беспринципность принципиальных

Сидя за столом и наблюдая за пролетающими поездами не часто задумываешься о чём-то важном. О смысле жизни, о правде и лжи, о чём-то вечном и незыблемом. Просто сидишь и думаешь, что сегодня будешь есть. Остались ли ещё пельмени в кастрюле или же опять придётся довольствоваться одной водой, насыщенной этим уходяще-приятным, домашне-любимым вкусом. И во сколько ляжешь спать, и ляжешь ли вообще, а если и ляжешь, то где. И уснёшь ли. И получится ли залить все свои невзгоды крепки, приятным, обжигающим рот и пищевод коньяком или придётся бежать в аптеку за спиртом, чтобы хоть чем-то притупить ежедневную боль несправедливости.
Я медленно перебираю замёрзшими пальцами какие-то бумаги. Отчёты, планы… что-то страшное творится на этом столе. А за окном опять пролетает поезд. Донецк-Москва. Может, махнём туда? Нет, глупо и безумно. Меня, кажется, кто-то дома ждёт. Я закутываюсь в шарфик, купленный в сэконд-хенде за 50 гривен. Это, кстати двадцатая часть моей зарплаты. А может чуть меньше. Надо будет заплатить за квартиру. В кои-то веки. Холод стоит безумный, знаешь ли. Всего лишь осень, а холод, словно на улице декабрь. Хотя, скоро ведь снег обещали. И кризис. А ещё алкоголь подорожает. О чём я думаю? Глупости какие-то. Я медленно встаю и подхожу к окну. Стул предательски скрипнул. За дверью какой-то шорох. В комнате выключен свет. Они не догадаются, что я здесь. Но в дверь настойчиво стучат и, скорее всего, ожидают какой-то реакции. Подхожу и медленно отпираю тугой замок. Не люблю раскрывать дверь. В комнату сразу залетает противный запах болезней и безысходности. Потом проветривать помещение приходится. Иначе он здесь остаётся надолго. Впрочем, сейчас мне явно будет не до запаха. Они вошли вдвоём. Высокий мужчина лет сорока и неприятной наружности женщина. По-моему моя начальница. Предложили присесть. Я предложила им тоже самое. Уже думала угостить их коньяком, припасённым на чёрный день, но вспомнила, что у нас тут сухой закон. Да и нужно мне тратить его на них? Медленно протягивают мне бумажку и говорят «Подписывай.» Что делать? Я начинаю пристально изучать документик и понимаю, что не очень-то меня тянет его подписывать. Столько глупостей и гадостей. Я ведь её даже не знаю. Меня там даже и не было. Но они пристально смотрят мне в глаза. И говорят, что-то из ряда «Не подпишешь – больше на работу не выйдешь». Пусть у меня не самая большая комнатка, но она мне уже так приглянулась, что не очень хочется её терять. Я медленно протягиваю руку, достаю вроде как пишущую ручку и тихонечко вывожу свою подпись под остальными пятью. Они уходят, бросив мне «Хорошая девочка». Как-то неприятно. И обидно. И холодно.
Сегодня за ней приехали. Увезли далеко-далеко под конвоем. А я стояла у окна и наблюдала за этим, закутавшись в старую шаль. Я чувствовала что-то странное. Было страшно и неправильно. Когда она садилась в машину я хотела просто закрыть окно. Закрыть его навсегда, чтобы не видеть ничего. Я так и не поняла до конца, что я сделала. Но я знала, что это было неправильно. И теперь мне будет всегда больно, грустно и одиноко. Но выход есть всегда. Пусть он и не будет безболезненным. Но выход есть … всегда?