Блохастый посланец небес

Посвящается Чуфырчику

- Ну-ка, тормозни!
Березки и сосенки, суетливо мельтешившие за пыльным стеклом кабины лесовоза, замедлили свой торопливый бег и остановились. Водитель недоуменно поднял брови:
- Ты чего здесь позабыл?
- Да так, место красивое... – Никита шлепнул в лопату шоферской ладони смятую сторублевку и, подхватив рюкзак, выскочил из кабины. Парень за рулем пожал плечами, стрельнул в открытое окно изжеванным чинариком и вырулил с обочины. Лесовоз, громыхая цепями пустого прицепа, покатил по разбитой, залитой жидкой грязью дороге дальше.
Никита подождал, покуда машина скроется за поворотом, и осмотрелся: неподалеку, среди забрызганных глиной кустов, стоял дорожный указатель «Хутор «Груздевая россыпь», 0,5 км», запримеченный им из кабины. Никакой дороги рядом не было видно. И только когда Никита подошел поближе, он увидел почти полностью скрытую подростом узкую просеку. В мокрой траве под покосившимся дорожным указателем сидел маленький рыжий песик с кривыми ножками, висячими ушами-тряпочками и, забавно морща нос, поскуливая и цакая зубами, как ножницами, ловил блоху в шерсти на правой ляжке.
- Привет, Рыжик, или как там тебя! Ты чего тут сторожишь? Или потерялся? Промок, поди, в росе-то? Замерз? – участливо склонился Никита над собачкой.
Песик еще пару раз клацнул зубами и повернул голову на голос. Потом моргнул, по-девичьи взмахнув длинными ресницами, повел влажным носиком-пуговкой и облизнулся.
- А, сосиску учуял! Ну, возьми, возьми... - Никита достал из кармана рюкзака вареную сосиску и протянул ее новому знакомцу. – Поешь, согреешься.
Рыжик встал и сделал пару коротких шажков навстречу Никите. Потянулся смешной бородатой мордочкой к раскрытой ладони парня, осторожно обнюхал сосиску, приподнял черные губы, ровными белыми зубами ухватил тоненькую колбаску за кончик и деликатно потянул к себе. Потом, подбросив угощение в воздух, он ловко перехватил сосиску посредине и неторопливой рысцой побежал по заросшей просеке, высоко подняв над спиной хвостик, похожий на рыжую размочаленную веревочку. Пробежав немного, песик остановился и оглянулся, как бы приглашая Никиту пойти вместе с ним.
- Зовешь? Ну что, пойдем! Да и нам, думаю, с тобой по пути, - забросив полупустой рюкзак за спину, парень зашагал по избитой лошадиными копытами и изрезанной следами тележных колес лесной дорожке. «Лесник, видать, здесь живет. То что надо!..»
Ярко зеленел под широкими еловыми лапами бодрый кукушкин лен, усеянный мелким бисером холодной росы. «Р-рюм, р-рюм», - грустил в чаще продрогший за ночь зяблик. «Не плачь, пичуга! Вот встанет солнышко повыше – и по-другому запоешь!» - мысленно утешил зяблика Никита, оскальзываясь на влажном мхе и шлепая враз промокшими кроссовками по круглым копытным лужицам.
Никита Шорохов был писатель. Вернее, он так думал. Правда, он сочинял небольшие рассказики, предпочитая называть их для пущей важности новеллами или эссе, но ничего необычного эти опусы собой не представляли. Не мог Никита, как ни старался, нащупать на литературных копях свою собственную, уникальную, жилу. Получалось, что открывал он уже открытое, описывал уже описанное и удивлялся вещам, давно всем надоевшим. Знакомый редактор областной газеты, который, жалеючи парня, изредка публиковал его тексты на последней странице между сканвордами и прогнозом погоды, говаривал частенько: «Шорохов, ты – не Шолохов!»
Никита обижался, по-детски надувая по-детски же потресканные губы, но молчал, думая про себя: «Погоди, когда-нибудь еще гордиться будешь, что со мной был знаком! Напишу! Такое напишу – Шолохов в гробу от зависти перевернется!»
И в эту глухомань забрался он сегодня не случайно. Увидел на карте соседней области районный центр под роскошным названием Мухоморово в окружении деревенек Большие и Малые Рыжики, Голубичная Поляна, Синеболотово и Осиновая Плешь и решил: «Поеду! Наверняка в этой глуши живет какая-нибудь мудроглазая травница-знахарка-ведунья-колдунья, которая накоротке знакома с местными кикиморами и знает кучу всяких загадочных историй и поверий... Или самого лешего встречу... Вот тебе и темка – только раскрутить!» Было Никите всего 20 лет и он не растерял еще детского любопытства и наивной веры в счастливый случай.
Тем временем дорожка пошла в гору, лесок расступился и, вслед за трусившим с сосиской наперевес рыжим песиком, Никита оказался на большой поляне, посреди которой стояла крепкая усадьба – коренастый дом, окруженный, как курица цыплятами, многочисленными пристройками и сараюшками. Слева от ведущей к дому дорожки был огорожен выгон, на котором щипала траву дородная черно-пестрая корова в компании с голенастым мокрогубым теленком, а справа – дымилась под утренним майским солнышком свежевспаханная черная земля.
«Картошечку сажать собрались», - подумал Никита, вдыхая пряный сырой запах и глядя, как дрожит в струях воздуха, поднимающегося от пашни, старый дом, как снуют в парных бороздах птицы, выискивающие насекомых. Вот так когда-то в деревне у бабушки с дедушкой он, пятилетний, бегал по свежей пахоте и наперегонки с проворными галками выдергивал из теплого чернозема толстых червяков, чтобы потом пойти с дедом на рыбалку. Как здорово было сидеть с ним у пруда, смотреть на заснувший поплавок и слушать долгие сказки про стародавние времена, про царевичей и королевичей, про ловкого Ивана-дурака, про Василису Премудрую и про Серого Волка... Давно это было. И нет уже дедушки, и нет уже бабушки, и дом продан, и живут в нем чужие люди... Никита опустил повлажневшие глаза...
«О! А это что такое?»
В борозде что-то матово светилось. Никита наклонился, разгреб землю и подбросил на ладони небольшой шар. Шар был полупрозрачный, опаловый с легким зеленоватым отливом, на ощупь – как тугая твердая резина. Никита откинул ком земли – там лежали, как яйца в кладке утки-гоголя, еще с десяток-полтора шаров разной величины от пингпонговского размера до размера среднего яблока. И вокруг россыпью – горошистая жемчужная мелочь. Парень торопливо собрал странные шарики в рюкзак, пару засунул в карман штормовки и поднялся.
«Интересные штуковины... Надо бы спросить, что это...» - он пошел по дорожке, ведущей к дому. Во дворе, за высоким забором, он увидел хозяина усадьбы, приземистого бородатого мужчину лет шестидесяти. Тот выводил из ворот запряженного в телегу каурого жеребчика, на телеге сидели две женщины, видимо, жена и дочь хозяина и лежали набитые чем-то мешки. Никита поздоровался, заметив про себя, что хуторяне выглядят уж больно старомодно: мужик был в жилетке, косоворотке навыпуск, картузе и сапогах гармошкой, а женщины - в темных глухих длиннополых платьях с фартуками и белых платочках. «Староверы, не иначе!»
- Здорово, коль не шутишь, - отозвался на Никитино приветствие мужик, женщины промолчали, бесцеремонно, в упор разглядывая утреннего гостя. – Зачем пожаловал?
- Мимо вашего дома проходил да в борозде вот это увидел, - Шорохов вынул из кармана перламутровые шарики. – Что это? Минералы?
- Нам не ведомо, нералы али нет. Спокон веку оне здеся. Стары люди не велели их трогати – нещасье, грят, приносят, мы и не трогам. И ты брось! Дай-кось, - мужик взял шарики с Никитиной ладони и кинул их на пахоту. Шарики упали, издав странный звук, похожий на бульканье.
- Много ле нашел-то?
- Да вот два только! – соврал Никита, демонстративно хлопнув себя по карманам брюк и штормовки.
- Ну, гляди! А то - бяда! Стары-те врать не будут! – мужик недобро сверкнул маленькими блеклыми глазами и, отвернувшись к воротам, вдел в кованые проушины дужку здоровенного амбарного замка.
- Я вам все отдал, - снова соврал Никита и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил: - А попить не дадите?
- Тама ключик под горой, а нам некогда, вишь, на ярманку торопимся! И ты, давай, иди отседова! – мужик ловко запрыгнул на грядку телеги и легонько хлопнул жеребчика по спине вожжами. Тот с готовностью засеменил по неровной дорожке. Рыжий песик, все еще держащий сосиску в пасти, побежал следом. Мать и дочь, ухватившись руками за край телеги, синхронно закачались в такт движению. Девка смотрела на Никиту и улыбалась  странной, похожей на гримасу, улыбкой.
Никита пожал плечами и побрел под обрыв к родничку. Вода, ртутной струей стекающая по замшелому деревянному желобу, оказалась жутко холодной и удивительно вкусной. Никита присел на лежащее рядом бревно. У ног его струился родничковый ручеек, вливаясь в маленькое озерцо-болотце, поросшее по краю длинноногим рогозом. В болотце громко кричали лягушки. На дне ручейка кривыми спичинками белели тоненькие косточки болотных солистов, свое уже отпевших.
- Вот так вот: живешь – поешь, а потом помрешь! – философски выдохнул Никита и встал – пора была выбираться на большую дорогу. Встреча с потенциальным лешим и предполагаемыми кикиморами состоялась, но особого успеха не принесла, закончившись оглушительным, как клоунский смех, лягушачьим кваком.

***
Уже за полдень Никита добрался до Мухоморово, всю дорогу протопал пехом – надежда подхватить попутку на лесовозном тракте не оправдалась. Окошечко кассы маленького вокзала было наглухо закрыто, а из пыльного стенда с расписанием поездов, криво висящего на зеленой стене, Никита почерпнул удручающую информацию о том, что ближайший поезд до родного Свиридова прибудет в глухой мухоморовский край только на следующее утро, в 9 часов 17 минут.
Разочарованный парень подумал уже, что ему придется коротать ночь на одной из трех вокзальных скамеек, как заметил на стене возле двери маленькое объявление с адресом гостиницы.
«В такой дыре найти отель! Супер!»
«Отель» оказался небольшим бараком на десять комнатушек-чуланчиков - пять по коридору налево, пять направо, кухни с туалетом и комнаты кастелянши, которая одновременно была и директором заведения.
Устроившись в своем одноместном чулане и попив чаю, Шорохов вытряхнул из рюкзака на голубое казенное покрывало украденные с лесного подворья странные шары. Всего их вместе с горошистой мелочью оказалось 26 штук. Почти все были идеально круглые, только у нескольких крупных шаров были какие-то вмятины и шишки и поэтому смахивали они на необычного цвета картофелины. Никита поколупал шары перочинным ножом – на переливчато-перламутровой поверхности не осталось и царапины. Парень вышел во двор, положил один шар на выщербленный асфальт и крепко стукнул по нему обломком кирпича. Шар глухо булькнул, подпрыгнул и откатился в сторону. Внутренность его на мгновение помутнела, как будто какой-то курильщик вдохнул в шар струю густого сигаретного дыма, затем «дым» рассеялся и шарик снова стал приятно-зеленоватым. Никита поднял откатившийся шар и, широко размахнувшись, впечатал его со всей силы в тротуар. Ударившись об асфальт уже со знакомым Никите бульканьем, шарик резиново заметался по двору, как детская игрушка-попрыгун и, в конце концов, закатился под мусорный бак. Никита подобрал шарик и, пристроив его сверху на двух половинках кирпича, чиркнул снизу зажигалкой. Пламя облизнуло шарик и потухло. Шорохов снова чиркнул зажигалкой и поднес красноватый флажок под шарик. Огонек только коротко фыркнул. В третий, четвертый, пятый раз – то же самое – огонь рядом с шариком гас. Никита поскреб затылок – такого чуда ему видеть еще не приходилось. Постоял, подбрасывая шарик на ладони, поудивлялся и пошел обратно в комнату – все возможные методы исследования были перепробованы. Что дальше делать со своей перламутровой добычей, он не знал. «Раздарю знакомым – прикольные сувениры. Пусть они головы ломают», - подумал он было, но вдруг вспомнил недружелюбный взгляд утреннего небритого лесовика, его слова про «нещасье», молчаливых толстых женщин, трясущихся на телеге, и застывшую улыбку-гримасу на круглом лице девки. И почему-то стало Никите не по себе.
Он завернул шары в полиэтиленовый пакет, пакет засунул в рюкзак, рюкзак затолкал под кровать.
– Утро вечера мудренее! Потом разберемся, куда это сокровище пристроить, - сказал он сам себе и завалился спать.
Поначалу снились ему странные сны. То бородатый мужик, яростно матерясь, отбирал у него рюкзак с гукающими шарами и, резво орудуя лопатой, закапывал его прямо в асфальт, как в мягкий перегной, то шофер лесовоза крутил пальцем у виска и, надув щеки, пускал из ноздрей и ушей струи молочного дыма, то толстопузые лягушки, усевшись в длинный ряд на грязно-синей вокзальной скамейке, пели нестройным хором, противно растягивая безгубые черные рты: «Живешь – поешь, потом помрешь! Ква-ква, ква-ква, потом помрешь!»
Под утро кошмары отступили, и Никита заснул глубоко и спокойно. Он открыл глаза, когда на часах было уже почти двенадцать.
- Е-мое! Опять опоздал! Что за напасть!
Никита сел на кровати и с досады саданул голой пяткой валявшийся под кроватью рюкзак. Шары в мешке глухо загукали.
- Правду тот леший сказал: из-за вас мне не везет! Щас вот пойду и высыплю вас в мусорку!
Никита вытащил пакет с шарами из рюкзака, зачем-то вынул оттуда один маленький шарик и начал катать его в ладони левой руки.
- Да, но сегодня мне надо быть дома, а то завтра опять экономику пропущу и тогда - точняк - не допустит меня эконом до экзамена... Мне надо быть дома... – он зажал шарик в кулак. – Мне надо быть дома...
- Эй, мужики! – раздался чей-то голос в коридоре гостиницы. – Никому в Свиридов не надо? За стольник подкину!
Никита подскочил на кровати и пулей вылетел в коридор:
- Мне надо! Срочно!
- Собирайся, через пять минут отчаливаем! - в коридоре стоял долговязый улыбчивый парень и крутил на указательном пальце брелок с ключами. – Красный «Жигуль» у крыльца!
- Я - щас! Я – мигом! – Шорохов подхватил рюкзак и сунул ноги в кроссовки. – Поехали!
Через несколько минут красная «копейка» уже неслась по кривым улочкам славного села Мухоморово, увозя в родные пенаты не успевшего очухаться от неожиданно свалившейся на него удачи Никиту и все еще сжимавшего в кулаке левой руки перламутровый шарик. Устроившись на сиденье, он разжал кулак. Шарика не было. Вместо него на ладони лежало несколько размокших от пота чешуек серого вещества, похожего на бумажный пепел.
«Ну дела! Видать, от тепла руки шарик рассыпался! Да, но от зажигалки с ним ничего не случилось... Странно... Да гасла она просто – газа там уж, наверное, нет...» - подумал он, вытирая ладонь о джинсы.
Двести километров до Свиридова ржавая «копейка» пролетела за два с половиной часа. Парень, к счастью Никиты, оказался молчуном, не приставал с глупыми вопросами, которыми всегда мучают попутчиков водители, а просто жевал спичку, перекидывая ее время от времени из одного угла рта в другой, мурлыкал что-то под нос и по-гонщицки выкручивал на поворотах руль.

***
Никита сунул в карман брюк пару маленьких шариков – парням показать – и галопом поскакал в институт: он как всегда проспал. За секунду до звонка он влетел в аудиторию и едва успел шлепнуться на свое место, как в класс вошел преподаватель экономики и гроза студентов профессор Дерюгин. Обведя глазами ряды всклокоченных голов, профессор удовлетворенно хмыкнул:
- Вижу, все на месте. Даже наш Спящий Красавец Шорохов!
Аудитория подобострастно захихикала. Никита набычился и с силой сжал в кармане шарик: «Ну вот, теперь начнется: «Ты, Шорохов, такой, ты, Шорохов, сякой...» А я, хоть и напропускал много, но, между прочим, экономику знаю получше некоторых ботаников-зубрилок! И зачета я вашего не боюсь! Считайте, что я его уже сдал! И экзамен сдам! И, как минимум, на четверку! Легко! Тогда посмотрю, как вы посмеетесь!»
Но профессор не стал распространяться на тему Никитиного разгильдяйства, а начал зачитывать список студентов, кому зачет был поставлен автоматом:
- ...Воронов, Кизимов, Феофанов и ...Шорохов. Остальным придется поднапрячься: у меня зачет сдать труднее, чем экзамен. Учтите это, дорогие мои!
«Дорогие» повесили носы и зашелестели конспектами, а Спящий Красавец просидел до перемены, как громом пораженный, держа сжатую в кулак руку в кармане. И только когда заверещал звонок и сокурсники, галдя, побежали курить на лестничную площадку, Никита несколько пришел в себя и вынул руку из кармана. Ладонь была перепачкана серым пеплом. Шарика не было.
Но это Никиту не волновало: шариков у него еще полный мешок, для всех приятелей хватит. А может, подарить один Риточке Черновой? Вот этот, который у него с собой?
Никита сидел в коридоре института на подоконнике и мечтал, закрыв глаза и катая в руке оставшийся шарик. ...И она подойдет к Никите, обнимет, возьмет его за руку, запрокинет свое красивое смуглое лицо так, что гладкие черные волосы упадут на спину, стыдливо опустит ресницы слегка раскосых глаз и поцелует... Прямо при всех... Обязательно поцелует... Да так, что перехватит дыхание...
Никита вздрогнул от неожиданного прикосновения чьих-то горячих губ к его губам и распахнул глаза: Риточка Чернова целовала его у всех на виду, обняв за шею. Целовала, как целуются в кино, - долго, страстно, так что Никита чуть не задохнулся. Поцелуй, казалось, никогда не закончится, но вдруг Риточка отпрянула от Никиты, одернула слегка задравшуюся блузку, тряхнула шелковой челочкой и спокойно, как ни в чем ни бывало, пошла, цокая каблучками по старому паркету коридора, в аудиторию №522. Толпа однокурсников молча проводила ее взглядами и, когда дверь за девушкой закрылась, головы всех присутствующих в коридоре, дружно повернулись в сторону ошарашенного Никиты.
- Ну, ты, старик, даешь! – ахнул за всех Пашка Феофанов. – Такую девчонку подцепил!
- Да я... это... ничего... Она сама... Ни с того... ни с сего... – промямлил Никита под одобрительные смешки приятелей, похлопывающих его по плечам и спине.
- Да ладно вам, парни... - Никита опустил глаза и увидел, что шарика на ладони уже не было, вместо него остались только пятна все того же серого пепла.
Какое-то неопределенное чувство, смутный намек на что-то возник в Никитиной душе, вызвав странное беспокойство. Как будто Никита когда-то что-то знал, а потом забыл и теперь это забытое пытается вернуться, прорваться сквозь наросты событий в памяти и никак не может найти дверцу или прореху в нагромождениях воспоминаний, мыслей и желаний.
Никита напрягся, пытаясь понять свое состояние, но чувство исчезло так же быстро, как и появилось.
«А... Надо будет – вспомнится!» - отмахнулся он и побежал, как и все, на очередную пару в аудиторию №522.
Чувство вернулось к нему ночью, в сне. И даже не чувство, а точная, абсолютно точная уверенность: шары исчезают не просто так. Они во что-то превращаются. Он открыл глаза и уставился прямо перед собой, в темную пустоту комнаты.
- Глупости, во что они могут превращаться? – пробормотал Никита, зевая и почесываясь.
- А закон сохранения энергии? - спросил его вдруг кто-то внутри. – Шарики в ладони вроде как сгорали, пепел оставался, а ведь руку-то не жгло. Куда энергия девалась?
- Да ну, бред какой! Еще Ньютона, Эйнштейна и Планка сюда до кучи осталось свалить. Не знаю я, куда что девалось!
- Зато я знаю! – выдало нутро. – В исполнение желаний! Желание – это, в первую очередь, мысль! А мысль, как ты знаешь, штука материальная!
- Чего? Каких еще мыслей? Каких желаний?
- Первое: домой попасть. Второе: «автомат» по экономике получить. Третье: чтобы Риточка тебя поцеловала. Три желания - три шарика.
- Ну, это прямо что-то вроде лампы Алладина и цветика-семицветика. Такого не бывает! Сказки все это.
- Бывает – не бывает, откуда ты знаешь? Проверил бы лучше! - отрубило нутро и обиженно замолчало.
- Ну и проверю. Уж чего-чего, а желаний у меня – вагон и маленькая тележка... – буркнул Никита в подушку и неожиданно для себя провалился в глубокий сон.
На следующий день после занятий Никита принялся экспериментировать. Зажав шарик в кулаке, он загадал желание: «Хочу новые джинсы, такие же крутые, как у соседского щеголя Игорька!» Шарик чуть слышно гукнул, Никита разжал испачканную серым пеплом ладонь и опустил глаза: моднячие джинсы обтягивали его тощие ноги!
Класс!
И понеслось: новый компьютер со всеми наворотами, мобильник, адидасовские кроссовки, кожаный куртяк... Шарики исчезали стремительно, Никитина комната наполнялась вещами, о которых при своем стесненном финансовом положении парень и мечтать не мог.
По ходу экспериментов, Шорохов выяснил, что маленькие шарики исполняют незначительные желания вроде кроссовок и курток, шарики побольше – желания посложнее, вроде компьютера и автомобиля.
Наконец, все возможные желания, которые можно было придумать сходу, были израсходованы, мелкие шарики потрачены, комната завалена барахлом и оргтехникой, а под окном блестел лаком обалденный «Ягуар». Никита перевел дух. Остались только шары-картофелины и несколько мелких горошин.
- Ну что, займемся политикой! – решил парень и зажав в руке самый крупный неправильный шар, загадал желание:
«Хочу, чтобы все войны на Земле прекратились!»
Шарик гукнул, вздрогнул и ...не исчез.
- Ага, не хочешь! Тогда пусть цены на нефть перестанут расти!
Шарик опять загукал и даже слегка завибрировал, но в пепел не превратился.
- Странно... видимо, они исполняют только личные желания хозяина. О’кей. Тогда ремонт мне в квартире сделай, как у какого-нибудь герцога Люксембургского!
Шарик с готовностью булькнул и мгновенно превратился в серые лохмотья. Никита огляделся: такого он не видел даже по телевизору! Антикварная мебель, шелка гардин и ковры ручной работы, золото, слоновая кость, полупрозрачные вазы китайского фарфора и еще черт знает что, о чем он никогда и не слыхивал! Все было великолепно, все сверкало королевской роскошью и было выполнено в безукоризненном вкусе. Никита медленно шел по квартире, скользя по навощенному паркету, разглядывая удивительные предметы, щупая шелка и бархат, заглядывая в венецианские зеркала. Войдя в зал, Шорохов обомлел: обстановка была еще шикарней, чем в его комнате, но вот только почему-то люстра с многочисленными хрустальными цацками находилась не на потолке, а глупо торчала посредине стены! Наученный опытом общения с волшебными шариками, Никита догадался: шарик был не идеально круглый, значит, и желание может быть выполнено с отклонениями от нормы.
- А, ничего страшного! – Никита вынул из кармана перламутровую горошину. – А ну, переставь люстру на потолок!
Секунду спустя звон хрустальных побрякушек доложил о исполнении хозяйской воли.
- Все ясно: для каждого кривого шара надо держать еще один маленький в запасе, - смекнул Никита и решил шары попридержать, да и новых желаний у него пока не было.

***
Впрочем, через месяц все шары были потрачены. В основном, ушли они на сдачу сессии, на охмурение девчонок, да организацию крутых вечеринок. Когда Никита вспомнил о своем главном желании – написать что-то нетленное и стать знаменитым писателем - от шариков не осталось и следа.
- Ха! Подумаешь! Съезжу в Мухоморово и нагребу шаров целый мешок! – решил Никита и не медля отправился в путь, благо транспортом он был уже обеспечен.
Из Мухоморово до Груздевой россыпи он решил идти пешком – чтоб уж наверняка мимо не проскочить. Протопал полдня, старательно вглядываясь в густой лес по правой стороне дороги, но знакомой полузаросшей просеки-тропинки так и не увидел. Вдруг лес перед ним расступился и в прогалине показалась кривые крыши деревеньки.
«Просмотрел-таки! Видать, столб с указателем в кусты завалился, я и не заметил!» - с досадой крякнул Никита, сбрасывая рюкзак под щитом с названием лесной деревни: «Синеболотово».
Ноги гудели. С непривычки Никита устал. «И чего шарика не оставил, чтобы напрямую в Груздевую россыпь он меня перенес! Вот балда! Девок французским шампанским поил да устрицами кормил... Придурок! Шлепай теперь пехом!»
Никита решил переждать ночь в Синеболотово, а наутро снова пойти на поиски вожделенной заимки. Старушка в первом же доме, куда он постучался, пустила его переночевать.
- И чего ты, милок, в нашем глухом углу-то ищешь? Не грибы ле? Дак не сезон ишшо, токо-токо первые синявки пошли, с месяцок попожжее надоть, а уж тады и белые, и грузди, а ближе к осени опенки – хоть косой коси, возами народ отсель возит...- прошамкала бабулька, выставляя на стол перед Никитой вареную в мундирах картошку и кружку молока.
- Не, бабушка, мне бы в Груздевую россыпь...
Старушка встрепенулась, блеснула тусклыми бусинками глаз в глубине темных глазниц.
- А тады не сюды тебе, парень, надо. Весной, люди сказывали, Груздевая-то здесь вроде как появлялась, а тапереча, грят, кто-то видел ее под Малыми Рыжиками.
- Как это – под Малыми Рыжиками? И что значит: появлялась?
- А так: нету у ей постоянного места, то тама объявится, то здеся – трудно ее поймать: я тоже всю жись хотела туды попасть, а не довелося... Редкому такое везенье быват. У кого собачка рыжая угощщенье взяла, да кто заимку увидел, да успел подарки из борозды собрать, покуда старик не заметил, – тем, щитай, подфартило. А кто собачку видал, да мясца с собой не имел, али не пондравился песику, тот и на заимку дорогу не найдет... Дак ведь не будешь все время по лесу с мясом в кармане бегати! А ты откедова про нее знашь?
- Весной туда случайно попал, хотел вот снова...
- Э-э, парень, второй раз еще никому такое не выпадало. Сказывали старики, что от тех, кто в Груздевой хоть раз побывал, она прячется. Один раз боженька человеку такой подарок делат – не сумел удачу за хвост изловить – пеняй на себя. Так что не топчи понапрасну ноги – не будет тебе в этом щасья.
Кусок горячей картошки застрял у Никиты в горле.
Он с трудом проглотил еду, поблагодарил старушку и пошел на сеновал. Заснуть ему в эту ночь так и не удалось. Стоило только опустить веки, как вставал перед его мысленным взором маленький рыжий песик с забавно торчащей над спиной веревочкой хвоста, ушами-тряпочками, выпуклыми карими глазами под длинными девчачьими ресницами и бледной сосиской поперек пасти – блохастый вершитель людских судеб... Посланец небес... Кто бы мог подумать, что он в таком виде явится!
«Вот оно – несчастье, о котором леший говорил! Профукал удачу! По ветру пустил! Писатель хренов! Халявщик!»
Наутро, едва поднимающееся солнце подсветило красным заревом темные вершины вековых синеболотовских елок, Никита уехал с попутным лесовозом в Мухоморово, где на вокзальной площади поджидал его ослепительный «Ягуар». С трудом преодолев отвращение к самому себе, своей глупости и легкомыслию, Никита сел за руль, завел машину и поехал в Свиридов. Шикарная квартира, в которую он вошел спустя некоторое время, своей немыслимой роскошью тоже кричала о его кретинизме.
«Дурак! Ну дурак! И что теперь делать?»
Никита в отчаянии забегал по комнате, заваленной фирменными тряпками и барахлом. Потом вдруг успокоился, лицо его прояснилось и он уселся за компьютер.
- А попробуем и без шаров! В конце концов, не полный же я идиот! – пробормотал он себе под нос, торопливо набирая текст. – Для начала сделаем вот так...
На экране засветилось:
«- Ну-ка, тормозни!
Березки и сосенки, суетливо мельтешившие за пыльным стеклом кабины лесовоза, замедлили свой торопливый бег и остановились...»
Где-то поблизости, то ли во дворе под окном, то ли в соседней квартире, то ли еще где, весело затявкала собачка...

2008 г.