вечно пустующую дорогу, входим в щель между зеленью. Потные полуголые дядьки долбят камни, смешивают цемент с водою, управляют гигантскими жёлтыми кранами. Мы идём вверх. Гора многоэтажек: недостроеных, перестроеных, обычных. А они ещё строят, строят, засевая монстрами лужайки. Мы ищем домик мальчика. Родители говорят, что только я знаю, где он, что я там вчера была и ела торт. Ну конечно, кто же ещё. Но опять ничего я не помню.
   Идём вверх, а злобный строитель бросается в меня молотком. Ругается: нельзя тут ходить. Странно, а как же остальные люди домой проходят?
   Идём, как на иглах, в воздухе предчувствие чего-то громкого. Мальчик испуган, приходится взять его на руки. Идём вверх и нам очень жарко. Вдруг раздаётся оглушающий звук, столб пыли слепит глаза. Я вижу: под нами упал тонкий, угольный, словно паролоновый дом.
   Бежим вверх, заходим на смотровую площадку. Дом, как по маслу сьезжает вниз, но потом его сдувает ветром и он улетает.
   Пока я втыкала, мои спутники уже ушли. Приходится их догнать. Я пытаюсь вспомнить, как выглядит многоэтажка мальчика. Он же вбегает во все подряд и зовёт маму: в жёлтую, красную, голубую. Пройдя все двора, вернувшись назад, мы начинаем предполагать, что она где-то внизу, откуда мы убежали. Красиво здесь, всегда мечтала жить в таком месте. Чтобы цвели вишни, визжали дети, а внизу домики валились.
   Мальчик залез на качелю и начал петь. Неплохой с виду дядька выбивает ковёр, а гнусная тётенька травит в траве тараканов. Замечаю лавочку, на которой сидит семь старушек, а между ними... Точно, это же моя знакомая, подруга кока-колы! Вежливо улыбаюсь, пытаясь не шаркать тапочками, приветствую нервных девиц. Спрашиваю: помнит ли знакомая, в какой же домик я вчера заходила? Помнит-помнит, по мордашке видно. «Семнадцатый», - говорит она. Я подхожу к красивому ограждению, смотрю вниз. Глаз мой достигает почти в самый конец. «Шестнадцать» и «восемнадцать», - считываю я с табличек. Старушки смеются, а я медленно ступаю вниз. От семнадцатого остались два этажа. Улетел наш домик с тортиком. А девушка говорит, что это научный эксперимент строителей.
   Не скажу я мальчику, пусть это делают ему безразличные.




   Сегодня не кончается. День, ночь, но всё равно сегодня.
   Я удивляюсь сама себе, я настолько спокойна, насколько лёгок поролон. Наверное, у меня случилась нечаянная детракция мозга, ведь голова у меня такая лёгкая. Слишком часто я говорю о себе, может быть, потому что все другие – это тоже я. И только одна из них совсем не я. И это ужасно привлекает, заставляет тайком реветь, кушать слишком много тортиков. Если плюс и минус дают ноль, то это очень плохо, ведь ничего никому не нужно. Надеюсь, и сложение здесь не поддаётся логике.
   Кто напялил на меня это дурацкое платье? Я похожа на бабочку или на ветераншу. Я решила пойти не по квартирам, а странным способом – проулком. Я раньше думала, что вечером гуляет много людей, но это не так. Они едят тортики.
   Я ухожу дальше, чем надо, и решаю пойти к фонтану. Он, оказывается, не журчит вечерами, он стаёт безжизненным.
   Теперь я не бегу, как с детьми; теперь я иду, одна. Никого. Даже птицы не орут, машины не ездят. И так же тихо у меня внутри. Кровь совсем медленно движется телом, оно полно умиротворения, уверенности, спокойствия, хмеля. Фонарики светят золотым, а небо совсем без тучь и звёзд. Зелень деревьев стает сверкающей и очаровательно блестит.
   Я дохожу почти до конца и останавливаюсь под чьим-то балконом. Среди вьющегося винограда запуталась флейта, меня не волнует, кто живёт напротив. Я играю о том, что меня слишком много, я слишком всеми интересуюсь, слишком часто говорю о них. Я играю о том, что тяжело быть чувствительной, я буду такой только вечерами. Только тогда мой мозг может поддаться воспоминаниям. Это ему сказала я и он безоговорочно меня послушался. Ещё издаю звуки о том, что я научилась слову «месть» и, возможно, его применю по назначению. И не потому, что этот человек сделал что-то мне плохое. Просто я никогда раньше этого не делала. Много мразей в моём мозгу, много там и других созданий. И всё это выплёскиваю сквозь дырочки пахнущей виноградом деревяшки.
   Я играю вечером, нежными звуками убаюкивая людей, включая память разных частей тела. Наполняю воздух ландышем, виноградом и хвоей. Если откусить кусочек прохладного, но ласкового воздуха, можно даже не пить молоко на ночь. Но я очень не хочу, чтобы это было моим единственным полезным занятием.




   Под утро я уснула. Наконец-то. А в снах моих ужасно скучно и логично. От чего они длинные такие?
   Что-то не так, кажется я не отличаю сны от реальности. Или реальность от другой реальности. Или же это всё сны, а на самом деле я ещё не пробудившийся робот АТ-142-с-3489.
   Внутри меня что-то завелось. Это не паразит, а просто мелкая гадость. Она очень хочет вырваться наружу, но почему-то не делает этого.
   Что-то не так, и когда я узнаю что именно, можно будет уже и умирать.