Забудьте о Бармаглоте, шахматной королеве и Шалтай-болтае. Это Зазеркалье – мир после нового Всемирного потопа. Вместо Алисы сюда отправляются молодые люди начала XXI века. Они спасают Золушку, разрушают интриги врагов королевства, разоблачают опасную колдунью и побеждают чудовищ.
Будущее – хорошо забытое прошлое. Здесь другой ритм жизни. Тут нет телевидения, машин, топливного кризиса и инфляции, а мысли и чувства имеют другой привкус.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
РАЗЛУЧЁННЫЕ СЕРДЦА
Мгновенное помешательство
Небытие растворялось так же медленно, как густой сахарный сироп расходится в стакане с водой. Вязкая глухая тьма отступала, пропуская сквозь себя далёкие звуки и ощущения жизни. Тело первое начало реагировать на окружающее: что-то тонкое и острое кололо кожу на руках, ногах и спине, напоминая давно забытые детские игры в копёшках сена. Что-то настырно щекотало лицо, какая-то пыльца вместе с воздухом попала в нос.
Синди чихнула, у неё тут же отложило уши, и она поняла, отчего звуки казались далёкими. Как только уши прочистились, лесная симфония хлынула на неё со всех сторон. Сладостный звук был лучшим из всего, что она пожелала бы услышать, просыпаясь. Он нёс покой и безопасность, и девушка поняла, что давно не чувствовала себя такой отдохнувшей и обновлённой. Великолепное ощущение полной расслабленности, осознание абсолютной свободы и отсутствие необходимости куда-то спешить обволакивало и убаюкивало. Синди испытала непреодолимое желание лежать так до тех пор, пока… а какая разница, до каких пор! Просто лежать. Лежа-ать, лежа-ать… Ей нет дела ни до времени, ни до…
Вместе со способностью воспринимать звуки и осязать уколы травинок к ней пришли все остальные чувства. И Синди внезапно поняла, что солнце пропекло её насквозь на этой славной тихой полянке. Да так, что она, кажется, даже вспотела.
Нехотя пошевелившись, девушка поняла, что она здорово взмокла, потому что одежда на ней была шерстяная…
Синди резко села. Воспоминания обрушились на неё, как гром. Но не это ошарашило её, а то, что воспоминания, свежие, как мякоть только что надкушенного яблока, абсолютно не вязались с реальностью!
Она брела по снегу, которого становилось всё больше. Сырой холодный ветер, срываясь со склонов Айсбека, пробирал до костей, волосы покрывались сосульками, но впереди её не ждало ни тепло очага, возле которого можно было отогреть окоченевшее тело, ни нежное любящее сердце папы, способного утешить её своим тихим мягким голосом. Она шла в ледяную пустоту, потому что сбилась с пути. Горы уже раскрыли перед ней свои мертвенные стылые объятья, а душа была готова выпорхнуть из тела бледной тенью и унестись к молчаливой луне…
Солнце, яркое и горячее, перечёркивало воспоминания, от которых разило смертельным холодом. Синди сидела в густой июньской траве, посреди поляны, на которой тысячу раз собирала ягоды и травы. С трёх сторон вокруг неё высились дубы, клёны и березы, а с третьей подпирал плотный ельник. Вот под тем дубом Синди таилась, наблюдая за удивительными незнакомцами, одного из которых звали Волком. Во…
- Володя! – вырвалось у неё непонятно откуда взявшееся слово.
Синди вздрогнула, напугавшись своего собственного голоса. Ей было точно известно, что раньше она никогда не произносила этого имени, но устам оно показалось настолько знакомым, что спорхнуло с них само. Синди замерла, прислушиваясь к себе, проверяя свои ощущения, показавшиеся новыми и даже чужими.
На несколько секунд ей овладело смутное чувство, готовое перерасти в панику. Она ещё многого не знала в своей жизни и не смогла бы объяснить, например, почему иногда кружится голова или вдруг кажутся отчётливо знакомыми какие-то ситуации, мимолётные ощущения или нечаянные слова. Но то, что она осознала, повергло её в шок.
На ней была та самая одежда, в которой она была утром… вчера утром, когда у ворот хлева появилась госпожа Белладонна с мятым комом её простыни, брошенной в стирку.
«Ах, ты, стерва, ах ты, потаскуха! Да как ты могла нас с отцом опозорить?! Всё лето и сентябрь в придачу таскалась к кому-то в лес, на свиданье, и вот, нате – позорище! Вот, полюбуйтесь! Вы все свидетели! И Господь свидетель!»
О, нет… Жестокая судьба не могла так безболезненно отпустить Синди. Жгучее чувство стыда пополам с отчаянием заставило её бежать со двора куда глаза глядят, и она безоглядно брела сквозь буран, даже не отдавая себе отчёт в том, что каждый шаг приближает её к верной гибели. Она утратила способность рассуждать здраво и должна была поплатиться своей жизнью. Это она поняла вдруг настолько отчётливо, что сразу стало ясно, куда подевалась снежная буря, взлохмаченный ветром лес и жестокий холод сугробов. В раю не может быть снежных буранов, потому что благодатное вечное лето, сменяющееся весной, не подвластно зиме.
С чего ты взяла, что это рай?
- Что? – переспросила Синди, но тут же поняла, что вопрос прозвучал не рядом с ней, а в её голове.
С чего ты взяла, что это рай? Это обыкновенный лес. И, кстати, почему ты не надавала по морде той бабе, которая так нагло на тебя насела? Свою честь надо защищать.
Синди обескуражено пыталась сообразить, кто с ней разговаривает и почему она слышит голос не ушами, а… внутри своих мыслей. И если она не в раю, то как случилось, что холодный октябрь вдруг обернулся июнем?
- Так не бывает, - пробормотала она, оглядываясь по сторонам. – Я же помню, как вчера из последних сил доползла до вершины, а феи спустились ко мне с луны, чтобы унести к маме…
Не знаю насчёт луны, но мы на самом деле подобрали тебя на краю склона. Пришлось тебя отогревать бутылками с тёплой водой, кутать в одеяла. Мы решили вернуть тебя не в тот день, из которого взяли, а в летний. Ты уж извини, что не догадались одеть тебя по сезону.
- Спасибо, что спасли меня, - несмело поблагодарила Синди. Она не знала, как нужно вести себя с феей, но по манере говорить поняла, что это волшебное существо не из тех, кто изъясняется высокопарными фразами. – Но почему вы остались со мной здесь? Ведь феи днём прячутся на другой стороне луны.
Знаешь, мне… стало интересно… И потом, мы тебя спасли, и бросать бесчувственного человека без присмотра как-то нехорошо. Да и скучновато на луне.
- Я очень, очень вам благодарна… - вздохнула Синди.
Что-то ты не очень радуешься жизни. Почему бы тебе не отправиться домой? Там можно переодеться, поесть.
- О, нет! Ни за что на свете я не вернусь теперь туда… Мне так стыдно… Меня теперь считают падшей, грязной… Там… мой враг.
А друзей как будто у тебя там нет! Из-за одной дуры уйти из родного дома! Это курам на смех! И ты позволишь этой сволочи топтать твоё доброе имя?!
- Мне легче уйти, куда глаза глядят, чем тягаться с мачехой в склоке. Нет, не пойду я туда. Мне и в лесу хорошо.
Ты так и будешь таскать на себе эту кучу шерсти? Слушай, жарко же. Хоть кофту с шалью сними. Так и тепловой удар получить недолго!..
- И правда, - согласилась Синди и принялась стягивать с себя шерстяные вещи, пока не осталась в ситцевой сорочке.
Ну, вот, теперь намного лучше. Хоть дышать можно…
Синди с удивлением отметила, что фея не просто где-то рядом с ней, а прямо в ней, и, похоже чувствует всё то же, что и она сама. Такого оборота дела она не ожидала. С самого детства Синди представляла себе, что ангелы-хранители, феи и другие волшебные существа – отдельные и полностью независимые создания. С другой стороны, она ни от кого и никогда не слышала, что не может быть по-другому. В конце концов, не людям учить Божьих служителей, как они должны поступать. Раз фее было угодно поселиться в сознании Синди, значит, так оно и должно быть.
Фея видимо, уловила её сомнения.
Не бойся меня. Я не причиню тебе вреда. Конечно, жить в твоём теле до скончания века мне не резон, но пока это нужно. Только я должна кое-что у тебя спросить. В твоих мыслях всё время звучит имя Синди. Это ты?
- Да, только это короткое имя, для удобства. Моё полное имя – Мария Люсинда.
Очень приятно. Мне нравится твоё имя, потому что меня зовут так же – Мария.
- Я и не знала, что у фей бывают имена.
У всех есть имена. Даже у деревьев. Но это не важно. Лучше скажи, куда мы пойдём, если не к тебе домой?
Синди горестно задумалась. Из её жизни невероятным образом выпало несколько месяцев. Вернее, они прошли без неё, потому что спасители волшебством перенесли её из осени в лето. Что сейчас творится дома? Где отец? Здоров ли он?
Слишком много вопросов без ответов. Самый надёжный способ разузнать – спросить тех, кто об этом знает.
- Нет, в Бриттенгем я пойти не могу. Я просто умру со стыда!..
Лучше умереть от голода, да?
- Не беспокойтесь за меня. Я умею добывать пропитание в лесу.
Как же я не буду беспокоиться? Если ты будешь плохо есть, у тебя пропадут силы, ты заболеешь. Я ведь буду чувствовать это, а мы, феи, к болезням не приспособлены. Неужели ты хочешь ощутить внутри себя недомогающую, ворчливую фею?
- Хорошо, - согласилась Синди. – Мы пойдём к людям. Только не в ближайшие селения. Мачеха там про меня наверняка сплетню разнесла, теперь все пальцем будут показывать и говорить: вот идёт дочь Эрика Бриттенгема, которая прелюбодействовала в лесу с каким-то бродягой, а потом, чтоб позора избежать, дитя сбросила.
Гнуснее лжи придумать просто невозможно! Но мы-то с тобой знаем, что ничего такого не было!
- Да… не было, - кивнула Синди и чуть не заплакала. - Хотя в то мгновение я вдруг подумала: откуда она могла узнать, что я несколько раз встречала в лесу его?
Погоди-ка… Его? Ты о ком? О Володе?
Сердце Синди гулко застучало. Это имя… Оно принадлежало ему, и фея это знала. Но кто же он тогда, если…
Он человек. Просто… я встречала его раньше… Несколько раз.
Некоторая неуверенность в голосе феи по имени Мария навело Синди на странную мысль. А может ли фея желать смертного?
Фея тут же прочла её мысль, и Синди уловила лёгкий укол грусти.
Может… Мы же не куклы бесчувственные!.. Да, он мне нравится. Поэтому я тебе и помогаю. Но ты тоже должна помочь мне. Тебе нужно будет найти Володю и его друзей. Тогда я покину тебя и вернусь на подобающее мне место. Понимаешь?
- Д-да… Я понимаю. А как я их найду?
Пока не знаю. Может быть, позже что-нибудь придумаю… Кстати, ты ничего не чувствуешь? По-моему, это голод…
Синди в эту же секунду почувствовала желание выпить свежего молока и сжевать ломоть хлеба.
Оглянись вокруг. Тут должен быть мешок с едой.
Синди повертела головой и слева от себя увидела в густой траве ситцевый бок кулька. Подтянув его к себе, она поняла, что это наволочка. Правда, скроена она была не так, как это принято у местных швей, зато внутри обнаружились буханка удивительно воздушного хлеба, увесистый кусок сыра, несколько крупных помидоров, пара диковинных, явно нездешних яблок и удивительное сокровище – плитка шоколада с орехом, завёрнутая в плотную бумагу. Бумага была безо всяких узоров и надписей, но качество выдавало её заморское происхождение. В Новой Европе такую не делали. Да и сам шоколад пах совершенно по-другому, не так, как знаменитый ново-амстердамский или даже дорогущий заморский гин-чокаль, который тётушка Пиццерия умела готовить не на шахудский манер, а по малоизвестному брунерийскому рецепту.
- Это откуда же у феи такая вкуснотища? – удивилась Синди.
Оттуда. Ты в таких местах сроду не бывала. Как я тебе объясню, что такое «супермаркет»? Что, не слыхала о таких? Ешь лучше…
Синди развернула на траве чистую салфетку из льняной ткани с вышитым букетом цветов и ахнула:
- Ой, какая красота!.. Неужели это феями вышито?
К-хм… Ну, как тебе сказать… Вообще-то, не феино это дело. Человеческая работа.
- М-м! А какой хлеб удивительный! Не думала, что такой пышный можно сделать! А что едят феи? В сказках они всегда пьют нектар.
Нектаром сыт не будешь. Феи – не пчёлы какие-нибудь.
- А что же они едят?
Какая ты любопытная, Мария Люсинда! Я не могу отвечать на столько вопросов, когда твой желудок так оглушительно урчит! А ну, ешь сейчас же!
- А вы чувствуете мой голод?
Он теперь и мой тоже. Кстати, что это за «вы»? Мы теперь с тобой как…сёстры-двойняшки. Ты, что, когда-нибудь слышала, чтобы сёстры друг другу выкали?
- Говорят, при дворе все родственники друг к другу на «вы» обращаются.
Так то на людях, а в семейном кругу всё равно можно по-простому. И уж мы-то с тобой точно не при дворе. Мы с тобой теперь всё пополам делить будем – и радость, и беду. Так что давай по-свойски, ладно. Я ведь не старуха, чтобы ты со мной, будто со столетней, церемонии разводила. Ладно?
- Хорошо, Мария, - кивнула Синди и откусила от хлеба и сыра по большому куску.
И правда, вкусно. Я такой сорт не пробовала. Надо будет ещё раздобыть…
- А я знаю, где мы можем вкусного сыра поесть, - сказала Синди, прожевав еду. – Это как раз ближайшее селение, в которое я отважусь нос показать. Ближе к границе Южной провинции, у рудных копей, есть посёлок горняков. Там у нашего лесника Вуда родственники живут. Он однажды привёз попробовать их сыр – м-м-м! Коровы там на настоящих горных травах молоко нагуливают, и от этого сыр получается совершенно не такой, как у нас, на равнине. Вот я к ним на работу попрошусь, заодно и рецепт сыра выведаю.
Работа – это правильно. Надо зависеть только от самой себя.
Синди удивилась: фея почти слово в слово повторила любимую фразу тётушки Пиццерии. Сразу вспомнились её бесподобные блюда, и Синди, чтобы заглушить растущую тоску, остервенело вцепилась зубами в хлеб и сыр.
* * *
Волк уже привык, что при выходе из межвременья глубина восприятия возвращается к органам чувств не сразу. В раннем детстве у своей бабушки он смотрел по старенькому телевизору с черно-белым экраном «Спокойной ночи, малыши». Бабушка всегда включала аппарат за пару минут до передачи, потому что изображение появлялось на выпуклом кинескопе постепенно, как снимок на фотобумаге во время проявки.
В этот раз чувства вообще вернулись только наполовину. Во-первых, тьма не торопилась рассеиваться, и он чувствовал себя как застрявший в колодце сантехник. Во-вторых, что-то случилось со слухом: шум в ушах не исчез, только расслоился на тысячу отдельных, резких и противно щекочущих барабанные перепонки. В-третьих, тело совершенно непонятным образом оказалось свёрнутым в пружину, а руки, неестественно сложенные вместе, затекли.
Волк решил размять их и пошевелил пальцами. Они послушно растопырились и снова сжались, содрав при этом с выстланного мхом и древесной трухой ложа целый слой. Волк поднёс руку к ещё не до конца прозревшим глазам и застыл от ужаса. Вместо своих пальцев, привыкших к грифу и струнам бас-гитары, он увидел мохнатую лапу с жуткими кривыми когтями.
Что за бред?!
Он резко распрямил спину, рассчитывая, что резкий приток крови промоет сосуды мозга, и галлюцинация пройдёт. Вместо притока крови голова получила встряску о низкий свод дупла, в котором Волк очутился. От боли и возмущения он хотел крепко выругаться, но вместо этого в горле сипло заклокотало, будто это не он сегодня исполнял в кафе песни группы «Свинцовый туман». Это даже не голос был, а какой-то звериный рык.
Да что, в конце концов, происходит?! Где он?! Где все?!.
Непонятный и почти неподвластный ему инстинкт повлёк тело прочь из странного убежища. Законченными продуманными движениями он осторожно высунулся наружу, огляделся, прислушался, под разными углами поворачивая чуткие уши, принюхался, и волнение улеглось. Ничего угрожающего вокруг не было. Это ему подсказала интуиция опытного ночного охотника.
Поворачивая чуткие уши?.. Принюхался?.. Интуиция ночного охотника?..
Волк ещё раз посмотрел на то, что должно было называться его руками, и решил, что если вернётся домой, то больше никто и никогда не уговорит его воспользоваться Зерцалом Времён. Это были отнюдь не руки. Самые настоящие кошачьи лапы, покрытые блестящей тёмной шерстью с бурыми крапинами. Когти легко подгибались, но пока он стоял на широком древесном суку, они надёжно фиксировали положение лап.
Не в силах сообразить, что же он такое, Волк попытался сориентироваться хотя бы в пространстве. Если всё пошло наперекосяк, нужно оценить градус перекоса.
Было лето. С этим, по крайней мере, порядок. Они задались целью попасть в летний месяц, и это случилось. Что дальше? Помнится, стартовали шестеро плюс никакая иновремённая девушка. Они тоже воплотились в неведомых зверюшек или всё ещё хуже, и они вселились, во что придётся? Тогда Бах, скорее всего, стал дубом, в ветвях которого сейчас скрывался Волк.
Шутки в сторону. Где остальные?
Густая листва мешала рассмотреть окрестности, но тут на помощь Волку пришли нечеловеческие органы чувств, которые работали независимо от его мыслей и желаний. Слух уловил сквозь шорох листьев и замысловатое чириканье птиц человеческий голос. Знакомый голос… И он как будто позвал его. Маша?!
Голос доносился откуда-то снизу и чуть со стороны. Это совсем рядом. Но как показаться ей в таком жутком обличии? Судя по пропорциям окружающих Волка ветвей и листьев, его размеры тянули как минимум на взрослую пантеру. Увидеть такую зверюгу на воле и не упасть в обморок – это под силу только отмороженным зоологам. Что ж, поиграем в шпионов.
Волк осмотрелся, затем примерился и стал спускаться вдоль массивного ствола дуба по сучьям. Человеку было бы несподручно изгибать своё тело под немыслимыми углами, слезая по такой лестнице, Волк же в шкуре кота-переростка чувствовал себя вполне комфортно. Хищник явно был в хорошей форме.
На высоте трёх метров, когда листва поредела, он замер. Стало видно часть открытого пространства, заросшего травой и пёстрым цветочным ассорти. Посреди лужайки сидела спасённая ими девушка и время от времени произносила фразы, которые явно адресовались кому-то другому. Но рядом с ней никого не было.
- Спасибо, что спасли меня, - сказала девушка. – Но почему вы остались со мной здесь? Ведь феи днём прячутся на другой стороне луны.
Что за околесица? Какие ещё феи?
- Я очень, очень вам благодарна… - вздохнула девушка. - О, нет! Ни за что на свете я не вернусь теперь туда… Мне так стыдно… Меня теперь считают падшей, грязной… Там… мой враг.
Где враг? Ей, вроде, никто не угрожает. Или она вспоминает о том, из-за кого убежала из дому и чуть не замёрзла? Волк терялся в догадках.
- Мне легче уйти, куда глаза глядят, чем тягаться с мачехой в склоке. Нет, не пойду я туда. Мне и в лесу хорошо.
Та-а-ак, понятно. Девчонку мачеха достала. Типичная история Золушки.
- И правда, - согласилась девушка, и Волк на секунду подумал, что она слышит его мысли, но тут симпатичная незнакомка принялась стягивать с себя шерстяные вещи, которые Дина и Лиля вчера сушили на кухне коттеджа. Волк остолбенело наблюдал за процессом, пока девушка не осталась в ситцевой сорочке. Пару минут она сидела с напряжённым лицом, словно вслушивалась, но уши Волка ничего необычного вокруг не улавливали.
- Да, только это короткое имя, для удобства, - сказала ни с того, ни с сего девушка.- Моё полное имя – Мария Люсинда.
Ну, вот и познакомились. Хм, а ведь негодник Сильвер оказался прав. Если бы заключил пари – выиграл бы хоть самолёт. Мало того, что спасённая девушка была похожа на Машу, как две капли воды, так её ещё и звали Марией.
- Я и не знала, что у фей бывают имена, - сказала Мария Люсинда.
Опять она про фей! Хотелось верить, что этот сдвиг по фазе не от того, что они так бесцеремонно выдернули её из родного времени. Стоп, стоп, стоп! Так это что получается? Мария спасла Марию Люсинду… Может, Машу угораздило совместиться с девушкой? Это гораздо более естественно, нежели то, что произошло с Волком.
- Нет, в Бриттенгем я пойти не могу. Я просто умру со стыда!.. Не беспокойтесь за меня. Я умею добывать пропитание в лесу.
Разговор коснулся еды, и Волк сглотнул слюну. Интересно, а какой рацион предпочитает эта кыса? Не хотелось бы пережить все прелести кровавой охоты и отвратительный натурализм поедания ещё трепещущей жертвы.
- Хорошо, - кивнула неведомо кому Мария Люсинда. – Мы пойдём к людям. Только не в ближайшие селения. Мачеха там про меня наверняка сплетню разнесла, теперь все пальцем будут показывать и говорить: вот идёт дочь Эрика Бриттенгема, которая прелюбодействовала в лесу с каким-то бродягой, а потом, чтоб позора избежать, дитя сбросила.
Ну, точно: она ведёт диалог с со своим альтер эго. Маша внутри. Интересно, как они совместились? Что при этом чувствуешь? Два зрелых сознания, две разных личности. Каждая со своим опытом, своими воспоминаниями. Неподготовленный может и с катушек съехать.
А что же он сам? Или ему повезло попасть в существо, не отягощённое самокопанием и прочими человеческими замашками? Но ведь Сильвер говорил, что при вселении сознание должно найти почти полностью идентичного носителя. Как же вышло, что Homo sapiens загрузился в Felis pardus? Ничего себе, идентичный носитель…
Тут девушка, пошарив в траве, нашла тот самый мешок, который Маша очень кстати пристроила ей на колени перед стартом. Женщины – вообще загадочный народ. Иногда они ведут себя абсолютно нелогично, совершают непредсказуемые поступки, но время от времени вытворяют такое, что мужчинам и не снилось.
Мария Люсинда начала отламывать от хлеба и сыра куски и с аппетитом их поедать, а у Волка от этого обильно потекла слюна. О, это невыносимо!
Он попытался убедить себя, что ещё не успел проголодаться и принялся осматриваться и проверять, на что способно тело, в которое он попал. Гибкая сильная спина, крепкие лапы с цепкими когтями… и что там ещё такое сзади? Ах, ну, конечно, хвост. Он же пантера, чёрный леопард или как там его ещё называют местные… Наверняка обзывают убийцей и при первой возможности стараются поймать, пристрелить, содрать шкуру. Вот этого Волку хотелось меньше всего. У него тут работа – охранять девушку, пока…
А что, собственно, теперь вообще будет? Как же это всё так вывернулось, что они порознь вышли в этом времени в совершенно неожиданных обличиях, вместо того чтобы явиться сюда самолично, устроить спасённую девушку поудобнее и исчезнуть?
Кто-то опять думал не о том, о чём следовало. Стоп! А сам-то он о чём думал до старта? О селении с барской усадьбой? О Маше? О девушке?
Подкрепившись, Мария Люсинда поднялась на ноги. Двигалась она не так, как Маша, но в целом их грация была схожа. У девушки было более крепкое тело, видимо, ежедневно трудилась по хозяйству. Она собрала тёплые вещи и сапоги в отдельный узел и, не торопясь, побрела с поляны прочь.
«Э, нет, - подумал Волк, - так не пойдёт. Куда это вы двинули без меня!»
Он за две секунды спустился с дуба и, пригибаясь, потрусил следом, стараясь не отставать слишком далеко. Девушка явно хорошо ориентировалась в этом лесу, потому что скоро вышла на петляющую тропку. Волк, таясь за кустами, крался следом, потому что был в этом лесу впервые. Хотя… Позже ему попались на пути две его собственные метки. Значит, хищник, чьим телом он пользуется, уже застолбил здесь охотничьи угодья. Оставалось надеяться, что эти пахучие отметины не обнаружил какой-нибудь ретивый зверолов.
Места были очень живописные. Вокруг родного города он таких никогда не видел. Видно, долго в этих местах человека не было, коль так здорово всё заросло. Мощные дубы, стройные клёны и ясени чередовались с прохладными ельниками и пушистыми сосняками, орешник и ягодные кустарники боролись за место с можжевельником. Лес покрывал холмистую местность у подножия гор почти полностью. Деревья и кусты неохотно расступались на южных склонах и смыкали ряды на северных, поэтому поляны попадались редко. Один раз девушка, прыгая по округлым сухим лысинам камней, перешла широкий бурливый ручей, протекавший в просторной ложбине. Деревья в ложбине не росли, уступив место густому кустарнику и низкому ивняку, и Волку пришлось дожидаться, пока Мария Люсинда минует вершину холма, чтобы пересечь открытое место без риска быть замеченным. Потом он испытал минутное беспокойство, потому что тропа раздвоилась, разбегаясь в противоположные стороны, причём обе тропки терялись в высоком орешнике. По какой из них пошла девушка? Её и не видать уже…
Выручили привычки хищника. Шея сама склонилась вниз, влажный нос ткнулся в зернистый песок тропинки. Запах человеческого следа был свежим, и вёл он налево, в глубь лесистых холмов. Волк затрусил туда, стараясь не шуршать и не раскачивать склоненные к тропе ветви.
Через некоторое время лес стал гуще, а тропка начала виться по крутым склонам. Крупный кварцевый песок тут был обильно сдобрен камнями, а спустя ещё полчаса эту смесь сменила ступенчатая скалистая порода, обильно поросшая мхом и лишайниками. Растительность, тем не менее, беднее не становилась. Наоборот, тут было влажнее, и среди камней пышными кружевами кудрявились папоротники.
Волк нагнал девушку и держался от неё на расстоянии тридцати-сорока метров. Шла она уверено, но не быстро, потому что вышагивала по камням босиком. Трудно было сказать, как долго они двигались по петляющей среди леса тропе, но, в конце концов, девушка сошла с неё. Пройдя насквозь полосу сосняка, она вышла к уютному местечку. С одной стороны его укрывало нагромождение валунов, с двух – живая изгородь молодых сосен, а с третьей - раскалённая солнцем широкая и довольно крутая осыпь, выстилающая подножие высокого неприступного утёса. Широкая гранитная площадка имела в центре продолговатую выемку метра полтора глубиной, наполненную прозрачной дождевой водой.
- Ну, вот мы и пришли! – услышал Волк голос Марии Люсинды. – Это моё самое любимое место! Его никто не знает, потому что тут нет ни грибов, ни ягод. И охотники с пастухами сюда не забредают. Вода здесь иногда так прогревается, что кажется теплее парного молока! Сейчас сама поймёшь…
Ну, точно, Маша вселилась в своего двойника. Эта девушка идеально подходит ей для совмещения. Волк, правда, ещё не знал, радоваться этому или нет. Одно хорошо – хотя бы Машу не придётся разыскивать. А вот с остальными…
Девушка, по-прежнему уверенная, что здесь никого нет, скинула сорочку и с восторженным вздохом плюхнулась в озерцо. Кристально чистая вода, не замутнённая илом, водорослями и тиной, абсолютно ничего не скрывала от Волка. Он, словно поражённый молнией, застыл там, где стоял, не в силах справиться с собой от увиденной красоты. Воспитание человека требовало отвести взгляд от озерца, где плескалась обнажённая девушка, но любопытство лесного хищника, который был в этом месте впервые и не собирался тратить время на ничего не значащие для него человечьи условности, взяло верх. Для него важнее было изучить новую позицию, оценить все подступы к ней и возможности для удобного и быстрого отступления. Любое неизвестное место всегда может стать ловушкой – так понял Волк бесхитростные побуждения охотника, привыкшего полагаться только на себя.
«Стыдно, - укорял Волк не то себя, не то леопарда. – Нехорошо тайком наблюдать за купающейся девушкой… Надо отвернуться. Ну же!.. Брысь, котяра!..»
Не тут-то было. Этот кот гулял сам по себе и ничьих указов отродясь не слушался, а уж про стыд вовсе никакого понятия не имел. Зато имел определённую привязанность к девушке, за которой уже не первый час плёлся по лесной тропе. Волк чувствовал, что хищник питает к ней что-то вроде братского долга, и ощущал его твёрдое намерение приглядывать за сладкоголосой человеческой самкой.
Мария Люсинда тем временем, всласть нанырявшись и наплескавшись, отжала волосы, выбралась на берег и расстелила прямо на скрипучем крупном песке свои кофту и юбку. Сладко потянувшись, она устроилась в двух шагах от валунов, на самом пропечённом солнцем месте. Её грация и сияющая белизна покрытой капельками кожи окончательно парализовали Волка. Он с неимоверным усилием проглотил комок и понял, что пора менять позицию, потому что из своего укрытия за валуном не видел некоторую часть площадки. Выждав несколько минут и убедившись, что девушка лежит неподвижно, он счёл, что она дремлет. Вот теперь пора.
Абсолютно бесшумно он выскользнул из-под низких сосёнок и втёк подобно огромной мохнатой капле на самый большой валун. На верхушке огромного камня была ровная площадка с подушкой мха и жиденькие кустики. Волк вжался в мох и подполз к самому краю валуна. Внизу, в двух метрах от него, безмятежно спала под ласковыми июньскими лучами божественно прекрасная нимфа. Она была безупречна, и Волк невольно задумался над тем, насколько велико их сходство с Машей. Если его подруга так же прекрасна, то он будет счастливейшим мужчиной на свете.
«Всё, - твёрдо решил Волк, - как только выберемся из этой передряги, сразу сделаю Маше предложение. И найду ей самое красивое колечко с камешком под цвет глаз».
В кроне одной из больших сосен шумно завозилась сойка, по-хозяйски покрикивая и хлопая крыльями. Волк неодобрительно зыркнул в ту сторону, надеясь, что птица не увидит его на камне и не заверещит на всю округу. Не хватало только, чтобы девушка проснулась и обнаружила рядом здоровую зверюгу с репутацией мясоеда. Но она, похоже, погрузилась в глубокий сон, потому что даже не пошевелилась при резких звуках соечьей болтовни. Пусть уснёт ещё крепче. Волк намеревался сменить позицию на более удобную. В двух с половиной метрах от него громоздился над другими такой же валун, только над ним нависали низкие пушистые ветви сосны. Этот наблюдательный пункт, по кошачьему разумению, больше подходил для скрытного наблюдения, и Волк был с этим согласен.
* * *
Синди было не привыкать к дальним пешим прогулкам. Ей доводилось отмахивать до дальней охотничьей заимки отца по шесть миль в оба конца – и ничего. По лесу ходить не скучно, не однообразно, и расстояние даже не замечается. Лишь под конец пути ноги начинают гудеть.
В этот раз она прошагала по каменистой тропке не так много, но усталость дала знать о себе уже через три мили. Может, это потому, что она ещё не оправилась от того страшного дня?
Нечего над собой издеваться – вот что я тебе скажу. Себя надо беречь. До Джорди этого ещё топать и топать, так что давай поспим.
Синди не ответила фее. Она просто молча согласилась и улыбнулась как бы сама себе. И тут же почувствовала, что фея по имени Мария тоже ей улыбается. Дружелюбие и тёплое чувство, какое бывает, когда тебе дарит улыбку родной, надёжный и понимающий человек, охватило Синди. Она блаженно растянулась на разложенной одежде, подставив солнцу нагое тело, и скоро уснула.
Сновидение, посетившее её, было совершенно не таким, какие она почти привыкла видеть во время ночного сна. Там было спокойно и ясно. Она сидела посреди небольшого мохнатого бугра, словно на спине какого-то невиданного животного. Бугор плыл среди моря густых, волнующихся облаков, только волны эти не плескались, как вода, а скручивались в жгуты, вихрящиеся воронки, рвались на клочки, которые не улетали, а мягко оседали в белые вихры и сливались с ними. А над головой, наоборот, был огромный аметистовый водяной свод. Он был покрыт бликующей рябью, как мелководье в безветренный день, но откуда падал на него свет, было непонятно.
У Синди от увиденного захватило дух. Она даже вцепилась пальцами в серую шерсть бугра, на котором сидела. И тут же напугалась: а вдруг он живой, и ему от её судорожной хватки станет больно? Этак можно и взбрыкнуть, уронив седока.
Но бугор остался равнодушен к вцепившейся в него девушке. Он, не шевелясь, двигался среди клубящегося безбрежья облаков. Синди чувствовала это движение, хотя не было никаких ориентиров или признаков перемещения, по которым можно было безошибочно определить, с какой скоростью и куда несётся мохнатый кусочек определённости. Даже воздух вокруг Синди был неподвижен, хотя уж эта-то среда всегда отзывалась на малейшее перемещение предметов.
Что же это за место?
Неожиданно всё вокруг стало меняться. Облачное море из молочно-белого превратилось в глинисто-коричневое, словно взбаламученный донный ил. Синди вдруг показалось, что она на дне огромного аквариума, который кто-то только что встряхнул, от чего со дна поднялась муть из мириадов мелких частичек песка и переработанных улитками водорослей. Чуть в стороне пелена мути на секунду распалась, и девушке стало видно, кто возмущает спокойствие ила и заставляет эту взвесь колебаться и скручиваться в жгуты. Десятки извивающихся узких тел со змеиными узорами переплетались друг с другом, свивались и раскручивались обратно в отвратительном танце. Сонмище гадов было безликим и безмолвным, от чего казалось, что это не сухие чешуйчатые пресмыкающиеся, а безголовые и безглазые черви, чьи движения всегда слепы и бессмысленны.
И в этот момент среди чёрных и серых спин и желтовато-серых брюшных чешуй холодным блеском сверкнули глаза. Холодные, безжалостные, немигающие. Синди вздрогнула, приподняла руку, чтобы защититься от этого неумолимого зловещего взгляда, сулящего смерть, но не смогла больше пошевелиться. Рука застыла в воздухе, рот приоткрылся в бесплодной попытке вскрикнуть. Её глаза, не мигая, смотрели прямо в жуткие плотоядные колодцы, потому что воля Синди оказалась парализована ядом страха.
Враг не двигался, но девушка уже чувствовала себя обречённой. Даже если бы ей удалось очнуться от морока, деваться было некуда. Повсюду вокруг мохнатого бугорка извивались в отвратительном танце бесчисленные гады. Оставалось только одно – безропотно ждать…
Не-е-ет!
Синди вздрогнула и проснулась. Голос, разбудивший её, продолжал звучать в голове.
Ну, и сны у тебя, подружка! Стивен Кинг отдыхает…
Синди потёрла глаза, приходя в себя, и тут поняла, что сон прошёл, а беспокойство – нет. Ей никто не угрожал в этом укромном уголке леса, она была вне суеты, к которой привыкла в поместье, и всё же какая-то тревога заставляла её чувствовать себя неуютно. Словно она сидела не на песчаном берегу прогретого до самого дна озерца, а на муравьиной куче.
Что-то мы с тобой расслабились. Слишком тихо здесь. В этих местах хищники, случайно не водятся?
- Когда-то давно забредали волки, - ответила Синди, - но их перебили. Король Джиордин сам любил охотиться, и сыновей приучил.
Всё равно как-то неуютно… Может, всё-таки к жилью пойдём?
Для обитательницы лесов и лугов фея вела себя необычно, но Синди ничего не стала спрашивать. Она на всякий случай окинула взглядом другой берег и опушку сосняка, прислушалась. Одновременно девушка потянулась за сорочкой, которая лежала у неё за спиной, у шероховатого бока валуна.
Внезапно чувство опасности заставило её замереть в неудобном положении. Синди, холодея от ужаса, повернулась в сторону, куда тянулась. И тут же поняла, что больше не сможет пошевелиться.
Два немигающих глаза враждебно и пристально глядели на неё. Буквально в десяти дюймах от её пальцев застыла в угрожающей позе большая каменная гадюка. Пока Синди спала, змея выползла из-под валуна на раскалённый песок, чтобы принять солнечную ванну. Это было её излюбленное место, и даже брошенная у входа в нору сорочка гадюку не насторожила, потому что была всего лишь неподвижным куском материи. Хозяйка сорочки в этот момент была в глубоком сне и тоже мало чем отличалась для полуслепой змеи от окружающих камней и песка. Но как только человек зашевелился…
Синди спасло то, что она замерла. Сдвинься она ещё хоть на дюйм, гадюка, привыкшая от всех прятаться и чувствовавшая себя на открытом месте вдесятеро уязвимее, чем в траве или под камнем, немедленно приняла бы решение напасть. Такова змеиная натура – пускать в ход яд, если нет возможности уползти без драки.
Тихо…Тихо… Не шевелись. Может быть, она успокоится и уползёт…
Фея почти слово в слово повторила то, что когда-то говорил ей отец. Он учил её остерегаться змей и вести себя как можно осторожнее, если всё-таки одна из них окажется поблизости. «Змеи не любят, когда к ним приближаются большие существа, - объяснял отец. - Сначала они шипят, потом сразу кусают ядовитыми клыками. Любое резкое движение в их сторону они считают нападением, поэтому нужно замереть и дать змее успокоиться».
Синди сидела очень неудобно. Повернувшись за сорочкой, она почти потеряла равновесие, и теперь ей приходилось напрягать все мышцы, чтобы сохранять неподвижность. Долго это продолжаться не могло. Ей придётся отдёрнуть руку, чтобы гадюка не цапнула её за пальцы. Но откатиться в сторону она не успеет, потому что каменная гадюка может пролететь в прыжке не меньше двух шагов. Тем она и опаснее обыкновенной лесной.
Змея почти неуловимым движением стянула в комок петли своего тела и отвела плоскую треугольную голову назад. Она была похожа на взведённый боевой механизм и в любое мгновение могла нанести смертельный удар. Раздвоенный язык нервно сновал между её чешуйчатыми губами, улавливая малейшие изменения вокруг.
Ужас Синди рос как лавина. Она уже не могла справиться с дрожью в напряжённых мышцах.
Держись! Держись! Держись!..
Что-то большое и чёрное рухнуло сверху прямо на гадюку.
Беги-и-и!!!
Синди от неожиданности отлетела в сторону, а потом бросилась в воду. Позже она даже не смогла вспомнить, как ей удалось сделать это столь ловко и быстро. Зрелище было такое, что сама она просто оторопела бы и не нашла в себе силы сдвинуться с места. А вот фея Мария моментально сообразила, что нужно делать. На секунду девушке даже показалось, что это она управляла её онемевшим от напряжения телом.
Тем временем неведомо откуда взявшийся хищник покончил с придавленной к песку гадюкой и поглядел в сторону Синди. Она не верила своим глазам: это был самый настоящий Лесной Кот – бархатно-чёрный с бурыми пятнами леопард. Он победно задрал хвост, выпятил грудь и уставился на девушку жёлтыми довольными глазищами. Потом взял исполосованное когтями тело гадюки в зубы, поднёс к воде, положил там, брезгливо фыркнул и снова уставился на Синди, словно напрашивался на похвалу.
Ма-а-амочка дорогая! Вот это кыса!.. И что мы теперь будем делать?
- Ты Лесной Кот, да? – спросила зачем-то Синди.
Леопард только шевельнул ушами и сел у воды. Уходить восвояси он явно не собирался. Синди, хоть и верила в легенды, конечно, не рассчитывала, что Лесной Кот будет ходить на задних лапах и разговаривать по-человечески. Зверь есть зверь. Он идеально приспособлен для жизни в лесу, для лазания по деревьям, охоты…
И на кого же он охотится?
- Ты меня не обидишь, Котик? Ведь ты меня от гадюки спас.
Только бы в воду не полез! Обычно кошки воду не любят…
Фея, видимо, из этих соображений и подтолкнула Синди выскочить чуть не на середину озерца. Сама девушка не сомневалась, что если этому хищнику с мощными лапами, широкой грудью и гибкой спиной вздумается достать добычу, то его и вода не остановит. Впрочем, она всё же надеялась, что где-то в глубине звериной натуры ещё сохранились остатки человеческой души.
- Ты, конечно, не умеешь говорить, но ведь понимаешь меня, правда?
К немалому удивлению Синди и её бестелесной спутницы Лесной Кот чуть прикрыл глаза и выразительно кивнул. Девушка пришла в сильнейшее волнение и спросила:
- На самом деле ты человек?
Последовал такой же кивок, после чего Лесной Кот приоткрыл пасть, высунул кончик языка и запыхтел. В мохнатой чёрной шубе торчать на солнцепёке было довольно жарко. Пока Синди пыталась осмыслить происходящее, Кот наклонил крупную голову к воде и принялся лакать воду. Сделав несколько глотков, он вошёл в воду чуть в стороне от девушки и блаженно зажмурился, оставив на поверхности только усатую морду.
Вот тебе и кошка. Погляди на него! Он же сейчас замурлычет!
- Просто глазам не верю, - проговорила Синди. – Наследник графа Кюри в шкуре Лесного Кота, который не боится воды и одним ударом когтей справляется с ядовитой змеёй… Если бы я рассказала об этом девушкам в нашем поместье, мне никто не поверил бы!
Погоди-ка… Что ты имеешь в виду? Как может пантера быть наследником графа?
- А разве волшебные существа не рассказывают друг другу такие истории? – удивилась Синди. – У нас в Бриттенгеме даже маленькие дети знают легенду о сыне графа Кюри, который из-за колдовства троллей стал Лесным Котом.
Прости, но мы, феи, в дела троллей и людей нос не суём. С людьми мы иногда сотрудничаем, а троллей - знать не знаем.
Синди показалось, что фея обиделась, но ошиблась.
Так что там с этим графским сыном дальше было?
- Если легенда не лжёт, то перед нами наследник семейства Кюри. Он в таком обличии уже двадцать лет по лесам бродит. Котик, ты знаешь, кто такой граф Кюри?
Леопард зажмурился и мотнул головой, зачерпнув при этом воду ухом. Это ему не понравилось, и он, фыркнув, выбрался на берег и стал брызгуче отряхиваться.
Вот видишь, ничего он не знает.
- Это ему просто вода в уши попала, - защитила Синди Кота. – Я верю, что он - благородный юноша… Ой!
Вот, вот, и я о том же подумала. Если это юноша, то нечего ему на нас пялиться.
Кот словно услышал мысли Синди. Он оглянулся на девушку, гулко кашлянул и, взяв клыками её сорочку, поднёс поближе к воде. Потом отошёл к валунам, сел спиной к воде и стал вылизывать шерсть на лапах.
- Я верила, Котик, что ты настоящий кавалер. Спасибо.
Девушка вышла из воды и одела сорочку на мокрое тело. Одно дело разгуливать голой при животном, совсем другое – перед легендарным Лесным Котом, который отлично понимает человеческие порядки.
- Ну, вот, я оделась. Теперь можно познакомиться поближе. Хотя, если честно, мне немного боязно…
Кот оглянулся на неё и вздохнул. Было такое впечатление, что он не осуждал её за это, но ужасно устал от человеческого недоверия. А что он мог сделать, если у него такой хищный экстерьер?
Только одно могло убедить девушку доверять ему. Кот плюхнулся на бок, вывернулся мордой к Синди и состроил ей масляные глазки. Это подействовало подкупающе. Синди подошла ближе и, присев на корточки, коснулась пальцами роскошной чёрной шубы на его загривке. Шерсть, правда, была сырой от воды, зато Синди вдруг почувствовала, что не одинока в этом безлюдном лесу. Рядом было существо, которое рискнуло ради неё своей жизнью. К тому же, Лесной Кот понимал её слова и даже по-своему на них отвечал.
Чудо… Это чудо какое-то! Никогда не думала, что дикий хищник может быть таким дружелюбным и умным!.. Не удивлюсь, если выяснится, что его можно научить писать и читать.
Синди в восхищении рассматривала своего нового друга. Он был немного не такой, каким она его представляла. Слушая россказни садовника Клемента, девушка давала фантазии волю и рисовала в мыслях этакого домашнего кота-переростка с пышной шерстью, круглой доброй мордой и человеческой улыбкой. Реальность перечёркивала образ откормленного мягкого увальня. Перед ней был мускулистый гибкий хищник, воплощение силы, ловкости и быстроты. Когда Синди потрепала его за ушами, Лесной Кот блаженно вытянул лапы и растопырил когтистые пальцы. Сомнений не оставалось: он был вооружён всем, что подобает иметь взрослому леопарду для охоты на живность.
- Хороший Котик, - сказала Синди. – А как ты относишься к человеческой пище?
Лесной Кот резво сел и хрипло мяукнул. По спине Синди прокатились мурашки, но она справилась с собой и потянулась к сумке с провизией. Кот снова мяукнул, на этот раз нетерпеливо, и поднял хвост торчком. По мере того, как из мешка появлялись хлеб, сыр, копчёная курица, ватрушки и молоко в зелёной бутылке без этикетки, глаза Лесного Кота открывались всё шире, а уши с потешными рысьими кисточками прижимались к затылку.
- Похоже, мой спаситель проголодался, - сказала Синди. – Когда ты последний раз ел? Наверно, не сладко тебе было питаться сырым мясом…
Кот жалобно и протяжно не то промяукал, не то простонал. Потом ткнулся носом в бумажный пакет с курицей, который благоухал так, что Синди тоже почувствовала голод. Девушка сказала:
- Сейчас я отдеру мясо от костей. Потерпишь?
Кот переминался с лапы на лапу и вилял хвостом. Видно, терпеть ему было сложно, но он старался. Когда Синди протянула ему мясистый кусок окорока, он аккуратно обвил его языком и попытался жевать по-человечески. Выходило не очень хорошо, потому что пасть леопарда – инструмент не для жевания, а для хватания и разрывания на куски. Коту приходилось бороться с самим собой: кошачья натура работала на уровне инстинктов и норовила в два счёта глотать куски пищи, а человеческая по привычке старалась придать трапезе хоть какое-то подобие приличия.
Слопав еще кусок курицы, Кот ткнулся носом в тряпицу с хлебом. Синди удивилась, но отломила ему кусочек. Хищник деликатно принял из её рук ржаную краюшку и вновь посмотрел на курицу. Это было так необыкновенно, что даже фея не выдержала.
Он ест как человек. Интересно, как у него сохранились такие манеры, если он уже двадцать лет мается в таком виде. Ещё не одному Маугли не удалось остаться человеком среди зверей.
- Маугли? – удивилась Синди. - Кто это?
Лесной Кот встрепенулся и посмотрел на неё. Синди показалось, что он понял, о чём она спрашивала. Чтобы отвлечь его, девушка предложила ему ещё курицы и хлеба. Кот жевал, но при этом внимательно смотрел на неё.
Жуть… Он всё понимает, что ли? Ну и ну! Есть такая сказка про Маугли - человеческого мальчика, родителей которого убил тигр. Маугли заблудился в джунглях, и его приютила в своей берлоге волчица. Он вырос вместе с волчатами и совершил много удивительно человечных поступков для своих друзей из джунглей. Кстати, его воспитателями были медведь и пантера. Но это сказка. На самом деле дети, которые теряются в лесу и живут с дикими зверьми, не знают человеческой речи и даже не умеют ходить прямо. Они растут слабыми и быстро умирают, потому что тело человека за тысячи лет стало неприспособленным для дикой жизни.
- А папа с дядей Винни говорили, что в лесу можно без труда выжить, - сказала Синди.
Взрослому и умелому человеку – да. Если знаешь, как добыть пищу и огонь, как защитить себя от холода и хищников. Ребёнок погибнет.
Лесной Кот, заморив червячка, довольно облизывался. Вид у него был такой, словно он вот-вот произнесёт человеческим голосом то, о чём думает. Интересно, а о чём он думает? Синди погладила его по загривку, и Кот издал низкий урчащий звук.
- Котик, – спросила она его, - а ты помнишь своё детство?
* * *
Если бы в этот момент сознанием и телом Лесного Кота управлял сам хищник, то он, понятное дело, вместо ответа продолжил бы жрать курицу, причём без хлеба. Выживание было главным занятием чёрного леопарда с самого детства, поэтому ему нечего было вспомнить, кроме восторга от первой добытой им зверюшки после почти недельной голодухи. Бесхитростный разум Кота, похоже, вообще не интересовало ничто, кроме еды. Он был зациклен на простых вещах – безопасность, мясо, отдых и ещё раз безопасность.
Но в этот момент у руля был более развитый человеческий разум Волка, и он довольно успешно контролировал инстинкты носителя.
Конечно, Волк помнил своё детство, поэтому вполне по-человечески кивнул.
- Ой, это же здорово! Вспоминай: большой дом, богатая обстановка, игрушки, мама, папа, заботливая нянюшка. Что-нибудь из этого ты помнишь?
«Ни фига подобного, - подумал Волк. – Тесная хрущовка со скрипучими полами, «Сникерс» вместо подарка на Новый год, китайский «Адидас» на вырост. Я ж из пролетарской семьи, а не из графской».
Сказать это вслух он не мог, поэтому отрицательно помотал головой. Синди огорчилась:
- Жаль. Я подумала, что было бы правильно называть тебя по имени. Хотя, даже если бы ты вспомнил своё имя, то не смог бы сказать его мне. И даже написать бы не смог.
Кот фыркнул, отошёл от неё на два шага, выбирая ровный пятачок на песке, а потом начал неуклюже царапать прямые и наклонные борозды. Сложнее всего было выводить неприспособленной для письма лапой закруглённые элементы, но всё же вышло вполне читаемое слово: «ВОЛК». Вообще, коль уж у него спросили имя, следовало бы написать «Володя», но для кошачьей лапы две лишние буквы были бы серьёзным испытанием. К тому же, он надеялся, что если Маша совместилась с Марией Люсиндой, то это должно ей кое на что намекнуть.
Синди озадаченно смотрела на каракули, которые Лесной Кот чертит на зернистом песке кривыми когтями, и не могла понять, что это за слово. Буквы, вроде бы, знакомые, но их сочетание по-новоевропейски не читалось. Впрочем, узнала она только три из четырёх букв. Само по себе то, что леопард пишет буквы, было невероятно до крайности, однако, проку от этого было мало.
- На каком это языке? – спросила Синди, чувствуя себя довольно глупо. Ещё бы, грамотная девушка не может понять, что ей написал лесной зверь. Рассказать кому – лопнет со смеху. Или сумасшедшей обзовёт.
Это по-русски. Он написал слово «волк». Что-то мне это напоминает…
Синди затрепетала и почувствовала, что ещё немного – и она лишится чувств.
- Котик, скажи…ты написал имя?
Лесной Кот помотал головой и прищурился, ожидая нового вопроса.
Прозвище! Прозвище! Это его прозвище! Невероятно!.. Как же Володя угодил в шкуру пантеры?
Подсказки феи мешали Синди сосредоточиться, и если бы голос шёл извне, то она с удовольствием заткнула бы уши.
- Котик, это твоё прозвище?
Лесной Кот радостно закивал и лизнул ей руку шершавым сильным языком. Синди оторопела и, не веря в реальность происходящего, снова спросила:
- У тебя есть друзья, которых зовут Бах и Сильвер?
Утвердительный кивок вызвал у неё приступ головокружения. Синди села прямо на песок и схватилась за щёки ладонями.
Нет, нет, ты не сошла с ума! Но это чудо! Это невероятное везенье! Володя – отличный парень! Я знаю его всего три месяца, но точно могу сказать: он самый надёжный, самый благородный из всех, с кем я встречалась! Он придумает, как нам выпутаться и всё вернуть на свои места!
Синди словно онемела. Ей принц каким-то невероятным образом превратился в легендарного Лесного Кота и спас ей жизнь. Он рядом с ней!..
Но фея, чей голос настойчиво вмешивался в её мысли, оказывается, познакомилась с ним, когда он был ещё в человеческом обличии. Кто она ему? В каких они отношениях? Неужели они… Как же так! Небеса, казалось, позволили Синди распутать самый сложный узел на нити судьбы, но тут же причудливо эту нить перекрутили, свили петлями, и новый узел, того и гляди, затянется намертво.
Эй, подруга, ты чего скисла? Ты что, думаешь, меня может заинтересовать мохнатое чудище? Даже если Володя совместился с этим твоим Лесным Котом, у меня нет никакого желания добиваться его внимания до тех пор, пока мы не вернёмся в свой мир. Сейчас ни он ко мне, ни я к нему никаких чувств, кроме ностальгических, испытывать не можем, потому что мы друг для друга не доступны. Вот если вернёмся…
- И потом я его уже никогда больше не увижу? – дрожащим голосом спросила Синди.
Бедненькая… Ты влюбилась в него? Я тебя понимаю. Он привлекательный. Только как я тебе могу сказать, увидишь ты его или нет? Если мы тут застряли, то тебе придётся довольствоваться общением с Лесным Котом. А если всё сложится удачно, и мы всё вернём, как было, то я ведь ему не указ. Захочет – снова перепрыгнет сюда, не захочет – нет. Это Володе решать.
- Бывает же такое, - задумчиво проговорила Синди. – Ждала принца на белом коне, а повстречала чёрного Лесного Кота.
Волк очень внимательно посмотрел на девушку, почти по-человечески вздохнул, а потом подошёл к Синди вплотную и, урча, стал тереться крепким лбом о её колени. Он, конечно, даже приблизительно не представлял, о чём Мария Люсинда говорила с Машей, но расстроенный вид девушки подсказал ему, что её нужно подбодрить.
Она обхватила его шею обеими руками и прижала к себе. Волк замер в неудобной позе, но терпеливо слушал то, что девушка в порыве чувств высказала ему:
- Котик, ты у меня теперь один на всём белом свете. Я словно родилась заново, но для всех, кто меня знал, умерла… Может быть, я глупая, но ты даже не представляешь себе, как в детстве я мечтала повстречать тебя. А в прошлом году на вершине утёса мне повстречались трое нездешних парней, среди которых был Волк. Может быть, я грешная, но все последние месяцы моей заветной мечтой была встреча с ним… с тобой. Что же случилось с нами? Что это? Шутка фей или тайный замысел Создателя?
Ну, знаешь!.. Как фея, должна сказать тебе, что мне не до шуток!
- Две моих мечты, о которых я никому никогда не говорила, воплотились в одном волшебном существе! Котик! С нами всё будет хорошо, правда?
Волк повернул голову и его жёсткие вибриссы пощекотали лицо Синди. Девушка невольно поморщилась и улыбнулась в точности, как Маша: на щеках девушки от улыбки появились знакомые ему ямочки. И он лизнул её почти не шершавым кончиком языка прямо в губы.
Маскарад
Графиня Ла Бар нахмурилась и отложила пудреницу из заморских раковин в сторону. Из опочивальни Сильвестра снова доносились невероятные звуки. Её совершеннолетний сын уже месяц возбуждал любопытство алчных до сплетен и пересудов придворных своими эксцентричными выходками. Он то начинал говорить вещи, шокировавшие даже седых учёных мужей, то проявлял полную неосведомлённость в некоторых вопросах этикета. Последние две недели Сильвестр экспериментировал с музыкальными инструментами. Что он с ними делал, никто понять не мог, но звучание их становилось совершенно иным. Впрочем, звук был лишь малой частью проблемы. То, как Сильвестр играл на инструментах, потрясало намного сильнее, чем непривычное звучание струн, флейты и клавира.
Графиня пыталась убедить себя в том, что ничего страшного не произошло. Просто мальчик взрослеет, становится мужчиной, ему уже нужно самоутверждаться не в среде сверстников, как это было лет пять назад, а в глазах взрослых и уважаемых мужей. Но Литиция Ла Бар была опытной женщиной с развитой интуицией и понимала, что тут кроется что-то другое. Если бы Сильвестру в голову пришла идея обучиться премудростям стрельбы или фехтования – это при всём его неприятии светских стереотипов было бы даже естественнее, чем околесица, временами вылетающая из его уст. Высказав какое-нибудь невероятное и непонятное суждение, Сильвестр спохватывался, понимая, что ошарашил всех, и смущённо умолкал. Но лишь на время. Стоило подать повод для полемики по какому-нибудь вопросу, его опять словно прорывало, и окружающим снова приходилось недоумевать.
Графиня несколько раз ловила себя на мысли о том, что она что-то упустила. Какое-то событие или обстоятельство, послужившее причиной для странных заскоков. Она дотошно расспросила челядь о событиях недели, в которую, по её предположению, случилось это что-то. Чего-то явного, если не считать самого первого «музыкального» припадка, никто вспомнить не смог. Порознь камердинер Леопольд, нянюшка Армония, горничные Виолетта и Ханна припомнили отдельные моменты, когда Сильвестр впервые вёл себя странно при них.
- Юный граф, ваше сиятельство, - с присущим ему достоинством привилегированного слуги сообщил Леопольд, - изволил самостоятельно, не дожидаясь, когда я пошлю за настройщиком, репетировать инструмент. Это меня крайне удивило, но я, конечно, не подал виду и напомнил молодому господину об опасности, которую таят в себе непослушные кончики струн у колков. На это граф отреагировал снисходительным смехом, но тут же необычайно вежливо попросил меня принести какие-нибудь щипцы. Я распорядился принести серебряные щипцы для раскалывания орехов, чем вызвал недоумение его светлости. Господин граф пояснил, что ему нужны щипцы для ремонта механических деталей. У таких щипцов удлинённые…
- Упустим детали, Леопольд, - нетерпеливо прервала его графиня. – Зачем Сильвестру нужно было это приспособление?
- Господин подкручивал щипцами колки гитары, совершенно не рискуя повредить пальцы острыми кончиками струн.
- Но ведь раньше он такого никогда не делал, не так ли?
- Не делал, ваша светлость. Граф просто отдавал распоряжение настроить инструмент к следующему занятию. Он даже лично не знаком с придворным настройщиком и не мог видеть, как тот настраивает инструменты.
- А до того всё было как обычно?
- Всё было вполне обыкновенно. День как день. Хотя гроза тогда была жуткая, чуть окна не побило ветром.
На горничных графиня особенно не надеялась: они, хоть и крутились в покоях дни напролёт, были заняты множеством дел, не дающих отвлекаться на причуды господ. И всё же Ханна обратила внимание на странные записи, которых Сильвестр никогда не делал. Обеих горничных, пока они были девочками, Литиция лично обучала грамоте. Виолетте эта наука давалась с трудом, а вот у Ханны был цепкий ум, и она не только умела читать и писать, но и разбиралась в буквах иноземных алфавитов.
- Может быть, я ошибаюсь, ваша светлость, - высказала свои соображения молодая женщина, - но на обороте нотного листа были начертаны велирузийские слова. Только не тем почерком, каким обычно пишет его светлость. У него очень красивый почерк, им любоваться можно! А на том листе было то, что обычно получалось на уроках у нас с Виолеттой – каракули.
- Ты строга к себе, у тебя дела с чистописанием были не так уж плохи.
- Спасибо, госпожа, - поклонилась польщено Ханна и добавила, - Позже я нашла только пепел, хотя не припомню, чтобы господин граф когда-то жёг свои записи.
Нянюшка, всегда очень внимательная к самочувствию и поведению Сильвестра и Джильбертины, поведала о ещё более волнующих изменениях.
- У нашего юноши вполне могут быть от нас, любящих его женщин, свои секреты, - рассудительно сказала Армония. – Но ведь это не значит, что мы не можем их знать.
- С нашей стороны было бы непростительно чего-то не знать, - согласилась графиня. – Так что же? Ты полагаешь, нянюшка, что секреты есть?
- Разумеется, - улыбнулась Армония. – Когда он становится мечтательным, то не замечает ничего и никого вокруг. Между тем, я углядела, в чью сторону он чаще бросает самые тоскливые взгляды.
- Так, так, так, - оживилась госпожа Ла Бар. – Неужели мы дожили до этого?! И кто же наша избранница?
- Вы не поверите, ваша светлость! Сильвестр просто в струнку вытягивается, когда в парке гуляет… - Няня понизила голос и приложила ко рту ладони, - Её Высочество принцесса Диана.
- О! – вскинула брови графиня и от волнения стала обмахиваться веером. – Это… Вот такого поворота я никак не ожидала! Кто бы мог подумать! Сильвестр с детства сторонился даже смирных подружек Лили Джильбертины, а тут - принцесса. Впрочем… Она действительно хороша. Если смотреть на неё не как на инфанту, а как на девушку, то личность она весьма интересная. Общительна, энергична, умна, жизнерадостна. Большая часть дочерей придворных ей в подмётки не годится. Ничего не скажешь, королевское воспитание. Что больше всего радует, так это то, что она совсем не избалована. Мне известны девушки, у которых, хоть они намного ниже её по происхождению, столько спеси и гордости, что на десяток принцесс хватило бы. Скажи, Армония, а как давно мы влюблены?
- С того самого дня, как он спросил у меня про мою первую любовь, ваша светлость.
- Что? Ты мне об этом не рассказывала, - удивилась графиня.
- Мне показалось, что вы интересуетесь необычными событиями, - развела руками няня. – Мой собственный сын задал мне такой вопрос ещё в десять лет, а к четырнадцати мои советы уже были ему не нужны.
- Ты хочешь сказать, что это вполне естественно? Хм, может быть. По правде говоря, Джильбертина у меня про это ещё три года назад вызнала. Сильвестр немного припозднился. И всё же это странно. Он расспрашивал о любви не у меня.
- Вашим мнением Сильвестр очень дорожит, ваша светлость, но в этом случае он, наверно, не решился спросить, потому что вы не удержались бы и выпытали имя предмета обожания. Может быть, он ещё не уверен в своих чувствах?
- Будешь тут не уверен, если избранница – принцесса, - покачала головой графиня. – Она не какая-нибудь фрейлина. Флирт здесь не подходит. Она уже на выданье, поэтому любой манёвр поблизости от неё будет расцениваться, как серьёзная политическая претензия. Сильвестр хоть и не опытен в любовных делах, в остальных отношениях далеко не глуп. Он всё понимает. И никогда не решится сделать первый шаг.
- Если вы, ваша светлость, не употребите ваш талант и не поможете ему, - лукаво заметила Армония. – Ведь не даром вас называют Доброй Феей Любви.
При дворе графиня Ла Бар имела репутацию умелой свахи. К ней нередко обращались за помощью дети придворных, которые по своей воле никогда не одобрили бы брак своих дочерей или сыновей с детьми своих соперников или тех, с кем они в ссоре.
Однажды ей удалось устроить свадьбу сына виконта Диркросса с баронессой Юзовской. Юноша и девушка без памяти влюбились друг в друга, но их отцы – страшные упрямцы - поссорились из-за болотистого межевого луга, пролегавшего между их имениями. Несчастных детей ждала незавидная участь: встречаться друг с другом тайком, постоянно находясь под угрозой быть проклятыми родителями. К счастью, бабушкой молодого виконта была давняя приятельница графини и её партнёрша по бриджу. Мадам Диркросс симпатизировала не только внуку, но и его избраннице, к тому же была изрядно недовольна упрямством сына. Она пожаловалась Литиции Ла Бар и попросила у неё совета.
Графиня предприняла решительный шаг: она церемонно обратилась к виконту Диркроссу с предложением помочь ему устранить головную боль по поводу межевого луга. Тот был человеком без фантазии и с бульдожьей хваткой торговца, поэтому, услышав, что луг может перейти во владения его дома в качестве приданого невесты, возжелал свадьбы паче сына. Уговорить же брюзгу Юзовского не составило труда: он упрямился лишь потому, что торгашеские замашки Диркросса были ему отвратительны. Графиня обрисовала ему степень разочарования виконта, когда тот узнает, что единственный, кому можно продать торф с лакомой болотины, - это его собственные крестьяне, потому что торфяник на самом деле худой. Барон был на седьмом небе от возможности досадить соседу за его же деньги и немедленно благословил детей.
Именно тогда Её Высочество королева Альбина, узнав о разрешении конфликта, который не удалось уладить даже министрам её августейшего супруга, наградила графиню Ла Бар неофициальным титулом Доброй Феи Любви. По слухам, королева уже не раз лично советовала некоторым придворным дамам обратиться к графине за помощью.
Но одно дело – помогать разбираться в любовных делах другим и совсем другое - устраивать судьбу своего взрослого сына. Особенно, когда его избранницей является августейшая инфанта. Литиция Ла Бар не могла позволить, чтобы её репутация была очернена злословящими придворными сплетниками. Никто не должен заподозрить Добрую Фею Любви в корысти. И без того всем известно, что графиня Ла Бар не только фрейлина Её Высочества королевы Альбины, но и одна из немногих близких подруг и советчиц. Она очень дорожила королевским доверием, поэтому должна была соблюдать особую осторожность. Если кому-то удастся вбить клин между ней и королевой Альбиной, то в конечном итоге могут пострадать не только фамильная честь герба Ла Баров, но и государственные интересы.
- Не будем торопить события, - мудро ответила графиня на слова няни. – Всему своё время. Фею Любви принято вызывать тогда, когда на пути чьих-то чувств стоит непреодолимая преграда. На пути чувств моего сына серьёзных преград пока нет. Насколько я знаю, сердце принцессы никому не принадлежит. Сейчас меня больше беспокоит его странное поведение.
- Влюблённые часто заговариваются, - заметила Армония. – Мой любезный супруг, когда ухаживал за мной, сказал однажды: «Оча моих звездей», - и долго не мог понять, почему я хохочу и не могу остановиться.
Графиня улыбнулась, но тут же возразила:
- Поверь мне, он заговаривается не как обычный влюблённый. Эта черта влюблённости – последствие рассеянности, а Сильвестр вполне здраво рассуждает о вещах, в каких должно разбираться лишь мужам высоко учёным. Слышала бы ты, как он блистал перед академиком Мартинсоном! Я даже подумать не могла, что юноша в его возрасте может говорить такие мудрёные слова, а уж о том, чтобы повергнуть в глубокие размышления маститого учёного, и подавно! Академик даже не сразу нашёлся, что на это сказать. Он начал было задавать ему вопросы, но Сильвестр не только ответил на них, но и выдвинул встречные, заставив Мартинсона задуматься ещё больше.
- Сильвестр всегда был умным мальчиком, - не без гордости сказала няня.
- Чтобы озадачить академика, нужно быть гением…
- Ваше сиятельство! – раздался в дверях голос Леопольда. – К вам посыльный!
Вошедший посыльный был не из дворцовых курьеров, а из пажей. Он учтиво поклонился и без лишних слов передал графине записку с печатью королевы.
- Её Высочество ждёт ответа? – спросила фрейлина.
- Нет, ваша светлость, - ответил паж и удалился с поклоном.
Графиня распечатала листок и прочла: «Моя дорогая Литиция, есть вопрос, который необходимо срочно обсудить. Жду тебя на Южной террасе. Твоя королева».
* * *
На Южной террасе королева всегда встречалась только с теми, кому доверяла. Причин на это было три. Во-первых, терраса была очень уютной: солнечная сторона, свежий ветерок со стороны вечнозелёных Кырымских гор, увитые виноградом резные украшения из слоновой кости, плетёные столики, кушетки и стулья. Позволить отдыхать рядом с собой королева Альбина могла только родным и самым близким друзьям. Во-вторых, время от времени Её Высочество развлекалась живописью. Это требовало сосредоточения от неё и деликатности от собеседников, поскольку королева считала, что от совершенства её этюды далеки, поэтому для глаз как ценителей, так и льстецов должны быть сокрыты. В-третьих, само существование такого места обязывало людей, которым королева Альбина доверяла, расценивать приглашение на Южную террасу втрое выше любого другого и вдесятеро ревностнее хранить королевские секреты.
Графине Ла Бар, конечно, нравилось бывать здесь. И уют, и доверительные беседы, и возможность пообщаться с королевой без утомительных церемоний, предусмотренных дворцовым этикетом, привлекали её.
- Дворец и его обитатели, - жаловалась Её Высочество, - стали напоминать змеиное гнездо. С тех пор, как умерла матушка моего августейшего супруга, а её фрейлины ушли на покой, всё вокруг поразительно изменилось. Последние годы вокруг становится всё больше интриг, какой-то закулисной возни, хитрых взглядов и недобрых шепотков. Скажи мне, моя мудрая подруга, отчего власть привлекает так много расчётливых, корыстных и неискренних людей? Почему к ней слетаются, как мотыльки на свет, не отважные, благородные и щедрые люди, а стяжатели и прохиндеи?
- Мотылёк мотыльку рознь, - отвечала Литиция. – Свет привлекает и благородного аполлона, и пакостную моль. Только дневные бабочки честно трудятся на цветниках, дают жизнь новым семенам, а плодожорки, древоточцы и прочие вредители таятся в ночи, забиваются в щели. Даже тусклое бра способно обмануть их зрение, потому что они готовы довольствоваться и его жалким отсветами, лишь бы утаить от всех своё тщедушие.
Такие ответы часто повергали королеву Альбину в глубокие размышления. И Литиция гордилась тем, что у неё есть возможность употреблять своё образование для такого полезного дела, как побуждение к развитию природных данных Её Высочества. Королевская семья должна являть миру самых лучших сынов и дочерей народа, а для этого с малых лет их принято окружать людьми умными, способными многому научить, преподать все возможные науки наилучшим образом. Способность королевы Альбины к риторике и философии графиня Ла Бар старалась всячески поощрять с того самого момента, как их наставница – престарелая маркиза Дюваль, выпестовавшая ещё покойную матушку короля Бенедикта и её фрейлин, торжественно надела на палец Литиции перстень дипломированной фрейлины.
Сегодня графиня явилась на Южную террасу с надеждой на то, что ей на некоторое время удастся отвлечься от неразрешимой загадки, которую задал ей собственный сын.
- Добрый день, Ваше Высочество.
- Здравствуй, моя любезная Литиция, - приветливо отозвалась королева из-за мольберта. – Очень хорошо, что ты так быстро пришла. Мысли меня просто измучили. В размышлениях я даже не заметила, что неправильно накладываю тени.
- Неужели даже живопись не смогла отвлечь вас от дум? – удивилась графиня.
- Представь себе – нет, - пожала плечами королева.
- Ваше Высочество, вас что-то беспокоит?
Королева Альбина отложила кисть и с видом явно смущённым стала сцеплять и расцеплять пальцы, заламывая при этом запястья. Графиня подметила про себя, что ухоженные пальцы Её Высочества в нескольких местах запятнаны зелёной и голубой красками. Королева поджала губы, подняла глаза к бурым виноградным гроздьям, свисающим с высокого потолка, и, делая паузы между словами, сообщила:
- Мне кажется, что принцесса Диана влюбилась.
- Это же прекрасно.
- Да, Литиция, это прекрасно. И ужасно тоже.
- Отчего же, Ваше Высочество?!
- Я старею, - трагическим голосом произнесла королева.
- Помилуйте, Ваше Высочество, вы больше похожи на старшую сестру принцессы. Ни одна из коронованных особ, которых я повидала, не выглядит столь свежо.
- Я знаю, Литиция, что умеешь делать изысканные комплименты. Только дело не в том, как я выгляжу, а в том, что моя дочурка вдруг повзрослела. Почему я этого не заметила?
- У вас насыщенная жизнь. И потом, свои дети всегда взрослеют незаметно. Метаморфозы внешности чужих детей более заметны.
- Это ещё не самое печальное. Я не знаю, кто её избранник! Я не знаю, мучается она или счастлива. Она мне ничего не рассказывает!
- Но откуда же стало известно, что инфанта влюблена?
- О-о-о! Это оказалось очевидным. Мне доложили, что у принцессы испортился аппетит. Она вздыхает, почти не веселится с подружками, тихо напевает не то сонеты, не то песни, иногда говорит невпопад. Только я про всё это узнала последней. Впрочем, нет. Его Величество узнает об этом ещё позже меня. Всё это меня удручает. Я должна разузнать, кто стал причиной её печали, раньше, чем об этом начнут сплетничать придворные. А моя ближайшая подруга должна мне в этом помочь.
- Разумеется, Ваше Высочество. Вы можете на меня рассчитывать.
- Мы должны действовать мягко и быстро, - заговорщически сказала королева. - Нужно выведать, кто этот юноша. Сделать это будет нелегко. Принцесса с подругами с самой весны пропадает на аллеях парка, и вокруг них всё время увиваются молодые кавалеры. Кто-то из них вполне может быть объектом чувственных страданий Дианы.
- Но как мы это узнаем? Стоит хоть кому-то из взрослых появиться поблизости, как молодёжь притихнет и будет разыгрывать благопристойность. Я уже пыталась проникнуть в тайны своей дочери, и всякий раз, едва заметив меня, юноши прекращали пикировки и хвастовство, а девушки переставали хихикать и кокетничать.
- Ах, Литиция, но ты же можешь расспросить Лили Джильбертину о пристрастиях принцессы!
- Боюсь, моя дочь окажется верной подругой и не выдаст Её Высочество.
- Хм… Возможно, ты права. Но ведь ничего другого мы не можем. Придётся рискнуть. Литиция, я верю, что ты с этим справишься. В конце концов, ты же Добрая Фея Любви!
- Благодарю вас за доверие, - поклонилась графиня.
- Что ты, Литиция! Это я тебя должна благодарить за все усилия, которые ты прилагаешь, чтобы окружить мою семью покоем и благополучием. Вспомни, скольких бессмысленных конфликтов ты помогла избежать подданным Его Величества за последние пять лет. А сколько сердец соединил твой гениальный ум!
- Мой долг – служить вам верой и правдой, пока Господь Бог не освободит меня от этой почётной обязанности.
- Надеюсь, это случится очень не скоро, - улыбнулась королева и повела плечами. – Ах, как хорошо иметь такую подругу! Так тяжело всё время быть Её Высочеством… Иногда хочется побыть просто женщиной, избавиться от корсета, попрыгать или полежать на травке.
- Тогда, Ваше Высочество, нам нужно тайком от всех сбежать из дворца и пожить недельку в моём поместье. Там мы будем делать всё, что заблагорассудится.
- А мы сможем наловить в пруду рыбы и сварить уху? – оживилась королева.
- Конечно! Я слышала, у водяной мельницы отлично клюёт окунь.
- Ой, как это чудесно! – захлопала в ладоши королева, будто юная девочка. – Самое яркое воспоминание моего детства – поездка с отцом на утреннюю рыбалку. Я спала в шатре, пила чай со смородиной, удила в предрассветном тумане рыбу, а потом ловчий папы сварил уху, и мы ели её деревянными ложками. Ничего вкуснее не ела, хоть и перепробовала все изысканные яства!
- Мы ещё и картофеля напечём, - улыбнулась графиня. – А потом будем жарить на прутиках сосиски и до полуночи смотреть на звёзды.
- Восхитительно! Когда мы поедем?
- Как только что-то удастся разузнать о причине меланхолии принцессы. И было бы неплохо взять наших дочерей с собой. Возможно, это несколько отвлечёт Её Высочество от грустных мыслей.
- Хорошо. В таком случае лучше не медлить.
* * *
Сильвестра просто разрывало на множество частей. Он ещё никогда не чувствовал такого желания творить, придумывать, мыслить, спорить, двигаться, испытывать новые ощущения.
В тот майский день, когда из-за скалистых Кырымских гор накатила первая в этом году гроза, он не чувствовал ничего такого. А потом вдруг поднялся ветер, и в его опочивальне всё задвигалось: взмахнула страницами пропахшая пылью «Энциклопедия» великого путешественника прошлого Энриция Трампуса, вспорхнули ноты, вздулись шёлковые занавеси, а перья в подставке затрепетали и дружно повернулись точно по направлению ветра. Сильвестр, конечно, не стал дожидаться, когда Виолетта прибежит и закроет окно. У горничных в такую грозу и в других залах достанет беготни: который день стоит жара, и в покоях, выделенных их семье, все окна нараспашку даже ночью. Он подошёл к окну и потянулся к позолоченной ручке, чтобы закрыть створки. Перед тем, как преградить плотной струе свежего ветра путь в комнату, Сильвестр на несколько секунд замер, наслаждаясь движением напитанного ароматом фруктовых деревьев воздуха. И тут…
Ему показалось, что молния, раздиравшая до этого мрачные недра наползающей тучи, метнулась прямиком к его окну. В ту же секунду буря словно выстрелила ему в лицо из пушки. Чудовищный грохот обрушился на Сильвестра, пригнул его к полу, оглушил. Несколько секунд он ничего не видел, не слышал и даже не понимал, где находится. Может быть даже, это был обморок, только какой-то необычный, потому что при обмороке человек валится с ног, как подкошенный.
Способность связно соображать вернулась к Сильвестру плавно, но с первых же секунд он понял, что с ним что-то не так. Новый порыв ветра ударил в лицо, юный граф вдохнул воздух полной грудью и прислушался к себе.
Руки работают. Ноги держат. Глаза видят. Уши… уже почти слышат. Внутри всё, как будто, как всегда. Но что-то не так. Что?
Сильвестр озадаченно запустил руку в волосы и моментально понял, в чём было дело. Каждый волосок на его голове и руках словно обрёл мускулы. Они топорщились, как у перепуганной кошки, и от этого исходило ощущение дискомфорта. Ну, конечно, так бывает перед грозой. Правда, так сильно волосы у него ещё никогда не дыбились. Лишь однажды он испытал подобное, когда они с Лили баловались, прячась под толстый шерстяной плед. Их волосы и одежда тёрлись о шерсть, и от этого с пальцев и даже носов слетали щекочущие резко пахнущие молнии. После этой игры уложить на место волосы было очень сложно, нянюшка Армония ворчала, причёсывая их, потому что боялась молний. Теперешнее ощущение наэлектризованности было раз в десять сильнее, от него даже кожа зудела.
Сильвестр успокоился, объяснив смятение чувств влиянием бурной погоды. Он собрался помузицировать, взял в руки гитару и снова ощутил непонятное беспокойство. Ему казалось, что одежда неудобная, что привычные движения выходят у него неуклюже, а в душе теснятся какие-то неопределённые желания и идеи.
Пальцы уже почти прижали струны в нужных точках, готовые извлечь первый аккорд «Серенады лунного моря», но тут в голове всплыла совсем другая мелодия. Пальцы словно сами залетали по струнам, и, перебарывая шум ветра за окнами, по покоям графини Ла Бар разнеслась пронзительная, хватающая за душу музыка, какой в Новой Европе никто никогда не слышал.
Сильвестр играл и не мог наиграться. Его душа рвалась наружу вместе с музыкой, и он не жалел струн, слишком непослушных и совершенно не приспособленных для такой игры. Наконец, он, потрясённый происходящим, поднял гитару перед собой и изучил её внимательным взглядом.
- Дрова, - сказал он совершенно не своим голосом и закашлялся.
Что-то произошло. Что-то случилось с ним самим. Беспокойство и недовольство собой стали ещё больше. И вдруг он сообразил, что меняется с каждой секундой. Эта музыка… Эта манера играть… Этот голос… Как будто в нём был кто-то ещё. Такой же, как он, но другой…
У Сильвестра появилось ощущение, что он знает всё: и о том, кто сочинил эту мелодию, и о том, как настроить гитару, чтобы «у неё был нормальный звук», и о том, кто был носителем всех этих знаний. Он вот-вот догадается… Разгадка рядом!..
Он схватил перо и принялся торопливо записывать ноты только что исполненной мелодии на разлинованный лист. Аккорд за аккордом он наносил на бумагу графическую копию этой ошеломительно новой музыки и вдруг поймал себя на том, что ему неудобно пользоваться пером. Отличное, отобранное по стандарту королевской канцелярии, аккуратно заточенное перо было просто идеальным, но писать им было совершенно невозможно - пальцы ломило.
Он взглянул на свою руку и снова испытал желание схватиться за волосы. Пальцы отказывались ему повиноваться. Они явно собирались жить своей жизнью и делать всё так, как делали… где?.. когда?.. И что же это за озарение такое нашло на Сильвестра, что он исполнил доселе неизвестную ему мелодию? Впрочем, отчего же неизвестную, это же «Стил Гот Зе Блюз» Гэри Мура…
Сильвестр пошатнулся и поспешил к креслу. Откуда он знает этого… Мура, если ни в Новой Венеции, ни в Новой Европе такого композитора в помине нет? И откуда эта уверенность в том, что на акустической гитаре такую вещь сыграть очень сложно?
Стоп! А что означает это странно знакомое название - «Стил Гот Зе Блюз»? Это…
Внезапно Сильвестр почувствовал головокружение и слабость. Прозрение навалилось на него резко, проломив незримую плотину в его сознании, и всё померкло…
Второй раз за эти несколько минут он приходил в себя. Только теперь он обнаружил, что лежит поперек кресла, к которому, шагнул в последний миг перед обмороком. Левая рука неприятно затекла, подмятая при падении. Сильвер с трудом сел и принялся разминать её. Что-то неприятной слякотью щекотало под носом. Он потрогал губу и обнаружил, что из носа вяло сочится кровь. Этого ещё не хватало. Не дай Бог, увидит кто - нянюшка или горничные – панику поднимут, начнут бегать и хлопотать, как вокруг дитяти. Больше всего он не любил вот этого сюсюканья. Мать его всегда излишне опекала, старалась от чего-то оградить, защитить, как будто он был не домоседом, книголюбом и прилежным учеником музыкальной школы аж по трём дисциплинам, а каким-то обормотом. Его приятели из соседнего подъезда вечно бегали то со старой баржи нырять, то в подвале заброшенного особняка на окраине города клад искать, то по садам в частном секторе «хорька гонять», а он…
Баржа… Хорёк… Подъезд… Что-то не то. Всё это не из этой жизни. Здесь придворный этикет, пышные брыжи, балы и тряские кареты. Сильвер поднял перед собой руки и оценил просторные рукава шёлковой сорочки с кружевными оборками. Пижонство. Как в этом ходить? Потом он огляделся и пришёл к выводу, что опочивальня по размерам вполне подходит принцу. Впрочем, граф – тот же принц. И его мама здесь – графиня. Ох, попал… С графиней не поспоришь. Что там говорит по этому поводу этикет?
Память с некоторой натугой поддалась его желанию воспользоваться информацией. Хозяин тела всё ещё пребывал в некоторой растерянности. Он плохо понимал, что произошло, потому что был неподготовлен к этому. Сильверу было легче. Он-то хоть знал, из-за чего всё так круто завернулось, поэтому доступ к своей памяти не закрывал. Рано или поздно Сильвестр решится и потянется к новым знаниям. Но пока он смущённо помалкивал, ошарашенный осознанием того, что в его голове теперь два «я».
Сильвер поискал глазами, чем бы утереть лицо, и углядел на столе что-то вроде промокашки. Он встал и сделал пару шагов. Тело было ватное, видно, Сильвестр ещё не до конца пришёл в себя. Ладно, двигаться можно. Он подхватил лист бумаги и с жадным любопытством изучил его. Странная технология. Как будто из измочаленной ветоши сварили. Но хорошо сварили – листик тонкий, мягкий и немного шуршит. Всё-таки целлюлоза есть. Интересно. Нужно будет узнать, как они это делают. Даже жалко использовать его как салфетку. Впрочем, не графское это дело – думать о таких незначительных мелочах. Он дворянин, типичный феодальный потребитель. Захотел – сделал. Увидел – употребил.
Сильвер удивился этой пролетарской самоиронии и вытер кровь. Так, а теперь надо замести следы. Горничные везде ведь нос суют – у них работа такая. Обязательно найдут кровь на промокашке, стукнут графине – и жди следствия. Нет, так не пойдёт. Сильвер снова поискал на столе подходящий для его замысла предмет. Вот эта штука похожа на огниво. Или нет? Вопрос на сто тысяч. Звонок другу. Алё, Сильвестр! Давай, парень, очухивайся. Как там Бах говорил? «Не спи, а то зима приснится!»
Рука словно сама дёрнулась в сторону незнакомого Сильверу предмета и неуверенно подняла его. Сильвер расслабился и не мешал хозяину делать то, что ему знакомо. Рука сделала ловкое движение и высекла сноп пламени из кремня. Ух, ты! Молодец, так держать. А ну, спали эту штуку!
Два человека в одном теле с удовольствием наблюдали, как горит на серебряном блюде промокашка со следами крови. Впрочем, Сильвер уже проведал, что это специальная салфетка для того, чтобы подкладывать её под кружева сорочки. Мало ли где на столе могут оказаться капельки чернил.
Не беда, брат Сильвестр. Жить можно. Выкрутимся как-нибудь.
* * *
Первые несколько дней прошли без особых происшествий. Сильвер вёл себя тихо, стараясь как можно больше времени проводить в своей комнате. Репутация Сильвестра мало отличалась от его собственной. Молодой граф сторонился светских тусовок, терпеть не мог придворных, которые слонялись по дворцу без дела, только ради того, чтобы других посмотреть и себя показать. Он предпочитал обществу инфантильных сверстников, озабоченных флиртом, изучение редкого фолианта из Королевской библиотеки. На его счастье, графиня Ла Бар имела прямой доступ к этой сокровищнице и, вдобавок, была близко знакома с большинством именитых учёных, которые обитали в Новой Венеции.
Сильвер с упорством маньяка добивался приличного звучания гитары, пробуя все доступные технические ухищрения. В конце концов, ему удалось сделать её пригодной для воспроизведения своих любимых акустических композиций. Гитара приобрела серебряный звук, и теперь он с удовольствием учил Сильвестра технике исполнения блюза, фламенко и десятка других стилей.
Однако полностью избежать общения с родными и челядью он, конечно, не мог.
Самое сложное заключалось в контроле речи. Более зрелый интеллект молодого человека из XXI века легко взял на себя ведущую роль, доминируя над разумом юного графа. Широта познаний и более богатый жизненный опыт помогали ему быстро ориентироваться в ситуации и учиться у Сильвестра манерам. Но стоило ему столкнуться с чьими-нибудь заблуждениями, как случалось то, что его мать называла «горем от ума».
До встречи с академиком Мартинсоном Сильвер прокалывался по мелочам. Но на званном ужине, который графиня Ла Бар устроила через две недели после той майской грозы, Сильвера просто прорвало.
Сначала всё шло нормально. Матушка увлечённо беседовала с академиком о новостях научной жизни, расспрашивала его о поездке в Новый Амстердам, о каких-то людях и их делах. Сильвер был благодарен ей за это, потому что обнаружил перед собой восемь разных серебряных крючков, ножей и вилок, которые походили на детали головоломки для развития даунов. Собственно, он бы и сидел перед своей тарелкой как полный тормоз, боясь сделать что-нибудь не так, если бы Сильвестр, сведущий в таких делах, не решился перехватить инициативу. Сильвер подумал, что инстинкты и рефлексы помогут им выпутаться, и расслабился, наслаждаясь местной кухней.
На другой стороне стола сидела его сестра Лили Джильбертина. Она посылала ему сдержанные улыбки и понимающе мигала. Её лицо было точной копией лица подружки Баха, и при первой встрече с ней Сильвер так опешил, что слова не мог сказать. Впрочем, слова были ни к чему: они поняли друг о друге всё. Было неожиданно оказаться ближайшим родственником Лили, но по большому счёту это доказывало то, что их дружба в далёком XXI веке имела продолжение, более того, их семьи породнились.
Лиля держалась превосходно. То ли это оттого, что женщины лучше приспосабливаются, то ли оттого, что их психика более совершенна, по её поведению нельзя было сказать, что её достаёт удвоение личности. Никаких изменений! Сильвер восхищался ей. И время от времени обращался к ней за помощью. С Сильвестром у них не во всём получалось быстро приходить к согласию. Некоторые вещи молодой граф делал заучено, автоматически, поэтому не всегда мог объяснить, почему так нужно делать и зачем.
Тем вечером Сильвер по достоинству оценил тушеное мясо с овощами, морских раков с пряным соусом, какую-то диковинную фиолетовую икру чуть не с горошину величиной и глинтвейн. Съели они с Сильвестром довольно много, но, говорят, что аппетит приходит во время еды, и он уже собрался было съесть парочку симпатичных фруктов, как разговор старших внезапно поменял направление. Графиня изящно перешла с обсуждения успехов молодых дворян, отправленных Его Величеством в Академию для обучения на факультете естественных наук, к изысканиям Сильвестра в области влияния звуков на человеческое естество.
- Мне показалось, что мой сын очень серьёзно увлечён темой применения звуковых явлений и даже делает свои выводы из того, что успел изучить. Не так ли, Даймон?
- Это действительно так, - откликнулся Сильвестр, смущаясь оттого, что его вовлекли в разговор с такой уважаемой в научном мире персоной. – Исследования профессора Велентира и «Общая теория звуковых явлений» Фонелли показались мне очень интересными, но я не нашёл там ответов на все вопросы.
- Вот как? – удивился академик, и глаза его оживлённо блеснули из-под кустистых седых бровей. – И на какие вопросы вы хотели бы услышать ответ?
- Если верить Фонелли, то звук – возмущение мирового эфира, передаваемое на расстоянии. Но в его теории даётся очень расплывчатая формулировка эфира. Она не отвечает действительности, так как не учитывает многих явлений, происходящих в мире звуков.
Академик был явно ошарашен этими словами. Лицо его перестало быть вежливо спокойным, на нём отразилось волнение.
- Что вы хотите этим сказать, молодой человек? – с интересом спросил уважаемый гость и даже повернулся к нему всем корпусом, как студент на диспуте.
- Фонелли игнорирует свойство звуков ослабевать на расстоянии. Между тем, любой звук, даже самый сильный, теряет силу в зависимости от пройденного им расстояния.
- О чём же это, по-вашему, говорит? – сдерживая азарт, полюбопытствовал академик Мартинсон. – Разве это противоречит теории эфира Де Перноля? Звук поглощается эфиром и становится энергией ветра.
- Никто и нигде не объясняет, как это происходит, - констатировал Сильвестр. – Любой научный факт требует доказательств, экспериментальной базы, а теория эфира висит в мироздании сама по себе, ни на что не опираясь.
- Боже мой! – воскликнул академик и схватил себя за бороду. Глаза его сияли живейшим интересом, а нос покраснел.
- Даймон, - осторожно обратилась к Сильвестру мудрая графиня, - ты покушаешься на фундаментальные науки, которые признаёт даже наша консервативная церковь.
- Наша церковь не консервативная, а законсервированная, - фыркнул молодой граф. – Ей всегда будет удобна человеческая необразованность и приземлённость.
- Юноша прав, ваше сиятельство, - вздохнул старик, теребя отворот мантии. – Прогресс, увы, двигают люди науки и образования, а не церковь. К счастью, многие священники это понимают и занимаются просвещением. Но вернёмся к звукам и эфиру. Я абсолютно с вами согласен. Базовая теория никуда не годится. Но чтобы опрокинуть её, нужно предложить что-то весомое. Есть ли у вас по этому поводу здравые мысли?
- Разумеется, - без хвастовства ответил Сильвестр, который уже разведал, что в памяти Сильвера можно почерпнуть ответы на многие вопросы.
- Очень, очень любопытно послушать! – всё больше возбуждаясь, сказал академик.
- Ближе всех к пониманию природы звуков подошёл велирузиец Велентир, - убеждённо заявил Сильвестр. - Как всякий экспериментатор, он подмечал многое из того, что упускают теоретики. Помните его предположение о том, что звук – не отдельное явление, а свойство самого эфира?
- Разумеется, - с достоинством ответил академик Мартинсон. – Он сделал его, когда я только-только получил звание профессора. Мы много спорили тогда, иногда даже до ссор доходило!.. Но ведь он дальше этого не пошёл, поэтому никто к его мысли серьёзно не отнёсся.
- А стоило бы, потому что следующий шаг – исследование самого эфира.
Академик поморгал и гулко кашлянул.
- Как вы предлагаете делать это?
- Экспериментальная база уже есть. Нужно только обобщить данные. Ведь эфир - всего лишь воздух, газ. Его свойства используются во многих технических приспособлениях. Не понимаю, как до сих пор никому не пришло в голову, почему не падают воздушные змеи, птицы, откуда берётся ветер, почему мы дышим, почему распространяются запахи!
- У науки на все эти вопросы давно есть ответы, - изумлённо поднял брови академик. – Ветер – перетекающая сила эфира, она держит в воздухе птиц, насекомых, семена и даже воздушные змеи. Запахи напитывают эфир, поэтому мы их чувствуем. А дыхание…
- Всё это только попытки дать явлениям названия, но объяснений, что это и как работает, не существует. Это ненаучно.
Фактически это был вызов. У старого академика хватило соображения понять, что это не личный выпад, а более широкое мышление, и всё же он разволновался так, что за носом побагровело всё лицо. Графиня кивнула Леопольду, и тот моментально наполнил бокал гостя белым вином. Академик чудовищным глотком выпил всё до дна, вытер губы салфеткой и строго сказал:
- Замахнулись – рубите, юноша.
- Воздух, как и всё сущее, состоит из мельчайших частиц, каждая из которых вместе с другими создаёт упругость воздуха, может накапливать и отдавать тепло, взаимодействовать с частицами других веществ.
- Доказательств этому нет, - напомнил академик. – Никто никогда не сможет увидеть эти частицы.
- Почему же, - пожал плечами Сильвестр. – Наши астрономы наблюдают звёзды с помощью отшлифованных стёкол. Почему бы ни изготовить линзы, которые будут увеличивать всё, что не видно глазу? Я уверен, что первым открытием учёного, заглянувшего в каплю обычной воды, будут мельчайшие живые существа, способные вызывать болезни.
- Как… Как вам пришло такое в голову, мой юный мыслитель? – пролепетал академик.
- Я много размышлял, - улыбнулся Сильвестр. – Кстати, а ведь если попытаться выстроить схему мироздания с учётом того, что всё состоит из частиц, то звук – это всего лишь волна, которая разбегается во все стороны от источника звука. Вы ведь видели, как это бывает, когда бросаешь камень в воду?
- То, что вы говорите, звучит в целом логично, - нахмурился академик, погружаясь в ведомые ему одному мысли. – Логично… И даёт богатую пищу для новых исследований и открытий… Но как доказать, что частицы есть? Человек не верит в то, чего не видит.
- Их можно почувствовать. Когда вы дышите, воздух щекочет вам горло. Это может сделать только нечто вещественное. Пустота ни на что не оказывает воздействия. А ещё можно для наглядности проделать опыт со стеклянной трубкой. Оба конца затыкаются картофелем или яблочной мякотью. Затем с одной из сторон на заглушку нужно надавить каким-нибудь стержнем или палочкой. Воздух благодаря своей упругости вытолкнет другую заглушку, как пороховой газ выталкивает картечь. Эффект, конечно, не такой, но факт налицо – есть вещество со своими свойствами. Вещество, но не пустота с расплывчатым определением «эфир».
Графиня снова сделала знак Леопольду. Тот налил вина, и академик жадно припал к бокалу. Допив всё до капли, он тряхнул головой и запальчиво спросил:
- А как же тогда мы дышим? Ведь если нет эфира, который, как известно, насыщает нас божественным духом, то выходит, что мы дышим этими самыми невидимыми глазу… частицами. Какая от них польза и есть ли в этом смысл?
- Всё очень просто. Частицы воздуха могут соединяться с частицами других веществ, в том числе и с тканями человека. Они обогащают кровь полезными соединениями, а отработанные частицы мы выдыхаем. Если бы мы дышали эфиром, который, согласно теории Де Перноля, пронизывает весь мир беспрепятственно, то мы могли бы дышать и под водой, и под землёй, и в угарном дыму.
- Невероятно, - пробормотал старик. – Как все мы были слепы! Леопольд, нет ли в бутылке ещё немного этого вина? Я не могу утолить жажду…
Графиня удивлённо вскинула брови и кивнула камердинеру. Тот откупорил ещё одну бутылку. Академик Мартинсон обливался потом и попеременно хватал себя то за одну бакенбарду, то за другую. Молодой граф своей теорией перевернул не только мировоззрение учёного. Это было чревато научной революцией. Сильверу было немного совестно за то, что он стал причиной волнения престарелого академика, зато Сильвестр чувствовал себя отлично. Он был на высоте и показал себя в очень выгодном свете.
Довольный собой, он посмотрел на матушку, которая, похоже, даже растерялась. А Лили Джильбертина покачала головой: «Ну, ты, Димка, даёшь!»
* * *
Лили Джильбертина на самом деле пережила соединение со своей тёзкой из прошлого почти безболезненно. Когда гром и молния разразились прямо у неё за окном, она лишилась чувств, выронив книжку о романтической любви и приключениях. Из обморока девушка благополучно вышла уже обновлённая. Два сознания без каких-либо препятствий слились воедино, и всё пошло на лад с первых же попыток сосуществовать синхронно.
Чудесное превращение потрясло обеих. Лиля была вне себя от радости: она попала в век красивых платьев и дворцов. Ей всегда хотелось окунуться в мир, где шуршат шелками и становятся дамами сердца благородных бесстрашных рыцарей. Лили Джильбертина испытывала восторг от знаний, которые стали доступны ей, будто по мановению волшебной палочки.
Эти знания разрешили все терзавшие её вопросы: о собственном теле, о том, как сохранять красоту и здоровье, о превратностях отношений с мужчинами, об устройстве мира. Она чудесным образом стала гением среди женщин своего времени, потому что к её аристократическому образованию прибавилось среднее образование выпускницы российской школы, высшее – студентки факультета иностранных языков и музыкальное - отличницы музыкальной школы по классу вокала. Это если не считать нескольких сотен прочитанных книг и просмотренных фильмов. Правда, Лили Джильбертине было очень трудно поверить в такое чудо, как кино и телевидение. Она недоумевала, перепроверяла информацию об этих необыкновенных изобретениях в памяти Лилии - всё казалось очень логичным и правдоподобным, но всё-таки волшебным.
- Как это замечательно – стать в одночасье умнее всех на свете, - лукаво говорила сама себе Лили Джильбертина. – Это открывает безграничные возможности, но от других это лучше держать в тайне.
Тёзка из прошлого безмолвно соглашалась с ней. Обе по-женски мудрые и благоразумные, они чувствовали себя вполне комфортно друг с другом, разделяя тело и бытие.
А вот Сильвестр, который, как оказалось, совместился с неким Сильвером – тоже своим почти полным тёзкой, был из тех, про кого говорят: «В тихом омуте черти водятся». Он был неплохим парнем, добрым, талантливым, только немного взбалмошным. Ему нравилось делать всё наперекор, по-своему.
- Маменька, - спросила однажды Лили Джильбертина у графини, - как у вас хватило терпения, чтобы воспитать такого поперечного упрямца одной, без папы?
- Когда у тебя будет сын, похожий на тебя и твоего любимого, ты сама найдёшь ответ на этот вопрос, - с улыбкой ответила Литиция Ла Бар.
- Я так, наверное, не смогу, - с сомнением покачала головой Лили Джильбертина.
- Сможешь, милая. Любовь поможет тебе в этом и во многом другом.
Любовь… А есть она вообще на белом свете, эта мифическая любовь? Лили Джильбертина, достигнув семнадцати лет от роду, только однажды почувствовала какое-то неопределённое волнение при виде юноши. На одном из балов принцессе Диане представляли кадетов Морской академии, и среди них был… высокий… статный… с благородным умным лицом, собольими бровями… Он великолепно держался, ни на йоту не отступил от этикета. Но пока перед принцессой рекомендовались его товарищи, бросил в сторону Лили Джильбертины, стоявшей по левую руку от Дианы, как и подобает доверенной подруге, несколько таких взглядов!.. О, Боже, сохрани от греха…
Весь вечер после этого она ждала, чтобы кадет пригласил её на танец, но тщетно. Бал окончился, а ей так и не удалось размять ноги. Лили Джильбертина пожаловалась перед сном нянюшке:
- Как же так? Он смотрел на меня так, что в его глазах полыхало пламя! Почему же ему было трудно пригласить меня?
- Может быть, это к лучшему, - сказала Армония.
- Почему ты так думаешь, няня?
- Когда вспыхивает любовь, всё на свете перестаёт существовать, кроме любимого человека. Тогда огонь в глазах имеет значение. А ты ведь даже не запомнила его имя.
- Я… И правда, - удивилась Лили. – Не запомнила. Но почему?
- Иногда огонь в глазах мужчин – как желание плоти в глазах хищника. Ты видишь алчущие глаза, потому что желанна твоя плоть. Если бы была желанна твоя душа, твоё чувство, то через глаза ты увидела бы огонь его сердца. В такие моменты кажется, что ты знаешь человека не один год. Он как родной, потому что вы чувствуете одно и то же.
- Значит, этот юноша… хищник?
- Почти каждый мужчина таков. И мы, женщины, мало от них отличаемся. Есть зов сердца – он Божья искра, откровение душ, ищущих друг друга. Но есть ещё зов плоти. Это искушение нечистого, который всегда пробегает между мужчиной и женщиной в надежде сбить их с пути истинного. Если между ними не блеснёт Божья искра, бес смело берётся за работу и не уймётся, пока люди не наломают дров. Потому-то лучше всё делать по любви, а не по страсти.
Лили Джильбертина много думала про то, что сказала нянюшка. Получается, что каждый мужчина, встречающий на своём пути красивых женщин, и каждая женщина, встречающая сильных и привлекательных мужчин, могут множество раз попасть в сети соблазна и только один раз встретить того, с кем суждено испытать истинное чувство. Разве это справедливо?
Когда у Лили Джильбертины появилась тайная собеседница и советчица, они обменялись мнениями и опытом. Оказалось, тёзка не раз обжигалась на том, что мужчинам «охота сожрать конфетку, не прилагая труда для того, чтобы её заслужить».
Такова жизнь, сестрёнка. Мы от природы подвержены животным инстинктам, и один из самых сильных – размножение. Природа расставила кучу ловушек, чтобы мы «плодились и размножались». Она научила нас находить друг друга по тембру голоса, запаху, фигуре, цвету глаз, форме носа и ушей. Иногда это сильнее нас, и мы готовы поступиться моралью и здравым смыслом, лишь бы заполучить для идеально здорового потомства настоящего мужика – сильного, полного энергии и достаточно безрассудного, чтобы охотиться или стать добычей. Мы пренебрегаем ради случки с породистой особью репутацией, собственным достоинством и даже будущим детей, ради которых, собственно, весь этот блуд и придуман. В моём мире полно матерей-одиночек, которые даже не были замужем, и всё потому, что мы безоглядно лезем в ловушки природы, обманываясь в поисках настоящей любви. Грустно…
Но как бы там ни было, Лили Джильбертина была юной и не загруженной взрослыми проблемами девушкой. Единственной её публичной обязанностью было сопровождение принцессы Дианы на приёмах, балах, прогулках и занятиях в качестве подруги и помощницы. Она не относилась к этому как к рутине, потому что они с Дианой на самом деле были подругами. Эта дружба длилась с самого раннего детства, потому что королева Альбина и графиня Ла Бар освободились от бремени в один год, и Её Высочество, пока они вместе возились с младенцами, часто позволяла подсаживать в манеж к Диане маленькую Лили. Мамы умилялись тому, как ангелочки ползают друг по другу, и дружба двух женщин крепла. А чуть позже, когда девочки стали осознавать себя, зародилась и их дружба.
Теперь Диана доверяла Лили Джильбертине даже больше, чем своей августейшей матери. Подруга всегда поймёт твои переживания лучше любой взрослой женщины, потому что она чувствует то же самое. Другое дело, что дать умный совет в силу своей неопытности подруга не может. Но им и не нужны были советы. Молодые уверены в том, что точно знают, что нужно сделать, чтобы добиться своего счастья. Ведь они не так озабочены последствиями своих поступков, как взрослые. Это старшие что-то всё время мудрят, интригуют, придумывают какие-то путаные комбинации, будто не живут, а играют в шахматы.
Недели через четыре после того, как у Лили Джильбертины появилась Лиля, графиня Ла Бар затеяла с дочерью именно такой «шахматный» разговор.
- Скажи, пожалуйста, Лили, ты не обратила внимания на изменения в поведении Её Высочества принцессы Дианы? Тебе не показалось, что она часто стала грустить, чураться общества подруг или говорить необычные для неё слова?
Лили сделала задумчивое лицо, поводила глазами из стороны в сторону, изображая напряжённую работу памяти. Потом ответила:
- С ней и раньше случалось такое, маменька. Лейб-медик барон Анироуш ещё в прошлом году сказал, что это последствия юношеских перебоев роста органов.
- Про это я тоже слышала, - терпеливо продолжила матушка. – Но сейчас речь о другом. Королева обеспокоена тем, что не может добиться откровенности от дочери, и чтобы успокоить материнское сердце и убедить Её Высочество в том, что на самом деле ничего опасного с принцессой не происходит, я пытаюсь добиться исчерпывающих ответов от всех, кто хоть как-то близок к Диане. Пойми меня правильно. Я не только фрейлина Её Высочества, но и преданная подруга, так же, как ты для принцессы. Я должна быть бдительна, чтобы уберечь королевскую семью от неприятностей со здоровьем, душевных переживаний и срывов, необдуманных поступков и прочих потрясений. Покой королевской семьи – это покой всего государства.
- Да, маменька, вы как всегда правы, и я постараюсь не подвести вас.
- Очень хорошо, - улыбнулась одобрительно графиня и коснулась локтя дочери. – И всё-таки, что ты можешь мне сказать о состоянии принцессы? У Её Высочества просто меланхолия от дворцовой скуки или она переживает по какому-то иному поводу? Может быть, она… влюбилась?
- Мне показалось, что она стала чаще читать стихи, - попыталась сбить матушку со следа Лили. – Может быть, поэзия пробудила в ней мечтательность?
- А что она читает?
- «Весенние грёзы» Ионария Лендела и «Сонеты» Фредерика Маевича.
- О!.. По-твоему, это не доказывает романтических переживаний Её Высочества?
- Вряд ли, - покачала головой Лили Джильбертина. – Принцесса считает наиболее чувственным роман Жуанери «Разбитые сердца». Но сейчас она не читает эту книгу. Её читаю я. Зато Диана на днях говорила о том, что было бы очень хорошо сменить обстановку, куда-нибудь выбраться.
Лили Джильбертина была благодарна матери за то, что она сразу же предложила ей варианты ответа на каверзный вопрос. Ей ни в коем случае не хотелось подвести подругу и выдать её секреты, пусть даже родной матери, пекущейся об интересах королевской семьи не меньше самой королевы. Фраза о меланхолии от дворцовой жизни была очень кстати.
- Что ж, - заключила графиня, - для Её Высочества у меня есть идея, которую она оценит по достоинству. Я вызвала из обсерватории на горе Одинокой старого мудрого учёного по имени Маркус Штерн. Он большой специалист в вопросах человеческого здоровья и имеет патент на лечение семьи Его Величества. Через недельку он должен добраться до Новой Венеции. Ему не составит труда дать несколько рекомендаций, к которым король Бенедикт обязательно прислушается. И мы поедем в небольшое путешествие при условии, что до этого ты никому ничего не скажешь. Справишься?
- Мамочка, это самое мудрое решение, и я его полностью поддерживаю! – захлопала в ладоши Лили Джильбертина.
- Вот и чудно, - кивнула графиня и удалилась.
Пронесло… Ох, сколько верёвочке не виться…
Девушка перевела дух и задумалась. Перемена в поведении Дианы была замечена. По-другому и быть не могло, потому что принцесса теперь тоже была другая. Внутри урождённой Дианы Аурелии из династии Джиординов образовалась гостья из прошлого по имени Дина. И подозрения по поводу влюблённости принцессы были отнюдь небеспочвенны. Но не могла же Лили Джильбертина рассказать кому-либо, что влюблённость принцессы в затворника Сильвестра спровоцировало чувство Дины к Сильверу!
* * *
Личное расписание принцессы Дианы составлялось на месяц вперёд и утверждалось самой королевой. Воспитание дочери монарха – дело государственной важности, и привлекалось к нему сразу несколько лучших специалистов в разных сферах образования. Профессор Шорт преподавал словесность, профессор Вайсманн – математику и геометрию, доктор Прашинский – историю и геральдику, фрейлина-наставница баронесса Маравенко – этикет и изящные искусства, аббат Дионисий – богословие и философию. Эта пятёрка была отобрана более чем из сотни кандидатов лично Его Величеством, а поскольку король сам поставил перед ними задачу – преподать принцессе качественные знания и добиться отличных результатов, они взялись за неё, а заодно и за её неразлучную подругу Лили Джильбертину не на шутку.
Это продолжалось уже пять лет, и порой Диана с тоской вспоминала те времена, когда чтению, письму и арифметике их с Лили обучала очень добрая и терпеливая престарелая графиня Дюваль. Тогда учение давалось легко и доставляло больше удовольствия, чем раздражения. Эти пятеро разделили время принцессы и её подруги между собой и старались нагрузить их так, чтобы полдня они не могли оторвать взгляд от учебников, решали задачи, чертили чертежи, схемы и графики, отрабатывали интонации и наклон головы, держали осанку и запоминали наизусть трудные тексты, содержание которых могли понять только старые нудные учёные дядьки.
- Ваше Высочество, маменька, - спросила Диана однажды у королевы, - зачем мне знать столько ненужных вещей? Ведь есть много наук, которые и интереснее, и полезнее!
- Я не сомневаюсь, моя дорогая Диана, что со временем ты освоишь немало разных умений из тех, которые тебя интересуют. Но сейчас ты должна получить базовые знания. Это фундамент для дальнейшего развития. Возможно, интегралы и теоремы не пригодятся тебе в жизни, зато хорошие манеры и эстетическое воспитание у тебя будут королевского качества.
С матерью не поспоришь, особенно, если она королева. Диана прилежно училась, чем радовала родителей, но никак не могла отказать себе в удовольствии задавать учителям и воспитателям каверзные вопросы. Это им очень не нравилось. Каждый из пяти был в своей области более чем сведущим, к тому же, считался лучшим, поэтому у них было довольно узкое видение и абсолютное отсутствие фантазии. Цепкий ум и природное любопытство принцессы помогли ей развить широкую эрудицию и способность к нестандартному мышлению, и преподавателям не раз пришлось ощутить неприятную испарину оттого, что они едва смогли отыскать ответ, не уронив своего авторитета. Диана была молода, неопытна и порой по-юношески несдержанна, но она была принцесса! Ни один из пяти учителей не мог позволить себе опозориться на пике карьеры. Ещё бы, так высоко взлететь, получить такое ответственное и почётное место – и упасть в грязь лицом из-за того, что инфанта нахваталась в Королевской библиотеке крамольных идей из велирузийских книжек!
А принцесса нахваталась именно тех идей, которые были не в чести у ортодоксальной новоевропейской науки. Большинство из них отвергали, считали вздорными, ложными, поэтому не издавали и не изучали, соответственно, мало кто знал ответы на вопросы, поднимаемые учёными Велирузии. Лишь король Бенедикт, будучи просвещённым монархом, мог позволить себе иметь собственное мнение по любому поводу и коллекционировал всю литературу, издаваемую в соседних государствах. Принцесса же, которой он позволял черпать знания из всех доступных источников, с упоением изучала заморские книги в оригинале и переводах, тренировала ум для риторических поединков, диспутов и отстаивания своей жизненной позиции.
До сих пор преподавателям хоть как-то удавалось справиться с любопытством инфанты. Но в один прекрасный момент делать это стало вдвое сложнее, потому что у Дианы появился более глубокий источник информации. Он таил в себе знания, которые были утеряны во тьме веков, в далёком третьем тысячелетии. И имя ему было Дина. Она пришла вместе с грозой и прочно обосновалась в мыслях принцессы. Сначала инфанта, конечно, здорово поволновалась. Аббат Дионисий однажды наговорил всяких страстей про чёрных магов Дикого Востока – обладателей жуткой способности доставать из груди живое сердце и проникать в душу, про брунерийское колдовство, которое позволяет овладевать волей человека, про шаманов, умеющих напускать на недруга демонов. От этих историй Диане было не по себе, и тут вдруг в голове возник целый поток несвойственных ей мыслей, ощущений, воспоминаний. Пару дней принцесса притворялась недомогающей, сославшись на то, что стояла во время грозы на террасе. За это время она попыталась совладать с кавардаком в своих мыслях и чувствах.
Это было очень странно. Она словно бы прожила две жизни. Яркость собственных впечатлений при совмещении осталась прежней, однако и ту часть сознания, которая принадлежала Дине, она воспринимала так же отчётливо. Диана могла вспомнить, как её впервые привели в детский сад и оставили на целый день с незнакомыми детьми и чужими женщинами. Или во всех подробностях рассказать о том, как и за что получила первую пятёрку в школе – какой был восторг, какая гордость за то, что она сделала задание сама, как взрослая девочка! А ещё в памяти всплывали яркие воспоминания о падении на шершавый асфальт и разодранной в кровь руке, страшной собаке из соседнего подъезда, которая оказалась совсем не злой и за колбасу готова была защищать находчивую Дину от всех, кто повышал на неё голос… А ещё… Много, много всего. Слишком много, потому что половина этих воспоминаний не была пережита ей в реальности. Диана никогда не ходила в детский сад, школу и колледж, никогда не смотрела мультфильмов и кино, никогда не ездила на троллейбусе и не звонила по сотовому телефону. Это было похоже на занимательную историю, прочитанную в книге. Только, когда читаешь книгу, фантазия рисует чужую жизнь, придуманную и показанную лишь поверхностно. А память Дины была открыта настолько, что принцесса могла узнать, какой вкус у конфет «Каракум» или «Белочка», как приятно надевать горячую школьную форму сразу после глажки утюгом, как пахнет в бассейне, когда нетрезвый хлораторщик подаёт в систему слишком крепкий раствор.
Две жизни – это невероятно много для семнадцатилетней девушки. Но не это тяготило принцессу Диану. Больше всего её раздражала необходимость сдерживать себя, чтобы не выказать перед окружающими обладания несметными сокровищами знаний. И на одном из нудных занятий по истории она не выдержала.
Доктор Прашинский в тот день мучил её несусветной белибердой о допотопных временах. Он вооружился ветхим фолиантом под названием «Реконструкция истории государств Европы, безвозвратно ушедших на дно океана во время Всемирного Потопа» и с непрошибаемо умным видом стал вещать о печальной судьбе древних народов.
- Поистине великой была утрата, которую понесло человечество, - с пафосом говорил доктор Прашинский. – К началу стихийного затопления низменностей и равнин, где трудолюбивое население европейских народов возделывало сады и пашни, королевства достигли невиданного величия. Города превратились в восхитительные архитектурные жемчужины, селения были благополучными и без труда могли прокормить всё население. Это был Золотой век. Было навсегда покончено с войнами, аристократия занималась развитием торговли, науки и искусства, строительством дорог, облагораживанием местности. Монархические династии породнились и собирались объединиться под союзным гербом…
- Доктор, а в каком году это происходило? – спросила Диана.
- Э-э-э… Авторы реконструкции указывают лишь период – начало третьего тысячелетия, то есть XXI-XXII века. Во время Потопа, к сожалению, очень немногие историки вели записи, а во время войны были утеряны и они.
- Боюсь, что авторы очень далеки от истины, - покачала головой принцесса. – В начале третьего тысячелетия в Европе не существовало крупных монархических государств. Номинально королевские семьи считались правителями только в двух-трёх странах, дороживших своими традициями. В XX-XXI веках большинство европейских государств имело демократический строй.
Лили Джильбертина едва сдерживалась, чтобы не хихикнуть, потому что доктор Прашинский, стареющий чопорный зануда с дряблыми щеками, даже затрясся.
- Но… Ваше Высочество! Как? Откуда?
- Из надёжного источника, - заверила его принцесса. – И в своё время я приложу усилия, чтобы учебники по истории были переизданы и доступны всем слоям населения.
- Но этого не может быть! Откуда вы всё это узнали? Поверьте мне, я изучил все труды по истории и геральдике, но нигде даже малейшего намёка на эти сведения нет!
- Мне искренне жаль, глубокоуважаемый доктор, что большую часть вашей жизни вы потратили на изучение никчёмных монографий.
- Но как могло такое быть, если именно монархические династии избрали помазанником божьим предка Джиордина Отважного – императора Володомира Вольфуса!
- Неужели? А как же тогда быть с «Хрониками Новой Европы» епископа Стилария, в которых говорится, что Джиордин Отважный, прежде чем возглавить войска Новой Европы, был предводителем наёмников? Неужели вы хотите поставить под сомнение моё знание семейноё истории?
- Ни в коем случае, Ваше Высочество… - задохнулся от смущения доктор Прашинский и склонил голову.
Диана торжествующе переглянулась с Лили Джильбертиной и продолжила:
- А что говорится в «Реконструкции» о конце второго тысячелетия? Были в Европе какие-нибудь знаменательные события?
- Э… Минутку, Ваше Высочество… Это на сто двадцатой странице… Вот. Составители выделили чернилами другого цвета ту часть текста, в которой идёт речь о Короле Ужаса, родившемся в последний год тысячелетия. Он появился на Диком Востоке в облике взрослого мужчины и положил начало деяниям, противным Господу…
- О, клянусь скипетром моего папы – этот гроссбух они составляли по толкованию катренов Нострадамуса! – проговорила негромко принцесса и снова повернулась к Лили Джильбертине, - Графиня, вам не кажется, что это напоминает пророчество о появлении Усамы Бен Ладена?
- Один к одному, Ваше Высочество, - кивнула Лили. – Надеюсь, что врачи в этой стране работают не по брошюркам Малахова.
- Прошу прощения, Ваше Высочество, - пролепетал потрясённо доктор Прашинский, - а кто такие Ноздря…дамус и Усатый Неладен?
- Нет вам никому прощения, врунишкам, - сурово ответила принцесса Диана, изо всех сил стараясь не расхохотаться вместе с прикрывшейся веером Лили Джильбертиной. – Вы не историки, а истерики. Да знаете ли вы, дорогой мой доктор, что двадцатый век был веком самых стремительных перемен, которые обошлись человечеству невероятно дорого? Мне грустно, что те, чьи труды вы считаете фундаментальными, просто шарлатаны или недоучки. Да будет вам известно, что в двадцатом веке было две мировых войны, в которых погибло больше людей, чем сегодня живёт во всех окрестных королевствах. Это была эпоха самого страшного оружия, самых коварных болезней, самых жестоких политических страстей. Но в то же время это было столетие великих духовных подвигов, освобождения от предрассудков и суеверий, век науки и просвещения. Люди научились подниматься в воздух на крылатых машинах, опускаться в глубины океана на подводных лодках. Они придумали корабли, которые ломали полярные льды, и ракеты, способные унести человека к звёздам…
- Это уже перебор, Ваше Высочество, - шепнула из-за веера Лили.
- В Европе после победы над жестоким диктатором, развязавшим Вторую мировую войну, долгие годы противостояли два непримиримых политических лагеря, а позже был организован Евросоюз из более чем двадцати государств. Они открыли друг для друга границы, установили единую валюту, и всё бы ничего, если бы за несколько веков до этого юг Европы не попал под господство иноверцев с Востока. Религиозная рознь, умело раздувалась жадными до чужих земель западными государствами, так что в конце двадцатого века Европа была далеко не таким мирным местом, как это утверждается в «Реконструкции». Кстати, сказочку про Короля Ужаса тоже придумали на Западе. Они готовились к захвату земель на так называемом Диком Востоке. Европейцы всегда охотно верили в дикость восточных народов, потому что никогда не понимали их. Королём Ужаса с подачи западных идеологов стал предводитель реакционной группировки. Вот только первое упоминание о нём в документах западных военных появилось не в последнем году столетия, а в 99-м.
- Позвольте, Ваше Высочество, но 1999-й был последним годом века и тысячелетия, - возразил доктор Прашинский.
- О, Боже… - подняла глаза к сводчатому потолку принцесса Диана. - И эти люди нас учат! Господин доктор исторических наук! Насколько я понимаю, вы от математики далеки не меньше, чем от истории. Проконсультируйтесь с профессором Вайсманом, возможно, ему удастся объяснить вам, какой год в столетии последний.
- Непременно так и сделаю, Ваше Высочество, - поклонился обиженный преподаватель, и в этот момент в дверях объявился носатый и бровастый тип с хитрыми глазками – профессор математики Вайсман. Он поклонился и объявил:
- С превеликим удовольствием, Ваше Высочество, я дам моему коллеге доктору Паршинскому консультацию по поводу этого занимательного нумерологического казуса.
- Моя фамилия – Прашинский, - покраснел доктор исторических наук.
- Разумеется, - учтиво кивнул Вайсман.
Принцессу Диану всегда удивляли неприязненные отношения между её преподавателями. Они не были друг для друга конкурентами, тем не менее, всегда очень ревниво наблюдали, а не совершит ли кто-то из них промах. Наверно, эти заносчивые индюки воспринимали собственную напыщенность как профессиональную гордость, обязательную для преподавателей их уровня, но остальных за задранные носы люто ненавидели.
- Ваше Высочество, - с самодовольной улыбкой продолжил профессор, - вы изволили упомянуть, что 99–й год – не последний в столетнем ряде. Позвольте вам возразить.
- Чушь, - заявила принцесса, и улыбка сползла с лица Вайсмана.
Прашинский злорадно скривился, но тут же растерялся. Он-то только что утверждал то же самое, что и «прохиндейское носатое рыло», этот Вайсман. Кого же поддерживать - науку или принцессу?
- В математике термин «чушь», простите, не употребляется…
- В десятке последняя цифра – десять, - принялась рассуждать Диана. – В сотне – сто.
- Простите, Ваше Высочество, - заикаясь, возразил математик, - но счёт ведётся от нуля, поэтому десять – это уже одиннадцатое число.
Лили Джильбертина, стараясь вести себя прилично, закрыла веером уже не пол-лица. Она ужасно мучилась, сдерживая смех, поэтому подняла веер до самых бровей.
Диане было уже не до смеха. Дочь короля не могла позволить, чтобы её обучали профаны и люди, случайные в науке.
- Где вы учились, профессор? – строго спросила принцесса.
- В Академии Наук Нового Амстердама, - подбоченился Вайсман.
- И там вас научили исчислять время, обозначая первый год века как нулевой?
У Вайсмана отвисла челюсть. Прашинский просиял, но затем скис, всё ещё сомневаясь, чью позицию поддерживать.
- Э…Первый год, несомненно, нельзя обозначать как нулевой… - пролепетал Вайсман.
- Кто бы сомневался, - совсем не по-королевски заметила принцесса, но тут же взяла себя в руки. – Знаете, господа, я не вижу смысла обучаться у тех, кто не обладает нужными мне знаниями. Видимо, придётся просить Его Величество короля Бенедикта пригласить преподавателей из Велирузии. Наши с вами занятия окончены!
- Но ведь через неделю вам нужно сдать экзамены, Ваше Высочество! – пришёл в ужас доктор Прашинский.
- Хотите, чтобы вся комиссия узнала, что вы несведущи в истории? Вам, уважаемый доктор, нужно пополнить свои знания в Королевской библиотеке. Гордыня не позволяет вам читать книги, написанные за пределами Новой Европы, и это недостойно учёного. Разве не говорили вам преподаватели в Академии Наук, что учиться нужно всю свою жизнь?
Спесь слетела с Прашинского. Было видно, что он раздосадован, раздражён, но принцесса журила его таким тоном, что он не смог скрыть стыда. Профессор Вайсман был опозорен не меньше, но, как ни в чём не бывало, ехидно стрелял глазами в сторону историка.
Принцесса Диана встала и увлекла за собой Лили Джильбертину.
- Пойдёмте, графиня, я покажу вам прелюбопытный альбом, который привезли Её Высочеству королеве из Янкара. Там иллюстрации самых модных нарядов южных столиц.
Когда подруги покинули зал, Лили спросила:
- Это не чересчур, Ваше Высочество? Обострение отношений накануне экзаменов может всё усложнить.
- А что, по-твоему, может случиться? – изобразила беспечность Диана. – Нам не дадут дипломы о среднем образовании?
- Дворянам не дают дипломов, - пожала плечами Лили. – Но такие стычки могут вызвать лишние вопросы и подозрения. К чему нам эта суета?
- Господи, наивная моя подруга! – улыбнулась принцесса и взяла Лили Джильбертину за руки. – Да мы и так под прицелом всего двора! Здесь просто не о чем будет посплетничать, если мы не будем давать им повода. Впрочем, они его сами придумают, а если учесть, что фантазия и чувство юмора у придворных сволочей хромает на обе ноги, то уж лучше лично контролировать потоки сплетен о самих себе. Как тебе эта идея?
- Дико, - улыбнулась в ответ Лили.
- Но ты не можешь не согласиться с тем, что слух о принцессе Диане, которая уволила некомпетентных преподавателей, отвлечёт двор от сплетни о влюблённости неизвестно в кого.
- Ненадолго отвлечёт, - согласилась Лили. – Но дело нужно довести до конца. Нужно подтверждённое известие о чём-то, что будет иметь рейтинг выше, чем эта сплетня.
- Например?
- М-м… Надо подумать.
В этот момент из бокового коридора навстречу медленно идущим подругам выскочила любимица принцессы – далматинская псица Доро, уже взрослая, но всё ещё по-щенячьи игривая. Собака обожала свою хозяйку и готова была поджидать её столько, сколько нужно, чтобы не пропустить ни одной возможности покрасоваться вместе с ней в коридорах, залах или на аллеях парка. К тому же, Доро, как подобает существам её вида, приняла на себя ответственность за безопасность двуногой подруги.
- Дождалась, моя радость! – просияла Диана, подставляя под горячий собачий язык ладонь. – Сейчас пойдём гулять. Тебе это понравится!
Доро в припрыжку описывала вокруг девушек круги и отчаянно мотала прутом.
- Придумала, - сказала Лили. – Нужно поступить по-собачьи. Я вспомнила, как юный граф Кендалл три года назад мерзко подшутил над Доротеей, скормив ей печенье с камнем внутри.
- О, я готова была разорвать его на тысячу маленьких Кендаллов собственными руками! – с негодованием сжала кулачки принцесса. – К счастью, Доро сама отомстила ему, стащив у него модный берет. В какое чудное мочало она превратила его плюмаж!
-Да, было забавно, - хихикнула Лили. – У собак хорошая память. Они надолго запоминают обидчиков и не упускают шанса отплатить им.
- К чему ты это говоришь, Лили?
- К тому, что нам нужна интрига, направленная на основного подстрекателя. Ведь именно вокруг графа Кендалла крутятся сёстры Талинские и маркиза Аркаден – самые злоязыкие сплетницы.
- Они не самые злоязыкие, - покачала головой Диана. – Их родители во сто крат хуже. Слышала бы ты, что они шепчут о моих родителях и их приближённых! Но ты права, удар нужно направить на них. Нужно придумать, как это сделать. А ещё лучше было бы не трогать этот клубок змей и уехать от них подальше… на каникулы! До того трудно стало продолжать этот маскарад, прикидываться, играть по правилам… Я с каждым днём всё сильнее чувствую потребность устанавливать свои правила! Господи, наверно, это на меня так действует моё положение. Лили, желать власти – это плохо?
- Моя маменька говорит, что плохо неправильно её использовать. А ещё она говорит, что власть должна быть немного в тягость, чтобы правитель всё время чувствовал, что это – долг, а не привилегия.
- Графиня Ла Бар – удивительно мудрая женщина, - искренне сказала принцесса. - Надеюсь, что она и впредь будет подругой и советчицей Её Высочества королевы. А ты - моей лучшей подругой! Кстати, чем мы развлечёмся после прогулки?
- Предлагаю смутить моего братца Сильвестра. По-моему, он сочинил новую мелодию.
- Отлично! Я сгораю от желания услышать шедевр раньше всех!
* * *
Покои графини Ла Бар, как и королевские, выходили окнами на южную сторону. Сильвестра это очень радовало, потому что он любил солнечный свет и зяб в тени. Длительный зной он, как и все, переносил тяжело, тем не менее, предпочитал сырому утреннему бризу жаркий полдень, а прохладному вечеру – тёплый.
В разгар дня, когда придворные лентяи после сытного обеда с пятью сменами блюд предавались дремотной неге, он выходил на обширный балкон и музицировал. Раньше это никому неудобств не доставляло, потому что наигрывал он менестрельские баллады, лирические романсы и другие модные мелодии, от которых сон соседей только укреплялся. Но с появлением Сильвера полуденному покою соседей пришёл конец. Размеренность и степенность королевского дворца были нарушены бодрым ритмом фламенко, экспрессивными заходами ритм-н-блюза и технически сложными интерпретациями классических произведений Моцарта, Вивальди и Паганини, неизвестных здешним ценителям музыки. Многие перестали спать после обеда, и это только подогревало молву о том, что с сыном графини Ла Бар что-то происходит.
Впрочем, сегодня соседям не на что было жаловаться. Настроение у Сильвестра было лирическое, и он наигрывал то «Маскарад» группы «Йес», то инструментальные баллады «Джипси Кингс», то «Тет-а-тет» «Акустической алхимии». Его душа рвалась к принцессе, но проклятый этикет не позволял им общаться тогда, когда захочется. Впрочем, Диана-то могла себе это позволить – она дочь монарха и выше всякого этикета. Эх, если бы только Лили пришло в голову…
- Сильвестр, - послышался вдруг из глубины комнаты звонкий голос сестры, - а мы решили нарушить твоё уединение!
- Мы подумали, что неправильно наслаждаться такой музыкой в одиночку, - подхватил другой голос, и сердце Сильвестра дрогнуло.
Принцесса Диана и Лили Джильбертина появились из полусумрака комнаты, шурша роскошными платьями. Следом за ними на балкон вышла далматинка Доро. Сильвестр поклонился инфанте с подобающей учтивостью, на что она удовлетворённо ответила:
- Здравствуйте, Даймон. Вы позволите называть вас так?
- Как вам будет угодно, Ваше Высочество.
Доро обнюхала его, виляя хвостом, и сочла, что он вполне годится в кавалеры не только хозяйке, но и ей. Это дало ей основание привстать на задние лапы и фамильярно обнюхать его брыжи и надушенную жилетку.
- О, не сомневаюсь, вы знаток этикета и прекрасно воспитаны, - улыбнулась Диана. - Но я здесь как друг семьи, поэтому хотела бы отдохнуть от сухих рамок официальности. Давайте лучше вместе затеем какое-нибудь развлечение. Вы не против?
- С удовольствием! – ответила за себя и за брата Лили. – А ты сыграешь нам, братец, новую песенку?
- Она не то чтобы новая… Говорят, лучшее новое – это хорошо забытое старое. Эту музыку маэстро Майк Олдфилд исполнил в далёком 1996 году. Она называется «Песня солнца», и если я не ошибаюсь, это старинный ирландский или шотландский мотив. Для полного впечатления её нужно исполнять хотя бы квартетом, но, поскольку я один, то придётся довольствоваться гитарой и флейтой.
Принцесса Диана и Лили переглянулись, а Сильвестр закрыл глаза, глубоко вдохнул и начал играть. Девушки с первых же аккордов потрясённо замерли: мелодия уводила куда-то на высокогорные луга, в море сочных трав, пахнущих молоком, ласкала обещанием встречи с необыкновенными закатами и восходами, дышала свежестью прозрачных льдистых родников. И когда прерывался голос струн, флейта вдохновенно подхватывала этот гимн самому лучшему месту на свете, взахлёб рассказывала о том, как сердце в разлуке тоскует по родине.
Когда Сильвестр перестал играть, они ещё несколько мгновений молчали, не в силах вернуться из далей, воспетых в «Песне солнца».
- Это чудо… - промолвила принцесса. – Потрясающе…
- Разве можно не любить его после этого? – спросила у инфанты Лили.
- Невозможно, - призналась Диана со сверкающими глазами. – Даймон, если вы исполните что-то подобное, то я не смогу отойти от вас ни на шаг. Я разобью шатёр под вашим балконом, чтобы ловить каждый звук вашей волшебной гитары!
- К-хм… - смутился Сильвестр. – А разве не должно быть наоборот? Это мне положено мечтательно бродить под окнами ваших покоев и исполнять серенады.
- Ах, оставьте условности, друг мой! – махнула веером Диана. – Мы с вами прекрасно знаем, что в таких случаях музыка – лишь средство для привлечения внимания дамы. Но ведь нас с вами связывает совсем другое отношение к музыке! Для нас это – Священный Грааль, из которого мы причащаемся с высшей гармонией.
- Гениальная мысль, - удивился Сильвестр, внимательно глядя на принцессу. – Тогда, с вашего позволения, я сыграю ещё.
Диана и Лили радостно захлопали в ладоши. Слегка оглушённая и обескураженная пронзительным металлическим звоном Доро склонила голову набок и вопросительно проскулила.
Ободрённый Сильвестр на секунду задумался, а затем заставил струны взреветь. Манера исполнять динамичную музыку в моменты, когда наступает приподнятое состояние духа, передалась ему от Сильвера. На этот раз почти на пределе возможного он выдал мелодию, которой никто не слышал не только здесь, но и в двадцать первом веке. Это была переделка песни «Кранберриез» «Джаст май имэджинейшн», в которой мелодический рисунок вокала исполнялся на акустической гитаре. Благодаря памяти Дины и Лилии девушки смогли оценить оригинальность идеи Сильвера. Они даже притопывать начали в такт заводной мелодии.
С последним аккордом они выразили переполнивший их восторг горячим рукоплесканием, Сильвестр, чьи пальцы едва ли не дымились, поклонился и уже собрался было что-то сказать, как со стороны арки, ведущей в комнату, раздался подозрительно знакомый голос:
- Ты бы ещё из «Нирваны» что-нибудь слабал, капитан. Имей совесть – не напрягай население роком.
Доро рванулась на голос, грозно зарычав, но добродушный гигант, прислонившийся к арочной стойке в совершенно чуждой всякому этикету позе, только скосил на неё глаза.
- Спокойно, Каштанка, - сказал он. – Проворонила, как я подошёл на мах шляпой, так и не кашляй на меня теперь.
Лили нервно помахала веером и пролепетала:
- Я сплю или это…
Гость, рискуя подвергнуться нападению ощетинившейся Доро, опустился перед Лили Джильбертиной на колено и ласково ответил:
- Без труда докажу вам, прекрасная моя Лилия, что в груди странствующего рыцаря по имени Джованни Казанова бьётся любящее сердце Ивана Казанцева. Пока мой дядя Карл Иоганыч Мюнхгаузен обменивался любезностями с её светлостью графиней, я решил, что нужно навестить вас. Колитесь, дров много наломали?
- Как ты нас нашёл, Бах? – спросил его Сильвестр голосом Сильвера.
Бах усмехнулся и подмигнул Лили.
- По фотографии, друг мой.
Джорди
Горняцкий посёлок Джорди был основан теми, кто искал на юго-западных холмах королевства каменный уголь. Но запасы этого ценного топлива залегали только на севере Новой Европы. Зато южные хребты оказались богаты металлами и самоцветами. Королевские рудознатцы лет сорок назад нашли в предгорьях серебро, немного железа, самоцветы, и тогда отец короля Бенедикта назначил одного из сведущих в горной науке дворян управляющим и поручил ему не только организовать добычу металлов и камней, но и выстроить добротный посёлок для горняков и их родных. Теперь во многих из первых семей, поселившихся в Джорди, в шахту вместе с дедами спускались выросшие внуки – третье поколение горняков.
Синди шла в этот отдалённый посёлок, надеясь, что там едва ли найдётся человек, который хорошо знает её. Правда, тут работал Самсон Хольмеер, муж Мильды и отец Лизы, но он и видел-то Синди последний раз года три назад, когда приезжал в Бриттенгем на похороны своей престарелой матери. К тому же, он с утра до вечера в шахте, так что с ним Синди столкнуться не боялась. Да и повстречайся они, не побежит же он сразу в Бриттенгем, чтобы рассказать об этом. Его просто не отпустит с работы управляющий.
Кроме Самсона были ещё люди, знающие обо всём, что творилось в Бриттенгеме. Брат Винни Вуда Виллем работал в шахте горным мастером. Но ни он, ни его семья не знали Синди в лицо, поэтому она не беспокоилась о том, что они могут догадаться о её происхождении. Девушка собиралась назваться чужим именем и наняться к ним в работницы хотя бы на первое время.
Почему именно к ним? Может, безопаснее будет выбрать совсем незнакомую семью?
- Может, у фей по-другому, но у людей характеры разные. Про родственников дядя Винни мне рассказывал, и я уверена, что они порядочные люди.
Да, ладно, у фей тоже по-разному бывает. И мы не идеальные. Думаешь, я просто так в твоей голове объявилась? По дурости своей…
- Всё будет хорошо, вот увидишь.
А каким именем назовёмся?
- Нашим, - улыбнулась Синди. – Ты не против, Мария?
Я-то не против. А если лесник упоминал при них твоё полное имя? Вдруг догадаются? Ведь других Марий в Бриттенгеме нет.
- Тогда… тогда… А у фей бывают короткие имена? Например, Люсинда – это Синди. Мария – Мари или Мэри.
Бывает. Меня в детстве Машей звали. А дедушка в шутку Манькой обзывал или Маняшкой. Но это так, баловство. А для друзей и подруг я и сейчас Маша.
- Маша… - повторила Синди. – Мне нравится. Котик, а тебе нравится?
Лесной Кот внимательно посмотрел на неё и заурчал, сделав хитрые глаза.
Гляди-ка, зверюге тоже нравится!
- Ну, и хорошо, - решила Синди. – Значит, и я назовусь в доме Вудов Машей.
До Джорди они, конечно, дотопали только на следующий день. Чтобы не попадаться никому на глаза, они избегали дорог и троп, поэтому на путь ушло больше времени. Наконец, путники остановились на опушке бора в полумиле от посёлка, осматриваясь, и Синди сказала:
- Котик, тебе придётся дожидаться меня здесь, в лесу. Завтра утром я принесу тебе хлеба и молока, а может, что-то ещё раздобуду. Ты к посёлку близко не подходи, там собак полно, и люди могут заметить. Прячься тут, от всех подальше. Видишь, вон там, возле скалы, пень?
Лесной Кот оглянулся, запомнил пень и утвердительно муркнул. Синди довольно улыбнулась, обняла его за шею и сказала:
- Ты у меня такой умный. Я обязательно приду. Не скучай и не показывайся никому.
Хищник лизнул её в щёку и преданно посмотрел в глаза.
- До завтра, Котик.
Синди направилась вниз по склону, вышла на тропку и вскоре скрылась в ложбинке. Однако Волк не собирался инфантильно валяться в кустах в ожидании её появления. Он прошёл вдоль опушки ещё метров двести, выбрал точку с хорошим обзором и стал наблюдать за посёлком, откуда ветерок доносил множество запахов. Едко пахло дымом, терпко – смолой и опилками, резко – скотным двором, заманчиво – молоком и кашей. Пару раз обоняние Лесного Кота подсказывало об отдалённой опасности – собаках, но он невозмутимо оставался на наблюдательном посту, потому что даже отсюда было видно, что бродячих шавок на улицах нет. Зато ему удалось разглядеть, к какой калитке направилась Синди. Он видел, как она пару минут говорила с хозяйкой, державшей на руках годовалого ребёнка, а потом они вместе вошли в дом. Похоже, пока всё шло хорошо.
* * *
Марта Вуд была уже зрелой женщиной: её старшего сына в прошлом году призвали на службу в гренадёры. Жизнь она, видно, знала хорошо, и в людях разбиралась. Открыв Синди калитку, она была вежлива, но сдержана, как с любым другим впервые повстречавшимся незнакомым человеком:
- Кого-то ищешь, девица?
- Доброго вам здоровья, хозяйка. Мне подсказали, что в этом доме живёт семья горного мастера Виллема Вуда.
- Так оно и есть. А какое дело у тебя к моему мужу?
- Его брат Винсент Вуд велел мне не терять времени на поиски и обратиться за советом и помощью к господину Виллему.
- Надо же, - усмехнулась польщено Марта и взяла крупного сынишку поудобнее. – Виллема даже в шахте господином не величают. Ты из Бриттенгема?
- Да. Я двоюродная племянница хозяйской кухарки. В прошлом году мои родители утонули, когда в Новой Венеции Западную дамбу прорвало, вот и пришлось мне зиму у тёти ютиться. Тётушка Пиццерия у нас необыкновенная, да только она над родным племянником опекунствует, двоих ей не потянуть. Коль уж я совершеннолетняя, мне и выпало на заработки подаваться. А дядя Винни как узнал об этом, сразу и сказал, что вам пара надёжных рук в хозяйстве не помешает.
- Это в его духе, - улыбнулась Марта. - Винсент всю жизнь был холостяком, поэтому заботится о нас, как может. Ну, а ты, видать, труда не чураешься. Руки у тебя не изнеженные, и сложена ты ладно. Могу об заклад побиться, что ни коромысла, ни подойника ты не пугаешься. Родители хозяйство держали?
- Да. Коров только я и обихаживала, потому что у матушки спина последние два года болела. Отцу не до хозяйства было, он на верфях пропадал.
- Ну, что ж, входи. Покажешь, на что годишься, пока я с малышнёй управляюсь, а вечером вместе с Виллемом и обсудим, как дальше быть. Звать-то тебя как?
- Марьей нарекли. Мама Машенькой звала.
С первой же минуты Марта убедилась, что руки у Синди растут, откуда положено.
Семейство Вудов имело средний достаток, так как жалованье у горного мастера вдвое выше, чем у простого шахтёра. Если работяги могли позволить себе завести хозяйство только после того, как в семье начинали работать двое мужчин, то Вуды сразу же купили корову, пару коз и дюжину кур.
Марта Вуд до рождения третьего ребёнка успевала по хозяйству без труда - дом в порядке содержала и за скотиной да птицей ухаживала. Но когда один малыш ещё пешком под стол ходит и второй на руках, хозяйство в тягость становится.
Однако в этот день все дела оказались переделаны ещё до того, как Марта успела устать. До возвращения Виллема с работы оставалось часа три, а дома было прибрано и помыто, куры накормлены, хлев вычищен, двор выметен, вода в баке нагрета. Пока Синди переделала всю эту кучу дел, хозяйка только и успела, что пелёнки постирать да суп с кашей сварить.
- Благодать! – сказала Марта, напарив чаю и пригласив Синди к столу. – В четыре-то руки работать и спина не так ноет! Тебе чаю с молочком?
- Да, спасибо.
- Вижу, хозяйство тебе по плечу, хоть у тебя и городской говор, - подметила Марта. – Только вот в толк не возьму, отчего ты в июне в такой тёплой одежде расхаживаешь?
- А другой и не нашлось, - выкрутилась Синди. – Дом у нас со всем добром смыло, а у тёти я зимой жила. Так вот и ношу с осени, что тогда на мне было.
- Это не дело, - покачала головой Марта. – Тут, в предгорьях, вечера, конечно, прохладные, но лето есть лето. Блузу я для тебя подыщу из своих девичьих, я тогда постройней была, чем нынче. Юбка, по-моему, тоже где-то была в сундуке. С обувью что-нибудь тоже придумаем, но чуть позже.
- А если…
- Да согласится Виллем, - махнула рукой Марта. – Не переживай. Винсент для него авторитет не хуже отца. Если Винни что скажет, Вилли обязательно прислушается. Коль уж он посоветовал тебе к нам завернуть, значит, так тому и быть. Слушай, времени ещё уйма. Может, ватрушек наделаем? У меня как раз творог застоялся.
Через два часа Марта и Синди, распаренные от возни у печи, испекли горку румяных ароматных ватрушек. Дом наполнился благостным духом. Трёхлетняя Сонечка и годовалый Марик, надувшись молока со свежей выпечкой, осоловели и клевали носом на широкой лавке. Рядом, не в силах вылизываться, икала обожравшаяся сметаны кошка Маруся.
- У нас что, праздник сегодня? – послышался в сенях голос Виллема, топающего тяжёлыми горняцкими сапогами. – Ватрушками аж возле колодца пахнет. О, у нас гости…
- Проходи, дорогой, у нас тут всё готово. Знакомься, это Марья, племянница стряпухи из Бриттенгема. Подалась работу искать, да Винсент ей посоветовал к нам завернуть.
Виллем Вуд был похож на своего старшего брата, только Винсент был седым и загоревшим, от чего зоркие голубые глаза казались яркими и пронзительными. От работы под землёй Виллем был очень бледен, и его глаза напоминали живое серебро. Но взгляд был таким же внимательным и умным, и Вуд-младший, казалось, видел Синди насквозь.
- Здравствуйте, - застенчиво сказала она и чуть присела, как это принято у крестьянских девушек при знакомстве.
- Давно видела его? – поинтересовался Виллем Вуд, и Синди поняла, что вопрос с подвохом. Она отсутствовала с ноября по самое лето, и за это время могло произойти много чего, о чём она даже не догадывалась. Её легко можно было поймать на этом.
- Дядя Винни редко заглядывает в Бриттенгем. Не любит с хозяйкой встречаться. Говорит, что она – горластое убоище. А про вас он мне ещё до Рождества говорил, когда я на мельницу с конюхом Гораци ездила, чтобы гречу намолоть. Он к мельнику чаще заходит, Чай они шибко любят пить со смородиновым листом. Потом ещё разок виделись, зимой…
- Да, бриттенгемская помещица на всю округу прославилась, - кивнул Виллем, разуваясь у порога. – Ты уже жила там, когда хозяйская дочь пропала?
- Это прямо перед моим приездом случилось… - помрачнела Синди.
- Её ведь так и не нашли?
- Нет, не нашли.
- Ты-то поди тоже из-за хозяйки оттуда подалась? Говорят, эта баба может служанку за волосы оттаскать.
- Такое при мне было, - подтвердила Синди. – Уж больно она к горничным придирается. Да и другим достаётся. Только с тётей моей не связывается. Ворчит, но не скандалит. Лео раз по шее захотела треснуть, так тётя перед ней встала – руки в боки, брови вместе, из глаз молнии! Я думала – всё! А хозяйка хмыкнула и ходу из кухни!
- Слушай, а как же это? – удивился Виллем, оттирая руки щелочным порошком у умывальника. – Кухарка брюнетка, племяш её – тоже тёмненький, а ты – прямо златовласка.
- Шутите? – улыбнулась Синди. – Любой брюнет против моей двоюродной тётушки – поганка бледная. Она же наполовину брунерийка! А Лео её родной племянник. У него мама – копия тётушки Пиццы, а отец – папин брат - белый. И я в отца пошла.
- Вот оно как, - кивнул Виллем. – Ну, что, девочки, кормите уставшего дяденьку. Намаялись мы сегодня с крепежом. Дольманн какую-то гниль с лесопилки привёз. Ни черта не дюжит. Кувалдой поддашь хорошенько – хрусть, и нет бруса! А что на ужин?
- Щи, пшеничная каша со шкварками, а потом мы тебя ватрушками до отвала накормим, - сообщила Марта.
- Ох, красота! Так накрывайте, будем есть.
За ужином Синди скромно молчала, не мешая супругам обсуждать события из жизни Джорди и планы на завтра. А за чаем, когда Марта начала расхваливать Синди за то, что она придумала добавить в творог изюм, а в тесто – ваниль, Виллем сам заговорил о волнующей её теме.
- Однако, - удовлетворённо кивнул он, умяв несколько ватрушек. - Кое-чему ты у тёти научилась. Готовишь хорошо?
- Отец не жаловался.
- Голодный мужик, если весь день вкалывал, всё сметёт.
- Посмотрела бы я на тебя, если б ты после работы на столе баланду вместо моих щей увидел, - усмехнулась Марта.
- Хм… Тоже верно. Говоришь, с осени в Бриттенгеме жила? Странно, что Винни ни разу про тебя не рассказывал.
Синди только плечами пожала. Марта молча смотрела на мужа. Виллем допил молоко и спросил жену:
- Лежанку-то помощнице придумала, где соорудить?
- Сегодня придётся на сеновале спать, - развела руками Марта, а завтра я холста у Дольманнши куплю и матрас сошью. Тогда можно будет тут, у печки ночевать.
Виллем кивнул и, подумав, добавил:
- Только давайте, девчата, договоримся сразу. Про то, что ты как работница у нас живёшь – никому ни слова. Неудобно как-то… Не хочу, чтобы бабы судачили, мол, Вуды живут богато, батраков нанимают. Посёлок маленький, все друг у друга на виду, но не буду же я всем объяснять, что мой старший брат по доброте душевной прислал ко мне незнакомую девчонку. Скажем, что Маша – дальняя родственница.
- Пусть будет троюродной сестрой, - подсказала Марта. – У меня в Юго-Восточной провинции, в станице Пескарёвской, раньше родня жила. Они теперь ближе к столице перебрались, а дом дочери с зятем оставили. Вот и скажем, что ты оттуда.
- Подходяще, - кивнул Виллем. – Ну, ладно, пока вы со скотиной управляетесь, я трубочку выкурю и пойду, дрова поколю.
* * *
Синди встала за час до рассвета, раньше хозяев, и успела сбегать на опушку, прихватив молоко, хлеб и пару ватрушек. Лесной Кот, как было условлено, дожидался её у пня, затаившись в кустах. Стоило ей позвать, как чёрная усатая морда высунулась из листвы, сонно помаргивая и зевая.
- Привет, Котик, - радостно сказала Синди, гладя его по мощному загривку. – У нас всё получилось. Мне разрешили помогать по хозяйству, сегодня даже матрас для меня сошьют. Марта говорит, что Виллем будет давать мне одну серебряную монету в неделю, так что мы сможем копить на дорогу. Я подумала, что пару месяцев можно пожить здесь, а потом надо будет отправляться к тёте Литиции. Я не прощу себе, если родные будут и дальше мучиться в неизвестности, гадать, что со мной случилось. Знаешь, я бы прямо сейчас в тётино имение пошла, но это не меньше недели пути по наезженной дороге, а с тобой вместе нам придётся по лесам прятаться, так что ещё больше получиться. Надо подготовиться к дороге, как следует, а уж потом двинемся. Да, Котик?
Лесной Кот оторвался от плошки с молоком и кивнул, облизываясь.
- Как ты думаешь, сильно мне достанется за то, что я столько месяцев пропадала? Это не по-христиански – заставлять их так мучиться. Но надо решаться. Кроме них у меня никого на этом свете нет. Только один загадочный Кот из легенды.
Хищник лизнул ей руку и моргнул своими хитрыми янтарными глазами. Синди потеребила его за ушами и сказала:
- Ладно, я побегу. Скоро все проснутся, надо будет корову подоить да в стадо выгнать. Будь здесь и не скучай. Завтра я тебе ещё молока принесу. А хлебушек с маслом ты любишь?
Кот энергично закивал. Синди засмеялась, чмокнула его в шершавый нос и вприпрыжку удалилась в сторону посёлка. Кот вздохнул и принялся за хлеб. Жевать его не получалось, приходилось глотать кусками, а потом запивать молоком. Чего бы сейчас не отдал Волк за возможность поесть горячего супа или погонять за щекой мятную конфетку!
Когда-то он читал, что кошки могут спать двадцать часов в сутки. Теперь, находясь в шкуре представителя семейства крупных кошачьих, он получил возможность проверить это. Проспав накануне весь вечер на мяконькой травке под душистым кустом, он большую часть ночи не мог уснуть, вслушиваясь в звуки ночного леса и отдалённый лай собак. Из глубины леса время от времени доносилась какая-то возня, треск, напевала печальную песню ночная птаха, а где-то за холмами призывно взрёвывал дикий козёл. Волк едва сдержал хищные инстинкты, призывающие его помчаться туда, выследить, поймать и сожрать нахала.
Уснуть удалось только под утро, но почти сразу объявилась Синди. Теперь, когда она ушла, а в желудке приятной тяжестью колыхался домашний хлеб с парным молоком, его опять потянуло в сон. Жизнь складывалась неплохо, проблем пока не предвиделось, так почему бы ни поспать?
Но на двадцать часов его не хватило. Даже Коту нужно время от времени прерывать сон, чтобы размять кости. И потом, это ведь новая территория. Что там делают все респектабельные хищники, чтобы заявить своё право на обладание охотничьими угодьями?
Выспавшись, он отправился бродить по окрестностям. Нужно было разведать, где тут есть безопасный водопой. Не выйдет же он утолять жажду к луже, в которой плюхаются грязные, вонючие коровы! Кроме того, весьма полезно будет изучить все близлежащие склоны на наличие путей отступления и удобных укрытий, а заодно исследовать тропы, на которых можно столкнуться с людьми. Чтобы чувствовать себя в безопасности, такие вещи нужно знать наизусть.
Именно на это Волк потратил остаток этого дня и следующие две недели. Правда, в последующие сутки он до минимума сократил дневные вылазки и большую часть местности прочесал в ночное время. Благодаря отличному зрению Лесного Кота ночь была для него не темнее сумерек.
Со всей осторожностью Волк обследовал все окрестные склоны, тропы, отвалы пустой породы, которую поднимали на гора из шахты. Днём и вечером он держался от жилья и открытых пространств подальше, потому что его чёрная шкура могла привлечь внимание играющих в подлеске ребятишек или быть замеченной на опушке домохозяйкой, бросившей случайный взгляд в сторону склона. В тёмное время суток разглядеть его было почти невозможно даже с нескольких шагов, зато оставалась опасность того, что ветерок донесёт его запах до чутких сторожевых псов. Тут жизненный опыт скрытного хищника был просто бесценен.
Скала, которую он выбрал для наблюдения за посёлком, была безопасна в любое время дня. Даже если бы поселковой мелюзге в порыве удали захотелось погеройствовать и взобраться на крутой откос, заросший кустарником, то никто даже сверху не увидел бы расщелину, через которую Волк пробирался на крохотную смотровую площадку.
Куст багульника надёжно скрывал его от посторонних глаз, зато ему сквозь ветки как на ладони был виден и посёлок, и подступы к нему. Сразу под площадкой скала отвесно ныряла вниз, давая широкий обзор, и Волк, от нечего делать, изучил каждый двор Джорди.
В посёлке было около сотни домов, в основном, старенькие брусовые конструкции. Видно, когда построили лесопилку и начали готовить лес для крепежа, заодно напилили и насушили и строительного бруса. Богаче других выглядел дом управляющего – каменный, выбеленный, со свежевыкрашенными рамами, наличниками и ставнями, недавно обновлённым крыльцом и сияющей жестяной крышей. Забор у этого подворья тоже был не чета другим, а за затейливо выпиленными узорчатыми штакетинами густо зеленели садовые деревья. На задах виднелась пара сараев, хлев, кроличьи клетушки, сеновал. Немало труда нужно приложить, чтобы содержать такое хозяйство. Но делали это явно не хозяева. По двору сновали весь день работники, а чисто одетая тётка с цветастым платком на плечах только и делала, что махала на них руками.
«Та-ак, - подумал Волк, - раз разводит руками, значит руководитель. Видно, это и есть жена управляющего».
Синди передавала ему кое-что из того, что рассказывала Марта. Управляющий шахтой господин Дольманн был из бывших военных, и благодаря именно его хорошей рекомендации сын Вудов пошёл служить в лучший гренадёрский полк. Сам по себе управляющий - «мужик беззлобный, понимающий, но с лентяями и ротозеями строг». А вот жена ему досталась та ещё гадюка подколодная. Жадная, завистливая, норовящая исподтишка напакостить любому, кто ей не по душе пришёлся. Как на селе вычисляют «глазливых» баб, до сих пор, наверно, никто толком не знает, но уж если заведётся такая, то деревенское общество безошибочно выделит её из всех несмываемым прозвищем – ведьма. Так Дольманншу и нарекли, и было за что. Как кто поцапается с ней, так или самого жестокая хворь скрутит, или с детьми беда приключится, или скотина сдохнет.
Волк видел Дольманншу только с двухсот метров, но и издали почувствовал, что душа у этой женщины чёрная. Не сам почувствовал. Это уловил каким-то неведомым чутьём Лесной Кот. Хищнику в таких делах были неведомы сомнения: он или чувствовал наверняка, или знать не знал, что какое-то явление вообще есть на белом свете.
Нужно сказать, чувствам Кота Волк не раз удивлялся. Сильвер им с Бахом говорил как-то, что кошки не различают цветов, а за способность видеть ночью расплачиваются тем, что видят чётко только на сотню прыжков. Что касалось Лесного Кота, то он и цвета различал неплохо, и вдаль мог видеть при хорошем освещении метров на пятьсот. Его слух был изумительно чутким: он слышал писк мышей в подземных норах, безошибочно определял, где, кто и куда движется в радиусе пятидесяти метров, а сквозь шум листвы мог услышать щебет птахи на склоне соседней горы. Его вибриссы подсказывали, холодная или прогретая вода в ручье, в какую сторону дует ветер и ещё много чего, на что Волк никогда не обратил бы внимания, будь он в человеческом теле.
Именно эти доведённые Матушкой-природой до совершенства чувства помогли Волку ввязаться в невероятные приключения. Казалось бы, что может быть невероятнее, чем попасть в шкуру чёрного леопарда, разгуливающего по миру будущего. Но судьба полна сюрпризов, с ней никогда нельзя надолго расслабляться.
Возвращаясь из очередного патрулирования к условленному месту встречи с Синди, Волк собирался обогнуть небольшую поляну, посреди которой лежала рухнувшая от старости сосна, как вдруг услышал странные голоса. Он вжался в траву там, где стоял и напряг слух. Голоса доносились со стороны ещё не тронутого тлением ствола, и было в них что-то неестественное. Один был похож на гундосое хрипение, второй – на писклявый клекот пополам с кашлем. Такими сдавленными карикатурными голосами разговаривают в диснеевских мультфильмах.
- Всё сделала, как велели! Р-развела р-раствор-р по р-рецепту и на р-растущую луну в мае полила яблоню! Кр-кр-кр-р! Через неделю после цветения яблоч-чки уже были! Я ч-чуть не окр-ривела! Ч-чарр-ры ч-чёр-рные - великий подар-рок! Кр-кр-кр-р!
- Налились яблоки? Чер-рез два дня полнолуние, надо, чтобы дети их успели хоть надкусить! Не успеем – пр-ровалим дело! Его Величество ждёт помощи, а мы без др-рагоценных камней ничего сделать не можем. Тор-ропись! Хитр-ри, мудр-ри, а р-руки р-рабочие добудь!
Волк осторожно прокрался между ореховых кустов и чуть не обалдел. На стволе сидели крупная иссиня-черная ворона и какая-то растрёпанная, взъерошенная сорока. Переминались по-птичьи с ноги на ногу, вертели головами по сторонам, а из открытых клювов раздавались слова, смысл которых не сразу дошёл до Волка.
- А как сожр-рут яблоки, ч-что будет? – спросила сорока.
- Пр-ритихнут до вечер-ра, - ответила ворона. – А ночью их полная луна позовёт. Пр-ридут, как миленькие!
- А ежели пасмур-рно будет?
- Дур-ра! Их не свет позовёт, а лунная сила! Тебе за час до полуночи надо будет дожидаться их у забр-рошенной штольни. На шею одень амулет, что был на тебе, когда мешала р-раствор-р. Без него они дор-рогу не найдут. К полуночи я подоспею, чтобы их в товар-рный вид пр-ривести.
- А зач-ч-чем к стар-рой штольне?
- Место не я выбр-рала, а Гор-рный Кор-роль.
Это что ж творится на белом свете? Волк любил читать фантастику и смотреть мистические фильмы, но в его сознании все эти истории про колдунов, зомби, оборотней и прочую нечисть оставались макулатурными страшилками. Как теперь он должен реагировать на двух пернатых тварей, болтающих по-человечьи и планирующих отравить и похитить чьих-то детей? По правде говоря, если бы у Волка сейчас были руки, он протёр бы глаза в попытке избавиться от наваждения.
Но Лесной Кот был не из тех, кто страдает галлюцинациями. Он не только отчётливо видел двух птиц, но и улавливал их потустороннюю вонь, ощущал исходящую от них враждебную силу. Даже воздух вокруг этих существ словно был напитан мраком, сосущим из светлого зелёного мира живые краски.
- Пр-ро девку пр-ришлую что узнала? – спросила ворона.
- Вр-рут все кр-ругом, пр-рикидываются, будто о ней др-ругих больше знают! К-кума К-казар-риха говор-рит, что эта девка Вудам дальняя р-родня.
- Напр-ряги мозги, пр-ридумай, как её спугнуть! Натр-рави на неё муженька! Он же упр-равляющий, может у всех пр-ро всё р-распр-рашивать! Заставь его спр-росить, что она знает о пожар-ре в поместье гр-рафини Ла Бар-р. Если она – та, пр-ро кого я думаю, это её напугает! А тепер-рь – за дело!
Ворона тяжко спрыгнула с поваленной сосны, спланировала над самой травой к нижнему краю поляны, а там, неуклюже взмахивая крыльями, поднялась над зарослями молодой ольхи и вскоре исчезла с глаз. Сорока ещё пару минут потопталась на импровизированном насесте, ворчливо скрежеща:
- Ла Бар-р, Ла Бар-р… К-как бы не забыть! Память совсем птич-чья стала!..
Затем она вспорхнула и полетела в сторону посёлка, мотаясь в воздухе, как пьяная.
Волк проводил её глазами и уловил непоколебимую уверенность Лесного Кота в том, что аура сороки такая же дрянная, как у жены управляющего Дольманна.
Интересно, а какое дело этим двум клювастым до Синди?
* * *
История, придуманная Вудами про Синди, сработала. Первую неделю, конечно, Виллема донимали расспросами товарищи по работе, а к Марте заходили «за солью» соседки чуть ли не со всей улицы, как бы между прочим интересуясь, кто это носит от колодца воду на их двор и выгоняет в стадо их корову. Но в шахте охотники до чужих семейных дел притихли, как только Виллем объявил, что будет присматривать, кто лучше всех работает, потому что он собирается выдать племяшку замуж. А Марте быстро надоело паломничество кумушек, и уже на второй день она сама спрашивала соль у каждой, кто подходил к калитке, чем сразу же сбивала их с толку.
По истечении первой недели со дня появления Синди в посёлке интерес к ней открыто проявлять перестали. Но кое-кому не давала покоя мысль о том, что у «вчерашней голодранки» Марты Вуд появилась помощница, и к концу второй недели у дома Вудов появился управляющий. Марта как раз выбралась с Мариком на крыльцо, чтобы погреться на ласковом послеполуденном солнышке, когда за калиткой мелькнула шляпа Дольманна.
- Добрый день, - поздоровался управляющий как-то смущённо.
- Доброго здоровья, господин Дольманн, - отозвалась Марта. – Неужто какое дело срочное, коль и мужа не дождались с работы?
- Да тут и твой совет пригодится…
- Так входите, чего ж о деле через калитку толковать!
- Тогда придержи своего кобеля, а то он на меня глядит, будто его неделю не кормили.
Марта приподнялась и прикрикнула через перила на коренастого сторожевого пса, который басовито рычал на чужого мужчину:
- Буран, иди на место! Цыц мне! Входите, господин Дольманн, он не тронет.
Буран забрался в конуру и оттуда неодобрительно наблюдал, как хозяйка спускается с крыльца, чтобы встретить пришельца.
- Пёс у вас славный, всем на зависть, - миролюбиво заметил управляющий, нерешительно топчась перед крыльцом. – Давай, хозяйка, присядем хоть на ступеньках, коль уж ты тут расположилась.
- Милости прошу, - пожала плечами Марта.
Устроившись на прогретом чисто вымытом крыльце, Дольманн, даром, что пожилой и видавший виды мужчина, смущённо поведал о цели визита:
- Я вот для чего заглянул к вам… Собралась тут моя супруга гусей разводить, а дело это лишних рук требует. Работники-то наши и так день-деньской трудятся рук не покладая, так что их на это дело никак не хватит. А благоверная житья не даёт! Узнала, что к вам молодая родственница переехала, и пилит меня: иди, мол, найми её, чтоб гусей пасла. Как думаешь, согласится?
- Ну, это, господин Дольманн, вам с ней самой обговорить надобно, - покачала головой Марта. – Только она ведь без дела не сидит, весь день по хозяйству шустрит. Девочка хорошая – толковая, работящая, спокойная. Она ж большую часть работы на себя взяла, руки мне развязала. Я хоть детьми по-человечески могу позаниматься. Видите, с малым вожусь, а она в это время курей кормит.
- Хорошая, говоришь? – задумался Дольманн. – Да-а, хороший работник на дороге не валяется. Полагаю, будет правильно, если вы не будете расхваливать её перед соседями. Если девочка не согласится, моя пила ещё месяца два будет меня в опилки изводить, как трухлявую чурку. А если будут доходить слухи о том, что старый Дольманн упустил работницу с золотыми руками, она, как пить дать, разойдётся на все полгода.
- За это не беспокойтесь, господин Дольманн, - заулыбалась Марта. – Мы на людях бельё не перетрясаем. О, а вот и Машенька.
Синди шла с заднего двора, где только что кормила суетливых несушек и важного петуха. Она была поглощена своими мыслями и смутилась, увидев незнакомого человека явно не простого происхождения.
- Маша, это господин управляющий Дольманн, - сообщила ей Марта. – Он хочет с тобой поговорить.
- Здравствуйте, - кротко сказала Синди.
- И тебе доброго здоровья, - прищурился, улыбнувшись, Дольманн. – А я тут собрался тебе сделать предложение.
Синди испуганно поглядела на управляющего, и её неподдельное волнение доставило ему удовольствие.
- Что это вы, господин Дольманн, пугаете молоденькую девушку такими словами? – пристыдила его Марта.
- Слово как слово, - засмеялся Дольманн. – Разве я виноват, что у вас, женщин, все мысли про замужество? Ты не пугайся зазря, красавица. Предложить я тебе хочу работу. Доводилось тебе гусей пасти?
- По правде говоря, гусей я боюсь, - честно ответила Синди. – Когда маленькая была, меня гусак ущипнул очень больно.
- Так это давно было! Теперь тебя не очень-то ущипнёшь! Гуси хворостину уважают, так что нечего их бояться. Пасти их – дело не хитрое. Они травку щиплют, а ты сторожишь, чтоб не пёрлись, куда не надо. Зато моя хозяйка работникам два серебряных в месяц даёт, и кормёжка каждый день – с утра и вечером. Ну, так что?
- Я не нуждаюсь ни в чём, - пожала плечами Синди. – У дяди Вилли и тёти Марты я как дома. Они обо мне заботятся, одевают и кормят, а я по мере сил по хозяйству помогаю, раз уж без своей крыши над головой осталась. Для женщины дома всегда работа находится.
- Это верно, - кивнула Марта. – Ей на приработок и времени-то не остаётся. Весь день почти как веретено носится.
- Ну, что ж, нет, так нет, - развёл руками Дольманн. – А как там, на Юго-Западе, живётся? Ты же, вроде, из тех краёв? Слышала что-нибудь про пожар в поместье Ла Бар?
- Что? Нет, про пожар не слыхала… А когда там был пожар?
- Да я и сам не знаю, - почесал в затылке Дольманн, которому было не по себе из-за того, что он хитрит с девушкой. Синди ему понравилась, но не сделать то, за чем его отправила жена, он не решался. – Слышал звон, да не знаю, где он. Думал, что встретил человека, который больше меня про это знает. У меня в тех краях сослуживец, да вот что-то вестей от него давно нет.
- А вы бы письмецо ему написали, господин Дольманн, - подсказала Синди. – Он наверняка обрадуется и ответит. А может, и навестить вас соберётся.
- Ты думаешь? – управляющий внимательно посмотрел на девушку. – Что ж, я воспользуюсь твоим советом. Ну, а теперь позвольте откланяться. Марта, проводи меня, а то ваш Буран ещё начнёт меня уговаривать остаться. Ладно, если он сюртук зубищами продырявит, а то ведь и за мясо может взяться.
- Да будет вам, господин Дольманн, - засмеялась Марта. – Вы ж военный человек, гренадёрами командовали! Да вам ли собак бояться?
- Вот как раз потому, что всякое повидал в своё время, и знаю цену каждой царапине. К тому же, я их сторожевого брата знаю. Есть он меня, старую калошу, не будет, но ведь и калоше нет охоты, чтоб её жевали.
С этими словами, под угрюмое ворчание Бурана, управляющий скрылся за калиткой, а Марта поглядела на Синди и сказала:
- Ты видала Дольманна? Он какой-то странный сегодня. Пришёл по делу, а говорил как будто через силу.
- Мне кажется, что он не злой, - сказала Синди. – Только какой-то грустный.
- Он-то не злой, а вот жена его… Похоже, он по её указке пришёл что-то выведать. Не знаю только, выведал или нет, но мне это не нравится. Ведьма на тебя глаз положила. Вот завидущая баба! Знаешь, Машенька, без меня или Виллема ни с кем не разговаривай. Если что, балдой прикидывайся. Кивай, улыбайся, но слова лишнего не пророни. Так спокойней будет.
* * *
Яблоки, налившиеся в садике Дольманнов на месяц раньше срока, только добавили обитателям Джорди уверенности в том, что она ведьма. Про это почти открыто говорили все, притихая лишь тогда, когда поблизости появлялся сам управляющий. Эти разговоры слышали и ребятишки. Их с детства пугали кознями Дольманнши, но лихие пацанята, став отроками, лишь острее почувствовали потребность перебороть страх и доказать друг другу, что они стоят своих отцов и дедов, отважно спускающихся в бездонную пасть горы - подземное царство гномов и кобольдов.
Волк в детстве сам не раз участвовал в набегах на владения пригородных садовых товариществ и прекрасно знал, что шкодные подростки не полезут в чужой сад при свете дня. Время для пакостей – ночь, поэтому он с вечера расположился на своём наблюдательном пункте, чтобы убедиться, что мальчишки придут «гонять хорька». И не ошибся. Набирающая силу луна помогла Волку насчитать шестерых смельчаков, ни один из которых не ушёл от яблони Дольманнов с пустыми руками.
Следующим вечером Волк отправился в сторону шахты, чтобы разведать, где там что находится. До этого он побывал только на подступах к шахтным сооружениям, забравшись на верхушку одного из отвалов. Место это было открытое, везде сыпучий битый камень, поэтому он решил не рисковать, болтаясь в окрестностях шахты. Ночью там всё время были сторожа, охраняющие склады и подъемник от юных проказников. Теперь, когда надвигающаяся беда стала реальной, он должен был точно знать, где находится заброшенная штольня и как к ней незаметно подобраться.
Оказалось, что штольня совсем недалеко. В сумерках Волк обогнул гору, в глубине которой прятался ствол шахты, пробрался вдоль отвалов к заросшей тропе, а по ней пришёл прямиком к наполовину осыпавшейся траншее, упиравшейся в пещеру. Вход туда был в нескольких местах обтёсан, но вместо рамы для лебёдок подъёмника валялись старые, растрескавшиеся брусья. Штольню забросили очень давно. Однажды утром, Синди рассказала Волку, пока он лакал молоко, горняцкую страшилку про это место, услышанную от Виллема Вуда.
Давно-давно жил на свете горняк по прозванию Штейгер. В минералах хорошо разбирался, мог легко отыскать любое сокровище, упрятанное природой в недрах. Мог попробовать на вкус землю или растереть в жёстких ладонях листья с дерева, чьи корни уходят глубоко под землю, и точно сказать, какие руды залегают поблизости. Но была у него страсть – найти Королевскую жилу, в которой, по легенде, видимо-невидимо всех мыслимых самоцветов. Все думали, что это сказка, но он был упрям и как-то раз забрёл в предгорья Айсбека и нашёл вход в пещеру Горного Короля Бриллианта. Но только он вошёл, Король гномов преградил ему путь. «Какие чудеса ты хочешь найти в моих владениях? – спросил он Штейгера. – Разве мало тебе того, что ты отыскал уголь на севере и железо на востоке? Твой талант позволил открыть четыре рудника и две шахты. Тебе мало славы и уважения?» «Слава – пустота, - ответил Штейгер. – А всё, что я нашёл, лежало почти под ногами. Не для этого мне достался талант рудознатца. Я ищу твою главную жилу. Старики говорили мне, что она оплетает все недра, но в некоторых местах поднимается почти на поверхность. Там, где она пересыщена каменьями, горы ломают землю». «Хочешь богатства?» «Нет, хочу найти. Эта цель стоит всей жизни». «Тогда ищи», - сказал Король гномов и пропустил его в свои лабиринты. С тех пор Штейгер бродит там. За каждым поворотом ему мерещатся несметные сокровища, но он находит только пустую породу. Во тьме Штейгер состарился, стал нелюдимым, и всякого, кто входит в эту штольню с мыслью найти самоцветы, заманивает в лабиринт и губит.
Горняки искренне верили, что эта штольня была прорублена именно в той пещере, где затерялся Старый Штейгер. Здесь были найдены самые красивые топазы, но сразу после этого начались странные видения, временами наружу выходил ядовитый дым, а потом нескольких горняков придавило породой, и штольню решили закрыть. Тропа к ней со временем заросла, откосы траншеи, прокопанной специально для того, чтобы горнякам было удобно отвозить породу в отвал, осыпались и поросли кустарником, а деревянный крепёж был либо разобран, либо сгнил. Штольня стала идеальным местом для осуществления тёмных делишек.
Волк покрутился вокруг, осмотрелся, принюхался и счёл место достаточно безопасным. На всякий случай он поинтересовался и штольней, но выяснилось, что от неё осталась только неглубокая пещера. Проход вглубь горы был надёжно замурован.
В кустах, рядом с пещерой, Волк примял мягкие молодые побеги и сделал себе лёжку. Теперь было удобно наблюдать за площадкой перед входом, оставаясь незамеченным до того момента, пока не понадобиться его вмешательство. А сделать это, похоже, придётся. Злодейский замысел был известен только ему, и если никто другой не помешает ведьмам, то, как минимум, шесть подростков попадут к ним в лапы.
Кто же это такие? Это явно не простые злоумышленники. Разбойникам достаточно злобного ума, силы и решительности, а эти используют чёрную магию. Ворона сообщила, что место назначил Горный Король. То ли они ему рабов хотят продать, то ли им рабсила нужна, чтобы что-то выкопать, но речь шла о драгоценных камнях. Для чего или для кого это? Просто нажива? Или стартовый капитал для более изощрённой пакости?
И ещё один подозрительный момент: ворона зачем-то интересуется Синди. Тут два варианта. Либо Синди похожа на другую девушку, которую ищет ведьма, либо она и есть та самая девушка. Если верно второе, то какая между ними связь? Кто из знакомых Синди маскируется под птицу и зачем ищет её? И почему ворона заставляла сороку (звучит как бред!), чтобы та рыла информацию о Синди, если у самой есть два крыла и два глаза?
Волк знал, что для разрешения таких вопросов нужно уметь ждать и наблюдать. У него оставался ещё целый день, и он решил последить за домом управляющего.
Слежка – дело утомительное. К своему стыду, Волк успел выспаться, до дури надышавшись пьяным ароматом багульника. Когда он проснулся, было уже не утро, а полдень, но вместо бодрости в теле и ясности в голове им овладело что-то вроде похмелья. Хотелось потянуться, размяться, побегать, напиться воды до бульканья в пузе. Но Волк был не доволен собой, поэтому не разрешил инстинктам позвать себя к укромному родничку, найденному им на северном склоне.
Не без труда сфокусировав глаза на дольманновском подворье, он увидел, что хозяйка болтается между крыльцом и калиткой в сад. Пару раз она делала энергичные взмахи руками в сторону копошащихся у телеги работников. На телеге лежали какие-то мешки, а два мужика натягивали на них широкое дерюжное полотно. Это, наверно, Дольманнша собралась отправлять зерно на помол. Своей мельницы в Джорди соорудить за столько лет не удосужились, впрочем, тут и земледелием-то никто не занимался. Зерно покупали у помещика Рюмина из Луговищ, а потом возили в Маношвальд, на водяную мельницу, что обходилось дешевле, чем покупать уже готовую муку.
На минутку Волк отвлёкся на возню у телеги и пропустил момент, когда Дольманнша пропала из виду. Он рассердился на себя ещё больше и стал шарить взглядом по двору. И тут прямо посреди сада уловил какое-то тёмное мельтешение. Из-за листвы ничего толком разглядеть не удавалось, но это было ни к чему, потому что туманную муть скорее чувствовал Лесной Кот, нежели видел Волк. Это был всплеск магии.
«Ну, что за тварь будет на этот раз? – подумал Волк. – Опять сорока? А может, выберет голубя? Или какаду?»
Из яблоневой зелени стартовала сорока. Ну, что ж, в этом есть свой резон. В деревне это наиболее выгодная маскировка. Голубь, конечно, не вызывает такой антипатии, как сорока, зато его может ястреб сцапать.
Чёрно-белая искра промчалась над крышами и уселась на крышу дома Вудов. Эта подлюка полетела шпионить за Синди! Волк поёрзал, пытаясь размять мышцы, и пожелал багульнику познакомиться с молоденькими голодными гусеницами. Сорока тем временем перелетала туда-сюда, устраиваясь то на плетне у курятника, то на краешке ската сеновала. Синди ходила по двору, и пернатая шпионка старалась от неё не отставать, но вот девушка вошла в дом, и сорока замешкалась на краешке бочки, в которую собиралась с крыши дождевая вода. Внезапно из-под дровяного навеса у ворот к ней рванулся дворовый пёс. Сорока чудом вывернулась из сомкнувшейся клыкастой пасти и бросилась наутёк, только вырванные из хвоста перья завертелись в воздухе.
«Молодец, барбос! Так её! – возликовал Волк. - Когда стану человеком, обязательно скормлю тебе добрый кусок мяса!»
Сорока, не солоно хлебавши, вернулась на яблоню. Через несколько минут Дольманнша, прихрамывая, появилась во дворе. Она ещё немного помахала руками, а потом удалилась в дом.
«Ага! Вот, полечись теперь мухоморной настойкой, клюшка зловредная», - злорадно подумал Волк и решил, что всё-таки нужно прогуляться к родничку, а уж оттуда осторожно продвигаться к пещере. Чутьё подсказывало ему, что вечером случится что-то очень важное.
* * *
Вечер был довольно светлым. С запада потянул верховой ветер, несущий прозрачные облака, которые почти не мешали светить луне. Волк до наступления сумерек успел ещё раз выспаться и чувствовал себя намного лучше, чем в полдень. Теперь он крался по подлеску в сторону траншеи, оглядываясь и прислушиваясь.
Луна таращилась выпученным глазом с матово-синего неба на заснувшую землю, словно хотела разглядеть тайны ночной жизни. Да разве с такой высоты разглядишь пляшущих мотыльков, звенящих в брачном экстазе комаров да пичугу, которая где-то в мешанине веток роняет в тишину нежные печальные нотки! Даже Лесной Кот, бесшумной тенью скользящий между деревьями и кустами, не может рассмотреть толкущуюся кругом насекомую мелкоту и других обитателей ночного леса.
Полночь приближалась, но не молчание встречало её. Где-то вдали ухал филин, на старой коряге скрипел какой-то жук, а из пещеры вылетели на комариную охоту летучие мыши. Человеческое ухо способно слышать лишь тоненький писк этих крылатых обжор, но слух Лесного Кота, без труда улавливающий ультразвуковые колебания, заставлял Волка выслушивать пронзительный неумолкающий щёлкающий щебет.
Незадолго до полуночи на тропе что-то зашуршало, и чутьё Лесного Кота сообщило Волку о приближении ведьмы. Он напряг зрение и увидел, как в пятно лунного света, падающего в прореху между кронами деревьев, вывалилась из сумрака уродливая пародия на кошку. Когда-то в детстве родители, чтобы отпугнуть его от исследования подвала под домом, выдумали страшилку про Чёрную Мымру. Мол, это злобное чудище прикидывается большой лохматой кошкой, но каждого ребёнка, который заходит в подвал, гипнотизирует страшными зелёными глазами-фонарями, а потом… Для верности они приврали про водопроводчика, который пошёл в подвал и не вернулся. Но это была их ошибка. Вовка с друзьями всё-таки лазил в подвал, где в боковой каморке и обнаружился в хлам пьяный слесарь. От перегара, который густым облаком расходился по подвалу, околела бы не только Чёрная Мымра, но и её блохи. Однако образ коварной твари надолго отпечатался в памяти, и теперь Волк был уверен, что у увиденного существа было именно такое название.
Ведьма, подобно толстой лохматой колбасе, поволоклась по битому камню, обросшему мхом, к пещере. Там она уселась неуклюжей волосатой кочкой и стала ждать. Волк рассмотрел на шее твари какую-то поблёскивающую штуку и вспомнил, что это колдовской амулет, который должен приманить одурманенных подростков.
Через какое-то время на тропе снова зашуршала галька. Волк посмотрел туда и похолодел. Несколько фигур в ночных сорочках, подобно привидениям, вереницей поднимались по склону к траншее. Они двигались как сомнамбулы, но глаза их были открыты и смотрели на идеально круглую луну. Белые фигуры в полном ступоре остановились перед комком шерсти, на котором тускло и зловеще поблёскивал амулет. Колдовство сработало.
Но спустя несколько минут Волк понял, что это ещё не колдовство, а разминка.
Что-то пронеслось над прогалиной, перечеркнув поток лунного света. Рядом с Мымрой, совершив рискованный манёвр, плюхнулась летучая мышь чуть ли не с таксу величиной. Кошкообразная тварь хрипло завопила, перепугано отпрыгнула и плюхнулась на гальку.
- Трус-сиха! – насмешливо прошипела летучая мышь, складывая крылья. – А ты ждала меня вороной увидеть? Вороны по ночам не летают. Я вижу, у нас-с с тобой всё получилос-сь, как задумали. А теперь…
По всем чувствам Волка словно внезапно ударили удесятерённой силы волной. На несколько секунд он совершенно ослеп и оглох, потому что перевоплощение ведьмы вызвало всплеск света и звука на высоких и низких частотах. Ему показалось, что он увидел окружающие предметы в негативном отображении. По ушам резануло ультразвуковым визгом, а сердце чуть не забилось в кончик хвоста от мощного низкочастотного шквала.
Когда он проморгался, у входа в пещеру уже не было летучей мыши-переростка. Вместо неё там возилась толстая тётка. Она ходила кругами, бормотала под нос, раскладывала что-то вокруг застывших подростков. Потом ведьма остановилась у пещеры и резко произнесла какое-то слово. Вокруг несчастных яблочных воришек выросли пять фонтанов искрящегося голубого огня. Он ослеплял, как дуга электросварки, и Волк благоразумно зажмурился. Не хватало ещё «зайцев» наловить! Сквозь шуршание магического пламени послышался треск ткани и сдавленные стоны.
Через несколько минут шипящие фонтаны искр ослабели и сжались до полуметровых кустиков. Но между ними стояли уже не подростки. Какое-то жуткое колдовство превратило их в сгорбленных серых существ с крепкими жилистыми руками, мохнатыми ослиными ногами, мордой, как у тапира, и бессмысленными стрекозиными глазами. Это было лишь подобие людей, и разлезшиеся по швам сорочки только усиливали жуткое впечатление.
Волк не на шутку испугался. Неужели он опоздал, и уже ничего нельзя будет исправить?! Проклятые ведьмы!..
- Это потрясающе, моя госпожа! – прохрипела Мымра. – Вы достойны звания Чёрного Магистра!
- Превращать никчёмных людишек во что-то совершенное – моё любимое развлечение, - самодовольно ответила ведьма. – Это нелегко, но приятно! Когда я была молода, мне удалось напустить чары на графа Кюри и его семью. Этот благородный дурак должен был любить одну меня, но он отказался, и я наложила двойное заклятье. Те, кого он любил, должны были причинять ему невыносимые страдания. Но чем сильнее были его мучения, тем больше он привязывался к мучителям. В конце концов, все должны были благополучно сдохнуть.
- О, я слышала! Сын графа превратился в дикого зверя на глазах матери, а она сошла с ума и бросилась с башни!
- Да, - гордо подтвердила ведьма. – Младший Кюри – Вольфганг - теперь бродит по лесам в обличии большого чёрного кота. Странно, что до сих пор он не попался охотникам. Граф влачит жалкое существование и скоро сгинет, а его имение достанется мне. Уж я об этом позабочусь. У меня есть перстень с фамильной печатью Кюри – он был на шее котёнка. Мои ловчие упустили его в Западных лесах, зато нашли разорванную цепь с этим перстнем. В нужный момент я заявлю, что отец моей дочери Изабеллы – граф Кюри, а доказательство тому – подаренный им перстень.
- Изысканное коварство! – льстиво промяучила Мымра.
- Да, я это умею. Но самое большое удовольствие я получу, когда окончательно растопчу семейство моего нынешнего муженька. Мне почти удалось угробить падчерицу, а ведь я даже к колдовству для этого не прибегла. Она должна была превратиться в ледышку и сгинуть под толстым слоем снега, когда сошла лавина. Но что-то пошло не так. Кто-то перешёл мне дорогу и выручил её. До сих пор не пойму, кто. Ведь все, кто мог оказаться поблизости, даже не нашли её тела и считают Синди мёртвой. А она не дура. Затаилась, имя сменила. Не знает только, что эти жалкие уловки я разгадываю с помощью магии. Куда бы она ни пошла, я знаю, в какой стороне искать.
- Говорят, в древности было специальное зеркало, которое показывало всё, что просишь, - мечтательно сказала Мымра.
- Чтобы получить такое зеркало, нужно слишком много усилий. Есть способы проще. Ладно, хватит болтать, уже полночь. Ты сторожи наш товар, а я позову Короля.
Ведьма шагнула во тьму пещеры, там что-то гулко заскрежетало, и на площадке ненадолго наступила тишина, только тихо потрескивали искры голубого пламени.
Волк с трудом заставил себя сосредоточиться. То, что он только что услышал, потрясло его сильнее, чем все магические метаморфозы вместе взятые. Волк понял, кто такая эта «фрёкен Бок». Она – мачеха Синди! Но это было не самое потрясающее известие. Эта каракатица была источником бед его собственного носителя – Лесного Кота, вернее, того, кто в него превратился. Она, а вовсе не какие-то там тролли. Надо же, а ведь он думал, что Синди ему сказку рассказала. Какая, к лешему, сказка! Братья Гримм отдыхают! Превратить человека в животное только за то, что его отец отказал этой ведьме в чувствах!
Волк поклялся, что, как только доберётся до этой пухлой вороны (или кто она там ещё?), без раздумий сломает ей клюв и оставит подыхать в муравейнике. А пока нужно разрушить её планы, причём, желательно провернуть всё, пока толстуха отсутствует. Подвернуться под руку такому опасному противнику сейчас было бы некстати. Она ведь и его может превратить в такого вот истукана.
Волк приподнялся со своего места и стал подкрадываться. Мымра сидела у одного из фонтанов, нахохлившись. Животное, в которое она себя обратила, не имело никаких способностей к жизни в лесу. Будь она настоящей кошкой, может, и сподобилась бы прислушиваться и принюхиваться к окружающей темноте. Но судьба у твари была другая. Тьма безмолвным убийцей сгустилась у неё за спиной.
В последний миг предательский камешек почти неслышно скрипнул под тяжестью Лесного Кота, и Мымра по-совиному повернула голову через плечо. Отблеск голубого пламени в огромных глазах и свист воздуха, рассекаемого страшными когтями, парализовали её. Она только и успела раскрыть от ужаса глаза и пасть, как четыре заточенных ятагана распороли ей горло до позвонков и разорвали шнурок амулета. Бесформенная побрякушка с обрывками шнурка, шипя, канула в пламени, а тело Мымры, булькая жуткой раной, мешком рухнуло на замшелый грунт.
Амулет что-то сделал с пламенем. Фонтаны снова выросли до человеческого роста и набрали мощь. Волку пришлось зажмуриться от вспышки, поэтому он замешкался и не успел убраться в кусты. В пещере снова что-то тяжело заскрежетало, наружу повалил странный светящийся туман, а из него вышли сначала четыре низеньких темнокожих крепыша с секирами, а потом одетый в меха важный гном в сопровождении толстой ведьмы.
- Что?! Что это такое?! Ты?! Как…
- Молчи, женщина! – властно прервал её кудахтанье Горный Король. – Я вижу, что ты хотела продать мне подделку!
Волк повернул голову в сторону чудищ и увидел, что с ними происходят обратные метаморфозы: сжимались бочкообразные рёбра, клоками отваливался серый мех, втягивались копыта, светлела кожа.
- Это ошибка!.. – пыталась защититься ведьма.
- Согласен, ошибка. Я был безрассуден, связавшись с тобой, и советник мой оказался прав – ты плутовка. По договору я должен получить настоящих крепких дваров, на которых не действует проклятье шахты, а ты пыталась всучить мне подделку. Знаешь, что за это полагается?
- Знаю, - пакостно хихикнула ведьма и моментально стала превращаться во что-то летучее. Она поняла, что сейчас последует расправа, и хотела удрать.
Но Горный Король был не промах. Он ловко сцапал тварь на взлёте и брезгливо посмотрел на неё.
- Куда же ты торопишься? Помнится, мы договаривались с тобой о плате, которая причитается тебе за добытчиков смарагдов, - сказал он ей.
Ведьма беспомощно трепыхалась, зажатая в крепком кулаке гнома. Времени на качественное превращение у неё не было, поэтому она трансформировала себя в нечто среднее между птицей и нетопырём: пернатая шкура, когтистые лапы с перепонками, кривой клюв, заострённые уши. Чёрная Мымра даже мёртвая выглядела лучше.
- Мне помеф-фали! – злобно шепелявила она. – Это ффё этот урот виноват!.. Он ффё ифпойтил!.. Моя магия – лутфая в этих вемлях!
- Глядя на тебя, этого не скажешь, - усмехнулся гном. – К тому же, я у тебя не магию собирался покупать, а рабочую силу, которой всё нипочём. Обман тебе дорого бы обошёлся. Ты должна сказать спасибо своему творению, потому что он не позволил тебе обвести меня вокруг пальца. Поскольку урона я не понёс, ты не будешь убита. Просто я заставлю тебя выплатить небольшие отступные.
С этими словами Горный Король подбросил ведьму в воздухе и зарядил ей такого крепкого пинка, какой сделал бы честь любому профессиональному футболисту. Волк ошеломлённо посмотрел вслед исчезающему в ночном небе уродливому телу и запоздало подумал, что упустил хороший шанс расправиться с обидчицей Синди и семейства Кюри.
- Не жалей о том, чего не должен был делать сейчас, - обратился к нему Горный Король. – Убить врага в ночи и без свидетелей – это поступок зверя. Но ведь ты – человек.
Волк внимательно смотрел и слушал. Гном явно знал больше, чем видели его глаза.
- Сегодня ты рисковал жизнью, вступив в противоборство с чёрными магами, и спас несколько божьих созданий. Для меня честь помочь тебе и твоей подруге. Но для этого вам нужно прийти сюда, к этой штольне. Врата в мои владения будут открыты для вас, только войдите в пещеру. А теперь, юноша, тебе предстоит проводить детей в посёлок. Они напуганы и раздеты, а их родители вот-вот бросятся на поиски. Нам с тобой ни к чему лишние уши и глаза.
Король кивнул подручным, и два гнома, передав секиры товарищам, поспешили к свалившимся наземь подросткам. Они растормошили несчастных, привели в чувство, дали напиться из кожаных поясных фляг. Семеро пацанят от 12 до 14 лет и две девчонки того же возраста были растеряны, смущены и с трудом понимали, что происходит. Особенно их сбило с толку то, что ухаживают за ними самые настоящие гномы, про которых они только в сказках и слышали.
- Вы были на краю гибели, - обратился к подросткам Горный Король. – Если бы в козни ведьм не вмешался отважный Лесной Кот, вы сгинули бы в самом жутком месте Подземного Королевства. Сейчас он проводит вас до посёлка, а там вы расскажете взрослым, что вас обманом увлекли к штольне, но всё обошлось. И пусть никто до рассвета не подходит к этому месту, иначе я заберу его и заставлю вечно искать самоцветы, как Штейгера.
- А вы, наверно, Король Бриллиант? – спросила робко одна из девочек.
- Как ты догадалась, дитя? – добродушно спросил гном. – Вы, люди, своих королей узнаёте только по короне и прочим атрибутам власти.
- Вы же сами сказали, что заставили Штейгера бродить под землёй, - напомнил, стуча зубами, самый старший из мальчишек. – Всем известно, что на вечные скитания его обрёк Горный Король.
- Глупости, - хмыкнул гном. – Он сам себя обрёк. Не я ведь ему в голову вбил эту одержимость. Он хотел искать, вот и ищет. Если бы сказал, для чего она ему нужна, то, может, и нашёл бы. Жила – она ведь такое свойство имеет, что не всякому её дано отыскать. Всё, что в недрах заключено, должно либо пользу приносить, либо быть навечно скрыто от алчных взоров. Подумайте над этим когда-нибудь. А теперь идите. Кремень, дай им факел.
Один из сопровождавших Короля гномов выхватил из тьмы пещеры рукоять факела, запалил его от одного из голубых костров и сунул в руки ближайшему подростку. Волк ещё раз взглянул в лицо Горного Короля и поспешил вниз по тропе, в сторону посёлка. Следом осторожно шагал парень с факелом, остальные брели за ними.
Прямой путь к посёлку был раза в два короче того, которым Волк добирался до заброшенной штольни в окружную, но в этот раз ему приходилось идти медленнее из-за детей, плохо видевших в темноте и боявшихся оступиться. Если Волк уверенно перешагивал через камни и корни, легко замечая их с помощью кошачьего зрения, то его подопечные едва видели тропу у себя под ногами, несмотря на довольно яркий свет факела.
Однако вскоре они миновали поворот к шахте и увидели россыпь светящихся окошек. Для трудяг-шахтёров это небывалый случай: обычно окна переставали светиться за час до полуночи, и Джорди погружался в мирный сон до рассвета. Сегодня, похоже, вовсе никто не спал, хотя полночь миновала больше часа назад. Мало того, у дома управляющего и в трёх местах за околицей мигали огоньки факелов. Пропавших чад уже хватились, подняли тревогу, и теперь горняки с жёнами собирались группами для их поиска. Дворовые псы крайне неодобрительно высказывались по поводу людской суеты в такой час, и это делало Джорди похожим на разбуженный улей.
Волк уловил чутким слухом возбуждённые крики, и в сторону тропы, которая здесь была ровной и хорошо утоптанной, с двух сторон потекли огненные ручейки. Это означало, что в посёлке заметили факел, появившийся на склоне горы, и поспешили навстречу. Волк посмотрел по сторонам в поисках укрытия и понял, что здесь ему и спрятаться-то негде. Возбуждённые горняки – не та публика, которой может понравиться компания леопарда, а если с ними ещё и собаки… Пожалуй, дальше идти не следует. Поробингудствовал – и довольно.
Волк остановился и отступил в сторону, пропуская спасённых подростков. Тот, что нёс факел, остановился в нерешительности, глядя на него.
- Чего он? – спросил кто-то из младших.
- Чего, чего! – буркнул в ответ старший. – Не слышишь, что ли, что в посёлке творится? Нас потеряли, сейчас могут собак по следу пустить. А тигру это надо?
- Он не тигр, он пантера, - поправила его бойкая девчонка.
- Какая разница! Шкура у него всё равно одна. Он и так из-за нас сегодня чуть ведьме под руку не попал.
Паренёк шагнул к Волку и присел перед ним на корточки.
- Спасибо тебе. Мы сейчас отвлечём старших, а ты улепётывай, пока не заметили.
Волк посмотрел в сторону приближающейся толпы с факелами. До них оставалось не больше сотни шагов. Он кивнул, сипло мяукнул и, решительно повернувшись в сторону спасительного леса, заторопился туда.
- Спасибо, Лесной Кот! – тоненько сказала вслед другая девочка. – Прощай…
* * *
Нельзя сказать, что последние часы ночи Волк провёл в полной безмятежности, но, по крайней мере, его никто не тревожил. До его лёжки долетали отдельные возгласы и лай взбудораженных собак, но он, даже не поднимая головы, определял, что это перекличка дозорных, выставленных на ночь вокруг посёлка. Сначала его это удивляло: ведь пропавшие дети обнаружились, и уже пора было, всыпав им и простив на радостях, разойтись по домам. Утром-то на работу надо рано вставать. Но потом сообразил, что Дольманнша тоже пропала, и никто не знает, где она. Управляющий, наверно, решил, что нет смысла рыскать в темноте, но на всякий случай выставил сторожей - на тот случай, если что заметят или услышат.
Перед рассветом его разбудил шорох лёгких шагов Синди. Девушка выглядела обеспокоенной и сразу принялась расспрашивать его.
- Котик, что за переполох ты устроил? Весь посёлок с полуночи гудит! Одни кричат, что надо устроить на тебя охоту с собаками, другие говорят, что это жена управляющего обернулась демоном и бродит вокруг, чтобы напугать всех. А дети, которых искали ночью, вообще говорят, что Горный Король спас их от какой-то ведьмы, а ты потом оберегал до самого посёлка. Я ничего не понимаю!..
Волк насмешливо фыркнул и лизнул ей руку. Синди запустила ему руки в шерсть и строго сказала:
- Я беспокоюсь за тебя. А если они на самом деле устроят охоту? У них там знаешь, какие собаки есть? Очень умные и очень сильные.
Волк понюхал узелок, который она принесла, вздохнул и поднялся. Синди посмотрела на него, он – на неё. Девушка тоже встала и спросила:
- Там было опасно? Это правда была ведьма?
Волк кивнул и, аккуратно ухватив зубами за край её юбки, потянул в сторону штольни. Девушка в недоумении уставилась на него. Волк мяукнул, отбежал на несколько шагов, обернулся и снова позвал за собой.
- Котик, ты меня куда-то зовёшь?
Он кивнул и отбежал ещё на пару метров. Синди пошла за ним, сначала нерешительно, а затем увереннее. Волк повёл её к штольне обходным путём.
До восхода солнца оставалось не менее получаса, небо стало совсем светлым, но в предгорьях ещё лежала глубокая тень, потому что рассвет заслонял от них высокий хребет. А в лесу эта тень, усиленная туманом, и вовсе казалась сумраком, сырым и неуютным.
Когда Волк вывел Синди к пещере, она увидела на площадке труп уродливого существа в луже почерневшей крови и пять пятен копоти. Ещё там валялись мелкие обрывки ткани и клочки какого-то непонятного жёсткого меха.
- Это случилось здесь, Котик? – спросила Синди. – Что это за животное? На нём следы когтей. Это сделал ты?
Волк с отвращением фыркнул в сторону трупа и подошёл к пещере. Синди спросила:
- А это, случайно, не заброшенная штольня? Будь осторожен, она очень старая, там может быть опасно!
Что-то привлекло её внимание в золе. Синди наклонилась и подняла чуть оплавленный амулет Дольманнши. Волк нетерпеливо рыкнул и кивнул в сторону пещеры. Девушка удивилась:
- Ты хочешь, чтобы я вошла туда вместе с тобой? Хорошо…
Она подошла и взяла его за шерсть на загривке. Волк ободряюще лизнул ей другую руку и направился в темноту пещеры.
Сегодня даже звуки здесь были другими. Чувствовалось, что дальняя стена отодвинута намного дальше, чем вчера. Осторожно ступая по каменной крошке, Волк и Синди углублялись в недра горы. Шаг за шагом они прошли не меньше десятка метров, но завала впереди не было. Вдруг в лицо им потянуло сквозняком, и ослабевший свет, лившийся из-за спин, неожиданно сменился другим, теплящимся впереди. Волк по звуку шагов понял, что стены коридора разошлись в стороны, а впереди открылось гулкое пространство. Он различил впереди ряды массивных каменных колонн, за которыми мерцал слабый свет масляных светильников. Там открывалось царство Горного Короля Бриллианта.
Вызов
Совсем недавно Дина, Лиля и Сильвер были ошеломлены, растеряны и одиноки в своём странном раздвоении. Даже когда они поняли, как невероятно им повезло, что судьба привела их в королевский дворец, а не в разные провинции страны, и поселила в знакомых друг с другом принцессу Диану, Лили Джильбертину и Сильвестра, их преследовал страх, что они покинуты, затеряны и никогда не встретятся с друзьями.
Но вот объявился проказник Бах, назвавшийся Джованни Казановой, племянником барона Мюнхгаузена, и они воспрянули духом. Один его самодовольный вид вселял оптимизм, а уж манера рассказывать о своих похождениях, смешивая изысканную новоевропейскую речь с молодёжным российским юмором начала третьего тысячелетия, бодрила сверх всякой меры. Через десять минут у принцессы, графа и графини от смеха начались судороги.
- Вам, милостивые государи и государыни, изрядно подфартило, - сообщил Бах, расположившись в кресле напротив и скрестив ноги в высоких дорожных сапогах. – Вы, по крайней мере, обрели достойное воплощение и попали в комфортные условия. Лучше и быть не могло. Дворец класса «Хилтон», полк гвардейцев, положение в обществе и неограниченные возможности – это же круто! Похоже, ваша карма чиста, как стёклышко, коль всё так сложилось. А вот ваш покорный слуга, похоже, где-то согрешил. Вы думаете, я сейчас в чьём-то теле?
- Гав! – заявила далматинка Доро.
- Не подсказывай, - дружелюбно предупредил её Бах.
- Разве ты не вселённый? – удивился Сильвестр и внимательно пригляделся к Баху.
- Я в этих краях собственной персоной, - ухмыльнулся тот. – Приём по личным вопросам в любое время суток.
- Но как?..
- Угадайте с трёх раз. Хотя, что тут гадать, если и ежу понятно, что всё пошло не по стандартной схеме. Сильвер был прав: незнакомка стала балластом. Представьте, как я «обрадовался», когда обнаружил, что не чувствую самого себя. Видимость, как в катакомбах, звук, как в цистерне. Завис я непонятно как и неясно где, а самого-то меня и нет. Ни рук, ни ног, ни всего остального. Колобок, наверно, и тот себя лучше чувствовал. Пока с лисой не встретился.
- Но что произошло? – спросила Лили.
- На первый взгляд, ничего хорошего. Меня занесло сюда в виде духа. Притянуло к дальнему потомку – Мюнхгаузену XXVIII. Вот только статус его на данный момент к материальному миру отношения не имеет.
- Что это значит? – удивилась Диана.
- Он привидение. Призрак. А что вы на меня так смотрите? Я бы и сам не поверил, если бы не оказался в точно таком же статусе.
- А как это получилось? – обратилась к Сильвестру Лили.
- В этом ещё предстоит разобраться, - серьёзно ответил он. – А что было дальше?
- У нас, привидений, есть поговорка: два призрака в одном замке – никому жизни не будет. Ну, понятное дело, познакомились мы, даже песни попели. А потом барон и говорит мне, как Юстас Алексу: велено передать, чтоб ты обратно лыжи заворачивал, а там, на месте, включил голову и подумал, как вызволить остальных. Понимаете что-нибудь?
- Ничего, - признался Сильвестр.
- А я понял, что нам кто-то помогает. Этот кто-то проинструктировал Мюнхгаузена XXVIII за двести лет до нашего появления. Он знает о нас, и мы ему для чего-то нужны.
- Господь для всех определил путь в этом мире, - вздохнула Лили.
- Истина глаголет вашими нежными устами, графиня, - улыбнулся Бах. - Впрочем, суть всего этого от нас пока скрыта. Главное, что моё спиритическое состояние позволило вернуться с помощью заветного слова назад. А там состоялось свидание с дядей, который вернулся из командировки. Он, правда, немного удивился, когда увидел пять тел в состоянии нирваны…
- Немного? – переспросила принцесса.
- Да, совсем чуть-чуть, - беспечно ответил Бах. – Но принял живейшее участие в расследовании нашей дефективной истории.
- Насколько я понимаю, - высказал предположение Сильвестр, - вы с Карлом Ивановичем отправились сюда порознь?
- Совершенно верно. Он решил не рисковать и внедрился в нашего дальнего родственника, про которого рассказал дух.
- Ты, наверно, наслушался от него? – посочувствовала Лили.
- Представьте себе, миледи, дядя взялся за это дело с энтузиазмом. Такого приключения он ещё никогда не испытывал! Так вот, когда я прибыл с багажом, дядя встретил меня в обличии барона Мюнхгаузена. Оказывается, он тут на королевской службе, да ещё поместьем управляет. А ведь и здесь полмира объездил!
- Это нам может пригодиться, - заметил Сильвестр.
- Уже пригодилось, маэстро! – горячо сказал Бах. – Я уж не буду рассказывать, как он меня муштровал, потому что это не так важно. Главное – его связи и опыт! Уже через три недели мы переплыли море с его знакомым… гм, капитаном, нашли учёного-звездочёта Маркуса Штерна, а тот опознал на фотографии вас, мои дорогие дамы и господа.
- Р-р-рав! – снова прервала его рассказ Доро.
- Ты знаешь Маркуса Штерна? – поинтересовался Бах.
- Знает, - ответила за любимицу принцесса Диана. – Пять лет назад, когда он лечил меня от лихорадки, Доротее было пять месяцев. Он постоянно баловал нас печеньем в шоколаде, которое привёз из Нового Амстердама.
- Тогда скоро у вас с ней будет возможность порадоваться встрече, Ваше Высочество. Маркус Штерн следует за нами в экипаже, поэтому немного задерживается.
- Постойте… Но господин Штерн уже много месяцев живёт в обсерватории на горе Одинокой! – удивилась Диана.
- Неделю назад он решил отложить свою работу и помочь нам в поиске пропавших друзей. Штерн был вне себя от мысли, что Ваше Высочество будет страдать от раздвоения личности.
- Как приятно, - улыбнулась Диана. – Господин Штерн всегда такой заботливый.
- А ещё он очень умный, - добавил Бах. – Кстати, пока мы собирались в путь, объявились двое бравых гвардейцев с посланием от фрейлины Её Высочества королевы. Они сказали, что в устье ущелья академика дожидается экипаж. Тогда старик отослал нас с дядей вперёд, потому что было решено проверить, не вернулась ли в родное поместье девушка, из-за которой случилась вся эта заваруха.
- Штерн опознал и Синди? – спросил Сильвестр.
- Нет, её опознал бывший сослуживец её отца. Юзес Миллер, когда хозяин решил вернуться на военную службу, уволился и прибился к академику. Просто чудо, что он оказался именно там, куда приплыли мы!
- Дядя Эрик заглянул к нам в поместье накануне своего отъезда на Утиные озёра, - сообщила Лили, и из глаз её потекли слёзы. – Он рассказал, что до самого Рождества не оставлял попыток отыскать Марию Люсинду в горах. Бедная Синди!.. Она была такая…
- Почему была?! – возмутился Сильвестр. – Она жива! Я верю, что всё получилось! Мы дорого заплатили за то, чтобы она осталась невредима, и уверен, что она сейчас где-то… Постой, ты ведь сказал, что вы направились в Бриттенгем! Что там?
- Её там, конечно, не было, - развёл руками Бах. – Мне показалось, что они там все до сих пор немного не в себе. Юзес сказал, что она для всех была лучиком света.
- Вам удалось выяснить, что произошло? – спросила принцесса.
- Спросили у всех, у кого смогли. Я бы ещё кое у кого спросил, но главная виновница, как выяснилось, была в отъезде. Эта… как её?
- Белладонна, - подсказал Сильвестр. – Ей это имя подходит. Белладонна – это многолетнее травянистое растение семейства паслёновых. Его ещё называют красавкой или сонной одурью. Раньше росла в Южной Европе, Малой Азии, горном Крыме, Краснодарье и на Кавказе. Она ядовитая, но из неё научились делать болеутоляющее, стали добавлять в лекарство от бронхиальной астмы.
- Всегда удивлялась широте ваших познаний, Даймон, - улыбнулась принцесса Диана.
- Ходячая ты наша энциклопедия, - оскалился Бах.
- Рав-ав-ав! – запальчиво пролаяла Доро.
- Ты права, - извинился Бах. – В данный момент - сидячая.
Лили хихикнула, а Сильвестр серьёзно напомнил:
- Мы говорили о Белладонне.
- Ну, конечно, мы говорили про «сонную одурь». Эта самая Белладонна, видать, баба не промах. Простите, Ваше Высочество, и вы, графиня, что я грубо выражаюсь, но в Бриттенгеме её называют ещё хуже. Все думали, что баронет Бриттенгем отправился на войну от тоски по пропавшей дочери, но кухарка слила нам информацию, которую подслушала одна из горничных. Оказывается, эта Белла-бездонна чуть ли не со дня пропажи Синди пилила мужа, чтобы он перевёз их с дочерью в столицу. Видите ли, у неё сердце разрывается оттого, что в доме нет бедняжки Синди. Мол, она так привязалась к этой славной девочке, что теперь её терзает невыносимая печаль. Надо отвлечься, утешиться в молитвах в самом большом соборе королевства. А заодно по модным бутикам прошвырнуться.
- С трудом в это верится, - скривила губки Лили. – Белладонна – лицемерная и корыстная женщина. Она всегда заискивающе улыбается, а в глазах как будто чернила. Кажется, в ней столько хитрости и лжи, что на десятерых хватит. Не удивлюсь, если у неё под кожей чешуя.
- Даже если это так, - заметил Сильвестр, припоминая, как Белладонна и её дочка Изабелла обхаживали его прошлым летом, - то свиться в кольцо или раздуть капюшон у неё не получится.
Лили звонко засмеялась. Бах послал ей воздушный поцелуй и продолжил:
- Всё дело в том, что для переезда кашалотихи с дочкой в столицу нужно было снимать или покупать жильё. Отставному военному и помещику со скромным доходом это не по карману. И ведь они его достали. Эрик написал прошение принять его на службу в егерский полк. Зимой как раз на границе вылазки начались, в армии понадобились опытные офицеры, и из министерства прислали контракт. Эрик сразу же взял аванс, снял апартаменты на год и перевёз Белладонну сюда, в Новую Венецию.
- Боже мой, эта невозможная женщина где-то в столице! – воскликнула Лили.
- О, моя прелесть, я защищу… защитю… обороню вас! – встал перед ней на одно колено Бах и прижал руку к сердцу.
Доро склонила голову набок и вопросительно проскулила.
- Если не будешь путаться под ногами, - пообещал ей Бах, - то и тебя никто не тронет.
- Мне до сих пор не понятно, из-за чего потерялась Мария Люсинда, - хмуро проговорил Сильвестр.
- Я попытался это выяснить, - сказал Бах. – Всё дело в ядовитой бабе. Она, оказывается, последние годы здорово доставала нашу крестницу. А в тот день устроила показной скандал при пасторе из соседней деревни. Эта… не могу произнести такое слово при дамах. Белладонна сфабриковала на Синди компромат. Ну, знаете, вроде как она с кем-то на стороне гуляла, а потом выкидыш случился…
- Боже мой! – воскликнула принцесса. – Как можно так оклеветать честную девушку?!
- Вот животное! – с ненавистью выдохнул Сильвестр. – Это наша-то Синди на стороне гуляла?! Да я эту Белладонну!..
- Тихо, тихо! – урезонил друзей Бах. - Чего вы пенитесь, господа? Всему свой черёд. Удалось выяснить, что обвинение на самом деле липовое. Тамошняя птичница рассказала, что накануне резала гусака, а кровь по распоряжению хозяйки слила в закрытый сосуд. Кухарка сразу после исчезновения Синди провела расследование и узнала, что матрас, в отличие от простыни, совершенно чистый и сухой – это раз, на одежде девушки ни капли крови – это два. А когда птичница послала сына на кухню, чтобы отнёс кувшин – она ведь думала, что кровь нужна для колбасы, - хозяйка перехватила пацанёнка и сказала, что передаст кровь на кухню сама.
- Это три. Улики против неё, - сделала вывод принцесса.
- Мы только делаем выводы, - возразил Сильвестр. – Не пойман – не вор. Дорого бы я дал, чтобы вывести негодяйку на чистую воду! Она собиралась погубить нашу кузину, а теперь вынудила сунуть голову в огонь и дядю Эрика! Ведь на Утиных озёрах постоянно происходят столкновения с пигами!
- А мы можем вернуть баронета оттуда? – спросила Лили.
- Он человек долга, - покачал головой Сильвестр. – Боевой офицер не покинет службу, пока идёт война. Только увечие может освободить его от исполнения присяги.
- О, Боже! – воскликнула Лили. – Бедный дядя Эрик!
- А я думаю, что вариант есть, - сказал Бах. – Он не абсолютно надёжный, но хотя бы на время поможет вернуть отца Синди в столицу.
- Что за способ? – чуть не в голос встрепенулись принцесса и Сильвестр.
- Безотказный, - поиграл бровями Бах. – Нужно организовать свадьбу Синди. Это дядька мне подсказал.
- Ты что, издеваешься? – насупился Сильвестр.
- Ни капельки. Осталось всего-то найти виновницу торжества.
- И не забыть подыскать ей мужа, - напомнила принцесса.
- А когда мы будем искать Машу с Володей? – спросила Лили.
Диана и Сильвестр посмотрели сначала на неё, потом на Баха. Тот усмехнулся и достал из своей шляпы со щёгольским плюмажем фотографию.
- Обратите внимание, господа, насколько велико сходство между Марией Люсиндой Бриттенгем и Машей из двадцать первого столетия. У нас с бароном Мюнхгаузеном есть все основания полагать, что произошло совмещение сознаний. Дело в том, что тело Маши до сих пор находится возле Зерцала Времён, так что вероятность совмещения близка к ста процентам. Найдём Синди – найдём Машу.
- А Волк? – спросил Сильвестр.
- С ним пока ясности нет. Возможно, придётся работать по схеме, которую предложил дядя. Устроим перепись населения и года за два отыщем нашего друга в чьём-нибудь молодом здоровом теле.
- Тебе бы всё шуточки шутить, - буркнул Сильвестр совсем как Сильвер. – А если с ним что-то случится? Кто знает, подействует без него возвратное заклинание или нет?
- Как говорит мой друг Дима Серебров, - усмехнулся Бах, - всё непознанное изучается методом научного тыка. Попробуем – узнаем. А теперь, леди и джентльмены, у меня предложение. Не пора ли выгулять собачку?
- Гр-р-рав! Ав-ав! – радостно затанцевала Доро, давая понять, что полностью согласна.
* * *
Парк королевского дворца, несмотря на жаркое утро, не пустовал. Аллеи, беседки, затейливо разбитые цветники и лабиринты стриженого кустарника, словно диковинными цветами, были украшены пышными кружевными и шёлковыми нарядами гуляющей аристократической молодёжи. Юнцы и девицы, а также не отягощённые делами молодые дворяне нагуливали аппетит перед обедом. Они красовались друг перед другом, слегка флиртовали, намечая альянсы и сплетая на ходу незамысловатые интриги. Чем ещё заниматься праздным потомкам дворянских родов под надёжной защитой мудрого правителя, гвардейских байонетов и благосостояния родителей и опекунов?
Они были очень разными: добряками и задирами, поэтами и карьеристами, романтиками и пройдохами, - но, так или иначе, являлись продолжением своих родителей, поэтому играли по правилам, принятым при дворе. Здесь были свои лидеры и бунтари, а остальные сбивались вокруг них в небольшие группы, играя роли единомышленников, товарищей по развлечениям или же миньонов и лизоблюдов. Одни собирались продвинуться по иерархической лестнице и не стеснялись в средствах, сколачивая собственную свиту из менее знатных, другие, осознавая свои ограниченные возможности, либо втирались в ряды их подручных, либо составляли оппозицию. Малый двор, как изволила однажды выразиться покойная фрейлина графиня Дюваль, был почти идеальным отражением королевского двора.
В моменты, когда появлялась принцесса, амбициозные юнцы испытывали острую потребность распустить свои павлиньи хвосты. В ход шло всё: модные наряды, экзотические побрякушки, но главное – витиеватые словесные эскапады. Кто-то был мастером рассказывать забавные истории, кто-то пыжился слагать сонеты прекраснейшей из принцесс, а кто-то оттачивал мастерство в сочинении изысканных комплиментов. Далеко не всегда им удавалось заслужить поощрение принцессы Дианы, так как она была образованнее и умнее многих из них. И уж тем более не были достойны одобрения наглецы вроде графа Кендалла, зарабатывающего себе дешёвую популярность сочинением скабрёзных сплетен обо всех, кого он хотел бы втоптать в грязь. Впрочем, других таких больше не было. Кендалл был уникальным подлецом.
Никто не ожидал увидеть принцессу Диану и её подругу Лили Джильбертину, которые обычно прогуливались по саду с Доро, в сопровождении Сильвестра Ла Бара. Тем паче неожиданным было появление в обществе инфанты не по случаю одетого незнакомца. Открытое лицо и прямой взгляд пришельца не были отмечены ни затаённой настороженностью хитреца, ни кокетливо-блуждающей улыбкой подхалима, ни надменностью заносчивого сына аристократа в четвёртом поколении. Благоразумных это заставило занять позицию наблюдателей, но на Кендалла подействовало, как мулета на быка. Этот франт встретился принцессе Диане, Лили, Сильвестру и Баху в сопровождении десятка не менее пышно разряженных юношей и девушек.
- Какая чудесная сегодня погода, - заметил Кендалл, кланяясь принцессе. – Даже удивительно, как мало поводов она даёт нам облачаться в дорожную одежду.
Замечание предназначалось её незнакомому спутнику, но поскольку перехода на личность не последовало, а обращался граф к инфанте, Бах молча наблюдал за Кендаллом. Диана никогда не давала спуску графу и его подпевалам, поэтому ответила:
- В самом деле, граф, почему я ни разу не видела на вас модного платья для дальних прогулок? Для молодого человека, столь внимательно следящего за новинками придворных модельеров, это подозрительно. Вы не любите верховые прогулки и охоту?
- К сожалению, у меня на это нет времени, Ваше Высочество. Карьере военного я предпочёл дипломатию, а это требует изучения многих наук. Праздность не украшает дворянина. Думаю, граф Ла Бар со мной согласится, ведь он каждый день старательно истязает музыкальные инструменты и заставляет издавать королевского церемониймейстера нечеловеческие звуки.
Свита графа сдержанно захихикала. Принцесса посмотрела на Сильвестра, который даже побледнел от услышанного. Она хотела вмешаться, но проявила женскую мудрость. Если мужчинам хочется посостязаться в остроумии, то дама может позволить себе насладиться этим, наблюдая со стороны.
- Граф, - продолжил Кендалл, - как вы могли забыть о том, что господин Леониди живёт по соседству? Церемониймейстер Его Величества – эстет, каких ещё не бывало на этом почётном посту, и ваши эксперименты доведут его до удара. Смилуйтесь!
- Вы выражаете собственное мнение, граф? – спросил Сильвестр, стараясь сохранять невозмутимость.
- Разумеется! Неужели вы думаете, что граф Кендалл может высказывать чьё-либо мнение, кроме своего?
- Это я спросил потому, что предварительно нужно разобраться в природе звуков, которые издаёт господин Леониди. Быть может, его, как знатока различных технических приёмов игры на музыкальных инструментах, просто мучает вопрос: ну, как же, как этот несносный Ла Бар добивается от обыкновенной гитары и флейты такого диковинного звучания?
Лицо графа Кендалла вытянулось, а среди его компаньонов возникло замешательство. Принцесса Диана и Лили просияли и торжествующе захлопали ладошками. Сильвестр довольно подмигнул Баху, но тот продолжал изучать взглядом компанию оппонентов.
- Что ж, - натянуто признал Кендалл, - возможно, стоит рассмотреть вопрос с этой точки зрения. Но мы сгораем от желания узнать, где вы научились так… замысловато играть? Уж не ваш ли спутник обучил вас этой нездешней технике? Он явно из столь дальних краёв, что там для выхода в свет используют дорожный костюм.
- В наших краях, как и в ваших, - заметил Бах, - сначала представляются, а уж затем осмеливаются хамить. Моё имя Джованни Казанова. А вы, мистер невежа, под каким гербом ходите?
Его спокойная, уверенная речь с заметным, но приятным акцентом, напоминающим велирузийский, ошарашила Кендалла и его свиту. Граф, видимо, рассчитывал, что любой, кто выходит погулять в парк, должен знать, что с племянником советника по финансам лучше не связываться. До сих пор вся юная знать так и поступала, предпочитая терпеть насмешки молодого Кендалла. Даже самые дерзкие были осмотрительны и вступали с ним в словесную пикировку только в исключительных случаях, потому что юный граф, затаив на кого-либо зло, никогда не марал руки и посылал для экзекуции своих ретивых подручных.
- Джо-ванни Ка-за-нова? – переспросил Кендалл и, сделав пол-оборота к стоящим чуть сзади компаньонам, прокомментировал, – Как-то провинциально звучит, не правда ли, господа?
- Совершеннейшая деревенщина, - пренебрежительно отозвался наглого вида блондин.
- Видимо, по этой причине на нём такие высокие сапоги, - высказалась похожая на испуганную обезьянку девица. – В деревне всегда грязь по колено…
- Господа, - сурово сказала принцесса Диана, - вашему гостеприимству могли бы позавидовать даже пиги. Если я заставлю вас прямо сейчас извиниться перед моим гостем, может быть, вы вспомните этикет?!
- О, простите моих опрометчивых друзей, Ваше Высочество! – с чувством обратился к ней граф Кендалл, склоняясь, и свита последовала его примеру. – Они же, как дети, думают только о развлечениях, а ответственность перекладывают на плечи патрона.
Но лёгкомысленные смешки из-под локонов и шляп не умолкали, и принцесса сердито предупредила:
- Следите за их играми, граф, коль уж назвались патроном, иначе вам придётся отвечать не передо мной, а перед Его Величеством.
Кендалл снова склонил голову и собрался что-то ответить, но тут из кустов сбоку от него появилась Доро. Она только что закончила проверку своих собачьих тайников, и тут услышала гневный возглас своей царственной подруги. Далматинка без труда определила, кем недовольна Диана, и взгляд её не предвещал ничего хорошего для отставленного в поклоне тощего седалища графа. Она сходу нацелилась прокусить Кендаллу мягкое место, чтобы не забывался. Граф взвился как перепёлка, предчувствуя боль, и только властный возглас принцессы спас его от укуса.
- Доро, нельзя! Ко мне!
Доротея показала обидчику зубы и с достоинством подошла к Диане. Принцесса коснулась её спины веером и обратилась к спутникам:
- Пойдёмте, друзья.
Чуть позже, обосновавшись в любимой беседке инфанты, они смеялись, не в силах остановиться. Лили восхищалась всеми по очереди:
- Это было бесподобно! Вы все его так приложили! Братец просто в лужу его посадил! И Джованни не растерялся, умница! Кендалл получил по заслугам! Когда я представила его тощий кривоногий скелет в прогулочном платье и на коне, мне едва не стало дурно!
- А вот это зря, Лили, - с видом искушённой женщины сказала Диана, метнув острый взгляд в сторону Сильвестра. – Граф Кендалл при всей своей несуразности умеет выглядеть импозантно.
- Манеры у него есть, - сквозь стиснутые зубы проговорил Сильвестр, - только он ими редко пользуется.
- Да что-о ты, - дурашливо кривляясь, взмахнул руками Бах. – Он же привык, что все перед ним на цыпочках бегают, кроме, конечно, тех, кто рангом повыше.
- Тогда сегодня начало новой эры, - заметила принцесса. – С этого дня его ждут сплошные разочарования, потому что мы будем гулять в парке дважды в день.
- Он не выдержит этого кошмара! - засмеялась Лили. – Джованни в первый же день показал ему, на кого не следует задираться!
- Да уж, - ухмыльнулся Бах. – Он тут себя пупом земли выставил, весь такой важный. И вот тебе сюрприз – появляется «тёмная лошадка» и задним левым копытом наступает «золотому» мальчику прямо на достоинство. Да ещё собачка чуть филейную часть не прокомпостировала. Звезда в шоке!
Все засмеялись, а Доро, сообразив, что упомянули её, выскочила из-под скамейки и весело загавкала. Бах протянул ей руки и улыбнулся:
- Ну, иди, поцелуемся, крапчатая ты моя!
Доротея, однако, сначала придирчиво обнюхала его, чтобы убедиться в искренности намерений, и уж потом лизнула руку и разрешила потрепать себя за ушами.
- Удивительно, - сказала принцесса. – Джованни первый после короля мужчина, которому Доро позволила прикоснуться к себе. Магистра Штерна она, конечно, высоко ценит за то, что он баловал её печеньем, но так близко они не общались.
- Она страстная женщина, - самодовольно ответил Бах, теребя шкуру на спине собаки, от чего она блаженно замерла, - а в руках Казановы страстные женщины тают.
Диана и Лили переглянулись. Юная графиня Ла Бар кокетливо поднесла веер к лицу и сказала инфанте:
- По-моему, современные мужчины окончательно утратили интерес к дамам.
- А я вовсе и не современный мужчина, - весело ответил Бах. – Вы даже не представляете, насколько я старомоден.
- Он устарел на четыре тысячи лет, - заметил Сильвестр, доставая из-за спины гитару.
- Боже мой, - насмешливо прищурилась Лили, - такой молодой, а возраст, как у мумии.
- До состояния мумии мне ещё далеко, - окинул самого себя придирчивым взглядом Бах. – Меня надо одним йогуртом кормить, чтобы я так усох. А что касается галантности, то с этим у меня в любом времени полный порядок, моя обожаемая Лилия!
Он припал на колено и поцеловал избраннице ручку.
- Я должна подумать, - закатила глазки довольная Лили. – Вы такой внезапный! Только что были готовы расцеловать собаку – и вдруг столько внимания мне!..
- Вот, друг мой, - повернулся к Сильвестру Бах, - таковы они, коварные женщины. Заставляют преклоняться перед их красотой, а потом делают невинные глазки и заявляют, что поцелуи вредны для здоровья.
- Смотря чьи поцелуи, - загадочно ответил Сильвестр, извлекая из струн какую-то игривую мелодию.
- Что ты имеешь в виду? – не понял Бах.
- А вот послушай историю, которую обожают мореходы Новой Европы, - предложил Сильвестр и запел:
Красавица-Русалочка жила на дне морском,
Играла в прятки-салочки с селедкой и треской.
Однажды поплыла она к коралловым садам,
А Чёрт морской – известный хам – за нею по пятам.
-Куда плывешь, красавица, позволь тебя спросить.
-Плыву, куда мне нравится. С тобой не по пути.
-Русалочка, хочу тебя обнять-поцеловать.
Твоя искрится чешуя, и мне не устоять.
-На риф ты, что ли, налетел, улитки стал глупей?
Я – дочь подводных королей, ты лезть ко мне не смей.
-Я Чёрт морской, хитрец и плут, и своего добьюсь.
Нет папы здесь, одна ты тут. Его я не боюсь.
Ты лучше, рыбка, покорись и не гони волну.
-Чертяка, лучше отвяжись, а то пойдешь ко дну!
-Ты, рыбка, будь со мной добрей, ведь мне принадлежат
Богатства сотен кораблей, что под водой лежат.
За твой невинный поцелуй тебя озолочу!
Ну, хватит, рыбка, не балуй! Не видишь, как хочу?!
-Постой-ка, Чёрт, не торопись, не ровня я тебе.
Умом сначала напрягись и точный дай ответ.
Ты видишь тот лиловый риф и впадину под ним?
Узнай-ка, коли так ретив, кто прячется в тени.
А в гроте дремлет страшный спрут, ныряльщиков гроза.
Змеятся восемь гибких рук и как блины глаза.
Он только крабом закусил и отходил ко сну
И потому лишь не убил того, кто лез к нему.
Он Чёрта так поцеловал присоскою своей,
Что тот от боли заплясал к позору всех чертей.
-Ну, что, желаешь ты ещё меня поцеловать?
Ни слова не ответил Чёрт и поспешил удрать.
И снова дочь царя морей резвится среди волн
И в беззаботности своей хранит корабль и чёлн.
Там, где Русалочка живёт – хозяйка светлых вод,
Не властен над судами Чёрт. Смелее, мореход!
Принцесса Диана и Лили уже с первых строк взялись потихоньку подпевать Сильвестру. Они сами не раз слышали эту песню и иногда любили собраться вместе, чтобы спеть её и ещё несколько таких же весёлых народных произведений. Под конец даже Бах начал притопывать и пристукивать рукой по ножнам своей шпаги.
- Нравятся мне здешние песенки, - сказал он, когда Сильвестр закончил петь. – Надо будет нам их в свой репертуар включить, да, капитан?
- А почему бы и нет? – пожал плечами Сильвестр. – Народные песни всегда…
Он не договорил, потому что со всех сторон послышались нестройные аплодисменты. Оказывается, их пение привлекло тех, кто гулял неподалёку, и слушатели не смогли удержаться, чтобы не наградить виртуозного исполнителя за доставленное удовольствие.
- О, Боже, да их тут много, - тихо сказала Лили, оглядываясь. – Сестрёнки Болеро, сын графа Корнелиса, Аманда Мелутти, умничка Нестор Боржевский, Афина Леониди с братом… ой, никак не могу его имя запомнить…
- Гелиос, - подсказала принцесса в полголоса.
- У вас королевская память, Ваше Высочество, - удивилась Лили.
- Естественно, - улыбнулась Диана и заметила, - тут те, кто сторонится графа Кендалла. А позади тебя, за кустами сирени, я вижу и компанию маркиза Кристиана. Рядом с ним Кендалл точно не появится.
- Граф, - донёсся из-за самшитовой изгороди тоненький девичий голос, - вы так чудесно играете! Неужели мы больше не услышим до обеда вашу удивительную музыку?
Сильвестр поклонился принцессе и спросил:
- Вы позволите, Ваше Высочество?
- Почему же нет, я сама с удовольствием послушаю, - улыбнулась Диана.
Сильвестр размял запястья и пальцы и заиграл мелодию, которую даже Баху не доводилось слышать в его исполнении. После небольшой прелюдии граф запел:
Где-то между небом и землёй
Заблудились души-половинки,
Где-то между мною и тобой
Льют дожди и падают снежинки.
Мы с тобой ненастье переждём
И не поддадимся злой разлуке.
Мы друг друга всё равно найдём
И лозой сплетутся наши руки.
Одиноко нам среди толпы,
От чужих нам ничего не нужно.
Ищем мы весну среди зимы
И находим, даже если вьюжит.
Нас с тобой ничто не разлучит,
Никакие годы-расстояния,
Пусть судьба лукавая хитрит –
Встреча будет после расставания.
И тогда меж мною и тобой
Места не останется снежинкам.
Вмиг объятья жаркою волной
Сплавят воедино половинки.
Вновь сорвав аплодисменты, Сильвестр поклонился, и тут со стороны дворцовой площади гулко грохнула пушка – гвардейский караул дал сигнал о наступлении двух часов по полудни.
- Вот и обедать пора, - сказала принцесса. – Встретимся вечером, друзья.
- На том же месте, в тот же час, - галантно поклонился Бах и подставил локоть Лили, - Сударыня, позвольте мне вас проводить.
- А разве мы не обедаем вместе? – удивилась Лили. – Матушка наверняка пригласит вас с бароном погостить у нас.
- Возможно. Пока мне это не известно, и я не пропущу ни одной возможности побыть рядом с вами, о, прекрасная Лили.
Они втроём направились в покои Ла Баров, обсуждая меню предстоящего обеда. Это разожгло их аппетит ещё больше.
* * *
- Барон, я ещё не представила вам своих детей, - обратилась к Карлу Мюнхгаузену Литиция Ла Бар. – Это мой сын Даймон Сильвестр Ла Бар, а это дочь Лили Джильбертина.
Сильвестр с достоинством поклонился, Лили присела в реверансе. Барон церемонно ответил им поклоном и заметил:
- Я вижу явное сходство с портретом Джефферсона. Юный граф унаследовал благородные черты отца. К сожалению, мы не были знакомы с ним близко, но на Утиных озёрах о его доблести и таланте военачальника знали все.
- Для меня честь познакомиться с человеком, служившим в одном полку с моим отцом, - признался Сильвестр. – Я чту его память.
- В свою очередь, мадам, должен представить вам моего племянника, - сказал барон. – Джованни Казанова приехал в Новую Европу недавно. Он жил на Волжском архипелаге и учился в кадетском корпусе, поэтому ещё не избавился от акцента.
- Мы рады принимать вас в наших апартаментах, господа, - улыбнулась графиня. – Окажите честь и отобедайте с нами.
Обед, по мнению Баха, был не хуже королевского. Они с дядей привыкли обходиться малым, а тут стол ломился от всяких яств. К счастью, барон обучил Баха пользоваться всякими хитрыми инструментами в соответствие с этикетом, так что он не впал в ступор при виде восьми ложек, вилок, крючков и ножей и сумел применить каждый по назначению. Более того, он чувствовал себя за столом вполне раскованно, следил за беседой и даже успевал подмигивать Лили, от чего она всё время краснела, прятала под салфеткой улыбку и отводила взгляд.
- У вас очень профессиональный повар, ваше сиятельство, - оценил барон изысканные угощения. – Такой осетрины, запечённой с грибами и оливками, я не едал со времён путешествия в Янкар.
- Мастерство Люсьена действительно высоко, - согласилась графиня. – Ведь он получил диплом в академии знаменитого ново-амстердамского кулинара.
- Уж не у маэстро ли Антония Мелеску?
- Неужели вы с ним знакомы? – удивилась графиня.
- Настоящему путешествующему гурману стыдно не познакомиться с прославленным виртуозом кухни, - улыбнулся барон. – Тем более что он завсегдатай поэтического салона «Южный сонет».
- Боже правый, - всплеснула руками графиня, - оказывается, вы вхожи везде, где нравится бывать мне. Это случайность?
- Отнюдь, ваше сиятельство. Скорее всего, причина этого – схожесть наших увлечений. И в какой-то степени – общие знакомые. Сказать по правде, в «Южный сонет» меня пригласил известный в Новом Амстердаме меценат и театрал граф Кудрявцев.
- О, вы дружны и с ним? – вскинула брови графиня.
- Разумеется, ведь он путешественник, любитель естествознания и коллекционер иноземных обычаев и обрядов.
- А вы, Джованни, какое дело выбрали для себя? – обратилась к Баху графиня. - Обучение в кадетском корпусе повлияло на ваш выбор?
- Всё, чему я научился, очень пригодится мне, - ответил Бах, переглянувшись с бароном. – Теперь моя судьба на многие годы связана с замыслами дяди, потому что я хочу стать его достойным продолжателем.
- О, вы собираетесь посвятить себя путешествиям и приключениям? – заинтересовалась графиня. – Если не секрет, господа, какие у вас планы на ближайший месяц?
Дядя и племянник снова переглянулись. Барон ответил:
- Нам нужно найти наших друзей. А поскольку эти поиски будут пересекаться с поисками вашей родственницы Марии Люсинды Бриттенгем, то мы с вами, скорее всего, ещё не раз увидимся в ближайшее время.
- О, это так благородно с вашей стороны, господин барон, что вы вызвались заняться поисками бедной девочки. Но, признаться, в сообщении магистра Штерна, которое вы доставили, я не всё поняла. Он написал, что весть о спасении Синди он получил от вас. Но вы сказали, что прибыли из своего родового поместья на Северо-Западе. Как это может быть?
- Дело в том, ваше сиятельство, что один из спасителей присутствует здесь. Это Джованни. Он и его друзья оказались подле Синди в роковой момент её судьбы.
- Это так? – спросила графиня у Баха.
- Совершенно верно. Мы перенесли её в тёплое место, но поскольку она была без сознания, нам не удалось узнать, кто она и откуда. Поскольку на ней не было тёплой одежды, мы сделали очевидный вывод: её дом – ближайшее селение. Мы собирались доставить её туда, только в наши планы вмешалась стихия, и двое из нас вместе с незнакомкой отбились от группы. Теперь мой долг – отыскать их.
- Но как вы узнали, что спасённая вами девушка – Мария Люсинда?
- В этом нас убедили магистр Штерн и его плотник Юзес Миллер, служивший раньше в Бриттенгеме. Он опознал девушку на изображении.
- На изображении? – удивилась графиня. – Об этом магистр ничего не сообщил. У него было изображение Синди? Но откуда? Объясните, пожалуйста.
- Э-э… Ваше сиятельство, - перехватил инициативу барон, - это изображение в моей дорожной сумке, и, с вашего позволения, я покажу вам его после трапезы.
Графиня Ла Бар с трудом согласилась:
- Хорошо. Мы продолжим этот разговор, как только пообедаем. Леопольд, подавайте десерт.
* * *
- Мне кажется, матушка так и не поверила нам, - сказала Лили, когда они добросовестно заспали крепкий обед и вышли гулять.
Бах прищурился на остывающее солнце, собравшееся к закату, и ответил:
- По крайней мере, она оценила наше искреннее желание найти Синди.
- Думаю, этот факт перевесит всё остальное, - рассудил Сильвестр. – Она всегда чувствовала ответственность за кузину, поэтому частности в этом деле вряд ли убавят её горячее желание обнять Синди.
- Насчёт родственных чувств сомнений нет, - согласился Бах. – И всё же, как мне показалось, графиня – весьма рассудительная и здравая женщина. Её на мякине не проведёшь, и она чувствует, что мы кое-что не договариваем.
- Именно это её качество позволило ей вовремя отступиться от расспросов и сделать вид, что полностью вам доверяет, - улыбнулась Лили.
- Женщины – очень мудрые и почти не хитрые создания, - усмехнулся в ответ Бах и поцеловал ей ручку. – С некоторыми я бы смело пошёл в разведку.
- И что бы вы разведывали? – поинтересовалась игриво Лили.
- Для начала – не занята ли любимая беседка Её Высочества.
- Это вряд ли, - уверенно сказала Лили. – Все знают, что это любимое место принцессы Дианы, поэтому она пустует даже ночью. Это негласное правило.
- Если есть правило, значит, найдутся и нарушители, - хмыкнул Бах.
Он как в воду глядел. Когда они приблизились к беседке, оказалось, что там по-хозяйски расположилась компания миньонов графа Кендалла с подружками. Лили сердито нахмурилась и проговорила:
- Нет, вы только посмотрите на этих наглецов! Что о себе возомнили эти выскочки Роуз и Дюфер? И их любимые кошки с ними, сёстры Талинские. Не пойму только, чего с ними ещё и дочка Прашинского таскается? Она не только глупая, но ещё и уродливая.
- Ты не понимаешь, - усмехнулся Сильвестр. – Это же начало её карьеры. Через несколько лет Кендалла будут готовить к какому-нибудь околоминистерскому чину, фавориты возвысятся, начнут заводить своих подручных, и тут для безродной дурнушки откроется дорога в безбедную жизнь.
- Отвратительно, - скривилась Лили. – А что же делать нам? Ждать Её Высочество?
- Как бы не так, - задиристо ответил Бах и решительно повлёк друзей к беседке.
- Глазам своим не верю, - громко сказал блондин, которого Лили назвала Роузом. - Деревенщина переоделась. Сразу перестало лошадьми вонять.
- А тебе, пижон, чем лошади не нравятся? – спросил сходу Бах, без тени смущения входя в беседку. - Привык на велосипеде ездить?
- Что? – оторопел Роуз и оглянулся на дружка.
Кудрявый брюнет, сохраняя невозмутимость, попытался парировать:
- Это в Велирузии такое вьючное животное? И на кого же оно похоже? На осла?
Их подружки, явно пустоголовые и болтливые, прыснули и затрясли веерами. Бах обвёл компанию оппонентов презрительным взглядом и уточнил:
- Не на осла, а на козла. Такого же тощего упрямого козла, как ваш приятель Кендалл.
- Что-о? – расправил плечи Роуз. – Да как ты смеешь, деревня, порочить нашего благородного друга?!
- Благородные люди приходят на разборки сами, а не подсылают долбаков вроде вас. Вы уж не юлите, братки, сознайтесь честно, что завалились в беседку, чтобы на меня наехать. Я честность уважаю, так что вы можете рассчитывать на мою гуманность.
- Алекс, - обратился к кудрявому блондин, - это быдло безо всякого этикета даёт нам повод отделать его. Это просто подарок!
- Мимо, - возразил Бах, мощным и чётко рассчитанным рывком вышибая белобрысого за пределы беседки. – Я вовсе не подарок!
Дюфер кинулся было на него, чтобы схватить или ударить сзади, но Бах неожиданно шагнул назад и встретил противника локтем. Удар в диафрагму был слишком силён даже для такого крепкого рослого парня, как Дюфер, и Бах уже через несколько секунд остался на поле боя один. Роуз, кувыркнувшись через перила, отшиб себе несколько костей и теперь шипел, пытаясь встать. Подружки миньонов перестали веселиться и молчком убрались из беседки.
- Это… ох!.. Это против правил… - промычал Дюфер, сидя на корточках.
- Зато эффективно, - ответил Бах. – И чтобы я вас больше не видел в любимой беседке Её Высочества принцессы.
- Ты нажил себе неприятности, наглец! – яростно прошипел Роуз, с трудом поднимаясь на ноги. – Я вызываю тебя на поединок!..
- Вы забываетесь, баронет Роуз, - сказал ему Сильвестр. – Дуэли в столице караются тюрьмой или ссылкой, а убийц отправляют в штрафные батальоны на Утиные озёра.
- Моя честь требует отмщения! – почти пролаял в его сторону Роуз. – Лучше пойти в штрафной батальон, чем трусливо терпеть оскорбления! Скоро тебе принесут письмо, деревенщина, и там будут указаны день, час и место твоей смерти. Ты умеешь читать?
- Может, мне выбить ему зубы сразу? – спросил Сильвестра Бах, но Лили вцепилась в его руку.
- Не стоит, - ответил Сильвестр. – За избиение дворянина дают несколько месяцев тюрьмы. Сейчас не до этого.
- Да? Ладно. Кстати, петушок, - спросил Роуза Бах, - мне ждать на стрелке тебя или ты, как и твой босс, пришлёшь биться слуг?
- Я лично проткну тебя, быдло! – яростно выкрикнул баронет, ковыляя прочь от беседки. – Убью, как паршивую собаку!..
- О, речь воспитанного сына благородных родителей, - гоготнул Бах. – У него папочка не из мясной лавки в дворяне выбился?
- Роузы - небогатый, но старый род, - заметил Сильвестр. – Его прадед воевал под началом Джиордина Отважного в ополчении. Возможно, он был из купцов или держал мясницкую лавку. Особых успехов при дворе добились лишь немногие из тех, кому Джиордин пожаловал титул и земли. Для этого нужно было много знать, разбираться в политике, экономике, праве. Это сейчас выскочка с амбициями и связями может подняться без всяких талантов.
- Таким, как Роуз, - сказала Лили, - вполне достаточно верно служить родовитому отпрыску. У него весёлая жизнь: кормит и одевает отец, поит вином и подкидывает денег на развлечения граф Кендалл. Он не состоит на государственной службе, не помогает отцу вести дела в поместье. Слоняется весь день то с подружкой, то с Кендаллом, задирается на тех, кто графу чем-то не угодил, иногда затевает драки, которые сходят ему с рук, потому что все понимают – Кендалл его прикроет.
- До крупных инцидентов ни разу не доходило? – поинтересовался Бах.
- Таких честолюбивых соперников у Кендалла просто нет, - ответил Сильвестр. – Он ведь не настолько глуп, чтобы ссориться с детьми других советников. Случись такое, может и от папочки на орехи достаться.
- Ну, а второй?
- Дюфер? В его случае всё почти один в один повторяется. Его мать – баронесса Дюфер. Она любовница дипломатического советника графа Курляева. С ним самим никто ссориться не желает, а уж покровительство Кендалла и вовсе ему руки развязывает.
- Распусти-ились ребятки, - покачал головой Бах.
- Ты что, на самом деле собрался с Роузом на дуэли биться?! – испугалась Лили.
- Не будет никакой дуэли, - усмехнулся Бах. – Всего лишь маленькая сатисфакция.
- Это безумие! – всплеснула руками и нервно замахала веером Лили. – Это безрассудство! Они учатся фехтованию вместе с Кендаллом у самого Марселини!
- Кто такой?
- Это наставник королевской семьи, - подсказал Сильвестр. – Он и мне дал несколько уроков. Теперь знаю, с какой стороны нужно браться за шпагу.
- Шутишь?
- Ни капли. Есть пара оборонительных приёмов, которые могут спасти жизнь, если на тебя набросились с оружием. Я имею в виду шпагу. Мастер сказал, что показывает эти приёмы только таким миролюбивым людям как я, чтобы они могли показать забиякам, что лучше их не трогать.
- Значит, они тут все с разрядом по фехтованию? – ухмыльнулся Бах. – Ладно, посмотрим, как быстро они разинут жабры.
* * *
Вечер закончился вполне спокойно: Бах по привычке развлекал друзей рассказами о похождениях дяди, Сильвестр немного помузицировал на радость всех, кто гулял поблизости от беседки. Затем Бах проводил Лили до её покоев и собрался завалиться спать, но тут появился сияющий барон Мюнхгаузен.
- О, я думал, вы наслаждаетесь обществом друг друга, - удивился он. – Или для здешней молодёжи темнота вовсе не друг?
- Ночью воспитанные люди должны спать, - с усмешкой процитировал Бах местные правила этикета.
- Для влюблённых правил не существует, - заявил дядя.
- Так можно и до местной сексуальной революции дойти, - заметил Бах.
- Ушам своим не верю, - засмеялся барон. – Мой племянник носит фамилию Казанова, а сам рассуждает о нравах.
- Казанова Казанове рознь, - самодовольно ответил Бах, растягиваясь на широком диване. – Я не тот Казанова, который соблазняет всех направо и налево. У меня есть дама сердца, и я буду не только сохранять ей верность, но и защищать её достоинство. Намерения у меня серьёзные, и я всё должен делать по правилам.
- Не хочешь скомпрометировать Лили? Что ж, это по-джентльменски. Пожалуй, мне есть чему у тебя поучиться, племянник. Я-то ведь чуть не бросился глупости творить. Хотел раздобыть лестницу и забраться на балкон к графине…
- Ты что, влюбился?
- Ты не представляешь, какая это женщина! Она… она…совершенство.
- В таком случае, ты должен доказать, что достоин её.
- Да! Ты прав!.. Слушай, как получилось, что разбитной рокер из XXI века вдруг стал мудрее и правильнее урождённого дворянина?
- Сильвер сказал бы: «Чистая психология». Мои отношения с Лилей уже сложились, мне суетиться нет никакой нужды. Барон Мюнхгаузен и Карл Казанцев – бродяги по жизни, для них флирт – это нормально, а любовь – как кувалдой в лоб. Тут важно себя в руках держать, а то крышу снесёт.
- Ну, спасибо за совет… Может, мне пора за Фрейда взяться?
- Тебе не понравиться. Он умно пишет, и фактами умело оперирует. Но любовь нельзя объяснить только инстинктами, рефлексами и гормонами. Фрейд – материалист, а любовь – это романтика, высокие чувства. Я это тут понял.
- Почему именно тут?
- Потому что здесь ритм жизни другой. Тут нет электричества, тачек, топливного кризиса и инфляции. Тут мысли и чувства имеют другой привкус.
- Хорошо сказано.
- Хорошо, потому что правильно. Тут я в чувствах своих разобрался. Понимаешь, мне Лиля нужна не потому, что мне нравится её фигура или лицо. Я осознаю, что она симпатичная, но это не главное. У неё характер подходящий. Она добрая, спокойная, легко смеётся, не ноет, что ей надо то или это, не вертится, как дура, перед зеркалом. Она умеет дружить, и во мне видит человека. Была у меня после армии девчонка, Ленка… Вроде, не дура, но так с ней тяжело было! Живёт, как будто за год хочет всего добиться. И всё время ей надо было что-то, чтобы быть как все, но от этих всех отличаться. Я ей говорю: «Чего ты суетишься? Всю жизнь собираешься за шмотками гоняться?» А она мне: «Дурак ты, Ванька. Ничего в жизни не понимаешь. Надо для себя жить, надо всё от жизни брать. Хочешь до старости лампочки вворачивать и проводку чинить? Мог бы выучиться на энергетика, работать инспектором, сидеть в офисе с кондиционером и драть с потребителей три шкуры за киловатт. Учись у Чубайса»
- А ты что?
- А я ей сказал, чтоб замуж за Чубайса выходила. Больше не виделись. А вот Лиля – это сокровище. Мне с ней хорошо, интересно, весело, легко, потому что она не мешает мне быть собой.
- Ты прав. Нужно принимать человека таким, какой он есть. Слушай, пойдём в парк, прогуляемся. Спать совсем не хочется. Хочется совершить что-нибудь этакое!.. Я даже знаю, что. Нужно раздобыть цветов и положить их на подоконник графине!
- Ну, точно башню снесло, - проворчал Бах, вставая с дивана. – Ладно, пойдём, вспомним, что такое «гонять хорька».
Тёмная южная ночь была для их затеи идеальным временем. Парк был освещён только на перекрёстках аллей и у фонтанов, чтобы ночные гуляки не расшибали себе носы о мраморные пятки амуров и наяд. Небо затянуло непроницаемой пеленой морских испарений, и большая часть парка была тёмной, как подвал.
Королевские садовники постарались устроить парк таким образом, чтобы в жару тут было достаточно тени. Но кроме этого перед ними стояла задача максимально наполнить пространство имитациями разных ландшафтов, цветниками, искусно подстриженными кустами, экзотическими растениями, местами для отдыха. Разнообразие, соединённое со стремлением сэкономить место, делало парк западнёй для тех, кто был здесь впервые. Баху помогало ориентироваться только то, что он дважды прогулялся по одному и тому же небольшому участку.
- Веди меня, Сусанин, - сказал барон, очутившись на краю кустарникового лабиринта.
- Кто из нас с усами? – съехидничал Бах, усов не носивший.
- Ха, ха, как остроумно. Где тут есть розы?
- Метров двести отсюда. Только розы тут не игрушечные. Я видел, какие у них шипы, так что, может, лучше поискать гладиолусы?
- Гладиолусы в это время года не цветут. Надо же, шипов напугался. Что за роза без шипов? В этом весь смысл поступка: рвать розы самому, а не посылать за ними слуг.
- Рыцарь, блин, - буркнул под нос Бах, но потопал в сторону, где днём видел розовый цветник.
- Интересно, тут караульные ночью ходят? – спросил барон.
- А им это надо? Кого тут караулить? Попробуй, спугни тут парочку влюблённых - потом греха не оберёшься. Они ж тут дворяне все… Так, нам налево.
Они бесшумно шагали по песчаным дорожкам, и единственными часовыми тут были кипарисы, стройными рядами стоявшие вдоль аллей. Иногда откуда-то из темноты доносился приглушённый смех: темнота давала влюблённым иллюзию абсолютной уединённости, и они теряли осторожность.
Наконец, Бах привёл барона к цветнику, который стойким ароматом просто сшибал с ног. Мюнхгаузен блаженно простонал:
- Это напоминает её духи. Они, конечно, в сотню раз соблазнительнее, но розы вполне годны, чтобы подчеркнуть красоту графини.
- Сейчас ты будешь другого мнения, - покачал головой Бах. – Там шипы с булавку величиной. На всю жизнь отобьют охоту нюхать розы.
- Влюблённые шипов не наблюдают, - заявил барон и решительно стал наскакивать с кинжалом на розовые кусты, срезая цветы в разных местах, чтобы не испортить вид цветника варварской вырубкой. – Помоги мне.
Барон отдавал срезанные розы Баху, а тот складывал их на собственную жилетку. Обниматься с колючим влажным ворохом ему не улыбалось.
- А как будем забрасывать их на подоконник? – спросил Бах. – До второго этажа метров шесть или семь. Можно, конечно, потренироваться и зашвырнуть букет, но вид у него будет, как у веника.
- Лучше всего добыть лестницу, - ответил барон. – Но я подозреваю, что ближайшая приставная лестница лежит в подсобке садовников, под замком, так что предусмотрел другой путь. Днём Литиция водила меня на смотровую площадку, чтобы показать павильон, который уговорила построить короля для Её Высочества королевы. Они там собираются заниматься живописью. Так вот, Леопольд выболтал мне, что на лестнице есть дверь, которая выводит на крышу. Оттуда мы сможем опустить букет прямиком на балкон графини. Это крыло двухэтажное, так что задача простая.
- Слава Богу, - вздохнул Бах. – А я уже думал, что ты собрался играть в ниндзя.
- Это игры для молодых. В моём возрасте пора решать проблемы с помощью головы. Ну, что ж, я думаю, девятнадцать роз вполне достаточно.
- Почему именно девятнадцать?
- Завтра девятнадцатое июня. Ты аккуратно их складывал?
- Да уж постарался. Их бы ленточкой какой перевязать.
- Это я предусмотрел. Веди меня обратно, Сусанин, я в этих зелёных катакомбах ни черта не вижу.
Они вернулись в крыло, где располагались покои фрейлин Её Высочества, привели букет в презентабельный вид, вооружились свечкой, и барон повёл Баха по лестнице на крышу.
- А смотровая площадка где? – спросил Бах.
- Она на верхушке башни, внутри которой мы с тобой сейчас топаем.
- Эта та башня, что на углу крыла? Ясно. Значит, дверь на крышу как раз посередине, между вторым и третьим ярусом.
- На самом деле дверь ведёт не на крышу. Там просторный чердак, а уже оттуда можно попасть на крышу. Всё по-королевски, просторно и удобно.
Свод крыши был трапецивидным, мощные стропила довольно высоко возносили его над полом. Если бы не все эти деревянные стойки, балки и укосины, можно было бы разместить здесь ещё один зал. Впрочем, пространство не пропадало даром: то там, то тут Бах замечал клетушки для инструментов, какие-то будки с висячими замками на дверях.
Внезапно сквозняк из слухового окна задул в руке барона свечу. Он заворчал и полез за кресалом. И тут где-то впереди послышался стук, голоса и мелькнул отсвет пламени. Бах схватил дядю за локоть, но тот уже и сам замер, вслушиваясь и всматриваясь.
Шагах в пятидесяти от них во тьму чердака вошли из какой-то двери три человека. Свечи в канделябре светили достаточно ярко, позволяя рассмотреть, что двое из них одеты как благородные господа. Третий был в какой-то не то робе, не то рясе, и его костистое лицо с впалыми щеками выдавало сторонника аскетического образа жизни. И ещё в глаза бросались сросшиеся брови и блестящие глаза.
- Сколько это возможно терпеть?! – не особенно таясь, спросил у бровастого один из дворян. – Маркиз требует от нас действий, а ваши усилия пока ни к чему не привели.
- Я бы даже сказал, что это нельзя назвать усилиями, - мрачно заметил второй дворянин. – Какая-то мышиная возня, всё вокруг да около.
- Это «вокруг да около», как вы изволили выразиться, виконт, обеспечит законность наших действий, - невозмутимо заметил бровастый. – Неужели маркиз не понимает, что все усилия пойдут прахом, если на трон сядет узурпатор?
- Тому, кто окажется на троне, - снисходительно ответил мрачный, - будет совершенно всё равно. Он будет верховным властителем, и ему решать, что законно, а что нет.
- Престол зиждется на поддержке дворян и духовенства, - менторским тоном произнес бровастый. – Дворянство в случае нарушения закона расколется на два лагеря, а духовенство будет поддерживать сюзерена только при единстве. Всё должно быть соблюдено буквально, в противном случае вместо процветающего государства пришедший к власти получит агонизирующую, пожирающую саму себя страну. Какую выгоду даст вам гражданская война? Что же вы молчите, благородные господа?
- Хватит демагогии, аббат, - высокомерно сказал мрачный. – Мы пришли по делу.
- Да, - поддержал его другой дворянин, - нам поручено узнать, как продвигается поиск свитка. Можете вы обнадёжить маркиза?
- Разумеется, - кивнул бровастый, - я могу обнадёжить его светлость.
- Так сделайте это! – нетерпеливо воскликнул дворянин.
- Да ниспошлёт вам Всевышний терпение, барон, - всё так же спокойно отозвался бровастый и перекрестил дворянина. – Поиск увенчался успехом. Свиток найден в монастыре на острове Сарань.
- На Волжском архипелаге?! – изумился нетерпеливый. – Но как его добыть?!
- Доверьтесь нам, барон. Верный нашему делу человек найдёт способ доставить свиток в Новую Европу.
- Ваш человек? – спросил мрачный.
- Мой человек, - ответил бровастый. – Очень способный агент. Шахуды прозвали его хамелеоном Шайтана. Он настолько талантлив, что если бы не его верность, мне пришлось бы избавиться от него.
- У вас с его святейшеством талант окружать себя оборотнями, - заметил мрачный.
- Это наиболее приемлемая форма ведения дел, - не без самодовольства сказал бровастый. – Мы слуги Божьи, поэтому не можем идти напролом с оружием.
- Плести интриги Господь разрешает? – ехидно спросил мрачный.
- В заповедях об этом не сказано, - изрёк бровастый. – Мы не убиваем, не крадём и не прелюбодействуем, а всего лишь ведём паству путём послушания к праведной жизни.
- Ну, да, каштаны для вас из огня таскают наёмники, - усмехнулся мрачный.
– Кстати, - прервал его бровастый, - удалось выяснить, что за человек прибыл сегодня во дворец?
- Это приезжий из Северо-Западной провинции, - ответил нетерпеливый. – Кажется, его зовут барон Мюнхгаузен.
- Он чей-то протеже?
- Неужели этот провинциал пугает его святейшество? – с издёвкой спросил мрачный.
- Мы ничего о нём не знаем, и это повод для опасений, - ответил невозмутимо бровастый. – Накануне «розовой ночи» нам не нужны сюрпризы. Зачем он прибыл во дворец, почему остановился в покоях графини Ла Бар? Если не сможете разузнать о его целях, постарайтесь втянуть его в какую-нибудь неприятную историю. Для чего бы он тут не объявился, его нужно представить в глазах двора и приглядов графа Юнга как смутьяна. Возможно, удастся бросить на него тень подозрения. Хм… а ведь это отличная идея! Я сделаю так, что всё укажет на его причастность к жуткому преступлению.
- А мы посодействуем и устроим скандал с его племянником, - обрадовался нетерпеливый. – Мой сын рассказал, как сегодня этот простак затеял ссору с дружками молодого Кендалла.
- Я могу послать с ними пару секундантов, - нехорошим тоном сказал мрачный. – Мои парни дерутся не хуже кузнецких подмастерьев. Если этот босяк не окажется на вертеле у Роуза и Дюфера, то мои ребятки наломают ему бока так, что до старости трястись будет.
- Отлично, - согласился бровастый. – Вы жаждали действий, господа, так займитесь чужаками. А теперь я должен идти, прощайте.
Он исчез за дверью, дворяне же задержались ещё на несколько минут.
- Под секундантами вы подразумевали Макмарина и Ормуссена? – спросил нетерпеливый. – Что ж, баронетам пора проявить себя в чём-то более серьёзном, чем отирание рядом с пустозвоном Кендаллом.
- Они не просто так отираются рядом с ним, - усмехнулся мрачный. – Рано или поздно граф начнёт оперяться, обрастать авторитетом. При деньгах его дяди это произойдёт быстро. Но каждый его шаг будет известен мне. Ни одного движения не сделает он, чтобы я не узнал, так что стать нашим врагом ему не суждено.
- Это смешно. Молодой Кендалл – наш враг?!
- Он легко может стать орудием в руках дяди. Если он решит играть против нас, то мы об этом узнаем раньше, чем он что-либо успеет сделать. Я искренне жалею, что не удосужился вовремя внедрить своего человека в окружение архиепископа. Он и его чёрные прихвостни вместе с этим аббатом Сальтусом – опасные враги. Лучше биться с десятком пигов, чем иметь одного такого противника, как аббат. Невозможно предсказать, отравит он тебя или зарежет из-за угла.
- Как думаете, - спросил нетерпеливый, - свиток настоящий?
- Если бы это была фальшивка, то его не потащили бы в такую даль и не упрятали бы в монастырь. Как пить дать – это настоящая генеалогия Джиординов, и она обеспечит маркизу путь к трону.
Мрачный протяжно зевнул и добавил:
- Идёмте спать, мой друг Винсенто, а то у меня рот скоро порвётся…
Они вышли на лестницу, по пространству чердака метнулись полосы света и тени, а затем наступила тьма. Бах почесал затылок и сказал:
- А я-то думал, что Джиордины царствуют безоблачно.
Барон Мюнхгаузен в полной темноте принялся размышлять вслух:
- Как удачно мы завернули в это милое местечко. Рай для голубей и заговорщиков. Итак, что мы имеем? Мы имеем сведения о заговоре некоего маркиза, в котором участвует правая рука архиепископа аббат Сальтус, некий виконт с гранатовой серьгой в ухе и некий барон по имени Винсенто.
- Откуда ты знаешь, что у виконта в ухе гранатовая серьга? – обалдел Бах.
- Она блестела. С твоей стороны её не было видно. Что ещё? Свиток с генеалогическим древом Джиординов. Я слышал о Договоре трёх королей, который Новая Европа, Велирузия и Штеффландия заключили после победы над пигами и коронации Джиордина Отважного. Правители обменялись подробной генеалогией своих семейств, чтобы их потомки могли без труда определять, кто подходит им в мужья или жёны из династий соседних государств. Это придумал Джиордин, который знал о том, что королевские семьи вырождаются по причине гемофилии. Когда-то её называли проклятьем королей, потому что из-за кровосмешения у мальчиков развивалась эта болезнь.
- А в своём королевстве Джиордин ксерокопии не оставил? – удивился Бах.
- Говорят, что его сын поцапался с кем-то из кузенов и велел переделать оригинал. Понимаешь, обиделся на него так, что отправил в ссылку, а пока тот пропадал за рубежом, вымарал его из семейной генеалогии. А заодно и из всех документов, где бедняга упоминался.
- Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок, забирай свои игрушки и не писай в мой горшок, - вспомнил Бах дурацкий детсадовский стишок.
Барон хмыкнул и продолжил:
- Похоже, у недоброжелателей Его Величества есть основания считать, что существует достойный претендент на трон.
- На фиг он нужен, если король жив-здоров?
- Здоров, говоришь? А ты знаешь, мой дорогой племянник, что такое «розовая ночь»?
- Пока нет, но уже догадался, что это совсем не то, что мы собрались устроить для графини. Кстати, мне не очень-то удобно держать этот колючий подарочек у левого девятого ребра. Может, уже пошлём посылочку даме твоего сердца?
- Погоди минутку… «Розовая ночь» - изобретение янкарцев. Так называли заговор против шахов, их родственников или вельмож. Янкарцы – не шахуды. Те всегда были головорезами, а в Янкаре принято проделывать перевороты тонко и чисто. У кровати благородных господ на ночь обычно ставится чаша с благовонной водой. Там растворяют разные эфирные масла, чтобы лучше спалось. Чаще всего это розовое масло.
- Ароматерапия с релаксацией?
- Верно. Особенно это актуально при несовершенстве канализации. Так вот, вместе с маслом в чашу подливают яд, который за несколько часов испаряется бесследно, но за это время успевает отравить сонного человека. Тайну этого яда пуще своей жизни стерегут адепты загадочного ордена, который, похоже, древнее египетских пирамид. Никого в неё не посвящают, зато охотно продают яд за чистое золото.
- Бизнес – это страшный соблазн, - покачал головой Бах. – Так это что, заговорщики собрались устроить эту самую «розовую ночь» кому-то из своих земляков?
- Боюсь, они устроят эту ночку кому-то из родственников Его Величества! Чуешь, чем это пахнет для нас с тобой?
Бах потянул носом и, как ни в чём не бывало, ответил:
- Чую. Свежими розами.
- Проклятье! – выругался барон и добавил по-янкарски, - Кызым алапай!
- Не собачься, а то розы завянут, - предостерёг его Бах. – Я не глухой, слышал, что эти уроды хотят нас подставить. И что нам теперь делать?
- Надо подумать, - сказал, взяв себя в руки, барон. – Давай-ка, в самом деле, доделаем то, ради чего сюда забрались. Кстати, ты что-нибудь видишь?
- Почти ничего. Может, свечку запалим? А то я с этой игольницей налечу на стропила, да так меня и найдут на утро, пришпиленного на розы, как коллекционную бабочку.
-Ладно, ты прав. До выхода наружу без свечи нам не добраться.
Они вышли на просторные скаты дворцовой крыши и очутились под посветлевшим небом. Потянувший с гор ветер растрепал туманное покрывало, и сквозь прорехи на спящую землю уронила свой бледный свет полная луна. Но им было не до красоты: они восприняли это, как подспорье в их тайном деле. Правда, несколько минут им пришлось хорошенько подумать, как спустить на балкон графини букет роз. Завязать петлёй тонкую верёвку, которую прихватил барон, было минутным делом, но как потом освободить её?
К счастью, Баху в голову пришла светлая идея. Он сделал петлю не на конце верёвки, а посередине, чтобы у удавки было два хвоста. Когда он виртуозно прибалконил букет, оставалось только поочерёдно потеребить хвосты, чтобы удавка расслабилась, а потом стянуть петлю с букета. Впрочем, это подействовало бы безотказно, будь это не розы, а розги. С гладких прутьев верёвка соскользнула бы легко, а колючие розовые стебли настырно цеплялись за неё шипами.
- Аккуратнее, аккуратнее! – шипел на племянника Карл Мюнхгаузен. – Ты его растреплешь по всему балкону!..
- Спокойно, дядя, я электрик, - бурчал Бах. – Сейчас мы проверим действие известной формулы…
- Какой ещё формулы?
- Формулы спагетти.
- Что ты несёшь?
- Это не я, это доблестные студенты-электрики придумали. Если оба конца спагетти перепутались с остальными, то тянуть нужно за середину.
- Бред голодного студента, - фыркнул барон.
- А вот и нет. Гляди.
Бах добился своего: он потянул за тот хвост, что расслаблял удавку, одновременно вытравливая второй. Наконец, свободный хвост проскользнул под увесистым букетом и через десять секунд Бах уже сматывал верёвку в бухту.
- Голь на выдумку хитра, - усмехнулся он. – А теперь пойдём и подумаем, как мы будем выкручиваться.
* * *
Утро было чудесным. Ласковое солнце радовало мир мягким теплом, лёгкие пушистые облака лишь ненадолго отгораживали цветущий парк королевского дворца от благословенных лучей. Только ленивые не вышли после завтрака, чтобы погулять по аллеям и лужайкам. Нарядившись в лёгкие шёлковые одежды, отправилось на прогулку и семейство Ла Бар со своими гостями. Графиня и барон шли чуть впереди и азартно рассуждали о перспективах развития науки в Новой Европе, а молодёжь негромко обсуждала утренние события.
- Вам не кажется, мальчики, - сказала Лили, - что между маменькой и бароном проскакивают особые искорки? По-моему, они по-другому друг на друга смотрят.
- Они явно нашли общий язык, - отметил Сильвестр. – Имея столько интересных общих знакомых, было бы просто нелогично хранить молчание.
- Молчание – неестественное состояние для маменьки, - улыбнулась Лили. – Джованни, а барон часто молчит?
- Примерно восемь часов в сутки, - рассеянно ответил Бах. – Когда спит.
Лили весело засмеялась, Сильвестр покачал головой.
- Знаете, - призналась Лили, - сегодня утром наша горничная, Виолетта, выболтала мне секрет. Маменька нашла на балконных перилах роскошный розовый букет и всё утро от радости напевала песенки. Как вы думаете, это знак внимания барона?
- А как он там оказался? – удивился Сильвестр. – Ведь мы живём на втором этаже!
- Может быть, приставили к балкону лестницу? – предположила Лили.
- Да тут и лестниц такой высоты нет, - возразил Сильвестр. – Самую высокую я видел у садовников, так она на два метра короче, чем нужно.
- Не всё можно объяснить логикой, дорогой братец, - заметила Лили.
- Ошибаешься, сестрёнка, - заявил Сильвестр. - С помощью логики можно объяснить даже необъяснимые явления.
- Ты совершенно неромантичен, - разочарованно вытянула губки Лили. – Ты только подумай, как это красиво и тонко – карабкаться на балкон к даме, чтобы преподнести сюрприз и доставить ей удовольствие… - Девушка вдруг спохватилась, - Джованни, что-то сегодня не слышно твоих неподражаемых шуток. А что тебе известно о намерениях барона? Маменька нравится ему?
- Разве такая восхитительная женщина может не нравиться мужчине?
- Хм… - лукаво улыбнулась Лили. - Комплимент матери – бальзам на сердце дочери.
- Мне казалось, что говорят наоборот, - удивился Сильвестр.
- Это не важно, - серьёзно сказал Бах. – Для дочери у меня другой комплимент.
И он нежно поцеловал Лили ручку. Девушка расцвела, счастливо улыбнувшись.
- И всё-таки, ты не можешь не знать, что делал барон этой ночью, - заглянула она в глаза Баху.
- Почему это не могу? Ещё как могу. Ночью я сладко дрых.
- И проспал что-то интересное. А я-то надеялась, что ты всё знаешь и можешь развлечь нас подробностями.
- Могу вам поклясться, что всё, что я узнаю, скоро узнаете и вы с Даймоном.
- И Её Высочество тоже?
- Безусловно. Мы же одна команда. Хотя, сдаётся мне, скоро кое-кому из нас предстоит взять на себя роль солиста.
- Почему? – удивилась Лили и тут заметила, что он внимательно смотрит куда-то в сторону. Повернувшись, девушка увидела стоящих у изваяния наяды графа Кендалла, Роуза, Дюфера и ещё двоих из числа миньонов. Они недобро смотрели в их сторону и о чём-то переговаривались.
Неожиданно откуда-то перед Бахом возник лакей. Он протянул ему свёрнутый втрое листок грубоватой бумаги и поклонился.
- Это что? – спросил Бах. - Почта? Ну, давай, голубок, почитаю, что эти обезьяны накарябали. Стой, не уходи. Отнесёшь ответ.
Он развернул листок и увидел то, что не любил больше всего – славянские слова, написанные латиницей. Барон, как мог, обучил его читать эту убогую писанину, но всякий раз, соприкасаясь с этой местной особенностью, Бах не мог отделаться от ощущения, что попал на Интернетовский сайт, где общаются на «падонкоффском» наречии.
- О, Господи… Очередной продукт культурной ассимиляции. Как хорошо, что потоп не затронул Китай, а то бы мне пришлось учить иероглифы.
- Что там? – спросила Лили и заглянула в листок. – Сударь, Вы оскорбили меня и моих благодетелей. Вызываю Вас на честный поединок, даю возможность заплатить за наглость. Назначаю Вам встречу там, где мы виделись вечером, через полчаса.
Бах посмотрел в сторону Кендалла и компании, усмехнулся и проткнул лист указательным пальцем в том месте, где было написано слово «даю».
- Неси это, голубь мой, - сказал Бах, отдав листок лакею, - и передай прямо в клювик вон тем птицам, уж не знаю, кто они там, попугаи или индюки.
Лицо лакея исказила гримаса, но он сделал усилие, чтобы не засмеяться, придал лицу профессиональное деревянное выражение и поспешил к графу Кендаллу. Бах доставил себе удовольствие убедиться, что его ответ понят правильно и, дурашливо оскалившись, помахал рукой авторам письма. Их лица выражали крайнее возмущение и желание как можно скорее расправиться с ним.
- По-моему, тебя ждут неприятности, - сказал Сильвестр другу. – Они разозлились.
- Это только начало, - ухмыльнулся Бах. – Погоди, у них ещё пена изо рта пойдёт.
- Это не шутки, - заметила Лили. – Дуэль карается ссылкой, а убийство на дуэли – пятью годами в штрафном батальоне.
- Это если ты выйдешь победителем, - напомнил Сильвестр. - А если…
- Ну, что за мрачные мысли в такое чудесное утро, дружище? – пристыдил его Бах, обнимая за плечи. – С чего ты взял, что будет дуэль?
- Но в письме был недвусмысленный вызов! – поднял брови Сильвестр. – Если ты примешь его – быть беде!..
- Беда для мужчины – трусость и позор, - серьёзно сказал Бах. – И вызов я принял. Только дуэли, разбирать которую возьмётся самый захудалый судья, не будет.
- Ничего не понимаю, - помотал густой шевелюрой Сильвестр.
- Поймёшь. Расслабься и получи наслаждение. О, давайте-ка наших искусствоведов догонять! Они уже на том конце аллеи.
Но барон и графиня сами остановились, чтобы дождаться их. Оказалось, им встретился посыльный Её Высочества королевы Альбины, которая, по совету принцессы, изъявила желание встретиться с ними в той самой беседке, чтобы послушать несравненную игру Сильвестра.
- Как хорошо, что я догадался взять с собой гитару, - разволновался Сильвестр.
- Играть для Её Высочества – большая честь, - подбодрил его барон. – Стоит понравиться королеве, и все будут искать возможность получить автограф придворного барда.
- Всё будет хорошо, Даймон, - ласково сказала графиня. – У Её Высочества отличный слух и хороший вкус. Уверена, она оценит твою игру высоко. Кстати, Лили, а где любимая беседка принцессы? Нам лучше дождаться Её Высочество там.
Лили переглянулась с Сильвестром и Бахом и ответила:
- Я покажу.
Бах покачал головой и подмигнул дяде. Тот поднял бровь и спросил:
- У вас там намечено свидание?
- Да. Ожидается шоу под названием «Танец с саблями».
- Неужели?
- О чём вы, господа? – недоумённо спросила графиня Ла Бар.
- Всё в порядке, ваша светлость. Молодёжь привыкла украшать своё времяпрепровождение весёлыми выдумками, и мы с вами, возможно, окажемся зрителями.
- Это любопытно. А вы не бывали под куполом Ново-Амстердамской оперы?..
И они вновь погрузились в обсуждение событий и мест, в которых Бах, Лили и Сильвестр никогда не бывали.
- Что же будет? – шепнула Лили Сильвестру.
– Королева с дочерью придут туда и станут свидетелями неприятной стычки с этими негодяями, - ответил он с нескрываемым злорадством. – И поделом болванам.
- Но Джованни могут обвинить за участие в дуэли.
- Он говорит, что дуэли не будет.
Лили повернулась к Баху.
- Ты что-то придумал?
- Мы придумали. Барон в курсе происходящего, так что сегодня мы сыграем дуэтом.
Обосновавшись в беседке, семейство Ла Бар и барон с племянником по достоинству оценили благословенную тень. Солнце к тому времени поднялось уже высоко, и жара набрала обычную для июня силу.
- Как здесь хорошо, - сказала графиня. – Теперь это будет и моим любимым местом. Думаю, принцесса не будет против, если я стану навещать эту беседку.
- Её Высочество уважает вас, маменька, и ценит общение с вами, - заверила её Лили.
Графиня собралась продолжить разговор, но тут к беседке из кустов выскочили миньоны графа Кендалла. Они были на взводе, поэтому не сразу заметили, что кроме молодёжи в беседке находятся барон и графиня.
- Неужели он пришёл? – хрипло выкрикнул Роуз.
- Странно, я думал, что деревенщина струсит! – искренне удивился Дюфер. – Эй!
Забияки обступили беседку и на несколько секунд оторопели, увидев почтенных дворян. Бах решил использовать преимущество:
- По вашему рефлексу метить территорию, господа, можно проверять часы. Вы явились для сатисфакции как раз вовремя. Так что, приступим?
- Он всё-таки струсил, раз притащил с собой свидетелей, - процедил Роуз. – Ему же хуже, пусть увидят его позор.
- Пока никто, кроме вас, не опозорился, юноша, - заметил барон Мюнхгаузен. – Вы столь невежливы, что не поприветствовали фрейлину Её Высочества королевы.
- А вам-то какое дело? – нагло скривил губы Роуз. – Вы, случайно, вместо племянника не собираетесь драться?
- Я нахожусь здесь потому, что это чудесное место, и мне очень жаль, что приходится быть секундантом в дуэли с таким слизняком.
- Он умрёт вслед за племянником, - объявил Роуз своим дружкам и сделал приглашающий жест, - Начнём?
Графиня, наблюдая, как барон и Бах выходят из беседки на солнышко, всполошилась:
- Господа! Одумайтесь! Дуэли запрещены!..
- Ты выбрал оружие? – бросил Баху Роуз, снимая шляпу и нарядный камзол.
- Ты не заслуживаешь оружия, - усмехнулся Бах, отдавая свою шляпу Сильвестру.
Роуз в недоумении переглянулся со своими дружками. Дюфер ехидно заметил:
- Наверно, он не владеет шпагой. Или она у него из олова. Эй, деревенщина, у тебя шпага или крючок для омаров?
- И чем дерутся у вас в захолустье? – презрительно спросил Роуз, вынимая из ножен шпагу, весьма неплохо сделанную и явно хорошо заточенную. – Оглоблями?
- Я не доставлю тебе удовольствия и не обнажу оружие, - ответил Бах. – Это – для достойных противников. Я уделаю тебя ножнами.
Его противники издевательски расхохотались.
- Ты спятил! – повизгивая, выдохнул Роуз.
- Ножны – отличное оружие! – кривляясь, выкрикнул Дюфер. – Они намного удобнее, чем подвязки от чулок!
- А я в детстве подвязками мух бил, - осклабился дураковато один из секундантов.
Другого насмешки, возможно, привели бы в смущение, но Бах только усмехнулся. Он отдал шпагу барону, отстегнул от поясного ремня ножны и взял их поудобнее. На противников вид его импровизированного оружия произвёл впечатление. Их собственные ножны были декоративными - кожа, ткань, украшения. Они лёгкие и годились только для того, чтобы защищать хозяина и окружающих от случайных порезов. У Баха же были боевые ножны. Дублёная кожа, металлические полосы и набойки, отличные крепления – всё вместе весило чуть меньше, чем сама шпага, а в бою могло послужить опытному бойцу и защитой от вражеского оружия, и дубинкой.
- Ты или дурак, или смельчак, - сказал Баху Роуз. – Жаль, но убить тебя я уже не смогу. Только покалечу. Ты почти безоружен. Защищайся, если сможешь!
Он бросился вперёд так стремительно и легко, что Бах чуть не прозевал удар. Лили и графиня ахнули от ужаса, но в следующую секунду возглас издали уже Дюфер и секунданты, потому что дуэль почти сразу закончилась. Бах применил приём самурайского искусства кэндо, который приводил в ступор даже барона. Изящный поворот корпуса вслед за рукой, отводящей остриё шпаги в сторону, и мгновенная контратака. Будь это удар настоящим клинком - катаной или деревянным мечом-боккэном для занятий кэндо, голове Роуза пришлось бы расколоться под этим эффектным ударом. Впрочем, он не выдержал и удара ножнами, рухнув на траву.
- Не может быть, - проговорил Дюфер и рванул на себе камзол. – Да я тебя сейчас!.. Ах ты, деревенщина!..
- Ага, давай, барашек, - пригласил Бах. – Я и тебя отстегаю.
- Тебе конец! – выкрикнул Дюфер и бросился в атаку.
Этот боец был хитрее. Он решил прощупать Баха, выяснить его слабости, прежде чем приблизиться на опасное расстояние. Только ему было невдомёк, что слабостью Баха была необходимость сдерживаться, чтобы не накостылять им всем на рабоче-крестьянский манер. Держать оборону с помощью двух-трёх классических блоков укэ – защитной техники кэн-дзюцу - он мог бесконечно, а переходить в атаку, имея в руках ножны против отточенной шпаги, было как-то по-детски глупо. В общем, к исходу второй минуты Дюфер уже плевался и хрипел от беспомощной злобы, потому что невредимый Бах вертелся на месте, даже не запыхавшись, а с него потоками лил пот.
Кончилось это совсем некрасиво. Дюфер осатанел и стал размахивать шпагой так, словно рубил крапиву. Баху пришлось подставить под удар ножны, рвануться вперёд, чтобы сшибить болвана с ног. При этом он переусердствовал и заехал противнику коленом в пах. Тот взвыл и рухнул как подкошенный. Секунданты скорчили гримасы, словно им самим наподдали коленом, но тут же переглянулись и насупили брови, собираясь защитить честь поверженных дружков.
- Вам тоже показать, что такое крючок для омаров? – криво усмехнулся Бах.
- Что здесь происходит?! – раздался властный возглас, а следом за ним - лай.
Секунданты напугано согнулись пополам. Бах повернулся в сторону голоса и увидел, что к беседке подходят две дамы царственного вида. В одной он без труда узнал принцессу Диану, а вторая не могла быть никем другим, кроме как королевой. Все вокруг почтительно склонились, и он последовал их примеру. Доро подбежала к нему, ткнулась носом в руку, а потом зарычала на копошащегося в траве Дюфера.
- Ваше Высочество, мы дожидались Вас, когда эти молодчики напали на нашего юного спутника, - сообщила королеве графиня Ла Бар. – Молодой человек вступил в схватку без оружия и проявил себя бесстрашным и умелым бойцом, достойным защищать честь моей дочери.
- Я не знакома с вашими спутниками, - смягчившись, сказала королева.
- Ваше Высочество, позвольте представиться, - отрекомендовался дядя Баха. – Барон Карл Иоганн Мюнхгаузен. А это мой племянник Джованни Казанова. Мы прибыли сюда с посланием от почтенного магистра Маркуса Штерна и выполняем некоторые его поручения.
- В самом деле? Мне знакомо ваше имя. Не вы ли являетесь автором «Янкарских записок»?
- Именно, Ваше Высочество.
- Предвкушаю интересную беседу, - улыбнулась королева. – Литиция, как всегда, на высоте. Она расширяет круг моего общения и знакомит меня исключительно с интересными людьми. Но что же нам делать со смутьянами? Позвать гвардейцев?
Бах посмотрел на секундантов. Те уже утратили браваду и спесь и тряслись под царственным взглядом королевы, как осиновые листья. Графиня предложила:
- Быть может, Ваше Высочество, считать их уже наказанными? Двое зачинщиков получили по заслугам, обратив шпаги против безоружного.
- Господа, - обратилась королева к секундантам, - вашим друзьям нужна помощь. Доставьте их в уединённое место, а когда они придут в себя, напомните, что отныне гвардейцы будут следить за их поведением. Но прежде снимите с них ножны и оружие и оставьте всё это здесь.
Когда миньоны, волоча едва живых Роуза и Дюфера, убрались, королева Альбина спросила у своей фрейлины:
- Литиция, твой сын уже месяц будоражит души придворных своей музыкой. Могу ли и я, наконец, услышать его искусную игру?
- Даймон, ты сыграешь для Её Высочества? – обратилась к сыну графиня.
- С удовольствием, - кивнул Сильвестр и исполнил потрясающе красивую композицию датчанина Кинга Даймонда. Она отлично подходила для исполнения на гитаре и вполне соответствовала костюмированному декадансу Новой Европы. Правда, он ни за что не стал бы рассказывать слушателям, что эта жемчужина из творчества мрачного воспевателя чертовщины и колдовства называется «Сумасшествие».
- Весьма изысканно, - удовлетворённо сказала королева, сдерживая эмоции. Её выдала лишь привычка пользоваться веером: только мало искушённый в этой науке Бах не понял, что Её Высочество получила редкостное удовольствие. – Скажите, граф, как вы достигли такого мастерства?
- Труд лежит в основе моих достижений, - скромно ответил Сильвестр. – Занятия музыкой требуют упорства и прилежания.
- Должна признаться, - с иронией заметила королева, - что меня в детстве третировали занятиями музыкой так, что я чувствовала себя дурно. Однако даже чрезмерное усердие не помогло мне стать сколько-нибудь стоящим исполнителем. Ваша мать играет лучше меня, хотя и пропускала занятия.
Они с графиней Ла Бар переглянулись и улыбнулись, вспомнив забавные моменты своей юности.
- Сдаётся мне, Даймон, - продолжила королева, - что к вашему трудолюбию природой приложен ещё и талант. Я искренне надеюсь, что этот божественный дар прославит вас, вашу семью и наше королевство.
- Благодарю Вас, Ваше Высочество, - поклонился Сильвестр.
- А чем собирается удивить этот мир ваш племянник, барон? – спросила королева Альбина. – Бойцовские качества он у вас, судя по всему, перенял. А как обстоит дело с тягой к путешествиям?
- Ваше Высочество, Джованни уже пошёл по этому пути, - ответил барон. – Он начал своё образование за морем, на острове Сарань. Это место знаменито тем, что там находится самый оживлённый порт Волжского архипелага – город негоциантов Сарантай. А неподалёку от него на скалистом берегу расположился кадетский корпус, в котором обучался Джованни.
- Это не тот ли кадетский корпус, который основал спутник известного мореплавателя Трампуса?
- Совершенно верно! – подтвердил Бах и как на духу выложил то, чему его научил барон, - Его основатель – шкипер Чуласов, человек, которого до сих пор славят морские торговцы Янкара и проклинают пираты Шахуда. А ведь когда-то считался самым бестолковым юнгой на баркентине «Ласточка», где начал службу.
- Плох тот юнга, который не мечтает стать капитаном, - заметил барон.
- А вы, юноша, мечтаете? – спросила Баха королева.
- Больше всего я мечтаю найти потерянных друзей, - откровенно ответил Бах. – Может быть, я не стану капитаном, но чтобы найти их, отправлюсь хоть на луну.
- Это похвально, - улыбнулась королева. – Надеюсь, что они окажутся намного ближе, и вы их скоро найдёте. Желаю вам удачи, господин лунный капитан. Барон, пообещайте мне, что вы поможете своему племяннику.
- Непременно, Ваше Высочество. Мы будем неразлучны, как игла и нить.
- Хорошо. Но, может быть, я могу чем-нибудь помочь вам?
- Да, Ваше Высочество. Если это не затруднит Вас, я хочу попросить о Вашем участии в небольшом спектакле.
- О, это интересно! А о чём речь?
- Для начала Вам потребуется быть очень осторожной. Враги престола готовят для кого-то из членов королевской семьи «розовую ночь».
Пещеры Горного Короля
Перед Синди и Волком открылся обширный грот. Свет четырёх факелов с трудом вырывал у темноты небольшую площадку в центре пещеры. Это был вход в подземное царство, и охраняли его такие же мускулистые крепыши, какие сопровождали Горного Короля ночью, только у привратников были густые бороды и меховые накидки. Они стояли совершенно без движения, словно их вырубили из камня, и даже глаза не выдавали живым блеском их внимательных взглядов, потому что терялись в глубоких тенях под нависающими кустистыми бровями.
Надо же, как во «Властелине колец»! Прямо близнецы Гимли и его родственников!
Синди и Волк осторожно вышли на свет и остановились в нескольких шагах от стражи. Они не знали гномьих порядков, поэтому замерли в нерешительности. Впрочем, Синди тут же сообразила, что Лесной Кот, хоть и привёл её в пещеру, вряд ли подскажет, какие правила этикета в ходу у подземного народа. В любом случае общаться с привратниками придётся ей, и она уже почти решилась вежливо заговорить с гномами, как кованые створки ворот, запирающих вотчину Горного Короля, приоткрылись.
Существо, которое вышло им навстречу, не было ни человеком, ни гномом. Свободная накидка из пурпурной ткани с золотой нитью сглаживала его угловатые движения, но голова и лапы были на виду, поэтому даже при неверном факельном свете были хорошо видны чешуйчатая кожа, крепкие когти на пальцах, узкая змеиная голова и глаза с огромными зрачками. Но и на ящера существо лишь походило. Глаза его время от времени прикрывались веками, на клиновидной морде чутко вздрагивали ноздри, а рот, хоть и был широким, как у всех пресмыкающихся, имел тонкие, но подвижные губы. Когда щель этого рта приоткрылась, Синди и Волк ожидали увидеть, как оттуда выскочит стремительный раздвоенный язык: так змеи и ящерицы улавливают запахи. Но вместо этого ящероподобное существо заговорило шелестящим голосом:
- Рад приветствовать вас в Подземном Королевстве. Меня зовут Скель, я советник Горного Короля. Его Величество поручил мне встретить вас и проводить к нему на аудиенцию. Ваши имена мне известны. Прошу.
Он сделал приглашающий жест и отступил в сторону. Привратники переложили свои секиры в другие руки и потянули тяжёлые створки на себя. Из глубины недр Подземного Королевства потянуло сквозняком, который донёс отдалённый лязг металла, скрип и хруст камня, эхо множества голосов. Сразу за створками начинался уходящий в глубину невообразимо огромной пещеры каменный мост, освещённый по всей длине парными фонарями. Синди и Волк ступили на него, Скель последовал за ними, и ворота со вздохом закрылись.
Похоже, будет интересно. Гномы, говорящие игуаны. Мы что, в сказке?
- Это самая окраина владений Горного Короля, - объяснил Скель, увлекая гостей из мира солнца за собой. – Сейчас мы идём по мосту Первопроходцев – гномов, которые были прадедами ныне живущих. Они пришли в эти места полтысячи лет назад и отыскали первые самоцветы.
Волк, поравнявшись с первой парой фонарей, остановился, как вкопанный. Синди сначала недоумённо посмотрела на него, но потом перевела взгляд на необычные светильники и замерла в удивлении. Сквозь каплевидные матовые плафоны довольно ярко светили маленькие солнца, и это было не коптящее колышущееся пламя.
Боже мой, да это же электрические фонари! Откуда у гномов электричество?
Синди обратилась к их совместной с Машей памяти, и до неё дошёл смысл вопроса.
- Скажите, советник, как удаётся вам получить электрический ток для освещения пещер? Ведь это электрические фонари?
- Я не совсем понимаю, о чём вы говорите, но могу подтвердить, что эти фонари светятся не от газа и не от масла. Мы используем магнитные свойства медной проволоки. Она берёт силу от большого колеса водяной мельницы, которое намагничивается при вращении. Знания об этом гномы передают из поколения в поколение уже тысячи лет.
Надо же, они сохранили остатки человеческих познаний. Цивилизация рухнула, а они не дали пропасть плодам человеческих достижений! Интересно, а до метро они не додумались?
Волк внимательно посмотрел на Скеля, чуть слышно фыркнул и пошёл дальше. Советник удивлённо спросил у Синди:
- Ваш спутник на самом деле леопард или это лишь обличие?
- Вы проницательны, господин Скель. Это Лесной Кот – заколдованный юноша. Он очень умный и отважный. А как вы догадались?
- Впервые вижу, чтобы зверь интересовался фонарями. Пойдёмте, нас ждут.
Мост был не просто длинным. Казалось, он бесконечно тянется через гроты и выработки, изгибаясь, ныряя в туннели, зависая над бездной. При этом Синди и Волк только три или четыре раза видели открывавшиеся сбоку проходы, по которым с моста можно было попасть на уровни подземных поселений, уступы каменоломен или в галереи, ведущие неведомо куда.
Стены гигантских пещер то приближались к мосту, то вновь отступали. Везде виднелись похожие на улья посёлки, оживлённые улицы и небольшие площади, какие-то склады, подъёмные устройства. Повсюду в породу врастали мощные крепёжные фермы из кованой стали, подпирая сводчатые потолки и иссечённые долотами и кирками стены. Россыпи матовых фонарей щедро освещали этот каменный муравейник, обнажая бесхитростную жизнь гномьего королевства.
- Я и не представляла, что Подземное Королевство такое просторное и протяжённое! – воскликнула Синди. – Честно говоря, я даже не верила, что оно есть вообще!
Советник Скель наполовину прикрыл глаза веками, что, видимо, означало улыбку.
- Это самые старые чертоги, - пояснил он. – Их возраст исчисляется веками, и над их обустройством трудилось не одно поколение подземных народов.
- Народов? – удивилась Синди.
- Разумеется. Ведь кроме гномов в Королевстве обитают их собратья кобольды, немногочисленные двары и пещерные тролли, а также мой народ – василиски.
- Вы василиск? А я думала, что василиски – страшные сказочные чудовища…
Глаза Скеля насмешливо сузились, и он признался:
- Когда я был маленьким и ещё не покинул родное гнездо, мне тоже казалось, что рассказы про обитателей солнечного мира – страшные сказки. Никак не мог представить себе существ с гладкой кожей и без хвоста.
- А как же вы уживаетесь с пещерными троллями? Судя по легендам, это недружелюбные существа.
- Любое живое создание может быть злым, если его не любить и преследовать, и терпимым, если будет знать, что кто-то уважает его и нуждается в нём, - мудро заметил Скель.
Синди задумалась и замолчала. Тем временем просторные гроты сменились узкими длинными выработками со множеством вертикальных опорных колонн, арок, ответвлений. Советник сообщил:
- Это более молодые пещеры. Когда-то это были узкие коридоры, в которые могли протиснуться только низкорослые кобольды да самые молодые из моих собратьев. Со временем были разведаны богатые рудные жилы и подземные источники, проходчики расширили ходы, прорубили штольни. Гномы живут в старых пещерах, а сюда приходят трудиться. Они добывают металлы, самоцветы, строительный камень, а кобольды идут дальше, в глубины недр, чтобы разведывать новые запасы. Сейчас вы увидите кузницы, литейные цеха, мастерские, которые открыли в вычерпанных до последней крупицы пещерах.
Пройдя через короткий туннель, путники очутились в месте, о котором только что рассказал Скель. Здесь было намного жарче, чем в предыдущих пещерах: то тут, то там виднелись рдеющие раскалёнными топками плавильни, пламенели кузнечные горны. Шум здесь тоже был другой: гулкий стук металла о металл, шипение пара, гул пламени, скрежет напильников и свёрл. Оберегая слух от резких неприятных звуков, Лесной Кот прижал уши к крепкому черепу.
Затем Скель увёл их с моста в сторону. Боковой штрек соединял основной комплекс пещер с расположенным чуть в стороне широким колодцем, в котором ревел подземный водопад. Увидев пенистый поток воды, влетающий в слабый отсвет фонарей из тьмы наверху и уносящийся в тёмную бездну под ногами, Синди потрясённо вскрикнула:
- Откуда столько воды?!
Но водопад был такой громогласный, что девушка перестала слышать даже свой собственный голос, а уж ответ Скеля тем более утонул в оглушающем рёве.
Волк, чтобы рассмотреть источник несусветного шума, привстал на задние лапы, оперевшись передними на парапет. Ему стало видно, что на одном уровне со смотровой площадкой, на которой они находились, в скалу вделано что-то вроде турбины. Массивное стальное колесо с небольшими лопастями было вдвинуто в поток сбоку, и летящие в пропасть пенные потоки, цепляясь за крыльчатку, вращали этот огромный ротор с пугающей лёгкостью.
«Ничего себе, водяная мельница, - подумал Волк. – Да это же ДнепроГЭС на Ниагарском водопаде!»
Ему стало ясно, что подземному народу нет необходимости экономить электроэнергию. С другой стороны водопада, где освещение было скромнее, из тьмы выступал силуэт резервной турбины. В этом был смысл: если потребуется ремонт одного колеса, в ход можно пустить второе. Гномы, по всему видно, практичные ребята.
В воздухе висела мелкая водяная пыль, и Синди почувствовала, что её волосы и одежда стали влажными. Шкура Лесного Кота тоже вся покрылась росой. Советник Скель счёл, что зрелище уже произвело на гостей достаточно сильное впечатление, и им пора идти дальше. Василиск поманил их за собой по вырубленной в скале галерее, и через сотню шагов они очутились у тяжёлой металлической двери, ведущей вглубь стены. Там оказалась кабина подъёмника. Она со скрипом и рокотом опустила их на много метров вниз, а когда движение прекратилось, Скель отодвинул предохранительную решётку, отворил резную деревянную дверь, и они очутились в просторном тёплом зале с хорошей мебелью, двумя каминами и даже аквариумом. У камина в мягком кресле сидел тот, кого Волк встретил ночью у старой штольни.
- Здравствуйте, - сказала Синди и сделала изящный реверанс.
- Добро пожаловать в Подземное Королевство! – сказал Горный Король, радушно улыбаясь гостям. – Надеюсь, прогулка по Великому Мосту Предков не утомила вас. Располагайтесь у камина. Скель, побудь с нами, возможно, понадобиться твой мудрый совет.
Два молодых безбородых гнома в одинаковых ливреях пододвинули к камину ещё три кресла. Хозяин и его гости расположились у камина лицом друг к другу: царственный гном, загадочный ящер с хорошими манерами, юная девушка и необыкновенный чёрный леопард.
- Испокон веков не собиралась у огонька за мирной беседой столь необычная компания, - заметил Горный Король. – Подземный народ и люди никогда толком не ладили между собой.
- Возможно, потому, - рассудил советник Скель, - что до сих пор гномы встречались преимущественно с охотниками за сокровищами недр.
- Древние легенды утверждают, что в прошлом алчные люди не раз захватывали гномов в плен, чтобы выпытать тайны подземных кладовых, - невесело сказал Горный Король. – В этом нет ничего удивительного. Всем известно, что любой из нас, подземных жителей, с малолетства умеет разгадывать знаки рудных жил и самоцветных россыпей. Чем не средство разузнать путь к лёгкому богатству?
- Это недостойно для человека – силой или обманом овладевать чужим имуществом или знаниями, - высказалась Синди.
- Вижу, у вас правильные взгляды, - улыбнулся Горный Король. – Но я никого не осуждаю. Гномы сами подчас неосмотрительны. Чего стоит одна наша привычка - давать детям имена по названиям минералов или самоцветов! Берилл, Турмалина, Топаз, Слюда, Гелиодор, Аквамарина, Ильменит… Я и то Бриллиант.
- Вам подходит это имя, Ваше Величество, - сказал Скель. – Из всех гномов именно вы достойны носить его.
- Чепуха, Скель! Ты же знаешь, что мой отец во всех отношениях был достойнее меня, а вместо этого носил имя Колчедан.
- Не имя делает великим, - изобразил улыбку мудрый советник. – Это лишь украшение, которое можно поменять на другое.
- Ты прав, - кивнул Король и посмотрел на Синди. - Кстати, об именах. У людей есть традиция давать детям сразу несколько имён. Вы верите, что имя – отражение человека в звуке?
- Имя – способ узнать человека, - ответила Синди. – Мы носим имена, как одежду: на выход одеваем одну, а повседневно – другую. Так и имя. Среди малознакомых и чужих людей мы откликаемся на одно имя, а родные называют нас по-своему. Это нужно затем, чтобы недобрый человек не стал обладателем ключа к душе того, на кого он затаил злобу.
- Как это странно и неправильно, - нахмурился Горный Король. – Зачем одни люди делают плохо другим? Какая чёрная злоба двигала ведьмой, разрушившей жизнь твоего спутника?
- Вы знаете историю Лесного Кота? – удивилась Синди.
- Конечно. Обвинение тогда пало на троллей, но они так возмутились, что не успокоились, пока весть об их непричастности к чёрному колдовству, совершённому над семейством Кюри, не была донесена до самых нелюдимых обитателей Новой Европы.
В горле Лесного Кота заклокотало. Он повернулся к огню и несколько раз плотоядно облизнулся. Синди спросила:
- Неужели ничего нельзя изменить? Ему так нелегко быть в шкуре Лесного Кота…
- Отчего же. Ни одно колдовство, кроме боевой смертельной магии, не бывает бесповоротным. Это непреложный закон: если творишь волшебство, то должен думать о последствиях. А последствия есть всегда, поэтому чтобы избежать их, маги и колдуны должны оставлять своей жертве шанс. Ведьма, обрушившая чары на вашего спутника, сотворила заклятье поцелуя любви. В этом случае у обращённого есть возможность получить свободу через чью-то самоотверженную любовь. Это очень редкое в нашем мире явление, поэтому ведьма предполагала, что её колдовство надёжно. Но есть ещё один путь.
Волк всё это время внимательно слушал разговор, но тут заинтересовался настолько, что оторвался от созерцания пламени и уставился на Горного Короля. Тот оценивающе оглядел своих гостей и сообщил:
- Этот путь известен Оракулу Хрустального Шара.
- А кто это?
- Оракул – самый великий прорицатель нашего времени. Нет на свете и под землёй тайн, сокрытых от его всепроницающего взгляда. Он живёт по ту сторону водопада. Если у вас есть желание, то после небольшого завтрака Скель отведёт вас к нему.
- Вы так добры к нам, - улыбнулась Синди.
- Это мой долг, милая девушка, - ответил Горный Король. – Лесной Кот вступился за детей, попавших под действие злых чар. Он рискнул своей жизнью и выручил их из беды, а заодно не позволил обмануть меня. Ведь ведьма, которая заколдовала детей горняков, хотела продать их мне для работы в забое, где даже гномам невмоготу работать. Лучистый камень, который нужен кобольдам для их подземных поисков, мы добываем в проклятой шахте. Несколько крупиц его, упрятанные в свинец, служат рудознатцам, не причиняя вреда, но в забое даже воздух пропитан ядовитыми парами. Никто, кроме серых дваров, не выдерживает там долго. Они сейчас редкость. В давно минувшие века серые двары встречались почти везде, где были горы, а теперь их осталось совсем мало. Ведьма поклялась, что из-за моря приехал торговец, который привёз в наши края дваров из Чёрных Гор. Она пообещала мне, что выкупит их и привезёт мне, а на самом деле одурманила местных подростков, наложила на них заклятье и едва не продала как рабов.
- Вы бы заплатили ей? – спросила Синди.
- Выкупить из неволи сынов великого подземного народа – честь для меня, - с гордостью ответил Горный Король. – Конечно, я всё равно отправил бы их в шахту, но это не так страшно, как вам может показаться. Для серых дваров такие места – дом. Они собирают в пещерах, которые непригодны для других существ, особые грибы и лишайники. А вот для обращённых в дваров детей шансов не было. Они умерли бы через пять-шесть дней, потому что ведьма изменила их только внешне. Внутри у них всё было человеческим.
- Котик, ты и правда спас этих ребятишек, - обрадовалась Синди. – Отобрал у колдуньи невинные души.
«Не фиг было яблоки в чужом саду воровать», - подумал Волк, чувствуя, как каминное тепло выгоняет из его шкуры сырость, впитавшуюся у водопада.
Горный Король хлопнул в ладоши. В зале снова появилась прислуга – шустрые безбородые гномы, которые, казалось, ничем друг от друга не отличаются. Они живо выставили стол, сервировали его и уставили блюдами с яствами, каких Синди и представить себе не могла.
- Угощайтесь, дорогие гости. Разделите с нами нашу скромную трапезу. Вот филе рыбы-безглазки, которая живёт в жемчужине наших пещер – подземном озере Сапфир. Вот раки из этого же озера. А это – креветки, которые ловят соплеменники Скеля в вулканических гротах на границе с Кипящим морем. Василиски - искусные ныряльщики, без них гномам пришлось бы туго.
- Благодарю, Ваше Величество, - поклонился советник. – Позвольте и мне порекомендовать нашим гостям великолепное блюдо пещерной кухни. Вот эти грибы в янтарном масле – настоящий деликатес. Гномы научились выращивать их до гигантских размеров на искусственной почве и улучшили их вкусовые качества. Но больше всего меня всегда удивляла способность гномов обучаться ремёслам, не свойственным их природе и жизненному укладу. В старых пещерах они устроили плантации злаков и выращивают под искусственным светом рис и кукурузу. Культуры не такие, как на поверхности, и всё же гномы добились своего и делают из зёрен муку, пекут хлеб и варят эль.
Долгая прогулка и обилие впечатлений способствовало пробуждению хорошего аппетита у Синди и Волка. Они с удовольствием отведали всего понемногу. Правда, Синди для этого пришлось поухаживать за мохнатым другом, разделывая по примеру хозяев креветок и раков, так что Волк чувствовал себя немного стеснённо. Немудрено ощутить неудобство, если ты сидишь за одним столом с королевской особой, но при этом по-королевски ухаживают не за ней, а за тобой.
- Ну, что ж, - сказал Король Бриллиант, - часть своего долга я выполнил, а теперь Скель поможет мне исполнить другую. Оракул предупреждён и ожидает вас. Прежде чем проститься, я хочу сделать небольшой подарок на память.
Он извлёк из-под складок меховой накидки серебряный колокольчик и протянул его Синди. Колокольчик был необычной формы: изогнутая трубка, к которой с внешней стороны было припаяно колечко для шнурка, а с внутренней – язычок в форме горняцкого молотка.
- Это волшебный колокольчик, - объяснил Горный Король. – Если вам понадобиться моя помощь, нужно коснуться им любой скалы или камня – и я предстану перед вами. Если же позвонить просто так, то любые недобрые чары или наваждение будут сброшены, если, конечно, это не чёрное проклятье, как в случае с Лесным Котом. А теперь идите. Удачи вам.
* * *
Синди думала, что советник Скель поведёт их каким-нибудь коротким ходом, вырубленным в глубине стены, смыкающейся с водопадным колодцем. Но вместо этого василиск повернул обратно к литейным цехам, на Великий Мост Предков.
- Оракул живёт уединённо, поэтому забрался за кварцевую жилу, разделяющую наши горы пополам. Эту породу не способна источить даже река, а инструменты гномов тупятся об неё. Конечно, если бы кобольды указали, что где-то внутри этого двадцатиметрового слоя спрятано хотя бы несколько жеод аметистов или горного хрусталя, они источили бы сотни зубил, но пробились к цели, как проделали это двумя уровнями ниже. Там нашли берилловую жилу, в которой попадаются восхитительные аквамарины.
Мост тем временем, вынырнув из очередного арочного прохода между пещерами, привёл их в обширную и довольно глубокую выработку, в которой уступы и террасы соединялись между собой поперечными мостами поменьше. Звон кирок в боковых штольнях, скрип тачек с рудой создавали шум, который Волк слышал только в армии, когда на полигоне мимо их стрелкового сектора маршем двигалась колонна танков. Тем не менее, когда они проходили над одним из мостов, ему удалось расслышать угрюмую песню:
Мы как кроты скалу грызём
Железными зубами.
Мы день и ночь вперёд ползём,
Крошим и рубим камень.
Пророем вдоль и поперёк
В глубоких недрах норы!
Вы только нам назначьте срок –
Отыщем злата горы!
Грянем громом!
Душой тверды мы как алмаз!
Это гномы!
Нет никого богаче нас!
Мы в минералах знаем толк,
Но скрытны, нелюдимы.
Нас в подземельях целый полк,
Усердных невидимок.
Пророем вдоль и поперёк
В глубоких недрах норы!
Вы только нам назначьте срок –
Отыщем злата горы!
Грянем громом!
Душой тверды мы как алмаз!
Это гномы!
Нет никого богаче нас!
«Надо же, - подумал Волк, - даже гномам песня строить и жить помогает. Надо запомнить слова. Потом заставлю Сильвера завернуть к ним соло в стиле «Акцепт» - и выйдет замечательный мрачный «боевик».
Вскоре Скель привёл их к месту, где Великий Мост упирался в широкую площадку – перекрёсток нескольких подземных дорог. В центре площадки стояло что-то вроде светофора, только не с цветовой сигнализацией, а с одним-единственным фонарём, поворачивающимся по часовой стрелке гномом-регулировщиком. Каждые полминуты он дёргал за рычаг, и фонарь указывал, в каком направлении сейчас должно идти движение. Для гномов с тачками это был отличный повод перевести дыхание. И ещё большинство из них успели перекинуться парой замечаний по поводу странных чужаков, ведомых советником Короля Бриллианта.
С площадки Скель повернул направо. Начался запутанный путь по лабиринту коридоров, штреков, лестниц и мостиков. Дважды они оказывались над пропастью, где на неимоверной глубине светились фонари рабочих площадок. Трудно было представить, как широко и глубоко раскинулось под горами королевство гномов.
Наконец, путь завершился. Скель остановился перед дубовой дверью, окованной медью, и предупредил:
- Оракул Хрустального Шара – не самый любезный хозяин. Не удивляйтесь, если он будет резок или покажется вам странным. Он очень стар и любит одиночество.
Дверь вела в абсолютно тёмное помещение. За время блужданий по Подземному Королевству Синди и Волк не раз проходили по плохо освещённым участкам, да и в просторных пещерах было не слишком светло, поэтому их глаза уже привыкли к полумраку. Но здесь света не было вообще. Когда дверь за их спинами затворилась, отгородив их от пары недалёких фонарей, на плечи словно навалилась первородная тьма.
Впрочем, зрение Лесного Кота позволило Волку быстро сориентироваться. Помещение было не слишком большим и довольно тёплым, воздух – сухим. Пахло бумагой, деревом и чернилами. В темноте, непроглядной для человека, Волк распознал книжные полки. Но почему же тогда так темно? Трудно поверить, что любитель книг предпочитает свету темноту.
Тут напротив них, в ближнем углу, что-то блеснуло. Оказалось, что там установлен небольшой бархатный шатёр, внутри которого кто-то включил яркое освещение. Бархатный полог засветился багрянцем, внутри угадывалась массивная фигура в колпаке.
- Гости Его Величества прибыли, мудрейший, - сообщил Скель.
- Есть ли среди них светловолосая девушка по имени Мария Люсинда? – спросил глубокий таинственный голос внутри шатра.
- Да, - встрепенулась Синди. – Это я…
- Войди и узнай свою судьбу, человеческое дитя!
Внезапно Синди овладел непонятный страх. Она мелкими шагами приближалась к шатру, и с каждым шажком по телу прокатывались всё более сильные волны холода. Девушка поняла, что сейчас окажется рядом с таинственным горным духом – всеведущим существом, один на один со своей собственной обнажённой судьбой, которую человеку не дано знать, ибо это опасно.
В двух шагах от шатра её ноги отказались идти, но тут подоспел Скель, который откинул полог и мягко подтолкнул Синди внутрь. Она и опомниться не успела, как оказалась сидящей на топчане напротив сморщенного карлика в шерстяном кафтане и таком же колпаке с колокольчиком на остром кончике. На носу-сливе поблёскивали смешные круглые очки с толстыми линзами вместо стёкол. Нужно сказать, что кобольды отличались от гномов так же, как гномы от людей. Взрослый гном был человеку по плечо, а кобольд едва доставал макушкой до пояса. К тому же, гномы имели шершавую кожу цвета окисленной бронзы и отличную мускулатуру, а кобольды были краснолицы, остроухи и пронырливы. В общем, тень на пологе шатра была чистой иллюзией, оптическим фокусом.
Оракул придирчиво посмотрел на Синди поверх линз и неожиданно заговорил совсем другим, гораздо больше подходящим для такого тщедушного создания голосом:
- Ты симпатичнее, чем я ожидал. Я не очень разбираюсь в человеческой красоте, но теперь мне ясно, почему твоя зложелательница так завидует тебе.
Потрясённая Синди только моргала. Кобольд усмехнулся:
- Думаешь, что все на свете такие же добрые, как твой отец, тётя и челядь? Впрочем, знаю, что уже не думаешь. К тебе пришло знание правды, и ты повзрослела. Увы, рано или поздно наступает момент, когда сердце каменеет, а душа начинает черстветь. Главное – не дать ей зачерстветь изнутри. Ты ведь хочешь оставить немного мягкости для тех, кого любишь?
Синди кивнула. Язык её не слушался. Взгляд кобольда смягчился, он кивнул:
- Хорошо, я вижу, что впереди у тебя много любви. Для этого даже не нужно смотреть в Хрустальный Шар. Но я всё же посмотрю, потому что от того, как ты пройдёшь все выпавшие тебе испытания, зависит судьба многих людей.
Синди сглотнула, чувствуя, что от волнения у неё начинает кружиться голова.
Оракул протянул руку и вцепился игрушечными пальцами в какой-то рычажок. Он потянул за него, и сбоку на изогнутой блестящей лапе выдвинулся большой, сияющий всеми цветами радуги шар.
- Слышала, небось, что ваши человеческие медиумы и колдуны пользуются хрустальными шарами, чтобы заглядывать в будущее? – усмехнулся кобольд. – Так вот знай, что девять из десяти – мошенники, потому что изготовить такой шар под силу только гномам. Они обладают древним знанием, которое всем народам нашего мира оставили в наследство те, кто был до атлантов. Но лишь гномы сохранили его крупицы, потому что изменились за минувшие тысячелетия меньше других. Даже мы, кобольды, из-за того, что постоянно жили по соседству с людьми, очеловечились. Нахватались всяких вредных привычек, да ещё и лелеем их, как собственные, и претендуем на то, что именно мы это всё и придумали. Ох, что это я?.. Да, Шар! Таких на свете всего несколько, и все изготовлены в незапамятные времена, когда маги были действительно магами, а не жалкими колдунишками. Великую силу они вложили в Хрустальные Шары, поэтому прежде чем заглянуть в будущее или прошлое хотя бы на минутку, нужно два века учиться направлять энергию Шара. Со стороны это может показаться шарлатанством, но предупреждаю тебя – не вздумай хихикать и строить рожи, потому что после каждого сеанса у меня руки со спиной отнимаются, будто я в забое кайлом махал. Ясно?
Синди поспешно кивнула, хотя была уверена, что он видел её испуг и понимал, что ей не до смеха. Кобольд удовлетворённо покачал головой, устроился поудобнее и велел:
- А теперь посмотри внутрь Шара. Расслабься, глубоко вдохни, выдохни и посмотри внимательно.
Он потянул за ещё один рычажок, светильник поменял положение. Теперь игра красок внутри Шара была уже не чередой случайных бликов. Там что-то обретало форму, и Синди это показалось очень знакомым. Отец!
- С ним всё в порядке, - успокоил её Оракул. – Он тоскует по тебе и в глубине души не верит в твою гибель. Твой путь – к нему. Но на пути этом – тёмные силы. Они будут мешать тебе, вредить, пакостить, но ты не пугайся, смело иди против них. Ты будешь не одна. С тобою рядом будут верные друзья. Это самое главное богатство… А это что?.. Не может быть!.. Это твоё будущее и не твоё… - Кобольд замахал маленькими ручками, - Никогда такого не видел! У тебя есть ещё одно будущее! В тебе два человека?! Как такое может быть? Да что же я… Надо успокоиться, отдышаться… Вот так-то лучше. Дай-ка я теперь взгляну под иным углом… Да… Да! Я вижу ещё одну судьбу! Она не связана с этим миром, она вдали от нас… Большие каменные города…Повозки без лошадей… Магические зеркала, через которые можно видеть другие части света…
- Это страна фей? – шёпотом спросила Синди.
- Это страна людей! – сердито ответил Оракул. – Откуда у фей повозки?! И зачем этим лентяйкам каменные города?! Чёр-рная пр-ропасть!.. Не серди меня, дитя. Шар этого не любит. Он любит ясность мыслей, а раздражение всё туманит. Гляди в Шар, гляди. Хорошо, хорошо… Я снова вижу… тебя, но другую. Она сидит рядом… с тобой! Глаз не может оторвать, смотрит как зачарованная. А что было до того? Холод… Ночь… Что это? О, да это снова ты, только почти замёрзшая. Уже и снег на лице не тает! Я знаю, почему ты оказалась в горах во время бурана. Я знаю злыдню, которая тебя до этого довела. На тебе была печать смерти… Невероятно! Они похитили тебя из лап Вечной Ночи! Такое бывало, но это промысел Посланников Света, а не людей! Глазам своим не верю!
Кобольд в изнеможении откинулся на спинку своего кресла и закрыл морщинистые веки. На его усталом лице отразились изумление и восторг. Синди взволнованно перевела дух, но не решилась нарушить тишину неуместным вопросом. На самом деле вопросов было в десяток раз больше, они хороводом кружились в её мыслях, будоража сознание.
Оракул выпрямился и посмотрел на неё пронизывающим взглядом.
- Надо же, - произнёс он, - как мне повезло. Проще отыскать золото в пустом отвале, чем увидеть человека, судьба которого так прочно связана с десятками других. Впрочем, так оно и должно было случиться. Ведь ты спутала планы злобной колдуньи, которая сломала судьбы десятков человек. Она пёрла буром, не ожидая последствий, шла к своей гнусной цели и вдруг нарвалась на чистую душу. Испортить, развратить тебя она была не в силах, потому и задумала уничтожить. И тут-то начали действовать силы равновесия. Могущественная сила заступилась за тебя. Не могу сказать, какая именно, но поверь, она светлая. Думаю, только Зодчему Вселенной и его помощникам под силу сделать такой узел из судеб.
Кобольд умолк, подперев морщинистую щёку кулачком. Синди пыталась переварить сказанное, но это было выше её сил. Оракул вздохнул:
- Великая судьба, великое испытание. Иди, дитя, и помни, что тот, кто любит и верит, не подвластен злу. И направь ко мне своего спутника.
Синди вышла из шатра и, придерживая полог, сказала:
- Котик, Оракул зовёт тебя.
В другое время Волк всем своим видом показал бы, что ему эта идея не нравится. Он никогда не верил прорицаниям, гороскопам и прочим эзотерическим трюкам. Но после того, как в лесу ему встретились говорящие птицы, а из старой штольни вышли на лунную поляну настоящие гномы, Волк начал сомневаться, стоило ли сомневаться.
Он вошёл в шатёр и посмотрел на Оракула. Тот возился с рычагами и не обращал внимания на гостя.
- Клянусь сиянием королевской сокровищницы, ещё никогда так не уставал!.. Сейчас расскажу этому юноше его… А-а-а!.. Что такое?! Откуда здесь леопард, Скель?! Чёр-рная пр-ропасть! Почему он так смотрит на меня?!
В шатер просунул треугольную морду василиск. Они с Волком переглянулись, и Скель насмешливо прошелестел:
- Его уже кормили.
- Полный свинец! – выругался кобольд, хватаясь за сердце. – Ртуть вам в кисель! Надо же предупреждать… Ох, лучше бы я в детстве в ползуны подался. Отползал бы свою тысячу лет по щелям да гротам и уже отдыхал бы в тёплой келье, элем баловался…
Волк решил подождать, пока старик проворчится, и уселся на топчан, изображая дрессированную пантеру. Кобольд с подозрением присмотрелся к нему, потом надвинул на переносицу свои гротескные линзы, от чего маленькие белёсые глазки с редкими ресницами превратились в огромные буркала.
- М-м-м, теперь мне всё ясно, - покачал головой Оракул, и колокольчик на кончике колпака заманчиво замерцал перед глазами Волка. Он едва сдержался, чтобы не шлёпнуть по нему лапой. Кобольд продолжил, - Я ведь был уверен, что в шатёр войдёт статный юноша. У тебя аура человека.
«Конечно, - подумал Волк. – Вот только крыша уже ехать начинает от всех этих кошачьих инстинктов. Ещё немного – и совсем озверею».
- Что, что? – спросил кобольд. – Не расслышал твои мысли.
Волк вытаращил на Оракула глаза. Тот усмехнулся:
- А ты думаешь, почему я ожидал увидеть человека? Видеть ауру и слышать мысли я раньше всех в группе научился, лучшим был. Ну, что, парень, поведай, как удалось тебе не стать за два с лишним десятка лет кровожадным убийцей?
«Откуда ж я знаю? – подумал Волк. – Сам в этом теле четыре недели».
- Как это так? – не понял Оракул. – Я что-то пропустил?
Кобольд пододвинул Хрустальный Шар и стал всматриваться в него. Через минуту он его отодвинул и почесал за остроконечным ухом. Колпак при этом съехал набок, колокольчик снова зазывно сверкнул. Волк облизнулся, но всё же справился с желанием как следует заехать лапой по раздражителю.
- Ну, и денёк, - проговорил Оракул. – Сначала узел судеб в лице девушки, которая далека от королевской крови, теперь обращённый из легенды. Откуда вас целых двое на моё слабое сердце? И ладно бы просто девушка и заколдованный парень, так ведь оба с двойной судьбой! Как мне это понимать? Может быть, я схожу с ума?
«Какой-то непроницательный прорицатель, - усмехнулся про себя Волк. – Неужели не разглядел, что нас по двое в одном теле? Не халтурь, дедуля. Гляди в обе линзы».
- Так не бывает! Такое под силу только… Да простят меня небеса, которых я не видел уже двести лет! Ты не граф Кюри?!
«Похоже, надо было взять с собой паспорт», - подумал Волк и фыркнул.
Оракул снова пододвинул Шар и впился в него глазами, напялив на сей раз линзы.
- Ты из того же места, что и… постой-ка, а ведь ты тоже был там, где спасли Марию Люсинду. Ты нашёл её! Да, я вижу! Но ты не там… Ты стал Лесным Котом, который… Что за ералаш! Ты занял место графа Вольфганга Кюри?
«Да не занимал я ничьего места. Видел когда-нибудь карточного валета? Карта одна, а физиономии две».
- В Подземном Королевстве играют в кости, но эта игра мне знакома, - прищурил буркала кобольд. – И ты хочешь сказать, что Вольфганг всё ещё в теле Лесного Кота? Но как вы там уживаетесь вдвоём?
«Это тебе не две ноги в одной штанине, - ехидно подумал Волк. – И потом, от мозгов этого графа уже давно ничего не осталось. Он превратился в кошака в двухлетнем возрасте. В лучшем случае к тому моменту он научился связно говорить десяток коротких фраз и держать ложку. Глупо предполагать, что мозг с уровнем развития двухлетнего ребёнка хоть что-то сохранит в памяти за двадцать лет. Ему в шкуре кота, между прочим, в лесу приходилось выживать, а не в тёплой конуре сосиски жрать».
- Хорошо. Ты прав. Но всё это так любопытно. Если с тебя снять заклятье, то ты по-прежнему будешь сосуществовать с графом, только уже в его человеческой ипостаси. Теперь я знаю, что вы вместе спасли девушку и хотели её вернуть в отчий дом. Что-то помешало вам? Кто из вас произносил заклинание? Уверен, что он колдун-недоучка.
«Он вообще не колдун. Заклинание мы нашли случайно. Оно хорошо работало, пока мы не вытянули в своё время полузамёрзшую девчонку».
- Ах, вот как было дело. Опасно, знаешь ли, шутить с магией. Однажды мне показывали замороженное во льду тело кобольда, который пару тысяч лет назад попытался воспользоваться магией троллей. Говорят, что этот несчастный хотел обратиться в дракона, не зная при этом, что магия троллей примитивна. Они пользуются ей только в крайнем случае, потому что не владеют балансом сил. Чары троллей подобны пчелиному жалу. Пчела вонзает в нападающего острый ядовитый шип, он застревает, а ей, чтобы освободиться, приходится разрывать своё брюшко. Нелепый способ защиты. Так вот, тролль, которого вынудили прибегнуть к магии ради обороны, долго потом восстанавливает своё тело. А вот кобольды этого не умеют. Хуже всего, что бедолага, которого я видел в леднике, ещё несколько месяцев мучился в искорёженном теле. Всё осознавал, страдал, но ничего не мог сделать. Лучше бы умер сразу.
«Я умирать не собираюсь, - заявил сердито Волк. – Вообще, я себя неплохо чувствую, только есть неудобно».
- Да? Как интересно… На твоём примере можно целый курс лекций по магии прочитать. Только я уже не преподаю. Не люблю суеты… Так на чём мы остановились? На заклинании? Ведьма крепко тебя приложила. Это одно из самых коварных заклинаний. По её плану снять чары может лишь девушка, которая полюбит тебя. Можешь себе представить такое? Конечно, попадаются романтические особы, которые могут нафантазировать себе что угодно, но дойти до крайности и полюбить зверя – этого от них не дождёшься. Любовь имеет свойство связывать мысли девушек с материальным, осязаемым объектом. С таким, который мог бы взять замуж и стать отцом её детей. Тут, прости, не место сказке. Попробуй убеди хоть одну из них в том, что ты не леопард, а заколдованный наследник благородного графа. Если удастся, я лично воздвигну твой памятник из чистого золота. Но этого не будет, мой юный друг. Женщины всех народов, будь это люди, гномы, кобольды или ещё кто-то, во всём, что касается брака и потомства, расчётливы от природы. Они выбирают лучших, чтобы родить самых красивых, здоровых и способных детей. Так что не надейся на встречу с влюблённой принцессой. Нынче никто не целует лягушек, чтобы найти себе мужа. Я подскажу тебе иной путь.
Оракул повозился на кресле, устраиваясь поудобнее. Волк внимательно смотрел на него, почти не моргая.
- Что делает человека человеком? – спросил кобольд и сам же ответил, - Человеческие поступки. Если ты ведёшь себя по-человечески, то ты уже не зверь. Стоит только начать. И ты уже начал.
Волк моргнул.
- Ты вступился за попавших в беду человеческих детей и дважды подверг себя опасности, - продолжил Оракул. – Первый раз на тебя могла напасть ведьма, второй раз – горняки. Но ты довёл дело до конца, как подобает мужчине. С этого момента ты уже не зверь. Чары начали разрушаться.
Волк покрутил вокруг себя хвостом в знак недоверия к этим словам. Кобольд усмехнулся и велел:
- А теперь взгляни внимательно на свои передние лапы.
Волк приподнял правую переднюю лапу и растопырил когти. И чуть не рухнул с топчана: когти на пальцах по-прежнему были смертоносно острые, но сами пальцы уже не были кошачьими. Это были почти человеческие фаланги, разве что более короткие и покрытые мехом.
Но он готов был поклясться своими вибриссами, что до того, как он устроился на топчане, его передние конечности были полноценными леопардовыми лапами!
- Вот видишь, - довольно сказал Оракул. – Даже такое страшное колдовство обратимо. Так вот, слушай меня. Ты должен совершать человеческие поступки до тех пор, пока не станешь человеком в полной мере. Никто не знает, сколько поступков нужно совершить. Может быть, три, а может, все триста. Но учти – отступишь, проявишь слабость, и заклинание снова начнёт брать над тобой верх, потому что это не прямое выполнение условий, а обходной путь. Нельзя быть кем-то наполовину. Больше мне нечего тебе сказать. Прощай, Вольфганг Кюри.
Волк, как во сне, слез с топчана и вышел из шатра. Снаружи тотчас зажёгся свет, позволив пришельцам из мира солнца увидеть жилище подземного мудреца: ряды полок с сотнями книг, чертёжный стол, сложную конструкцию из линз разной величины и формы, множество карт на стенах и стеллажах.
Скель повёл их совсем другим путём. На одной из подземных развилок он почти сразу взял другое направление и привёл их к шахте подъёмника. Это было очень хорошо, потому что Волку было неудобно передвигаться с видоизменёнными передними лапами. Пальцы потеряли упругость, когти перестали втягиваться и клацали о камень, будто он шёл на птичьих лапах. Это напрочь отвлекло его от всяческих размышлений о том, что будет дальше.
А вот Синди наоборот крепко задумалась. Девушка размышляла о своей судьбе и о том, как она может быть связана с судьбами других людей. А ещё о том, что она увидела в жилище Оракула. Там, пытаясь расслышать бормотание старого кобольда, который, казалось, беседовал сам с собой, Синди бросила взгляд на тени, падающие на бархатный полог шатра. Одна из них принадлежала кобольду, а вторая… человеку! Это должен был быть силуэт большой кошки, но вместо этого Синди увидела тень стройного молодого человека. Она сразу узнала профиль, который заставлял её сердце биться вдвое быстрее. Ошибки не было – он принадлежал Волку.
Обратный путь на поверхность оказался неожиданно коротким. Вместо путешествия по Великому Мосту Предков их ожидала недолгая прогулка по нескольким извилистым коридорам, после чего Скель неожиданно вывел их к той самой кованой двери в полутёмном гроте. Стражи отсалютовали им секирами и снова замерли, словно изваяния.
- Ну, вот и пора расставаться. Я был рад познакомиться с вами.
- Спасибо вам за всё, советник, - улыбнулась Синди. – Это было очень интересное путешествие. Желаю вам и вашему благородному народу процветания.
- Благодарю вас, юная леди. Удачи вам, и не потеряйте колокольчик. Это наш с вами шанс встретиться снова.
С этими словами советник шагнул в гулкую тьму пещер Горного Короля, и тяжёлая створка затворилась за ним.
* * *
Управляющий шахтой должен отвечать не только за ведение горных дел, но и за порядок в самом посёлке. Так говорили отставному капитану гренадёров Дольманну, когда он вызвался принять дела в Джорди. Управляющий – он и мэр, и судья, и полицейский пристав. Первый человек в посёлке – это не столько власть, сколько ответственность. Потому-то Дольманн и решил сделать для Джорди всё, что будет в его силах. Пока молодым был, организовал рытьё колодцев на всех улицах, и вместо одного их в посёлке теперь было четыре. Затем обустроил тротуары, направив бригаду самых молодых горняков на укладку известковых плит. Лет десять назад уговорил-таки свою ворчливую супругу заняться ведением дел в небольшом магазинчике, где сначала можно было купить только с десяток продовольственных товаров, а затем появились и инструменты, и скобяная мелочь, и ткани, и много другого. Госпожа Дольманн хоть и ленивая, но до денег страсть как охочая: любит позвенеть монетами, пощёлкать костяшками на счётах, подводя итоги дня или недели. Так и соблазнилась в магазине командовать.
А теперь вот исчезла. Дольманн жены ещё засветло хватился. Обычно она с ним не ужинала: терпения не хватало дождаться, когда он с пересменка вернётся. Дольманн хлебал наваристые щи или ел пироги – произведение их пожилой кухарки Любани, а хозяйка сидела под лампой с абажуром и стучала костяшками счёт. Одновременно с этим она умудрялась ворчать, беспрестанно жалуясь то на работников, то на соседок, то на высокие оптовые цены.
Не повезло Теодору Дольманну с женой. А ведь когда ухаживал за ней, такая скромница была, такая тихоня. Никто от Анны слова грубого не слышал, все родственники нарадоваться на рукодельницу и послушницу не могли. Да и после замужества она смирная была, о сыновьях всегда с такой нежностью заботилась. Дольманн и на службе, и после увольнения всем сердцем к ней стремился. Но когда пришёл домой, другую Анну увидел. Хмурую, замкнутую, а иногда и злую. Какая муха её укусила? Со временем, когда в Джорди переехали, она как будто немного оттаяла, чаще улыбаться стала, только никогда ничем не была довольна. Всё ей не так было, и люди вокруг, как её послушаешь, сплошные недотёпы, ротозеи, воры, дураки и так далее. Сыновья с ними в Джорди ещё пару лет пожили да и наладились в столицу: старший – на верфи, младший – в почтовые курьеры. Сейчас уж внуки подрастают, да вот съездить к ним только раз получилось, и то без супруги. Службу надолго не оставишь.
В тот вечер Дольманн ужинал в тишине. Сам того не понимая, он наслаждался этим неожиданным обстоятельством. Уж очень надоедало постоянное ворчание. Чего греха таить, сам-то он ценил в женщинах совсем другие качества. Ему нравилось общаться с такими светлыми натурами, как вдова его предшественника госпожа Шеломенцева, которую ни потеря мужа, ни одиночество, ни возраст не могли заставить перестать улыбаться людям и позабыть страсть к рыбалке. А взять ту же Марту, жену штейгера Виллема Вуда, или Галину, сестру самого работящего из горняков Филиппа Кульченко - никогда не унывают, всё хозяйство домашнее тянут, детишек поднимают. Никогда не ноют, не склочничают, не сплетничают, к главе семьи с почтением относятся. Любо дорого посмотреть, приятно поговорить, а помочь в чём-то ещё приятнее.
Однако жил-то под одной крышей Дольманн не с ними, а со своей старой пилой, поэтому после ужина всё же хватился – а где она, в самом деле? Спросил кухарку, работников, но никто не видел госпожу Дольманн с семи часов вечера. Тогда он вышел на улицу, погулял вокруг дома, прошёл от своей калитки до горного участка, по пути спрашивая всех, кого видел, не встречали ли они его супругу.
Когда начало темнеть, он стал беспокоиться. Никто не видел его жену, и он даже примерно не мог предположить, в какую сторону она пошла, и где её искать. Даже кумушки Казариха и Магда Лукуш – главные поселковые сплетницы не знали, куда подевалась госпожа Дольманн. Правда, Казариха, хоть и считал её управляющий бестолковой бабой, предположила, что его супруга пошла к старой цыганке Хильде, что жила на отшибе. Мол, на картах погадать захотелось. Казариха даже послала с Дольманном двух своих сыновей, дюжих горняков, заставив их взять шахтёрские фонари. Всё-таки, темно уже, а на том краю посёлка и дорожка разбита, и овраг лесной рядом – мало ли что.
Пока Дольманн с молодцами сходил к покосившейся хибаре одинокой старухи, пока достучался до неё и убедился, что супруга сюда не приходила, сумерки сгустились, а из-за лесистого гребня горы, продырявленной у основания шахтой, на небо выползла лупатая луна. Дело принимало неприятный оборот, Дольманн разволновался и почувствовал неприятную слабость. Он знал, что про его жену в посёлке говорили всякие мерзкие вещи. Что ж, её характер создавал для этих разговоров благодатную почву. Но одно дело - разговоры, и совсем другое…
- Что ж теперь делать-то? – спросил сам себя Дольманн. – Не могу же я вот так бросить это и спокойно пойти спать, если человек потерялся!
- А может, господин управляющий, у Сеньки Валдая его кобеля попросить? - предложил старший из сыновей Казарихи. – Всё ж таки Зорко – охотничий пёс.
- И то правда, - поддержал его младший брат. – У Зорко нюх такой, что ого-го!
Они поспешили к любителю охоты Семёну Валдаеву, уговорили его сводить пса во двор к Дольманну, чтобы там поискать след. Но Зорко привёл их в палисад, под яблоню со слишком рано налившимися яблоками (будь они неладны!), и там расстроено зарычал, зафыркал, отбежал в сторону и жалобно заскулил, глядя на хозяина.
- В зуб тебя зубилом, - пробормотал удивлённо Семён. – Второй раз в жизни такое вижу. Первый раз был, когда он в осиное гнездо по малолетству нос засунул. Что ж там такое?
Ничего особенного под яблоней никто из них не увидел, но Зорко отказался подходить к месту, куда вёл след. В других местах палисада он следа не взял, хотя честно рыскал по земле, пыхтя и поскуливая. В полном недоумении Семён спросил:
- Может, за оградой попробуем поискать?
За оградой Зорко следа не взял. Потыкался туда-сюда, поскулил и вопросительно посмотрел на хозяина. Тот развёл руками:
- Нет тут свежих следов. По свежаку он нас в палисад привёл, но там ему что-то не понравилось. Может, удобрение какое под яблоней пролили?
- Так по ту сторону яблони следа нет, - напомнил старший из братьев.
- И на яблоне госпожи Дольманн не видать, - с простодушным видом развёл руками младший. – Так куда ж она могла деться?
Никто не ответил на его вопрос, потому что в это время по соседству послышался какой-то шум. Кто-то плакал, кто-то что-то тревожно объяснял. Дольманн поспешил туда, за ним остальные. Оказалось, у горняка Миколы Шалевича пропал сынишка. Обыскали весь дом от крыши до подполья, обшарили всё подворье, а его нигде нет, хотя одежда, которую снял перед сном, осталась на месте.
Пока Дольманн соображал, что делать, на другом конце улицы тоже послышались взволнованные голоса. Это выскочил на улицу возбуждённый бригадир смены Нестор Горенко. В одной руке у него был фонарь, в другой – солдатский ремень.
- Прибью сопляка! – рычал Нестор. – Мне на работу с утра, а я должен на ночь глядя бегать по посёлку и искать этого лоботряса, чтобы мамка успокоилась!
- Что, и твой пропал? – спросил Дольманн.
- А чей ещё? – выкатил глаза бригадир.
- Да вот, Миколин пацан тоже слинял куда-то.
- Ну, понятно! Затеяли что-то, сорванцы! Сговорились и удрали! Вот где их носит, поганцев этаких?!
- Ты погоди блажить-то, - успокоил его Дольманн. – Куда они денутся без одёжки да без фонарей? Дальше огородов не уйдут.
Однако успокоить взбудораженных родителей было непросто. Нестор вообще был натурой горячей, заводился с полуслова, да тут ещё выяснилось, что и на соседней улице в двух домах из постелей исчезли подростки. А спустя полчаса пропавших недорослей насчитывался уже почти десяток. Такой табор призвать к порядку было уже почти невозможно.
Джорди гудел, как пчелиный улей. Собаки от этого брожения тоже в стороне не остались, начали пересказывать друг другу, на каком краю посёлка что происходит. Дольманн, поначалу обескураженный пропажей жены, собрал чувства в кулак и принялся за свою работу.
- А ну, народ, давайте по порядку! – громко сказал он, привлекая к себе внимание гомонящих горняков и их родственников. – Далеко они в темноте не уйдут, значит, спрятались где-то в посёлке. Женщины, расходитесь по домам и сторожите двери и калитки, чтобы никто в темноте незамеченный не входил и не выходил. Проверьте остальных детей, на месте или нет. Мужики, кто ещё не осматривал свои дворы – за дело. В каждую щель заглядывайте. Кто детей не досчитался, остаются со мной. Семён, ты тоже не уходи. Если не отыщем детей, пустим Зорко по следу.
- Так может, сразу и пустить? – спросил Семён.
- Обожди немного. Сейчас начнут сеновалы шерстить, глядишь, и спугнуть стервецов. А то ведь Зорко нас с тобой может начать через плетни да заборы по садам и огородам таскать. Сам знаешь, детишки любят с чужой клубники пробу снять. Мы пока вот что сделаем. Разделимся по трое, разойдёмся в разные концы посёлка с фонарями и факелами. Надо на всякий случай подежурить на окраинах. Что-то у меня на душе неспокойно. Нестор, вы с Миколой и Янеком будьте с твоего конца улицы. Карл, Джерри, Михал, дуйте в конец Подгорки. Мидлер, бери с собой Дюка и Мураша, топайте в ваш околоток, на Лесную. Друг от друга больше чем на пять метров не отходить, глядеть в оба.
Прошло ещё полчаса, к дому управляющего стали собираться горняки, осмотревшие свои подворья. Детей нигде не было.
- Чего тянуть? – спросил Семён. – Давай уже Зорко по следу пустим. За полночь перевалило!
- Что это? – раздался за спиной Дольманна удивлённый голос. – К шахте кто-нибудь уходил?
Все повернулись в сторону тропы, уходящей к шахте. Там, в темноте, кто-то шёл, освещая путь факелом.
- Не иначе они, - сказал негромко Семён. – К шахте никто не ходил.
Дозорные, посланные Дольманном в конец Подгорной улицы, были ближе всех к тропе, поэтому тоже заметили огонёк, перемещающийся в сторону посёлка. Они замахали фонарями, громкоголосый Джерри Пайлот крикнул:
- Э-эй! Сюда-а!
Все резво двинули навстречу приближающемуся факелу, и когда поравнялись с дозорными, Карл Олафсон возбуждённо сообщил:
- Или мне почудилось, или впереди них только что вышагивала зверюга с хорошего пса ростом!
- Да не почудилось! – сказал Михал Жичков. – Минуту назад они остановились, тот, что с факелом, подошёл к зверюге ближе и вроде как что-то говорил ему. А потом зверь в сторону леса рванул.
- Только не пёс это был, - пробормотал Джерри. – Кот здоровенный…
- Какой кот? – удивился Семён. – С малолетства по нашим лесам шастаю, и даже рысь не разу не встретил!
- Чего встали-то? – растолкал их Дольманн и зашагал вверх по тропе. – Если там зверь, его отогнать надо!
- Нет уже зверя, - сказал Карл, догоняя его. – Сбежал.
Зорко, бежавший рядом с Семёном на поводке, гавкнул и резко потянул левее тропы. Он явно уловил какой-то запах и торопился привести хозяина к крупной добыче.
- О, видали? – заметил Джерри. – Зверюгу почуял.
Горняки пошли за управляющим и через минуту встретились на тропе с группой подростков. Впереди шагал сын Нестора с факелом, за ним – остальные, и вид у них был напуганный. Все в сорочках, расползшихся по швам, растрёпанные, в каких-то клочьях шерсти.
Карл, Джерри и Михал подскочили к своим чадам и принялись тискать их и раздавать подзатыльники. Впрочем, Карл свою дочь пожалел, потому что испугался за неё и теперь радовался, что она жива здорова.
- Что? Что случилось? Куда вас понесло? – сердито спросил Дольманн.
- Мы были у заброшенной штольни, - проронил Горенко-младший.
- Вы зачем туда потащились в темноте, чуть ли не голые? – вспомнил, что нужно быть построже, Олафсон. – Бесстыжие!
- Мы ничего не помним, - виновато сказала его дочь.
- Вот мать тебе космы начнёт драть – вспомнишь! – пообещал Карл.
- Мы правда ничего не помним, - вступился за неё сын Нестора. – Я вот помню, как лёг спать, а потом – бац, и оказался у входа в пещеру.
- И что? – спросил Дольманн. – Вы там что, по земле катались? Ваши сорочки теперь только на ветошь годятся!
Другая девочка, дочь Дюка Карсона, дрожащим голосом проговорила:
- Там… были две ведьмы… Одна нас хотела превратить в чудищ и продать Королю Гномов…
Дольманн уже собирался прервать её, чтоб не слышать глупые детские отговорки, но девочка была неподдельно напугана. Её трясло, глаза были широко распахнуты, по щекам бежали слёзы.
- Я бы и сам в это не поверил, - поддержал девочку Горенко-младший. Он был старше всех и держался молодцом. – Мне четырнадцать, я в гномов и нечисть давно не верил. Но ведьма нас правда хотела продать. Из пещеры вышли пять вот таких недоростков, - он показал на своих рёбрах примерный рост гномов. - Четверо с топорами, а пятый – важный такой, с обручем на голове.
- Как выглядела ведьма? – спросил Дольманн.
- Толстая такая… не местная.
- А вторая? Их же было две?
- Вторая была не человеком. Какая-то животина вроде кошки, но она разговаривала.
- Врите, да не завирайтесь, - скривился Семён, едва удерживавший Зорко, беспокойно глядящего во тьму. – Как это может быть, чтобы кошка разговаривала? А с вами, кстати, что за зверюга вышагивала?
- Это Лесной Кот. Он убил ту ведьму, что нас сторожила, а потом проводил.
- Убил ведьму? – усмехнулся Семён. – Убил и съел?
- Нет. Он ка-ак дал ей когтями по шее – и всё, наповал. Она так и лежит там.
- Сказочником будет, - покачал головой Карл и поглядел на дочь, - А ты что молчишь? Сознайся, он врёт?
- Он не врёт, - севшим голосом ответила девочка-подросток. – Это правда был Лесной Кот. Горный Король похвалил его, велел проводить нас и ещё сказал, чтобы никто до рассвета не подходил к старой штольне, а то он заберёт его и заставит вечно искать самоцветы, как Штейгера.
- Враньё, - хмыкнул Семён. – Насочиняли с перепугу, знают, что их хворостиной отходят за эти ночные гуляния. Нет там никакой ведьмы, и гномов не было.
- А Зорко ваш отчего так беспокоится? – спросил Горенко-младший. – Ему запах Лесного Кота почудился, наверно.
- Насчёт этой байки про Кота мы с Зорко утром разберёмся, - пообещал Семён. – Вот возьму утром ружьецо и пойду следы искать. Если это Кот, то висеть его шкуре над моей кроватью. Господин управляющий, отпустите проверить?
- С рассветом вместе пойдём посмотреть, - решил Дольманн. – Без меня ничего не делай. Ну, а теперь - по домам. Утром всем на смену. А вы, молодёжь, давайте, отмывайтесь, получайте свои затрещины – и спать. Завтра из дома никуда. Мне с вами потолковать надо будет хорошенько.
* * *
Дольманн не спал всю ночь. Он то пил крепкий чай, к которому привык на службе, то выходил на крыльцо, чтобы выкурить трубку, то навещал дозорных, которых выставил на ночь и освободил от выхода на работу.
Когда начало светать, он снял со стены охотничье ружьё, доставшееся в наследство от деда, прицепил к поясному ремню подсумок с боезапасом и пошёл к дому Семёна Валдаева. Он думал, что придётся будить его, но оказалось, что тот уже готов и дожидается его на крыльце. Видно, азарт охотника был сильнее желания выспаться.
Зорко имел весьма довольный вид. Пёс был приучен к охоте и любил её не меньше хозяина, поэтому стоило Семёну начать сборы, рот пса растягивался до ушей, язык дрыгался от энергичного дыхания, уши и хвост становились торчком. Пёс переминался с лапы на лапу, пританцовывал, зевал с подвывом, заглядывал хозяину в глаза.
- И тебе не спится? – спросил Дольманн.
- Не в этом дело. Надо шустрить, пока следы свежие. Если мужики не ошиблись, и это был Лесной Кот, то он сейчас постарается где-нибудь залечь на день.
- Ты на него охотиться собрался?
- А что прикажете с ним делать? – удивился Семён. – С такой зверюгой вряд ли уживёшься. Он ведь не травкой питается.
- Но он же никого не тронул, - напомнил Дольманн. – Был рядом с детьми - и ничего не случилось.
- Может, просто сытый был. А как повадится на лёгкую добычу: будет скот валить, кур с гусями воровать, - что тогда?
- Хорошо, давай так, - предложил Дольманн. - Мы его поищем, а там видно будет, что с ним делать. Я бы его всё-таки изловить постарался. Не то чтобы я в сказки верю, но всё же это живая легенда, а не какой-нибудь там паршивый волк или медведь-шатун. Это твоей охотничьей чести не ущемит?
- Уговорили, господин управляющий, - улыбнулся Семён и подмигнул псу, - Вперёд!
Зорко взвизгнул и рванул к калитке.
Посёлок плавал в тумане, поднявшемся из распадка, по которому протекала речка Серебрянка. Сонную тишину нарушало только бряканье жестяных вёдер: хозяйки собирались на утреннюю дойку. Дольманн и Семён дошли в этом молочном сумраке до дозора на Подгорной, и там управляющий велел нахохлившимся у костра горнякам топать домой и отсыпаться. Один из них, приезжий из Бриттенгема по имени Самсон, спросил:
- Так что, господин Дольманн, дети на самом деле видели у штольни Горного Короля?
- Это мы сейчас у него самого спросим, - хмуро отшутился управляющий. – Чеши спать, потом всё узнаешь.
- Да какой там Горный Король? – махнул рукой напарник Самсона. – Попёрлись дурачки на ночь глядя, напугались какой-нибудь коряги, а потом, чтоб им меньше попало, наплели с три короба…
Самсон ему что-то возразил, но Дольманн этого уже не слышал, потому что широким шагом начал подниматься вверх по тропе. Зорко повизгивал и взрыкивал впереди, где ночью компания подростков на минуту остановилась.
- Что-то нашёл, - заключил Семён.
Они подошли ближе, Семён засуетился вокруг того места, где сновал взад-вперёд возбуждённый Зорко, и почти сразу позвал Дольманна:
- Есть! Он стоял тут!
Дольманн, кряхтя, наклонился к росистой траве и разглядел между двумя кустиками чёткий отпечаток величиной с ладонь – след большой кошки.
- Правду говорили, - проговорил он. – Ну, что, для начала давай пройдёмся до штольни, а потом уж и по следу двинем.
- Ладно, - кивнул Семён и свистнул, подзывая пса, рвущегося бежать в сторону леса.
К заброшенной штольне Дольманн не поднимался уже минимум пару лет. Делать тут было нечего: все конструкции разобрали, штольня была наглухо запечатана. Он приходил сюда только для того чтобы убедиться в незыблемости завала. Всем известно, что пацанята всё время ищут новые места для игр, поэтому везде лезут. Как управляющий, Дольманн должен был проследить, чтобы ни с кем из них в горной выработке не произошло несчастного случая. Действующую шахту по этой причине ночью стерёг престарелый горняк Казарьев.
Сначала Дольманну показалось, что тут всё так, как было в последний раз. Но, подойдя ближе, он разглядел посреди площадки пятна странной копоти, а у самой пещеры – холмик шерсти. Зорко, сначала рванувшийся вперёд, чтобы изучить следы людей и невиданного хищника, внезапно поджал хвост и сгорбился. Семён помрачнел:
- Опять!.. Да что же это за оказия такая!..
Дольманн снял с плеча ружьё и подошёл к неподвижному телу. Это было уродливое животное, на самом деле очень похожее на кошку, но пропорции тела были какими-то странными, да и размер совсем не кошачий. Существо лежало в луже запёкшейся чёрной крови, а голова почти оторвана, полуоткрытые глаза ввалились.
- Хм, - сказал Семён, рассматривая труп, - и тут не соврали. Надо же…
Зорко с отвращением чихал в стороне. От его гордой охотничьей осанки ничего не осталось: шерсть вздыбилась, спина сгорбилась, уши прижались к затылку, хвост прилип к животу.
- Да что же тут такое было? – оторопел Семён. – Зорко, ты чего?
Тот ответил жалобным полувоем-полурыком и отошёл ещё на несколько шагов, не одобряя желание людей оставаться в этом плохом месте ещё хоть сколько-нибудь.
- Однако он ту же пакость учуял, что и под вашей яблоней, - сообразил Семён. – Не пойму только, зачем сюда тащить удобрение…
Дольманн посмотрел на него и невесело усмехнулся:
- Боюсь, что это удобрение пришло своим ходом. Правда, тогда оно ещё не было удобрением.
- Вы это о чём, господин управляющий? – с подозрением спросил Семён.
- Да так, размышляю… А что у нас тут?
Дольманн подошёл к пещере и остановился, разглядывая необычные глубокие следы на земле. Тут же были и небольшие углубления, словно кто-то тыкал в каменную крошку чем-то твёрдым и острым.
- Горняцкие ботинки таких глубоких следов не оставляют, - сказал он.
Семён подошёл и присел на корточки, чтобы получше рассмотреть отпечатки.
- Тут стоял кто-то очень тяжёлый, - заключил он. – Сам по себе тяжёлый, без поклажи, потому что глубина одинаковая. В нём пудов восемь-девять было. Что-то не припомню, кто у нас такой здоровый…
- Брось это, Семён, - усмехнулся Дольманн. – Это вес загруженной тачки, в посёлке столько никто не весит. Тем более что следов несколько. И следы эти от обуви, окованной железом. Край чёткий.
- Да?.. Хм, точно… Вот ещё пара, и ещё… Пять. И у четырёх были палки с наконечниками.
Семён посмотрел на Дольманна круглыми глазами. До него начало доходить, что дети не врали. Он заметил не только гномьи следы, но и отпечатки босых ног грузной женщины.
- Пять гномов, две ведьмы, Лесной Кот и девять испуганных подростков, - подытожил Дольманн, доставая трубку и кисет. – Осталось проверить, заберёт нас на самом деле Горный Король в подземные рудники или нет.
- Зачем? Почему? – растерялся Семён, становясь похожим на своего перепуганного охотничьего пса.
- Ну, мы ведь до восхода солнца пришли, - объяснил Дольманн. – Он грозился всякого спрятать за это, как Штейгера.
- Упаси, Господи, - перекрестился Семён и отошёл от тёмной пасти пещеры подальше.
Дольманн хмыкнул и, усевшись на обломок старого растрескавшегося бруса, набил и раскурил трубку. Семён посмотрел на Зорко, который немного успокоился, но всё ещё выглядел подавлено, сплюнул и сел рядом. Выходя на охоту, он не брал с собой трубку и табак, поэтому с завистью стал вдыхать дым от трубки Дольманна. Зорко умоляюще проскулил, надеясь призвать хозяина проявить благоразумие и уйти прочь от скверного места. Семён отмахнулся:
- Молчи ты, зараза… Опозорился, так и не пищи теперь. Надо же, волков не боится, сам в драку лезет, а тут…
- А где это он у тебя с волками познакомился? – удивился Дольманн. – В наших краях и волков-то не осталось.
- Я ж сюда с севера переехал. Зорко в тамошних степях на волчьей облаве побывал. Конечно, степные волки не такие здоровые, как лесные, но собак дерут – аж шерсть клочьями. Только у Зорко волкодавы в родне были, он даже не раздумывал, когда на него матёрый волчара выскочил. Рванул наперерез, вцепился в шею!.. Я из шкуры того волка ему подстилку сделал.
- Видно, тут пострашнее волка угроза, - покачал головой Дольманн. – Пёс у тебя не робкого десятка, умный к тому же. Выходит, знает, что тут есть чего опасаться.
- Так может, и нам лучше уйти?
- Ты-то чего млеешь? У тебя ж ружьё.
- Беспокойно как-то… Место мрачное.
- Да ладно тебе. Ты на охоте в самую глушь сколько раз забирался? И ничего. А тут до жилья два шага.
- Тоже верно, - зябко поёжился Семён. – Это меня Зорко, наверно, с толку сбил. Вот ветерок сейчас туман прогонит, солнышко выглянет – и станет веселее.
По лесу на самом деле пролетел утренний ветерок, унося клочья тумана в чащу, а над горами широким шлейфом раскинулись полосы солнечного света. Оживились пичуги, завели свои звонкие утренние трели.
Но у старой штольни веселее не стало. Едва туманная мгла отступила от площадки перед пещерой, раздалось непонятное шипение, труп псевдокошки окутался едким дымом, а Зорко отчаянно завизжал и залаял, предупреждая хозяина об опасности.
- Что это?! – напугался Семён, вскакивая.
Тело менялось на глазах. С шорохом и хрустом оно стало увеличиваться в размерах и терять свалявшуюся и местами окровавленную шерсть. Через пару минут оно стало телом немолодой женщины – дряблым, теряющим форму, в грязной порванной сорочке. Крестясь, Семён сделал несколько шагов, чтобы рассмотреть лицо женщины, Дольманн же сидел неподвижно. Он со спокойной обречённостью ждал, что скажет Семён.
- Колдовство!.. Господин управляющий, это…это…
Дольманну не нужно было говорить, чьё тело лежало перед ним. Он узнал родинки, шрамы и прочее, что знают о людях только супруги и доктора.
- Молчи, Семён, - махнул он рукой. – И в посёлке молчи. Скажешь, что дети не врали, а про это – никому. Пусть лучше считают, что она в лесу потерялась.
- Ну…конечно, господин управляющий… как скажете. Так может, мне за лопатой сбегать?
- Ты горняк или землекоп? – поднял на него глаза Дольманн. – Перетащим к отвалу и завалим камнями.
- Не по христиански это, господин управляющий, - скривился Семён.
- А по христиански будет, если на управляющего, назначенного указом Его Величества, будут показывать пальцем и говорить: «Старый пень, жил с ведьмой и ничего дальше носа своего не видел?», - прищурился Дольманн.- Как мне после этого делами шахты управлять? Или, может быть, ты, умник, меня заменишь?
– Всё равно, так нельзя, - настаивал Семён. - В таких случаях положено в освящённую землю тело класть, а для верности крест ставить с молитвой на табличке. Иначе призрак будет шататься по ночам…
- Ну, и суеверный вы народ, горняки, - сплюнул Дольманн. – У дома Хильды, на неосвящённой земле, обе её дочери похоронены. В посёлке их, помню, все ведьмами называли, а хоть раз кого-нибудь посетили их призраки?
- Да они же не настоящими ведьмами были! – капризно возразил Семён. – Просто гадалки!
- То-то, половина наших кумушек по молодости к ним бегала, чтобы они на мужей их ворожили, - усмехнулся Дольманн. - Страсть в мужиках будили, которую никакой тяжкий труд в шахте заглушить не может. А ты говоришь, не ведьмы. Ладно, кончай базар. Жена моя всё равно крест не носила. Мы её по языческому ритуалу похороним.
- Это как?
- Мы таким образом пигов хоронили после стычек. На глаза нужно класть монеты. Это как пошлина для погонщика заблудших душ. Он тогда встречает душу и перевозит её на лодке в Загробное Царство навсегда.
- Это сработает? – с надеждой спросил Семён.
- Безотказно, - успокоил его Дольманн и достал из кармана две монеты.
- На какой отвал потащим? – спросил Семён.
- На старый, естественно. Он и ближе, и народу там меньше шарахается. К тому же, скоро надо будет новый отвал расширять, там ещё слой породы ляжет. Между отвалами карман есть, вот в том месте мы её и привалим камнями.
- Только надо волокуши сделать, - подсказал Семён. – Я с охоты на таких мясо до дому пру. Две жердины, а посерёдке – люлька. Можно пол-лося дотащить.
- Что нужно? – спросил Дольманн.
- У меня всё с собой, - похлопал Семён по ножнам и охотничьей сумке. – Я быстро…
Но он и шагу не успел сделать, потому что в этот момент в пещере что-то утробно заскрежетало, наружу повалило облако не то пыли, не то дыма. Семён попятился, споткнулся и упал, Зорко взвыл дурным голосом, потому что одна часть его сознания требовала бежать сломя голову, а другая – умереть за хозяина.
Из облака появилась фигура девушки, рядом с ней прихрамывал чёрный леопард. Изо рта Дольманна выпала трубка: управляющий узнал в девушке Машу - родственницу горного инженера Виллема Вуда. Не в состоянии определить, она это или видение, созданное неведомыми чарами, он погрозил пальцем и проговорил:
- Колдовство…
Заговор
- Садитесь, господа, - царственным голосом сказала королева Альбина, устроившись в своём кресле.
Перед ней полукругом на таких же креслах устроились барон Мюнхгаузен, Бах и графиня Ла Бар, которой барон рассказал о том, что они услышали на чердаке. Верная подруга и приближённая фрейлина королевы, графиня тотчас дала знать об этом свой госпоже.
- Желание послушать игру Даймона Ла Бара, как вы догадались, было лишь поводом для встречи, - пояснила королева. – Если бы я хотела только этого, то пригласила бы его на свою любимую террасу. Но поскольку в данный момент необходимо соблюсти все условности, то мы будем играть по правилам. Итак, я очень внимательно вас слушаю.
Барон, стараясь ничего не упустить, пересказал услышанное ночью.
Королева Альбина задумчиво помолчала, затем произнесла:
- Рано или поздно потомки короля Якоба должны были расплатиться за его деяние. Он был самым вспыльчивым из всех Джиординов и совершил необдуманный поступок. Как бы там ни было, ему не следовало перекраивать историю семьи и государства по своей прихоти. Теперь это может создать повод для распрей… Итак, барон, вы говорите, что они упоминали некоего маркиза, но имени не назвали. В Новой Европе маркизов не так уж много. Маркиз Кристиан - советник Его Величества по экономике и ремеслам.
- Альберт Кристиан - очень умный и просвещённый человек, - отметила графиня Ла Бар. – Он искренне увлечён порученным делом и абсолютно лоялен.
- Это совпадает с моими наблюдениями, - кивнула королева и продолжила, - Маркиз Аркаден, адмирал эскадры Внутреннего моря, кажется мне преданным Его Величеству.
- Рауль Аркаден ни на что не променяет морской простор, - улыбнулась графиня. – Пока он в море, ему больше ничего не нужно.
- В Новом Амстердаме один из самых влиятельных дворян – маркиз Навицкий.
- Ханс-Михаэль Навицкий – неоднозначная фигура, - кивнула графиня. – Почётный член Академии, член Торгового парламента Волжского моря, любитель балов, почитатель женской красоты, неплохой поэт. Его имя как-то не вяжется с заговором.
- Остаётся министр таможенных дел маркиз Клод-Жульен Олтузьен.
Королева и графиня посмотрели друг на друга.
- Амбициозен, высокомерен, имеет страсть к коллекционированию древних украшений, дорогих редкостей, - дала оценку последнему кандидату в заговорщики Литиция Ла Бар. – Я общалась с ним близко только однажды и сразу решила, что второго раза буду всячески избегать. У него глаза постоянно светятся каким-то голодным блеском, а говорит он таким тоном, словно про всех знает что-то мерзкое, а потому имеет над людьми тайную власть.
- Предположим, что это он, - сказала королева. – В его руках таможня, через которую он, пользуясь своим особым положением, может провезти что угодно.
- Ваше Высочество, - позволил себе вмешаться барон, - у меня есть сведения о том, что в королевство ввозят скорострельное оружие заморского производства. Мне удалось раздобыть образец такого оружия, и я должен засвидетельствовать, что если им вооружить наших противников, то солдатам придётся туго.
- Спасибо, барон, - кивнула королева. – Жаль, что у вас нет сведений о том, кто ввёз в страну такое оружие. Но я полагаю, что мы можем рассчитывать на помощь верного слуги Его Величества – графа Юнга. Корнелиус, присоединяйтесь к нам.
Одна из портьер шевельнулась, оттуда появился крупный мужчина в тёмном одеянии с серебристой отделкой. Он сдержанно поприветствовал графиню Ла Бар и барона с племянником, Карл Мюнхгаузен и Бах встали и откланялись согласно этикету.
- Простите, что не предупредила, господа, - сказала королева. – Я сделала это по просьбе графа. Его светлость – знаток человеческого поведения, и он хотел негласно познакомиться с вами и выслушать всё со стороны.
- Это моя работа, господа, - развёл руками граф Юнг. – Официально я возглавляю королевскую гвардию. Но там и без меня командиров хватает, поэтому большую часть времени я посвящаю безопасности королевской семьи. Барон, вы сказали, что одного из дворян назвали по имени Винсенто.
- Да, виконт обратился к собеседнику именно так, - подтвердил барон.
- Ваше Высочество, - заявил граф Юнг, - барон Винсенто Мелутти – комендант порта Новой Венеции. Мои люди два года назад заметили, что он получает от маркиза грузы, которые не отмечаются в таможенных декларациях. Часть этих грузов переправлялась в имение маркиза – Белостольский замок, другая – в поместье виконта Талинского.
- Виконта Талинского? – удивилась королева. – Юзеф Талинский казался мне достойным человеком. Неужели он тоже входит в число заговорщиков?
- Не исключено, что он им лишь сочувствует, Ваше Высочество, - кивнул граф. – Он носит гранатовую серьгу. Барон Мюнхгаузен заметил в темноте именно её блеск.
- Что она означает?
- Такие серьги вставляли себе молодые дворяне, участвовавшие в обороне Серого бастиона, что на Утиных озёрах. Знак носят очень немногие – те, кто остался в живых после кровавой схватки с пигами. Это доблестные воины, с любым из них я почёл бы за честь биться бок о бок против общего врага. Мне будет искренне жаль, если виконт окажется заодно с заговорщиками.
- Разве рассказ барона не доказывает этого? – удивилась королева.
- Виконт принимает участие в их затее, но не выказывает радости от того, что приходится сотрудничать со священниками. Возможно, это наш шанс посеять раздор между ними.
- Но каковы подлецы! – не сдержала чувств королева. – Этот аббат Сальтус и, страшно сказать - архиепископ Вениамин! Да как они посмели вынашивать чёрные замыслы против Его Величества, моего августейшего супруга Бенедикта?! Разве он плохой король?!
- Нет, Ваше Высочество, это они плохие подданные, - ответил граф Юнг. – К сожалению, доказать это очень трудно. У нас мало фактов, подтверждающих их причастность к заговору.
- Когда они появятся, - заметила графиня Ла Бар, - будет уже поздно что-либо делать. Вы же слышали, граф, что они собираются устроить «розовую ночь». Удар может быть нанесён в любую из ночей.
- Пока у нас нет возможности нападать, мы будем обороняться, - ответил граф Юнг. – Мои люди будут неусыпно охранять сон королевской семьи и проверять всякого, кто попытается внести в опочивальни чашу с благовониями. Сыщики тем временем продолжат следить за маркизом Олтузьеном, виконтом Талинским, бароном Мелутти, а также за их подручными.
- Ваше Высочество, - обратилась к королеве графиня, - а может быть, нам попробовать обезоружить их?
- То есть?
- Они хотят использовать недомолвки в истории династии Джиординов и представить их в качестве доказательства того, что народ больше ста лет водили за нос и отказывали законным претендентам на трон в их праве наследования. А нельзя ли вернуть эти права потомкам опального родственника короля Якоба?
Королева задумалась, граф Юнг приподнял брови, барон улыбнулся графине.
- В этом что-то есть… - проговорила королева Альбина. – Но для этого нужно провести ревизию существующего генеалогического списка.
- Это во власти Его Величества. Зато узаконенная ветвь семейного древа Джиординов не даст возможность нашим противникам взорвать бомбу. Скандала не будет, потому что первый удар нанесём мы.
- Перехват инициативы – сильный тактический ход, - согласился граф Юнг. – Только в этом есть и риск. Мы же ничего не знаем о судьбе потомков кузена короля Якоба.
- Существуют письма, которые присылали из Велирузии его родственники, сообщила королева. – Это большой секрет, даже я их не читала, только знаю от Его Величества об их существовании. Возможно, они помогут пролить свет на судьбу этой ветви нашего семейства.
- В этом деле нам потребуется поддержка и согласие Его Величества, - заметил граф Юнг. – То, что мы обсуждаем происходящее без него – неправильно.
- Он вынесет своё решение, - заверила королева. – Но мы обсуждаем происходящее для того, чтобы дать предварительную оценку положению. Королю нужно представить факты в правильном свете, а для этого всё нужно расставить на свои места. Граф совершенно верно заметил: мы располагаем весьма ненадёжными доказательствами. Их мало, чтобы предъявить заговорщикам обвинение. Но вернёмся к идее Литиции. Предположим, Его Величество объявит недействительным генеалогическое древо, введённое королём Якобом, и утвердит новое. Заговорщики утратят возможность нанести внезапный удар? В этом ли заключался их замысел?
- Полагаю, что они всего лишь готовят основание для провозглашения нового короля, - высказал свои соображения граф Юнг. – Хотят, чтобы всё было по закону, чтобы все сословия убедились в справедливости их действий. Но фигуры с шахматной доски они собираются удалять другим способом.
- Янкарский метод, - кивнул барон Мюнхгаузен.
- Это означает, что они уверены в том, что их ставленник – законный наследник опального кузена короля Якоба, - сказала королева. – Но чтобы быть уверенным, нужно знать. Неужели церковники следили за нашими родственниками?
- Думаю, это не составляло для них труда, - заметил граф Юнг. – Наши священники постоянно поддерживают переписку и ведут обмен любезностями с велирузийской церковью.
- Допустим, это так, - согласилась королева. – Однако утверждение новой генеалогии только поможет им в осуществлении их планов. Мы сами развяжем им руки. Боюсь, что «розовая ночь» - далеко не единственный способ отправить короля, меня и принцессу на тот свет. Рано или поздно злоумышленники добьются своего и расчистят для претендента дорогу к трону. Как мы можем помешать им?
- А если спрятать вас с принцессой? – предложила графиня Ла Бар. – Хотя бы на время куда-нибудь увезти.
- Это ненадёжно, - возразил граф Юнг. – К тому же, это распылит силы гвардии. Я не смогу одинаково хорошо защищать членов королевской семьи, если они будут находиться в разных местах.
- Может быть, выкрасть ставленника заговорщиков? – предложил барон. – Это будет совершенно неожиданный удар, а если ещё и усыпить их бдительность введением новой генеалогии, то они будут совершенно обескуражены. Только успеют обрадоваться и начнут потирать руки, как получат известие, что их козырь выпал из рукава и прилип к подмётке проходившего мимо морячка.
- Как забавно вы выражаете свои мысли, барон, - рассмеялась королева. – Это… достаточно безрассудно, чтобы оказаться действенным средством. Быть может, только это нам и останется. Мы пока ещё не знаем имя возможного конкурента. Что ж, господа, мне и графу Юнгу предстоит довести все имеющиеся у нас сведения до Его Величества. Полагаю, он примет подобающее решение, и я извещу вас об этом сразу же. Благодарю вас за преданность и бдительность. Прошу вас и впредь сообщать мне или графу обо всём, что удастся разузнать о заговоре.
* * *
Граф Юнг возник ниоткуда. Только что барон и Бах в полном одиночестве наслаждались на балконе кофе со сливками, лениво обсуждая возможные ходы их недоброжелателей, и вдруг за их спинами появилось воплощение изысканной мрачности.
- Не хотел прерывать вашу увлекательную беседу, - сказал граф, - но есть ряд обстоятельств, которые мне необходимо выяснить.
- Располагайтесь, ваше сиятельство, - предложил ему присесть барон. – Не хотите ли кофе? Это настоящий броунерский «мокка», а не янкарский цикорий, не шахудские жжёный ячмень или винные ягоды.
- Вы хорошо в этом разбираетесь?
- Более чем. Сам шахзаде Янкара научил меня. Теперь барона Мюнхгаузена не проведёшь на молотых бобах, жёлудях или ржаном порошке.
- Вы прослыли не только сведущим во многих областях человеком, но и путешественником, склонным к рискованным авантюрам, - заметил граф. – Мне известно о ваших связях и со многими просвещёнными дворянами в столице и в Новом Амстердаме, и с личностями, репутация которых вызывает сомнение.
- Я достаточно открытый и общительный человек, - обворожительно улыбнулся барон. – Это позволяет мне сводить знакомство с абсолютно разными типами людей и расширять свой кругозор.
- Вряд ли общение с контрабандистами характеризует вас положительно в глазах жандармерии, - покачал головой граф Юнг. – Тем более что командует ей полковник Боржевский.
- Барон Боржевский? - удивился Карл Мюнхгаузен. – Его ведь уволили из действующей армии за разгул!
- Протекция, дорогой мой барон, - усмехнулся граф. – Протекционизм часто противоречит здравому смыслу. Тем не менее, генералу Маравенко удалось уговорить фельдмаршала Крамма замолвить за полковника словечко перед Его Величеством. Наш престарелый главнокомандующий привык полагаться на рекомендации своих подчинённых, к тому же он не знал, кого предложить на должность главы недавно утверждённого ведомства.
- Дуракам везёт, - хмыкнул барон. – Впрочем, Боржевский далеко не дурак, и всё же должность эта не для него. Он не управляет своими порывами и служит плохим примером для младших чинов. А в жандармерии должны служить исключительно честные, выдержанные и дисциплинированные люди.
- Мне нравится ваш взгляд на суть вещей, барон, - хитро улыбнулся граф. – Но вам почти удалось уйти от ответа на вопрос о контрабандистах.
- Но вы не задавали его, - напомнил барон. – Вы констатировали факт. Предполагаю, что вам ещё очень многое известно обо мне.
- Далеко не всё, что хотелось бы знать, - признался граф Юнг. – Вы соприкоснулись с секретами королевской семьи, и я должен быть уверен в том, что вы не шпион или пособник заговорщиков. Какие у вас дела с баронетом Ральфом Каспареком?
- Капитан Каспарек – мой давний приятель. Мы познакомились ещё до операции под Гамаликом. Плавали с дипломатической миссией в Остеррайх, бились с пиратами, сопровождая караваны через Дунайский залив, потом вместе занимались составлением карты глубин Внутреннего моря.
- Так много славных дел в послужном списке – и вдруг контрабандист, - задумчиво проговорил граф. – Помнится, Каспарек был на хорошем счету у Рамиреса. Неужели размолвка с фон Кувеном после провала Гамаликской операции стала причиной его ухода из флота?
- Он по-прежнему отличный моряк, талантливый капитан и верен присяге, - сказал барон. – Аркаден объявил его контрабандистом по доносу Олтузьена. На самом деле Ральф топит суда, которые идут в обход патрулей в сторону Пигландии. Именно там он перехватил партию винтовок Шнайдера и немного боеприпасов к ним.
- В докладе о досмотре вашего багажа значатся такие стрелковые единицы. Признаться, мне ужасно любопытно взглянуть на них. Никогда не держал в руках такое оружие.
- Джованни, будь добр, - попросил барон, - покажи его сиятельству один из наших «шнайдеров».
Бах принёс зачехлённую винтовку и протянул её графу. Тот с восхищением осмотрел оружие и сунул обратно в чехол. После этого он снял шляпу и повесил её на резное украшение, венчающее стойку кресла.
- Внутри страны таким оружием заговорщики воспользоваться не рискнут, - сказал он. – Слишком оно приметное. Значит, это везли пигам. Сколько было перехвачено?
- Три ящика.
- Тридцать винтовок. С таким арсеналом можно и на форт Сиккс штурмом пойти… Ваш друг – глупец, барон. Почему он не сообщил о происходящем мне? Я никогда не предаю людей, верно исполняющих свой долг присяге.
- Каспареку не посчастливилось свести с вами знакомство. Он моряк и из сухопутных войск почти никого не знает, а значит, и не доверяет. Ральф делает всё, что в его силах, успевая при этом ещё и от кораблей королевского флота улепётывать.
- Никогда бы не подумал, что в нашем королевстве возможен такой беспорядок, - расстроился граф. – Что ж, придётся мне нанять Ральфа Каспарека на работу. Раз он отлично справляется с поимкой контрабандистов, то пора назначить ему жалование.
- Раньше нужно сбросить из центра этой сети паука Олтузьена.
- Несомненно, но пока он недосягаем. Кстати, должен сделать вам комплимент, господа. Вы ведь тоже остались недосягаемы для злоумышленников. Вас хотели сделать козлами отпущения, но этот ход не удался.
- Благоразумие способно перебороть любой злой умысел, - ответил барон. – Если бы Джованни пошёл на поводу у задир и пренебрёг указом государя о дуэлях, то, как минимум, трясся бы сейчас в клетке по дороге на северо-запад.
- Насколько я понял из доклада дворцовой охраны, вы мастерски дрались ножнами, - обратился граф Юнг к Баху.
- Так и было, - кивнул тот. – Не хватало ещё из-за сопляков в штрафники идти.
- Утверждают, что вы применяли неизвестные приёмы боя. Вы научились им в кадетском корпусе?
- Да нет, это заслуга дяди, - улыбнулся Бах. – В корпусе всё было программное, обыкновенное, а хитростям боя я учусь у настоящего знатока.
- В это я поверю охотнее, - усмехнулся граф Юнг, - потому что в кадетском корпусе вы точно не учились. У вас нет ни одного знака отличия, а кадеты Сарантайского корпуса, между прочим, очень гордятся ими и никогда не снимают. Среди моих гвардейцев пятеро носят кадетскую эмблему на ременной пряжке и на перстне, который дают всем выпускникам, а трое отличников – ещё и на гардах шпаг.
- И акцент у меня неподходящий, не так ли, - улыбнулся Бах.
- И акцент, - кивнул граф. – К тому же год назад племянник господина барона пропал без вести недалеко от мыса Носорога вместе со своими родителями.
Бах вопросительно поглядел на барона Мюнхгаузена. Тот развёл руками:
- Прости, Джованни, не хотел тебя расстраивать. Мой племянник Иоганн вместе со своими родителями Себастианом и Мариэттой Казанцевыми отправился с торговой миссией в княжество Карфа, что в Северной Брунерии. Там на них, судя по всему, напали пираты.
- К тому же, для Иоганна Казанцева вы слишком молоды, - добавил граф. – Ему недавно исполнилось двадцать шесть лет. В связи с этим я имею к вам вопрос: кто вы такой?
- Не поверите, - покачал головой Бах. – Я Иван Казанцев.
- Не поверю.
- Напрасно, - засмеялся весело барон. – Я бы и сам не поверил, если бы не знал точно, что так оно и есть. Он самый что ни на есть Иван Казанцев. Только живёт подальше, чем находится Велирузия.
- Неужели в Заберии? – недоверчиво спросил граф Юнг.
- Ты где служил, Джованни? – спросил барон.
- В Хакасии, под Абаканом.
- А где это? – поинтересовался граф.
- В Сибири.
- Значит, всё-таки в Заберии! - прищёлкнул пальцами гвардейский военачальник, словно азартный юноша, выигравший спор. – А наши учёные, старые перечники, упорно утверждают, что Заберии не существует! Они во всех монографиях пишут, что восточнее Тухлого моря земель нет!
Бах нахмурил бровь и посмотрел на барона. Тот усмехнулся и объяснил:
- Бытует мнение, что за Велирузией, которая лежит на древних Уральских горах, никакой суши нет, а море, залившее Восточно-Сибирскую низменность, простирается до северной части Поднебесных гор. Всё это происходит потому, что дно Тухлого моря – болота, торфяники и вечная мерзлота. Там выделяется очень много природного газа, а иногда всплывают нефтяные пузыри, поэтому многие мореплаватели просто задохнулись там, когда пытались найти короткий путь к восточным землям. Поверьте мне, ваше сиятельство, велирузийцы уже лет пятьдесят как разведали путь на восток. Они плыли вдоль Берега Великой Пустыни, затем с риском для жизни пробирались у границ диких степняков, пока не достигли холмистых равнин. Это была Западная Заберия – край, который не тронули воды Великого потопа. Горы начинают высоко вздыматься над зеркалом океана на тысячу миль западнее Поднебесных хребтов. Сейчас Велирузия устанавливает с князьями Заберии дипломатические и торговые отношения. Земли там очень богатые, поэтому заберийцы будут охотно торговать с нами.
- И как далеко эта… Хаха… нет, Хака…
- Хакасия-то? Юг Сибири. Живописное место. Там в тайге кедры растут – не чета нашим здешним соснам. Шишки – вот такие! В каждой полсотни или сотня орехов, а орех - величиной с арахис и вдвое вкуснее. Но доставать их – морока страшная. Некоторые местные, что половчее, на самый верх карабкаются, а кедр – это как мачта фрегата. Ну, а мы потом другой способ узнали. Из чурки и жердины надо сделать колотушку, а потом вдвоём или втроём простукивать ей кедры. Правда, старый кедр такой и не простучишь. Бабахнешь – а он только гудит. Надо кедры выбирать, которым от роду лет пятьдесят-шестьдесят. С них шишку можно стряхнуть. Но только засвистело сверху – прячься под колотушку, а то так прилетит по черепу, будто молотком стукнули.
- Невероятно, - пробормотал граф Юнг.
- Но факт, - довольно подмигнул дяде Бах. – Когда разоблачите заговорщиков, нужно сослать их именно туда. Пусть отведают, что такое москиты.
Барон засмеялся, а граф спросил:
- Но зачем вам понадобилось представлять… Ивана в качестве собственного племянника?
- Протекция, дорогой мой граф, - улыбнулся барон.- Только в данном случае она не противоречит здравому смыслу. У молодого человека здесь ни знакомых, ни родственников, и любой титулованный юнец может возомнить, что останется безнаказанным, если нахамит провинциалу со скромной родословной. Вот я и решил поделиться с Джованни своей известностью. Разве это не благородно?
- И как вас сюда занесло из столь дальних краёв? – спросил граф Баха.
- По морю, - легкомысленно ответил он. – А если вас интересует цель моего путешествия, то тут всё просто. В Новой Европе затерялся мой друг. Он музыкант, ищет новые впечатления для своей музыки, поэтому часто путешествует. Но в этот раз он исчез без следа. Я поклялся его родителям, что найду и верну его в отчий дом. Может быть, вы что-нибудь слышали о нём? Его зовут Владимир Волков.
- Увы, - развёл руками граф, - это имя я слышу впервые. Скажите, а что вы намеревались делать для его поисков?
- Бродить по городам и селениям Новой Европы в надежде хотя бы найти его следы. Музыкант везде на виду, потому что он не может не играть. Сильвестр Ла Бар тому подтверждение.
- В этом есть смысл, - согласился граф Юнг. – А вы, барон, будете путешествовать вместе с этим юношей?
- А почему бы и нет? Это веселее, чем спасать пьянчуг из Доброхлебово от привидения собственного прадеда. Заодно проведаю всех своих знакомых. Думаю, что не стоит зарастать мхом, а то невзначай подкрадётся старость. Кстати, о предках. Насколько я помню, по договору Трёх Королей копии генеалогических древ времён Джиордина Отважного должны храниться в архивах Новой Европы, Штеффландии и Велирузии. Как вышло, что заговорщики нашли свиток в монастыре на Волжском архипелаге?
- Вероятно, иерархи церквей также вели геральдические архивы. К тому же, священникам проще обратиться за помощью друг к другу, нежели соваться с прошением в дипломатические канцелярии. Официальные прошения регистрируются, и это могло вызвать подозрение у советника Курляева, который ведает вопросами внешней политики.
- А ведь Его Величество может получить копию генеалогического древа быстро и без бюрократических проволочек, - сказал барон. – Пока шпион аббата Сальтуса будет мудрить с копией свитка в монастыре, тот же граф Курляев может за три недели обернуться туда и обратно на королевском клипере.
- Это при условии, что такой свиток сохранился в королевском архиве Штеффландии, - кивнул граф. – А если у этих лошадников не заведено так долго хранить старинные документы? Придётся на всех парусах лететь оттуда в Екатеринополь, чтобы просить то же самое у монарха Велирузии.
- Так, может быть, имеет смысл отправить послов одновременно в обе столицы? – спросил Бах. – Хоть кто-то из них добьётся успеха, и время не будет потеряно.
- Я предложу эту идею Его Величеству, - пообещал граф Юнг. – А пока, милостивые государи, прошу вас проявить благоразумие и хотя бы два дня не дразнить ваших недоброжелателей. Это будет отвлекать моих агентов от реальной опасности. Я бы предпочёл, чтобы им удалось вовремя заметить любое подозрительное событие, чтобы вовремя предпринять контрмеры.
- Мы постараемся помочь вам хотя бы в этом, - искренне пообещал барон, в планы которого входило посвятить как можно больше времени общению с графиней Ла Бар.
* * *
Ближе к вечеру того же дня принцесса Диана, получив от царственной маменьки чёткие инструкции по поводу осторожности, явилась в покои графини Ла Бар вместе с далматинкой Доро. На лице инфанты было недоумение.
- Ничего не понимаю! – сказала она. – Это была всего лишь стычка между молодыми забияками! К тому же, Джованни виртуозно превратил её в цирк и закончил быстрее, чем мы успели испугаться. Так почему же меня обязали не задерживаться в парке дольше, чем необходимо для выгула Дорочки? Неужели эта псевдодуэль имела настолько большой резонанс при дворе, что гулять с собакой стало предосудительно?
- Думаю, что это не из-за дуэли, - сказал Бах и потрепал за ушами Доро, которая всем лишь повиляла хвостом, а к нему доверчиво прижалась боком.
- Так из-за чего же ещё? – щёлкнула раздражённо веером принцесса. – Именно после этого случая все начали трястись надо мной, будто я вот-вот внезапно умру!
- Не всегда причиной происходящих событий являются очевидные факты, - рассеянно заметил Сильвестр, изучающий табулатуру композиции «Нострадамус» гитариста Тони Макалпина, которую только что составил по памяти.
- Сказано, как всегда, умно и совершенно непонятно, - язвительно отреагировала принцесса. – Какая же жуткая тайна кроется за тем обстоятельством, что вокруг меня по кустам почти не прятались люди графа Юнга?
- Возможно, Её Величеству придворный астролог сообщил о неблагоприятном для вас расположении планет, - пожал плечами Сильвестр и посмотрел на Баха. – А может, королеве приснился дурной сон, в котором негодяй Кендалл оскорбил Доротею на кошачьем языке, а она в отместку откусила ему крючок для омаров…
- Паяц! – едва сдержав смех, воскликнула инфанта и шлёпнула его по руке веером.
- Это знак внимания, - отметил Бах, многозначительно кивнув другу.
- Вы напрасно веселитесь, господин Казанова, - капризно надув губки, заявила Лили. – Именно ваша несдержанность лишила нас возможности гулять.
- Гулять без сопровождения кавалера, - поправил её Бах, делая губки внимательно наблюдающей за ним Доро. Собака нетерпеливо гавкнула и припала на передние лапы.
- Что это значит? – требовательно посмотрела на него Лили, уперев кулачки в рёбра корсета. – Объясните ваши слова!
- Ваша маменька сегодня утром рекомендовала не гулять по парку без брата, а он, насколько я помню, не связан обещанием сидеть у телевизора. Вы вполне могли бы прогулять эту пятнистую бестию вместе. Да, хвостатая?
- Р-рав! Ав-ав! – задорно согласилась Доро.
- Поосторожнее с выражениями, - напомнил Сильвестр. – Тут нет телевизоров.
- Да? – спохватился дурашливо Бах. - А жаль. Мне так не хватает рекламы моющих средств и программы «Чрезвычайное происшествие».
- Если бы таковая имелась, то вашу с Роузом и Дюфером разборку уже с утра крутили бы на бис, - усмехнулся Сильвестр.
Принцесса и Лили переглянулись, Диана сказала:
- Молодым людям весело. А мы по их милости должны сидеть на балконе, вместо того чтобы привольно гулять в парке.
- Граф, - обратился к Сильвестру Бах, - сделайте героический поступок, прервите, пожалуйста, изучение нотной галиматьи и сопроводите наших нетерпеливых дам в парк.
- Извольте, - поклонился подругам Сильвестр и сделал приглашающий жест.
Победно улыбаясь, принцесса и Лили проплыли к дверям, Сильвестр обернулся и подмигнул Баху. Тот негромко сказал вслед:
- Не позволяй им ходить тихо. Быстрее устанут – охотнее вернутся обратно.
С балкона он наблюдал за тем, как девушки и Сильвестр направляются по аллее к парку, и ворчал:
- Надо было идти с ними. Будь неладен этот перестраховщик Юнг! Все увидят, что Джованни Казанова отсиживается на балконе, и решат, что он шифруется, потому что до смерти напугался дуэли!
- Это вряд ли, - раздался у него за спиной голос барона.
Бах подпрыгнул:
- Тьфу, ты… Карл Иоганыч, ты что, практикуешься на роль привидения? Не рано ли?
- Извини, я просто снял шпоры.
- А к чему ты сказал «вряд ли»? Есть какие-то новости?
- Я только что виделся с Юнгом. Он сообщил, что Роуз бредит и испытывает тошноту. Похоже, ты устроил ему сотрясение мозга.
- Это удивительно, - заметил Бах. – Ведь для этого нужен мозг.
- Его дружок на весь дворец растрезвонил, что ты едва не убил их, - усмехнулся барон. – Видите ли, набросился, как лев на агнцев, дубасил их безо всяких там правил и без пощады. Они-то хотели оказать тебе честь и научить нескольким приёмам классического фехтования, а ты их неправильно понял и поколотил совершенно по-деревенски, пользуясь оружием, как дубиной.
- Встречу придурка и обязательно попрошу показать, где у него, агнца Божьего, растёт каракуль. А потом ощипаю нафиг.
- Не горячись, - урезонил его дядя. – Юнг собирается припугнуть его назначением на Утиные озёра. Мол, хватит бездельничать, пора послужить государю верой и правдой. Унтерский патент в зубы – и на бастион, руководить сапёрными работами.
- На минное поле, что ли? – удивился Бах.
- Темнота! Сапёры копают укрепления на передовой.
- Значит, стройбат, - нахмурился Бах.
- Это для сапёров стройбат, а для их холёного необстрелянного унтер-офицера - верная смерть. Офицеров пиги отстреливают с особым рвением. Хороших стрелков у них ещё меньше, чем хорошего оружия, но уж если увидит такой Свингельм Телль офицерика, то из кожи вон вылезет, чтобы подползти поближе и вышибить из него дух. Особенно, если на его шляпе модный плюмаж. Они тогда сразу видят, что офицер только что прибыл из столицы, значит, заменил убитого, списанного из армии после тяжёлого ранения или ушедшего в отставку, и на его место некого поставить. Потому-то и идёт мороз по коже у таких чистоплюев от мысли, что их могут мобилизовать в действующую армию. Эти столичные хлыщи привыкли бездельничать, и военная карьера их не привлекает. Зачем им под пули лезть, если папы-дяди занимают привилегированное положение при дворе и могут устроить им тёплое местечко с хорошим содержанием!
- М-да, во все времена были и будут те, кто косит от службы, - покачал головой Бах. – Хотя во время неандертальцев такие долго не жили.
- Тогда всё было по-честному - или ты, или тебя. Подкупить вождя было не легче, чем завалить пещерного медведя.
- Кстати, о вождях. Ты знаком с королём?
- Я видел его несколько раз. Впервые это случилось, когда я был молодым унтером и только что вышел из мясорубки на западном бастионе форта Сиккс. Бенедикт, тогда ещё принц, командовал западной армией. Он прошёл вдоль строя и прикрепил на грудь каждого из выживших особый знак – «Рубиновое сердце». Для нас это знак победы в жестоком бою и напоминание о павших товарищах. Второй раз он встречал судно шахзаде Хасидана, которое доставило мой отряд из Эль-Кадьяла в Новую Венецию. Шахзаде воспользовался дипломатической почтой для того, чтобы предупредить Бенедикта о приезде, и король сам встречал нас у сходен в сопровождении свиты. Он взял меня за плечи и сказал, что комендант Гамалика прислал предложение: выдать командира неуловимого отряда за баснословное количество золота. Его Величество ответил шахуду, что не торгует своими верными воинами и заплатит вдвое больше золота тому, кто покорит Гамалик. А третья встреча произошла, когда я вернулся из дипломатической миссии в Остеррайх. Кстати, Каспарек тогда стоял рядом со мной и тоже принял из рук короля патент на пожизненную пенсию.
- А как же он её получает?
- По доверенности. Даже если его посадят в тюрьму или приговорят к казни, пенсию не сможет отменить никто, кроме Его Величества. Королевское слово свято, потому что такую пенсию жалуют только за особые заслуги. Её, вплоть до кончины Каспарека, будут получать ближайшие родственники или доверенное лицо.
- Я смотрю, тут пенсионная система неплохо развита.
- Не так, как хотелось бы. У неё ещё много недоработок, но государственные служащие исправно получают пенсионное пособие за выслугу лет, инвалидность или по старости. Я вот тоже мог бы бездельничать где-нибудь в Новом Амстердаме или на острове Морского Креста, но считаю, что в сорок лет мужчина должен приносить обществу пользу. Это не только потому, что я патриот. Деятельный мужчина привлекает внимание дам.
- Жениться тебе и впрямь не помешало бы.
- Там или тут?
- Я имею в виду барона Мюнхгаузена.
- Обижаешь! А что, Карл Казанцев, по-твоему, плохая пара?
- Я этого не говорил. Наоборот, с тобой интересно. Но работа у тебя такая, что жена затоскует. Вот если бы ты нашёл себе учёную жену, которая могла бы мотаться с тобой по всему свету…
- Я обдумывал такой вариант, - признался дядя.
- И есть кандидатуры?
- Две студентки и одна аспирантка. Студентки симпатичны, энергичны, полны романтических фантазий, но я боюсь, что этого надолго не хватит. А аспирантка звезданулась на своей научной работе до такой степени, что надевает туфли разного цвета. Впрочем, характер у неё неплохой, и поговорить всегда есть о чём. Нам следующей весной светит вместе в командировку ехать, так что я подумал: может, стоит до этого за ней поухаживать, чтобы в поездке, на волне новых впечатлений, можно было форсировать ситуацию.
- Пока не попробуешь – не узнаешь. Вперёд.
- Благословляешь?
- Аминь.
- О, а вот и наши молодые возвращаются.
- Ага, плывут. Трое без лодки, не считая собаки.
- Что-то Даймон руками машет сильнее обычного. И лицо недовольное… Неужели нарвались на приключение?
Через несколько минут Бах и барон узнали, что заставило Сильвестра так энергично жестикулировать.
- Вы не поверите, кого мы сейчас увидели в западной части парка! – с округлёнными глазами рассказал Сильвестр. - Доротея помчалась в кусты с такой скоростью, что я уже подумал: всё, не иначе учуяла Кендалла! Но она голову туда просунула, напряглась, а дальше – ни-ни! Что ж там, думаю, такое? Выглянул, а там, возле минерального фонтанчика, баронесса Боржевская и супруга нашего добрейшего родственника Эрика Бриттенгема.
- Та самая мачеха Марии Люсинды? – нахмурился Бах. – Нам говорили, что она переехала в столицу, но какого чёрта она делает во дворце?
- Это просто, - объяснил барон. – Её муж – офицер регулярной армии Его Величества. Жёны дворян допускаются во дворец, в особенности те, кто желает поступить на какую-нибудь должность. Насколько я понимаю, в надежде получить протекцию она прошлым летом настойчиво зазывала в гости её светлость.
- У маменьки есть талант выходить из таких ситуаций, никому ничего не пообещав, - улыбнулась Лили.
- У баронессы Боржевской такого таланта нет, - сообщила принцесса Диана.
- Дело тут не только в этом, - серьёзно сказал Сильвестр. – Я видел, как Белладонна передала баронессе фиал с какой-то красноватой жидкостью.
Бах и барон переглянулись. Лили спросила:
- Это и есть тот самый яд, с помощью которого устраивают «розовую ночь»?
Барон закусил усы и уставился на Баха.
- Ты всё рассказал?
- Прости, Иоганыч, иначе не могу. Это мои друзья, и я дорожу их жизнями.
- Вообще-то, я бы и сам так сделал, - усмехнулся невесело Мюнхгаузен. – В их случае секретность может только навредить.
- Вот именно, - согласился Сильвестр. – Оповещён – значит вооружён.
- Что мы можем сделать? – спросил Бах.
- Сообщим Юнгу, - решил барон. – Я сделаю это сию же секунду, чтобы он успел предпринять меры. Насколько я понимаю, его люди получили задание следить, кто, когда и как проходит в королевские покои. Думаю, злоумышленники не смогут нанести внезапный удар.
Барон поспешил к предводителю гвардии, а молодёжь приуныла.
- Самое отвратительное в нашем положении то, что приходится ждать подлого скорпионьего укуса, - вздохнула Диана.
- Могло быть хуже, - заметил Сильвестр. – По-крайней мере, мы осведомлены о самом главном – о способе нанесения вреда. Не оказались бы барон с Джованни на чердаке – исход был бы печальным.
- А туману-то нагнал наш герой, - улыбнулась лукаво Лили. – Сначала ведь не сознавался, что знает о ночных похождениях дяди.
- Я бы обязательно проговорился, если бы ставки в игре не были такими высокими, - серьёзно ответил Бах. – Я же не мог обсуждать всё это в публичном месте. Там поблизости могли оказаться чужие уши. За нами ведь наверняка устроили слежку люди заговорщиков. Не даром же они хотели всё на нас свалить. Кстати, Даймон, Лили, держите комнаты запертыми. Возможно, эти гады попытаются подбросить улики. Например, пустой пузырёк из-под отравы или что-то ещё. Если горничные будут бухтеть, посылайте их на фиг…
- Боже, что за выражения! – прикрыла лицо веером принцесса, а Лили нахмурилась:
- Никуда и никого я посылать не буду. Но комнату замкну.
- Отлично, - кивнул Бах и задумался. – Меня вот терзают сомнения, а не подстраховаться ли нам?
- Что ты имеешь в виду? – спросил Сильвестр.
- Если «розовую ночь» собирались устроить священники, то какого лешего отраву фрейлине передавала левая тётка из провинции? Когда она успела заиметь связи с церковной мафией? Я уже не говорю о том, откуда у неё зелье, секрет которого знают только несколько зашифрованных иезуитов?
- Логично, - кивнул Сильвестр. – С другой стороны, мы не можем утверждать, что у неё нет связей с заговорщиками. Теоретически она может быть даже одной из тех, кто допущен к тайнам того странного ордена. Она ведь не местная, её из Нового Амстердама позапрошлый супруг привёз. У неё и выговор до сих пор не наш, не новоевропейский, да и лицо выдаёт родство с каким-то заморским народом.
- Она похожа на уроженку из Северного Шахуда, - сказала принцесса. – Я видела портреты и чистокровных выходцев из этой страны, и полукровок, живущих в Остеррайхе и Янкаре. Вполне возможно, что она связана с алхимиками-убийцами из Ордена Тёмных. А может, даже один из адептов.
- Тогда она и сама яд для «розовой ночи» может изготовить, - сделал вывод Сильвестр.
- В таком случае, не только его, - заметил Бах. – Её квалификация должна быть на уровне настоящего террориста-отравителя. Кто-нибудь из вас слышал о клане Медичи?
- Имеешь в виду миф о том, что их семья обладала секретами приготовления самых коварных ядов? – спросил Сильвестр.
- Думаешь, что это миф? – удивился Бах.
- Думаю, что они умело использовали чужие знания. Впрочем, это не так важно. Правда это или преувеличение, но монархи прошлого не раз отправляли друг друга на тот свет с помощью мышьяка, цианистого калия или растительных ядов. При некоторых королях служили пробовальщики, которые, в случае, если пища и питьё отравлены, первыми принимали удар и спасали своих сюзеренов.
- Это отвратительно! – воскликнула принцесса. – До чего же дикими были нравы в прошлом!
- Мы от них не далеко ушли, - сказал Сильвестр. – Во всяком случае, можем легко стать такими же вандалами. Стоит допустить мятеж лишь однажды – и всё покатиться к распаду. Каждый негодяй будет считать своим долгом урвать от общей беды кусок, возвыситься, отделиться от всех и править в своей норе по крысиным законам.
- Слушайте! – подскочил как ужаленный Бах. – Мы же можем вычислить логово этой каракатицы!
- О, Господи, что ж ты так горланишь? – отшатнулся Сильвестр.
- И как мы это сделаем? – поинтересовалась Лили.
- Когда мы были в этом… ну, как его?
- Бриттенгеме?
- Да, точно! В Бриттенгеме кухарка рассказала нам, что их госпожа поселилась на улице Победителей, в особняке какой-то мадам... Фамилию я не помню, надо спросить у дяди.
- Откуда у неё такая информация? – удивился Сильвестр.
- Им приказано отправлять по этому адресу провизию. Святым духом эта тётя Мотя питаться не может.
- Ну, хорошо, найдём мы этот дом, - кивнул Сильвестр. – А что дальше?
- Наружное наблюдение. Визитёры. Может быть, другие явки. Это может прояснить многое. Не знаю, насколько компетентны люди Юнга…
- Поверьте, юноша, они компетентны, - сказал граф Юнг, бесшумно появляясь в комнате в сопровождении барона Мюнхгаузена. – Более того, уже они направлены по адресу, который любезно сообщил ваш дядя.
Граф церемонно поклонился принцессе и поприветствовал брата и сестру Ла Бар. Бах покачал головой и сказал:
- Надо же, как у нас мысли сходятся! Как вы думаете, ваше сиятельство, что предпримут заговорщики? Подошлют в королевскую опочивальню кого-то из служанок или рискнут своей головой?
Граф и барон переглянулись. Юнг ответил:
- Я думал об этом, Джованни. Вероятно, они постараются сделать всё чужими руками. Именно поэтому я установил слежку и за помещением, где работают горничные. В конце концов, должен же я знать, кого мне пытать первого – служанку или того, кто выльет в чашу яд. Они могут отвлечь горничную, чтобы отравить ароматную воду. Меньше свидетелей – больше шансов запутать следствие.
- Желаю вам удачи, ваше сиятельство, - сказал Бах. – Думаю, что вам удастся выполнить ваш долг.
- Благодарю вас. Перед тем, как попрощаться, я должен ещё раз попросить вас не покидать покои. Поверьте, так будет спокойнее.
- Граф, но мне нужен провожатый! – сказала принцесса Диана. – Даймон выразил желание проводить меня до моей опочивальни!
- Это мог бы сделать и я, Ваше Высочество.
- Но мне ещё рано спать. Я отправлюсь позже, и граф Ла Бар составит мне компанию.
- Как вам угодно, - поклонился граф Юнг и удалился.
- Ну, и дела, - покачал головой барон. – Мы с вами разворошили это сонное царство.
- Зато жизнь приобрела особую остроту, - улыбнулась принцесса.
- Как бы эта острота не оказалась чересчур жгучей, - проговорил барон и добавил, - Простите меня, я обещал повидаться с её светлостью графиней.
Мюнхгаузен ушёл, а Лили лукаво улыбнулась:
- Наконец-то маменька утешится достойной компанией. Она весь день пропадала в королевских покоях, а вечером обнаружила, что барон удрал к графу Юнгу. По-моему, скоро вам придётся переезжать в столицу, Джованни.
- У дяди для этого будут основания?
- Женитьба – вполне подходящая причина, - улыбнулась Лили.
- Всё не так просто, - покачал головой Сильвестр. – Это неравный брак.
- Ну, хорошо, пусть даже так, - согласилась Лили. – Даже если они не поженятся, что может помешать их общению?
- Между прочим, есть шанс уровнять их статус, - заметила принцесса Диана. – Барон много сделал для защиты интересов моей семьи. Если я замолвлю за него слово перед Его Величеством, он может пожаловать барону титул графа.
- Неплохой шанс, - согласился Сильвестр.
- А по мне так лишь бы они счастливы были, - мечтательно улыбнулась Лили. - Маменька ещё молода, она успеет испытать счастье в новом браке.
- Моя славная романтическая сестрёнка, - покачал головой Сильвестр. – При дворе такое не прощают. Тут привыкли играть жёстко. Только дай повод – размажут.
- Да ладно вам, мальчики и девочки, - развёл руками Бах. – Они не маленькие, сами разберутся. Вот попомните моё слово – они ещё раньше нас с вами поженятся.
* * *
Когда говорят: «Утро вечера мудренее», - подразумевают, что проблема, решение которой накануне было затруднительным, на свежую голову да после неспешных размышлений разрешить куда проще. Однако на этот раз друзьям не пришлось дожидаться утра, чтобы узнать развязку назревающих событий.
Молодые люди только собрались разойтись по своим опочивальням для ночного отдыха, как вечер утратил утомительную размеренность, и напряжённое ожидание надвигающейся беды сменилось сумятицей.
Бах и Лили едва успели распрощаться с принцессой Дианой и Доро и уединились, чтобы посекретничать в тихом закутке коридора, как офицер и двое гвардейцев с шумом притащили в покои Ла Баров возбуждённого Сильвестра, который отправился провожать Её Высочество.
- Что случилось? – воскликнула графиня, появляясь из гостиной.
- По приказу его превосходительства генерала Юнга граф Даймон Сильвестр Ла Бар доставлен в целости и сохранности, - козырнул офицер. – Имею приказ до особого распоряжения охранять ваши покои снаружи. Уполномочен также передать его строжайший запрет покидать до утра покои как господам, так и челяди.
- Что-то случилось, лейтенант? – спросил барон Мюнхгаузен, выглядывая в коридор.
- Идёт поиск неизвестного лица, проникшего во дворец. Во избежание путаницы всем надлежит до утра оставаться внутри. Разрешите приступить к обязанностям!
- Действуйте, - кивнул барон и повернулся к Сильвестру, которого полная беспокойства мать ощупывала со всех сторон.
- Даймон, мальчик мой, с тобой всё в порядке? – спросила графиня. – На тебе лица нет.
- Да на мне-то есть, - проговорил Сильвестр. – А вот колдунья была без лица…
- Что ты говоришь? – недоумённо спросила графиня. - Какая колдунья?
- Ты в состоянии рассказать, что случилось? – спросил барон.
Взгляд Сильвестра перестал рассеяно блуждать и остановился на матери.
- Я в порядке, маменька. Но самое главное – Её Высочество в порядке.
- А что произошло? Кого ты имеешь в виду?
- Королеву Альбину. Дело в том, что мы с Её Высочеством принцессой Дианой и Доро шли в сторону королевских покоев. Собака неожиданно бросилась в боковой коридор между нашим и королевским крыльями. Мы увидели, как она тыкается в один и тот же угол и рычит. Принцесса подошла ближе, чтобы утащить её оттуда, но в этот момент задела какой-то скрытый рычаг. В углу приоткрылся узкий проход, и Доро нырнула туда. Я и слова не успел промолвить, как Диана протиснулась следом. Даже не предполагал, что в пышном наряде можно так ловко двигаться по узким коридорам…
- Азарт юности и страсть к приключениям трудно остановить, - усмехнулся барон.
- Нечего было и пытаться, - кивнул Сильвестр. – Мне пришлось снять со стены свечу и торопиться следом. И что же вы думаете? Мы оказались с обратной стороны большого зеркала, вделанного в стену опочивальни Её Высочества. Через него как на ладони видно всю комнату, от туалетного столика до балдахина!
- С одной стороны зеркало, а с другой – прозрачное стекло? – удивилась графиня.
- Такие зеркала умел делать только один велирузийский мастер, - заметил барон. - Говорят, он умер и унёс секрет изготовления своих зеркал в могилу.
- А что дальше? – спросила Лили.
- Дальше? Дальше у нас кровь в жилах застыла… Королева уснула с книгой в руке, а свечи в канделябре ещё горели, поэтому всё было видно довольно хорошо. В опочивальне был кто-то ещё. Фигура в плаще с капюшоном. Она двигалась по-женски. Роста небольшого, но казалась очень крупной. Что она собиралась делать, мы не поняли, потому что Доро зарычала, как будто увидела жуткого зверя, и толкнула зеркало лапами. Оказалось, что рама открывается внутрь комнаты, как дверь. Всё произошло так быстро, что мы с Дианой успели только удивиться. Доро оставалась до фигуры пара прыжков, но та стала… как бы это объяснить? Она словно свернулась внутрь себя и стала чёрной птицей, по-моему, чем-то вроде большой вороны. Доро тяпнула её за хвост, вырвала несколько перьев, но птица всё-таки вывернулась и бросилась к окну. Увы, оно было приоткрыто…
- А Её Высочество? – в тревоге спросила графиня.
- Она даже не проснулась. Принцесса бросилась проверять, в порядке ли она, но королева была в глубоком сне, словно уснула не только что, за чтением книги, а много часов назад и после сильного утомления. Мне показалось, что Её Высочество была бледна, но точно сказать не могу, потому что свеча даёт неверный свет.
- А охрана? – поинтересовался барон.
- Охрана так ничего и не заметила бы, если бы принцесса не подняла тревогу.
- Нас чуть не провели, - мрачно отметил барон. – Но Юнг-то там объявился?
- Разумеется, - невесело усмехнулся Сильвестр. – Офицер караула сразу его позвал. Только генерал ничего не понял. Он велел позвать лейб-медика, а в опочивальне ничего не трогать. Нас с Дианой растащили в разные стороны, а остальное вы знаете.
- Хм, а у графа Юнга есть задатки Шерлока Холмса, - с иронией сказал барон. – Вот только в такой таинственной истории ему ни за что не разобраться. Он вас о чём-нибудь спрашивал?
- Спросил, что произошло. К счастью, Диана по-королевски умна, она не стала при гвардейцах рассказывать детали. Сказала лишь, что мы спугнули чужака, который выпрыгнул в окно.
- И Юнг поверил?
- Думаю, да. Доро лаяла на окно. Она никак не хотела уходить, и гвардейцам пришлось волочь её вдвоём.
- Хорошая собачка, - не удержалась от комплимента Лили.
- Наш человек, - согласился Бах.
- Стоит ли путать следствие рассказом о мистических превращениях? – спросила графиня барона. – Юнг – скептик, его будет трудно убедить в том, что против нас выступают колдовские силы. Признаться, даже мне в это трудно поверить.
Сильвестр внимательно посмотрел на мать и молча достал из-под камзола несколько перьев. Графиня помрачнела и подавлено проговорила:
- Что ж, с этим не поспоришь.
- В королевской опочивальне остались ещё такие улики? – спросил барон.
- Я отобрал эти перья у Доро. На полу ничего не было.
- Тогда Юнг легко поверит в то, что в окно выпрыгивал человек, - заключил Мюнхгаузен и повеселел. – Если, конечно, принцесса не обмолвится о вороне.
- Она не обмолвиться, - хмуро заверил Сильвестр. – Мы уже обо всём договорились.
Барон и графиня переглянулись, Мюнхгаузен рассмеялся:
- А я бы пошёл с нашей молодёжью в разведку… хоть в самое логово пигов. Надёжные ребята. И необыкновенно сообразительные.
Утром, ещё до завтрака, в покои графини Ла Бар пришёл похожий на собственную тень граф Юнг. Он попросил всех собраться в гостиной, после чего мрачно объявил:
- Господа, у меня есть несколько вопросов, ответы на которые могли бы пролить свет на происходящее.
- Сделайте милость, граф, задайте их, - предложила графиня. – Мы ответим, если это в наших силах.
- Собственно, вопросы будут адресованы преимущественно Даймону Сильвестру. Итак, мой юный друг, мне уже известно, что в тайный ход из бокового коридора вы с Её Высочеством попали, когда принцесса нажала на скрытый рычаг. Также я знаю, что вы обнаружили необычное свойство зеркала, находящегося в опочивальне Её Высочества королевы. Что вы увидели в опочивальне?
- Фигуру в тёмном плаще.
- Как вы думаете, кому она принадлежала?
- Мне показалось, что это женщина, но точно сказать трудно. Лицо было скрыто капюшоном.
- Что делал человек у постели Её Высочества? Было ли у него что-нибудь в руках?
- Если и было, то нам было трудно рассмотреть. Человек стоял вполоборота, спиной к нам. Когда Доро бросилась к нему, он даже не оглянулся, сразу бросился наутёк.
- Он выпрыгнул в окно?
- Да.
- Всё это складывается в весьма путаную картину, - мрачно резюмировал Юнг. – Путь проникновения сомнений не вызывает. А вот остальное… Если это была женщина, как предполагаете вы с Её Высочеством принцессой Дианой, то этот прыжок в окно выглядит неправдоподобно. До цветника, который находится под окнами королевской опочивальни, пришлось бы лететь более четырёх собственных ростов. Даже ловкому прыгуну не удалось бы приземлиться на цветы, не оставив следов. А следов там нет совсем.
- Что же это может означать? – удивилась графиня Ла Бар.
- Либо прыгнувший в окно человек приземлился не на цветник, - сделал вывод Юнг, - либо он не прыгал вовсе.
- Как такое возможно? – спросила графиня.
- Прыжка можно избежать, спустившись по верёвке, - подсказал барон Мюнхгаузен. – Или, наоборот, поднявшись. Второе проще сделать, когда наверху дежурит крепкий подручный. Он может втянуть человека на крышу.
- Это исключено, - покачал головой Юнг. – На крышах дежурят мои люди. Они бы сразу обнаружили любого, кто поднялся на крышу. Я вообще сомневаюсь, что злоумышленник или злоумышленники готовили такой вариант отступления. Человек, пробравшийся в опочивальню тайным ходом, наверняка рассчитывал убраться оттуда той же дорогой. Другое дело, что его спугнули, однако в таком случае импульсивный прыжок в окно должен был в любом случае завершиться на цветнике. Но следов нет, и это наводит на меня подозрения, что чужак не прыгал вовсе.
- Куда же он, в таком случае, делся? – забеспокоилась графиня. – Не хотите ли вы сказать, что…
- Я не исключаю, что этот человек воспользовался какой-то хитростью, вернулся в опочивальню, дождался момента, когда можно проскользнуть в тайный ход, и…
- Мы с принцессой Дианой полностью были поглощены состоянием здоровья Её Высочества королевы, поэтому не отходили от её постели, - заметил Сильвестр. – К тому же, собака не пропустила бы возможности тяпнуть чужака, потому что не успела сделать этого сразу.
- Звучит логично, - кивнул Юнг. – Но следствие всё ещё в тупике. Выходит, что злоумышленник испарился или улетел.
- Может быть, ему удалось пройти по карнизу до следующего открытого окна? - выдвинул версию барон.
- Хм… Это очень трудно сделать. Карниз довольно узкий… Впрочем, благодарю вас за идею. Я немедленно проверю вероятные пути бегства преступника.
- Скажите, граф, - обратилась к Юнгу графиня Ла Бар, - каково состояние Её Высочества? Надеюсь, королеве не угрожает опасность.
- Всю ночь за состоянием Её Высочества неотрывно наблюдал лейб-медик барон Анироуш, - сообщил Юнг. – Утром к нему присоединился магистр наук Маркус Штерн. Когда я покинул покои, они совещались по поводу средства, вызвавшего глубокий сон королевы. Есть подозрение, что в бокале воды, принесённом ей перед сном, было снотворное.
- Магистр прибыл в столь ранний час?
- Судя по всему. Кстати, он сказал, что из обсерватории на Одинокой его вызвали для лечения принцессы именно вы, графиня. Это так?
- Совершенно верно. Несколько недель назад Её Высочество выразила беспокойство по поводу душевного состояния инфанты. Магистр Штерн прославился как лучший специалист в области подобного рода расстройств, поэтому я написала ему.
- Его приезд может оказаться очень кстати, - заметил Юнг. – На наше счастье, он в совершенстве постиг и другие медицинские науки. Простите, я должен удалиться.
- Слава Богу, наконец-то магистр добрался до столицы, - выдохнула графиня, когда за Юнгом закрылась дверь. – Его мудрые советы и глубокие знания всегда меня выручали.
- Маменька, всё будет хорошо, - подбодрила графиню Лили.
- Благодарю, девочка моя, твоё доброе слово для меня тоже всегда было поддержкой.
- Может быть, позвать Леопольда и попросить подать завтрак?
- Конечно. Напомни ему, что понадобиться гостевая комната для магистра, и ещё пусть закажет его любимое печенье.
- Хорошо, маменька.
Завтрак прошёл в тревожном ожидании вестей. Нормальный аппетит был только у Баха. Барон, конечно, сохранял присутствие духа, поэтому тоже был не прочь взбодрить организм доброй трапезой, но из чувства солидарности с графиней работал вилкой весьма сдержано.
В начале десятого появился магистр Штерн. Вид у него был усталый и озабоченный, однако старик был собран, деловит. Он без колебаний умял полкурицы с горошком и, насытившись, рассказал:
- Королева Альбина до сих пор крепко спит. Должен заметить, это здоровый сон. Дыхание у неё ровное, пульс нормальный, признаков отравления не наблюдается. С остатками воды из бокала, который граф Юнг предусмотрительно распорядился не трогать, я провёл несколько опытов и пришёл к выводу, что подсыпано было, скорее всего, неизвестное снотворное. Слишком уж необычно протекала реакция. Пока трудно сказать, как долго Её Высочество пробудет в забытьи. Доктор Анироуш пробовал разбудить королеву едкой солью, стимуляцией точек бодрости… Тщетно. Боюсь, она не очнётся до завтра.
- Господи, защити Её Высочество, - осенила себя крестом графиня.
- Должен заявить, что всё это кажется мне очень странным, - заметил Штерн. – Зачем кому-то понадобилось подсыпать королеве снотворное? Я попытался выяснить суть происходящего у доктора Анироуша, у графа Юнга, но ни тот, ни другой ничего вразумительного не сказали. Ваша светлость, вам что-нибудь известно?
- Не больше вашего, если говорить о причинах, - ответила графиня. – Зато Даймон стал свидетелем чего-то весьма недоброго.
- В самом деле? – повернулся к Сильвестру магистр Штерн.
Сильвестр кивнул и прокашлялся, чтобы осипший от ночного волнения голос не подвёл его во время рассказа.
- Кто-то проник через тайный ход в королевскую опочивальню и, судя по всему, готовился причинить какой-то вред Её Высочеству. Благодаря чутью далматинки принцессы Дианы нам удалось помешать злодею, а может, и злодейке. Некто в плаще с капюшоном бежал, но не так, как это сделал бы человек…
- Говорите, Даймон, говорите, - нетерпеливо потребовал Штерн.
- На наших глазах он превратился в чёрную птицу и вылетел в окно.
На лице престарелого учёного появилось непонятное выражение. Возможно, это были недоверие и разочарование человека, находящегося в здравом уме и понимающего, что ему предстоит решить для себя: отвергнет ли он сказанное или из чувства такта попытается найти компромисс. Магистр Штерн откинулся на спинку своего кресла и вздохнул.
- Звучит невероятно, согласитесь, - попытался разрядить атмосферу барон Мюнхгаузен. – Как бы там ни было, этот случай указывает на то, что у семьи Джиординов есть тайный враг, который намерен действовать исподтишка.
- Видимо, вы правы, друг мой… - проговорил Штерн. – Но… если принять на веру слова Даймона, то…
- Взгляните на это, - предложил барон, протягивая учёному футляр из-под ожерелья, который дала ему графиня. – Это осталось на месте несовершённого преступления после того, как далматинка вцепилась в чужака.
Магистр открыл футляр, затем обвёл присутствующих подозрительным взглядом.
- С виду это обычные вороньи перья… - проговорил он. - Современная наука придерживается позиции неприятия непроверенных фактов. Но если развивать гипотезу о вмешательстве в государственные дела злодеев с магическими способностями, то возникает вопрос: почему, имея такие возможности, пришелец воспользовался тайным ходом? Он мог, не оставляя следов, проникнуть в опочивальню тем же путём – через окно.
- Это и для нас загадка, господин магистр, - пожал плечами барон. – Но это, скорее всего, не так важно. Меня беспокоит цель, с которой наш странный Некто проник в опочивальню. Боюсь, над королевой хотели совершить какой-то нечестивый обряд.
- Какой именно? – спросил магистр.
- Далеко на юге, в глубине континента темнокожих народов, в древности процветали колдуны, которые порабощали людей. С помощью сильнодействующего снотворного они доводили крестьян почти до смерти. Несчастных оплакивали и хоронили, но в могилах были не мертвецы. Подручные колдуна откапывали тела, приводили их в нормальное состояние, но бедолаги уже не помнили ни своей прежней жизни, ни родственников, ни даже собственных имён. Всё, что им оставалось – делать то, что им приказывал «благодетель», чтобы получать за это еду.
- Господи, как это отвратительно! – воскликнула графиня.
- Вы полагаете, что с Её Высочеством собирались сотворить нечто подобное? – ужаснулся магистр.
- Думаю, что всё не так страшно. Во всяком случае, имитацию смерти вы не зафиксировали.
- Напротив, физическое состояние Её Высочества опасений не вызывает, - заверил Штерн.
- Я подозреваю, что заговорщики замыслили воздействовать на королеву с помощью гипноза. Эту технологию в прошлом не раз применяли талантливые негодяи, обожающие действовать чужими руками.
- О чём вы говорите, Карл? – спросила графиня.
- Если не ошибаюсь, мой дорогой друг, вы имеете в виду воздействие на человеческое сознание через его погружение в глубокий сон? – уточнил магистр.
- Совершенно верно, - кивнул барон. – Думаю, это ближе к истине.
- Но для чего им это? – удивился Сильвестр.
- Чтобы сделать то, что им не под силу, - прищурился барон.
- Добраться до короля? – догадался Бах.
- В точку! – щёлкнул пальцами Мюнхгаузен. - Уверен, они добивались именно этого.
- Несчастная королева… - проронила графиня. – Какая ужасная участь готовилась ей…
- Но в этом деле их агента чуть собака не съела, - усмехнулся Бах и подмигнул Сильвестру. – Хотя на месте Юнга я бы не расслаблялся.
- Возможно, сейчас самое лучшее – спрятать от них Её Высочество, - заметил барон. – А ещё лучше – и королеву, и принцессу.
- Каким образом? – удивился магистр.
- Вывезти ночью, чтобы никто не успел ни сообразить, что происходит, ни организовать слежку. Гвардию переодеть в ремесленников и крестьян, расставить посты по дороге.
- По дороге куда? – выпучил глаза Штерн.
- Да хотя бы по дороге в поместье её светлости, нашей любезной хозяйки. Где ещё спокойно будут чувствовать себя Их Высочества, как не в вотчине приближённой фрейлины?! Там можно и силы восстановить после таких потрясений.
- Отличная мысль! – улыбнулась барону графиня, довольная тем, как удачно он преподнёс её собственную идею. – Глубокоуважаемый магистр Штерн, не могли бы вы подсказать Его Величеству и графу Юнгу эту мысль? Король всегда прислушивается к вашим советам, и при его поддержке можно было бы устроить для Её Высочества и принцессы отличный отдых на лоне природы.
- А почему бы и нет? Нужно только дождаться, когда королева очнётся, чтобы оценить её самочувствие. Впрочем, я не сомневаюсь, что с ней всё в порядке, и вы вместе отлично проведёте каникулы в вашем уютном замке.
* * *
В том, что с королевой Альбиной всё в порядке, сомнений не осталось ни у кого. Как только она пришла в себя, ей сразу вздумалось устроить выпускной экзамен для инфанты и Лили. Её Высочество распорядилась собрать после завтрака экзаменационную коллегию из преподавателей, а возглавить её попросила магистра Штерна. Она не могла упустить возможность дать девушкам заработать самую объективную оценку их способностей.
- Конечно, магистр не смог ей отказать, - рассказала Диана друзьям спустя два дня, когда они ехали в карете в сторону поместья Ла Бар. – Её Высочество была очень довольна и польщена, зато наши наставники впали в уныние. Ну, как тут поумничаешь, если во главе комиссии самый уважаемый академик Новой Европы!
- Это сейчас смешно, - закатила глазки Лили, - а тогда я ужасно волновалась!
- Подумаешь, экзамен!- фыркнула принцесса. – Сдавать его таким зазнайкам как Вайсманн и Прашинский – скукотища. Даром, что один профессор, а другой доктор. Гонору – сундук, а присмотришься – индюк.
Общий смех был инфанте наградой за остроумие. Диана расцвела и продолжила:
– Математику и геометрию, конечно, надо понимать, иначе можно превратиться в такого же болвана как профессор Вайсманн. Не помню ни одного урока, чтобы он привёл пример с яблоками или там с зайчиками какими-нибудь. Его любимый объект в арифметических задачах – монеты. Такое впечатление, что он больше ни о чём не думает.
– Бухгалтеры и экономисты правят миром, - развёл руками Бах.
- Почему это? – возмутилась Диана. – Миром правят правители.
- Правитель без казны бессилен, - изрёк Сильвестр, - а казна без счетовода – решето. В мире денежных отношений бухгалтер – незаменимый человек. Это проверено историей.
Принцесса хмыкнула в ответ, но потом продолжила:
- А Прашинский ничуть Вайсманна не умнее. Преподаёт историю по сомнительным книжкам, в которых написана такая чушь! Помнишь, Лили, как он пытался убедить нас в том, что самое большое по площади государство в истории человечества – Брунерия?
- Его можно понять, - сказал Сильвестр. – Современная история не располагает необходимой информацией для сравнения. А чем кончилось дело?
- Полным ступором, - весело рассмеялась Диана. – Я решила просветить его и рассказала про завоевания Александра Македонского.
- Выходит, что Её Высочество сдавала экзамены не как дочь короля Бенедикта, а как Дина из России XXI века, - усмехнулся Бах.
- Только комиссию об этом забыла предупредить, - заметил Сильвестр.
Диана и Лили взялись за руки и засмеялись.
- А моя несравненная Лили блеснула перед мучителями бриллиантами мудрости?
- Блеснула, - лукаво прищурилась Лили. – Они до сих пор от блеска проморгаться не могут. Правда, с баронессой Маравенко мы расстались красиво. По этикету и изящным искусствам у нас с Её Высочеством всегда были отличные оценки…
- Ещё бы, - вставила комментарий Диана, - она ведь уверена, что для девушки дворянского сословия вполне достаточно умения петь государственный гимн и знания движений пяти обязательных танцев, которые танцуют на балах.
- Да, она лучший воспитатель патриоток на выданье, - согласилась Лили. – Профессор Шорт при всей своей образованности не годится в преподаватели. Он должен добиваться от учеников хорошего владения речью и языком, знания современной литературы, но его всё время сносит на творчество поэтов-символистов. У бедняги даже слюнки бегут, когда их цитирует он сам или кто-нибудь другой.
- Получить у Шорта «отлично» легче лёгкого, - саркастически засмеялась принцесса. – Нужно только прочесть: «Средоточие света с волнами сольётся, изнурение праха в душе отзовётся», - и диплом обеспечен.
- А вот с аббатом Дионисием мы слегка разошлись во мнениях, - продолжила Лили. - Святой наш пастырь уверен, что для обретения Господа вполне достаточно знать десять молитв и семь раз в неделю посещать храм. Но на его беду мне посчастливилось получить в подарок монографию матери Иоланды, основательницы Ордена Милосердия и Школы Ангелов. За два года я изучила её труд от корки до корки. Он написан мирским языком, и там очень много мудрых мыслей.
- Чтобы вам было понятно, объясню, - снова вклинилась Диана. - Наши святые отцы шарахаются от её начинаний, как моль от уксуса. Женщина, по их разумению, есть искусительница и легко встаёт на сторону дьявола. А тут ещё и популярная женщина!
- Да ладно, - отмахнулся Бах, - она что, другой веры, что ли?
- Самой что ни на есть той! Но она совсем другая! Никакого мракобесия, никакого фанатизма, полная терпимость к людям другой веры, а самое главное – неутомимое стремление помогать нуждающимся. При монастыре Святой Варвары работает много молодых и сильных монахинь. Часть вырученных средств идёт на содержание монастыря, а остальное – на помощь больным, калечным, сиротам, одиноким старикам. Святые же отцы на пожертвования золотят храмы, пополняют винные погреба, платят соглядатаям и содержат пилигримов, которые торгуют фальшивыми реликвиями.
- А в чём не сошлись-то? – не вытерпел Бах, который имел простое убеждение: Бог – положительный потенциал, человек – отрицательный, а ток между ними – это и есть вера. Будет ток - будет свет, а панелька со «щелкунчиком» и надписями «Вкл.» и «Выкл.» в этой схеме лишняя.
- У неё сказано: «Я знаю, что Господь есть, и это моя вера. Между мной и Господом есть только она и ничего больше».
Бах пристально посмотрел на Лили и серьёзно сказал:
- А ведь я думаю точно так же. Можно мне почитать эту книгу?
- Конечно, - ответила девушка и удивлённо посмотрела на принцессу. Подруги подумали, что Бах на самом деле вовсе не такой бесшабашный балагур, каким старается казаться.
Экипажи уносили их по ночной дороге в сторону поместья Ла Бар. За окнами то и дело проплывали костры заночевавших в поле крестьянских обозов (крестьян изображали переодетые гвардейцы), а на перекрёстках – фонари и окошки будок дорожных патрулей.
- Как странно путешествовать ночью, - сказала принцесса Диана. – Так необычно и интересно. Сразу чувствуется, что наступает время необыкновенных приключений.
- Утром начнутся каникулы, - хрустнул плечами Бах. – Мы их заслужили.
Магистру Штерну без труда удалось убедить короля в необходимости летнего отдыха его августейшей супруги в уединённом месте, подальше от двора и козней злодеев. Сама королева помогала ему в этом, проявив радость и воодушевление при мысли, что можно будет часами делать натурные наброски на пару с единственной из фрейлин, кто полностью разделяет её страсть к живописи. Сейчас она ехала в карете вместе с Литицией Ла Бар, и молодёжь даже не подозревала, что Её Высочество обсуждает с графиней некий план, касающийся их сердечных тайн.
- Итак, моя дорогая Литиция, я вижу, что у нас всё складывается, как задумано. Во всём этом чувствуется твой изящный стиль: ненавязчивое влияние, лёгкая интрига, тонкий расчёт. Я не ошиблась?
- В целом всё прошло по нашему плану, Ваше Высочество, - не стала разочаровывать королеву графиня. – Правда, я не ожидала, что кавалер появится и у моей дочери. Но это даже помогло в осуществлении нашего замысла.
- Ты скромничаешь, Литиция, - погрозила ей шутливо пальцем королева Альбина. – По-моему, Диана имеет серьёзные намерения по отношению к Даймону.
- Это как раз не моя заслуга, - улыбнулась в ответ графиня. – Молодость и талант не нуждаются в прививании любви. Они сами дают обильные побеги. Лишь бы только у них были добрые плоды.
- О плодах не беспокойся, дорогая подруга, - подбодрила её королева. – Мы с тобой выполнили свою часть нашего маленького заговора, а остальное сделают влюблённые.
Кот без сапог
Трудно сказать, как отреагировали бы горняки Джорди на всё случившееся, если бы узнали правду. Напуганные люди быстро находят объект для ненависти, чтобы скрыть свой страх или стыд, и тогда их трудно удержать от необдуманных поступков. Потому-то управляющий Дольманн, Семён Валдаев и Синди договорились никому ничего не рассказывать. Каждому из них было что скрывать. Дольманн не хотел огласки из-за того, что жена его оказалась ведьмой, замешанной в похищении детей. Семён решил избежать позора, который мог приклеиться к нему до скончания дней (раз в жизни выпало поймать или прикончить диковинного хищника, так нет, вот он, живёхонек!), к тому же он был повязан с управляющим тайной захоронения Дольманнши. Синди ради того, чтобы никто не трогал и не искал Лесного Кота, была готова врать что угодно.
- Слово в слово говорим, что тело кошки распалось в дым, - наставлял их Дольманн. – Солнце встало, ффух – и нет его! Следы видели. Кота не нашли.
Семён снова оглянулся на кусты, в которых несколько минут назад исчез, прихрамывая, чёрный леопард. Зорко в ту сторону не глядел, потому что его по-прежнему угнетало проклятое место.
- Не нашли… - расстроено повторил Семён за управляющим.
- Маша, тебя здесь не было, ты нас не видела, - продолжил Дольманн.
- Скажу, что ходила на выпас, пастушку молока с булками отнести, - решила Синди. – У меня и крынка с собой будет из-под молока.
- Кота кормила? – спросил Дольманн.
- Да, он же сырое мясо не может есть, а хлеб с молоком с удовольствием лопает.
- Даже не верится, - сказал Семён. – Такая зверюга – и питается молоком с плюшками! А как же он до сих пор жил? Давно ты вот так ему паёк таскаешь?
- Нет… - смутилась Синди, но тут же горячо принялась защищать любимца, - Но он не зверь. Он человек, и ест по-человечески…
- Семён, отцепись от неё, - велел Дольманн. – Сейчас расходимся, а ты, Машенька, крепко следи за своим Котом, чтоб к жилью близко не подходил. Ну его, от греха подальше… Пусть немного уляжется, а потом мы с тобой придумаем, как быть.
Они разошлись и после этого три дня дожидались, пока страсти утихнут. Постепенно будни отвлекли поселковых жителей от пересудов, жизнь потекла по обычному руслу. Синди, стараясь никому не попадаться на глаза, навещала по утрам Лесного Кота и рассказывала ему о событиях в посёлке. Тот с благодарностью поедал хлеб и выпивал молоко, но вид его день ото дня становился всё хуже. Синди сначала не могла понять, почему он такой присмиревший и вялый, а потом вдруг заметила, что с его передними лапами что-то творится. Они перестали быть кошачьими. При прежней мохнатости и когтистости они стали… почти человеческими. Смотрелось это жутковато.
- Котик, что с твоими лапками? Тебе не больно? Почему они такими стали?
Если бы Волк мог ответить ей, он бы объяснил, что это последствия его человеческих поступков. Но он только утомлённо жмурился, подставляя под её ласковую руку загривок.
- Я не очень хорошо расслышала слова Оракула, - призналась Синди. – Мне показалось, что он говорил о том, что ты можешь превратиться в человека. В легенде говорится, что твоё заклятье спадёт, когда тебя полюбит девушка…
Кошачьи глаза посмотрели на неё внимательным немигающим взглядом. Увы, это были не глаза Волка, загадочного и желанного юноши, который навсегда покорил её сердечко. Трудно победить свою природу. Человеку суждено испытывать тягу к человеку, и с этим невозможно что-либо сделать.
Синди виновато опустила глаза, укоряя себя за глупую боязнь признаться перед Котом в любви к Волку. Она понимала, что ничего страшного не произойдёт, в худшем случае, Кот останется леопардом, который не может ответить ей ничем, кроме мурлыканья.
- Я верю, что скоро ты станешь человеком, - искренне сказала Синди. – И ты верь, Котик. Обязательно верь. А я побегу, мне пора уже…
«Чтобы быть человеком, нужно поступать по-человечески», - вспомнились Волку слова старого мудрого кобольда.
* * *
Последние три дня Синди постоянно размышляла, как избавить Дольманна от необходимости переживать за сохранение тайны. Лучшим выходом был бы их с Котом уход в имение тёти, но у Синди было слишком мало денег, чтобы одолеть такую дорогу. Прошло всего три недели, и в её узелке скопилось только три серебряных монеты. Ещё хотя бы столько же – и можно было бы отправляться в путь.
Но на четвёртый день ход событий принял новый оборот.
Синди как раз завершила дневное кормление кур, когда у крыльца послышалось рявканье Бурана. Пёс приветствовал кого-то знакомого. Синди подошла с заднего двора поближе к крыльцу и остолбенела: Марта радостно рассказывала что-то Винсенту Вуду, бывшему боевому товарищу Эрика Бриттенгема, почти пятнадцать лет проработавшему у него лесником.
Жгучая память о позоре, которому подвергла её мачеха в Бриттенгеме, моментально проснулась в душе Синди при мысли о том, что Вуд обо всём знает. Ей захотелось провалиться сквозь землю или куда-нибудь скрыться. Но девушка и шагу не успела сделать, потому что Марта показала в сторону птичника, и светлые глаза Вуда встретились с глазами Синди.
Человек, вместе с которым она и отец не один десяток миль проскакали и прошагали по предгорьям Айсбека, выпили не один котелок чая, встретили и проводили не одну зорьку, бросился к Синди, уронив рюкзак и ружьё. Марта осталась у крыльца, удивлённо глядя, как видавший виды мужчина бежит к девушке, раскрыв объятья, словно влюблённый юноша. Буран только тявкнул вслед и воспользовался случаем, чтобы разведать, какие запахи принёс на своих вещах старый знакомый.
Синди не верила в происходящее даже тогда, когда Винни Вуд, наконец, ослабил крепкое объятье и принялся быстро и горячо спрашивать её:
- Где же ты пропадала, девочка? Ты хоть представляешь себе, как мы все беспокоились, какое горе мы все испытали вместе с твоим отцом? Ну, почему ты так долго не давала о себе знать? Он же наполовину поседел за ту чёрную неделю, которую мы провели в поисках хоть какого-то намёка на то, что ты жива!.. Господи, спасибо, что Синди вернулась к нам! Марта! Ты слышишь меня, золотая моя свояченица?! Сегодня самый радостный день за последний год! Мы будем праздновать его, как день рождения! Это же Мария Люсинда Бриттенгем, дочь Эрика!
- Дядя Винни… тише…- попыталась успокоить Вуда Синди.
- Винсент, - обратилась к родственнику Марта, придя в себя, - ты, и правда, не шуми так. У девочки есть повод быть тише воды и ниже травы. К тому же, мы её представили всем, как мою дальнюю родственницу. Негоже будет, если весь Джорди узнает, что дочь помещика удрала из дому и прячется у чужих людей.
Синди удивлённо посмотрела на Марту. Она словно заново узнавала её натуру. Женщина, конечно, всё сразу поняла, и, похоже, не только не рассердилась на свою «работницу», но и моментально вошла в её положение. На такое способны только очень мудрые и добрые люди. Ну, почему на свете не все такие, как она?
- Что? – недоумённо спросил Вуд. – О чём ты, Марта?
- Все знают её в Джорди как Машеньку, мою дальнюю родственницу из станицы Пескарёвская. Пусть пока всё остаётся, как есть. Стыдно же будет людям в глаза смотреть, если узнают, что мы тут с три короба наплели.
- Боже мой, до чего же тебя довела эта бессовестная баба, твоя мачеха… - ужаснулся Вуд, посмотрев на Синди. – Ты даже готова отречься от своего имени, от своего прошлого, лишь бы скрыться от неё… А ведь это наша вина. Мы, солдаты, прошедшие огонь и смерть, думали, что всё злое осталось там, за стенами форта Сиккс… Прости нас за нашу слепоту…
- Не надо, дядя Винни, - пролепетала Синди, готовая заплакать.
Марта подошла, положила руки им на плечи и сказала:
- Пойдёмте-ка в дом. Я там как раз кашу с говядиной разогрела, пообедаем, поговорим. Всему Господь в этом мире определил время и место, так что лучше всего довериться ему.
Пока Марта суетилась у печи, Вуд сидел возле Синди и держал её за руку, словно боялся, что она снова куда-то исчезнет на долгие месяцы.
- Что же с тобой приключилось? – спросил он. – Как случилось, что мы нигде тебя не нашли? Ты без тёплой одежды пошла и пропала без следа. Клемент со Следжем пошли по следу с собаками, но застряли на подступах к лесу, потому что начался буран, каких в эту пору сроду не было. Мы с Эриком всю округу обыскали, все зимовья проверили, куда ты могла бы добраться – ничего, пусто! Все решили, что ты попала в лавину, которая в ту ночь сошла по распадку на северо-западном склоне. Боже мой, это чудо… Чудо!
- Скорее всего, я бы замёрзла там… Меня спасли.
- Кто? Даже мы с Эриком в тот день были в пяти верстах от тебя, в охотничьем домике у Южного гребня!
- Добрые люди. Они нездешние и оказались в горах случайно.
- Цыгане, что ли? Так они в горы никогда не поднимаются!
- Я не могу сказать, кто они были. Я почти замёрзла и потеряла сознание… И… я ничего не помню. Меня словно не было здесь… Не знаю, как это может быть, но я очнулась всего месяц назад, на полпути между Бриттенгемом и Джорди. На мне была та же одежда, а рядом лежал узелок с едой и молоком.
Марта отложила стряпню и села напротив них. В глазах её были недоумение и испуг.
- Но… где же ты всё это время была? Неужели ничего не задержалось в памяти?
- Ничего, - вздохнула Синди. – Для меня этого времени словно и не было. Будто заснула осенью, а проснулась в мае.
Вуд сначала нахмурился, но затем сказал:
- А разве это так важно? Ведь главное – это то, что ты жива и здорова! Теперь нужно как можно скорее сообщить эту радостную весть Эрику. Но сначала нам нужно добраться до поместья твоей тёти, графини Ла Бар. Всё-таки она дама со связями, ей куда проще, чем нам с тобой, задействовать самых быстрых курьеров, чтобы известить Эрика.
- Да это же далеко, Винсент, - сказала Марта. – Туда неделю пешком надо добираться, а ты и погостить-то не успел!
- Не беспокойся, Марта, до завтра я точно никуда не уйду, - заверил её Винни Вуд. – Вилли только вечером с работы вернётся, так что в любом случае я твой гость. А пока братишка в шахте, я кое-кого навещу. Ты же знаешь, ваш управляющий – мой давний приятель. Мы воевали бок о бок с его гренадёрами, и не раз выручали друг друга. Авось, и в этот раз он мне подсобит доброе дело сделать.
- Конечно, навести, - кивнула Марта, продолжая накрывать на стол. – Ему сейчас встреча с другом кстати будет. У господина Дольманна жена пропала на днях.
- Как это?
- Исчезла бесследно, а куда – никто не знает. Говорят, с собакой пробовали искать, но она след не взяла. А ещё разговоры идут, что тут Лесного Кота видели.
- Лесного Кота?! А я думал, что это байки.
- Может, и байки, а горняки у тропки, по которой к шахте поднимаются, следы видели. А ещё говорят, что видели этого зверя в ту ночь, когда пропала жена Дольманна. Тогда у нас вообще весёлая ночка была. Девять ребятишек ночью потащились зачем-то к заброшенной штольне, хотя все знают, что место это плохое. Так вот, они потом всем рассказывали, что какие-то ведьмы хотели их в чудищ превратить и продать Горному Королю. Только объявился этот самый Кот, разогнал ведьм, а потом провожал детей до самого посёлка.
- Да что ты?
- Сама не видала, но горняки, кто в дозоре в ту ночь стоял, видели Кота рядом с ребятишками. Он до посёлка с ними шёл, а потом в лес повернул. Слушай, Винсент, ты же знатный охотник. Скажи, этот вот Лесной Кот опасен?
- А кто ж его знает, - пожал плечами Вуд. – Я такого зверя в природе ни разу не встречал, ничего про него не знаю. Но если он где-то рядом обосновался, то может и к скотине интерес проявить. Вот только не пойму никак, откуда он в наших краях? Говорят, что он по ту сторону моря появился, на Юго-Западе. Там бы ему и жить. Леса-то подремучей, чем у нас, на Восточном берегу. Что ли, зайцы с куропатками у нас вкуснее?
- Но ведь Лесной Кот – заколдованный человек, - напомнила им Синди легенду. – У него человеческая душа, поэтому он не может убивать.
- Беззлобная ты, Маша, - вздохнула Марта, покачав головой. – Думаешь, в жизни всё, как в сказке? Если бы так и было… Коли припрёт, на что угодно пойдёшь, чтобы выжить.
- Если не верить в добро, то как жить?
- Верить надо, - кивнула Марта. – Но доверять с оглядкой. Давайте-ка за стол, отметим встречу, пока малышня не проснулась.
За обедом Вуд рассказал, что Эрик Бриттенгем, чтобы избавиться от Беллаязвы, согласился снять апартаменты в столице. Но для этого ему пришлось вернуться на службу, и теперь он командует егерями в учебном лагере, что недалеко от форта Сиккс. Синди это известие очень расстроило. Мало того, что ей теперь трудно будет встретиться с отцом, так ещё и опасность его жизни добавилась.
- Да ты не переживай так, Синди! – успокоил её Вуд. – Инструктор – это не боевой офицер. Лагерь за второй линией обороны, там спокойно. Необстрелянных рекрутов четыре месяца будут гонять по полигону, учить обращаться с оружием, биться врукопашную, ходить строем… В общем, сначала из них надо хоть что-то сделать, поэтому до первого боя их даже близко к границе не подпускают. Это уж потом, когда пора приходит новобранцами становиться, тогда их в окопы да на бастионы ставят, чтоб понюхали, чем пиги воняют.
- Значит, папа вне опасности?
- Да, конечно, с ним всё будет в порядке.
Синди успокоилась настолько, что даже снова смогла думать о своих собственных проблемах. Она не могла решить, как ей лучше рассказать Винни Вуду про своё знакомство с Лесным Котом.
Тем временем, бриттенгемский лесник собрался к управляющему и позвал Синди с собой:
- Пойдём, познакомлю тебя с отличным офицером. Я ему верю не меньше, чем Эрику, и, думаю, он не откажет нам в помощи.
- Вообще-то, с Дольманном она уже знакома, - усмехнулась Марта. – Вот бы посмотреть на господина управляющего, когда вы ему сообщите, чья Маша дочь!
* * *
Скоро Синди убедилась в правоте Марты. Стоило Винни Вуду повести речь о том, что работница его брата вовсе не сирота-погорелец из Пескарёвской, а дочь капитана егерей Эрика Бриттенгема, у Дольманна отвисла челюсть, и он с трудом промолвил:
- Ну… милостивая государыня, вы просто кладезь сюрпризов. Оказывается, я должен был перед вами шляпу снимать, а не зазывать к себе в работницы… И что же это делается на белом свете, старина Вуд? Какая-то приблудная купчиха портит кровь такой славной девочке, дочке боевого офицера, да так портит, что ей приходится из дому бежать! Или я чего-то не понимаю, или жизнь в нашем королевстве стала совсем не та, что была в старые добрые времена.
- В наших силах исправить несправедливость, - заметил Вуд. – Мы можем помочь Марии Люсинде добраться до её родственницы – графини Ла Бар.
- Хм… А ведь ты прав, Винсент. Нечего девушке в такую даль ноги бить. У меня возок простаивает без дела. Всё равно никуда не езжу, разве что до лесопилки раз в месяц. Только вот ведь какое дело… Сам-то я не могу отлучиться. Мне ж шахтой управлять надо.
- А я на что? – удивился Вуд. – Неужели ты думаешь, что Винсент Вуд останется в стороне? Я и так слишком мало сделал для дочери моего командира и лучшего друга.
- Ты собираешься отвезти девушку в замок Ла Бар? – поднял брови Дольманн. – Ну что ж, тогда я за неё абсолютно спокоен. Э… мадемуазель Бриттенгем…
- Господин Дольманн, называйте меня Марией, - предложила ему Синди. – Так будет удобнее и вам, и мне.
- К-хм… Хорошо, Мария. Будьте уверены, Винсент Вуд – самый надёжный провожатый, какой мог сыскаться в наших краях…
- Господин Дольманн, да я ведь знаю его с детства, - улыбнулась Синди.
- И правда, - смутился управляющий. – Простите, это я от волнения. Меня ведь по другому поводу беспокойство одолевает. Вы, наверно, догадываетесь, о чём я…
- И о чём же ты, Теодор? – осведомился Вуд в недоумении.
- Дело в том, что тебе придётся провожать не только Марию, - поглядел на него в упор Дольманн. – У неё, кроме нас с тобой, оказывается, целый батальон защитников, да таких, что и про одного тебе расскажу – не поверишь.
- Что ж это за защитники такие? – округлил глаза Вуд.
- Везти придётся только одного, - успокоил его Дольманн. – Остальные тут останутся.
Он искоса взглянул на Синди, словно извиняясь, но она улыбнулась своей неповторимой улыбкой, от которой у всех, кто её знал, таяло сердце.
- Да не тяни же кота за хвост, Тео! – не вытерпел Вуд.
- Как раз Кота-то я за хвост тянуть не собираюсь, - буркнул Дольманн, а Синди тихонько рассмеялась. Он же почесал седые пряди над ухом и сердито объяснил, - Не знаю, как, но она вошла в доверие Лесному Коту.
Вуд недоверчиво моргнул, но, видя, что Дольманн говорит серьёзно, а Синди перестала смеяться, озадачился:
- Вы… меня не дурачите? Я уже второй раз сегодня слышу о Лесном Коте, но никак не возьму в толк – шутка это или…
- Дядя Винни, Лесной Кот повстречался мне в сосновом бору, что за Лужанкой. Он меня от гадюки спас. Она прямо на моих вещах разлеглась, пока я спала, и не окажись рядом Кота, я бы так и осталась на той поляне… Он очень умный и… легенда оказалась правдой. Он мне своё имя на песке нацарапал.
- Что? – удивился Вуд. – Лесной Кот?!
- А чего тут такого? – хмыкнул Дольманн, который с недавних пор был готов поверить во что угодно. – Забыл, что он заколдованный?
- Заколдованный, говоришь? – покачал головой Вуд. – Ладно. Так какое имя он нацарапал?
- Вольф, - не моргнув, ответила Синди, и, по сути, её маленькая ложь даже не была враньём. Ведь Волк на многих европейских языках и есть «вольф».
- Вот видишь, - развёл руками Дольманн. – Он Вольфганг Кюри, урождённый граф и наследник почтенного рода. Графы Кюри всегда участвовали в военных компаниях королей Джиординов и были на хорошем счету.
- Пока поверю вам на слово, - покачал головой Вуд. – Но где же он, ваш Лесной Кот?
- В лесу, где же ещё, - проворчал Дольманн. – Тут нет сумасшедших, чтобы тащить в посёлок хищника в три пуда весом. Мария его по утрам молоком с хлебом кормит, а он сидит тишком в лесу, не высовывается. Иначе уже давно облаву организовали бы. Горняки народ горячий…
- Ну и ну, - поскрёб в затылке Вуд. – И как нам быть?
- Как? – Дольманн засопел и стал возиться с трубкой. – Посадим его в возок за дальним поворотом – и в путь. И уж тут я вздохну спокойно. Мне пришлось связать местного охотника страшной клятвой, чтобы он и думать не смел охотиться или ловить этого леопарда. Хотя, не будь он так дорог сердцу барышни Марии, я бы обязательно распорядился изловить зверя. Нечего ему возле жилья крутиться. Не ровен час, убьют…
- Синди, - сказал Вуд, - раз уж я взялся за это дело, познакомь меня со своим защитником. Хотелось бы заранее знать, с чем придётся иметь дело.
- Пойдёмте, - с охотой согласилась девушка. Она беспокоилась за Кота и обрадовалась лишней возможности проведать его.
* * *
Приблизившись к заветным кустам на опушке, Синди тихонько позвала:
- Котик… Котик, ты здесь? Я с другом. Опасности нет.
В ответ из чащи только весело прочирикала лесная птаха. Кот не отзывался.
- Может, ушёл? – спросил Вуд.
Синди не ответила и раздвинула кусты. Ей пришлось пройти вглубь кудрявых зарослей несколько шагов, прежде чем она обнаружила дневную лёжку Лесного Кота. Вуд шёл следом и сразу уловил характерный запах шерсти крупного хищника. А потом и увидел его. Крупный чёрный леопард с бурыми пятнами-подпалинами лежал пластом на примятой траве. Опытный глаз охотника сразу уловил несколько странных несоответствий в его фигуре.
- Что-то с ним не так, - сказал Вуд. – Он здоров, не ранен?
- Последние три дня он чувствует себя не очень хорошо, - ответила Синди. – До этого он охотно ел всё, что я приносила, а теперь даже варёное мясо с трудом проглатывает. Мне кажется, что сегодня ему хуже…
- Знаешь, для леопарда у него очень необычное строение, - сказал Вуд. – На первый взгляд, всё при нём: хвост, лапы, морда… Но рёбра должны быть сплюснуты с боков, а они, наоборот, со стороны грудины уплощаются. Плечи слишком широки для кошки. Шея какая-то… чересчур короткая. А лапы? Гляди на задние. Вспомни, какие они у кошек. А у этого бедро с голенью в локоть длиной, зато пятка укорочена вдвое. Никогда таких странных леопардов не видел…
- Дядя Винни… Три дня назад он не был таким. Тогда он был ещё обыкновенным леопардом. Ну, конечно, не таким, как другие обыкновенные…
- Ты имеешь в виду, что он настолько изменился? Что же с ним стряслось?
- Может, его заклятье ослабло?
- Мне странно говорить об этом, - смущённо признался Вуд. – Я никогда не воспринимал всерьёз сказочные истории про заклятья и прочее… Но, раз уж Лесной Кот передо мной, то я допускаю, что связанная с ним легенда может быть реальной. Вот только что мы с ним будем делать? Если он не сможет идти, дотащить его до коляски Дольманна будет трудновато.
Синди обеспокоено склонилась к морде хищника и погладила крепкую ушастую голову. Кот шевельнул усами, по телу пробежала короткая судорога, и леопард приоткрыл глаза. Синди обрадовалась:
- Котик, ты проснулся! Извини, что помешала тебе. Я хочу познакомить тебя со своим и папиным другом. Это дядя Винни, Винсент Вуд. Помнишь, я про него рассказывала?
Лесной Кот посмотрел на Вуда мутными глазами и слабо кивнул. Синди обрадовалась:
- Он помнит, дядя Винни! Котик, как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит?
Кот с видимым усилием повернул голову и лизнул её руку. Синди погладила его между ушами и жалостливо сказала:
- Бедненький… У него жар.
- Не нравится мне, как он выглядит, - хмуро сказал Вуд. – Если это какая-то кошачья болезнь, то долго он не протянет. Смотри, сколько на траве шерсти.
Этот твой охотник меня достал. Он смотрит на всех, кто с усами и хвостами, как почтальон Печкин на кота Матроскина.
Синди удивилась: её второе «я» с самого утра почти всё время молчало, а тут вдруг высказалось в защиту мохнатого друга. Правда, Синди не поняла слов Маши про почтальона и кота, зато почувствовала обиду за друга, схожую с её собственной.
- Он справится, вот увидите, - горячо сказала она Вуду.
- Дай Бог, - кивнул тот. – Зверь в наших краях редкий, жалко будет, если он издохнет.
Издохнет?! Да я этого живодёра сейчас!..
Синди почувствовала, что воля Маши заставила её пальцы сжаться в кулаки. Если бы Синди владела собой чуть меньше, тёзке удалось бы довольно резко повернуться к Вуду и сказать что-нибудь нелицеприятное. К счастью, годы притеснений со стороны госпожи Белладонны сформировали внутри Синди нервы из стали.
А вот Кот не выдержал таких слов о себе. Он тяжело приподнялся, взглянул Вуду в глаза. Нужно сказать, взгляд даже недомогающего леопарда снизу вверх способен пронять любого видавшего виды человека. Лесник даже отступил на пару шагов, потому что ему стало не по себе. Но в следующую секунду он даже пожалел, что Лесной Кот не захотел и дальше выглядеть в его глазах заурядным пожирателем мяса.
Конечность, совсем не похожая на лапу леопарда, пропахала двумя трясущимися когтистыми пальцами в лесной подстилке несколько прямых и выгнутых борозд. Вуд увидел, как борозды складываются в буквы, а буквы – в слово. Короткое слово, на которое только и хватило сил страдающего от жара, изувеченного колдовством леопарда.
- Кот… - прочитал Винни Вуд слово, нацарапанное так, чтобы его было удобно читать именно ему. – Боже мой… Леопард, который умеет писать… Синди, ущипни меня, а то я сойду с ума прямо сейчас!..
«Подойти поближе, - подумал Волк, - и я тебя своей клешнёй ущипну. На всю жизнь запомнишь, зараза».
Вуд прислонил зачехлённое ружьё к сосне и уселся на траву. Ноги от удивления перестали его держать. Синди, преисполненная гордости за мохнатого друга, погладила его по горячему боку.
- Вот видите, - сказала она, - я не обманывала вас. Он человек.
- А по виду не скажешь, - пробормотал Вуд. – Старина Дольманн прав – мир переворачивается вверх тормашками.
Для каждого мир такой, каким он его хочет видеть. Если человек не хочет замечать что-то или отказывается в это верить, то этой части мира для него не существует.
- Нет, дядя Винни, - обрадовалась Синди глубокомысленной мысли Маши, - мир такой, какой есть. Просто мы видим только видимое. Остального как будто нет.
Браво! Ты сказала даже лучше, чем я!
- А ты повзрослела за это время, - покачал головой Вуд. – И стала говорить такие же умные вещи, как твои родители в расцвете лет… Хорошо. Оставим удивление на потом. Надо придумать, как нам быть, когда настанет момент отправляться в путь. Твоего друга нужно будет доставить по другую сторону посёлка, к повороту дороги. Это почти в миле отсюда, потому что нужно огибать посёлок по лесу. И делать это нужно затемно, чтобы не налететь на стадо, которое погонят утром вдоль речки.
- Котик, ты сможешь ночью перейти на ту сторону посёлка? – спросила Синди.
Кот приподнял голову и кивнул, хотя точно знал, что угробит на это всю ночь и последние силы.
- Отлично, - сказал Вуд. – Тогда пойдём готовиться в дорогу. Пусть он до темноты хорошенько выспится.
Синди было жаль оставлять недомогающего друга, но Вуд был прав.
- Держись, милый, - шепнула она Коту на ухо. – Завтра утром мы отправимся к моей тёте, и там ты поправишься окончательно. За тобой будут ухаживать, как за графом.
* * *
- К чему так рано выезжать? – недоумённо спрашивала Марта. – Поехали бы с рассветом.
- Всё равно уже проснулись, - улыбнулся Винсент Вуд. – К тому же у вас свои заботы начнутся: Вилли на работу пойдёт, ты – на утреннюю дойку.
- Раньше выедут – дальше уедут, - рассудил Виллем. – Им засветло Кифервальд надо миновать. Правильно я говорю, брат?
- Абсолютно, - обнял его в ответ Винсент. – Ну, я на обратном пути вас ещё раз проведаю. Ох, чуть не забыл! У меня для ребятишек ещё по гостинцу есть… вот, отдайте. А я их потом поцелую. Ну, пора.
- Машенька… - севшим голосом сказала Марта. – Ты хоть когда-нибудь проведай нас… Или весточку хоть пришли, что у тебя всё хорошо…
Они с Синди обнялись, Марта расплакалась. Виллем для виду проворчал:
- Ну, побежала водичка… Да всё будет в порядке. Правда же, брат?
- Обязательно, - кивнул Винсент. – Уж графиня-то Ла Бар найдёт способ сделать всё, как надо. Она же фрейлина Её Высочества королевы! Вот увидите, не пройдёт и месяца, как Синди увидится с отцом!
Они с трудом распрощались, и Вуд с Синди заторопились к дому управляющего. Ещё полчаса – и коров начнут выгонять в стадо, чего доброго, дорогу перекроют.
- Ну, заждался я вас уже! – сердито сказал Дольманн. – Прощаетесь, как на край света собрались! Винни, я тут подумал и лошадёнке своей шоры на глаза надел. Меньше видит – послушней будет.
- Это разумно, - кивнул Вуд. – Всё ей видеть совсем не обязательно.
Синди догадалась, что шоры не дадут лошади разглядеть, как они будут усаживать в коляску Лесного Кота. Здешние лошади хоть и не видали леопардов, появление в поле зрения такого грозного существа всё же может напугать кобылку.
- Ну, не поминайте лихом… и удачи вам, - махнул рукой Дольманн.
Вуд тронул возок, и дома Джорди поплыли мимо них в утреннем тумане. Синди подумала, что должна обязательно побывать здесь когда-нибудь… Когда всё устроится…
Поворота дороги, за которым горняцкого посёлка уже не было видно, они достигли через пять минут, когда туман ещё плотной пеленой удерживался у земли. Вуд остановил повозку и стал всматриваться в придорожные кусты. Синди последовала его примеру, но в тумане всё было одинаково серое, расплывчатое, и было трудно что-нибудь разглядеть. Вуд вылез из коляски и спросил:
- Сможешь удержать лошадь? Если что, натягивай вожжи посильнее. А я пойду, гляну, где наш спутник. Может, ему подсобить надо…
Пока Вуд блуждал в сырых от росы кустах, Синди нетерпеливо вертелась. Туман делал со звуком странные вещи: казалось, шуршание, которое издавали сапоги Вуда, доносилось сразу с нескольких сторон, а бряканье коровьих колокольчиков раздавалось не в трёх сотнях метров позади, а где-то вверху, словно висело отдельно от стада.
Минут через пять справа из тумана появилась неясная фигура Вуда. Он шёл так медленно, словно высматривал в траве грибы.
- Что там, дядя Винни? - спросила Синди.
- Мы идём, - откликнулся лесник. – Твой приятель молодец. Он хоть и мелкими шажками, но упорно двигается сам… Я хотел его на руки взять, но он головой мотает.
- Котик! – окликнула Кота Синди. – Ты такой умничка! Я тобой горжусь!
«Ещё бы, - подумал Волк, хромая на все четыре конечности. – Десант не сдаётся! Уж лучше я сам доковыляю, чем меня этот таксидермист будет тащить, как дохлую выдру».
Через минуту он с трудом вскарабкался в коляску и кое-как угнездил гудящее от боли тело на сиденье. Синди погладила его и облегчённо вздохнула. Для неё волнение пока закончилось. Всё шло хорошо: они удачно покинули Джорди втроём, и никаких препятствий на пути в поместье Ла Бар не предвиделось.
Для Волка испытания продолжились. Как только Вуд уселся на передке коляски и понукнул лошадь, трясучка по просёлочной дороге начала вить из тела Лесного Кота верёвки. У бедолаги от неотвратимых изменений и так трещали все кости, да тут ещё каждый камешек, на который наезжали окованные железом колёса, отзывался в теле толчками тупой боли. Вкупе с усталостью, которая накопилась за время перехода от лёжки до придорожных кустов, всё это шло Волку отнюдь не на пользу.
«Ну, вот и кирдык мне, - подумал он, чувствуя накатывающие волны дурноты. – Не довезут меня до уютного и безопасного графского замка. Ну, что ж, знать, судьба моя такая – быть до конца с дамой сердца. А может, это и к лучшему? Отмучаюсь – вернусь в самого себя, в старый добрый XXI век».
- Ты рассчитывала добраться до имения графини пешком? – спросил Вуд у Синди.
- Да. Я думала, что вместе с Котом мы одолеем путь за неделю. Но больного я бы его туда не потащила.
- Неделю? Ну, что ж, ты верно рассчитала. Сама бы ты за три дня дотопала по дороге. По двадцать пять миль в день – это самый выгодный темп. Хотя пешком да в одиночку – это небезопасный вариант. Последние десять миль дорога тянется вдоль Кифервальда. Там пешком, да ещё и в одиночку даже вооружённые люди не рискуют ходить. А тебе бы ещё и под вечер пришлось мимо идти.
- Зато не в одиночку, - ответила Синди. – А что там такого опасного?
- Ты что, не слышала про проклятье Киферов?
- Дядя Винни, вы ещё вчера сомневались в том, что легенда о Лесном Коте – чистая правда, - лукаво заметила Синди.
- Ну, знаешь… Одно дело – Кот, о котором никто никогда слова дурного не сказал, а другое – дьявольский вепрь…
- Кто?
- Ты не знаешь историю про вепря? – удивился Вуд. – Но это же лет десять назад было! Эта тварь несколько раз в году собирает кровавый урожай среди крестьян и прохожих!
- Я слышала легенду, но ни о чём таком страшном не знаю, - призналась Синди. – Дядя Клемент рассказывал, что в сына барона Кифера вселился демон, а родители умерли. Другого я ничего не слышала, честное слово.
- Может, это и хорошо, что не слышала… - пробормотал Вуд.
- Что?
- Я говорю, что это даже лучше. Люди толкуют, что демон чует запах страха. По нему он и находит грешные души…
- Это правда или байка?
- А кто ж знает?! Проверять это на своей шкуре никому не хочется. Демон-то не простой. Я слышал в таверне Маношвилля, что ребёнок превратился в дикого вепря и удрал в лес. А началось всё с того, что однажды барон вместе с супругой охотился в глубине дремучего бора и встретил оборотня. Думал, что это обычный кабан, но когда попытался подстрелить его, зверь набросился на них, напугал лошадей и слуг, а упавшей с коня баронессе прокусил ногу. Барон уже собирался прикончить его, но тут кабан человечьим голосом прохрипел: «Проклинаю твой род! Служить твоим детям тьме до тех пор, пока не придёт чистая душа!» От этого барон потерял сознание, а когда пришёл в себя, их уже поднимали с земли опомнившиеся слуги. Потом баронесса родила крепкого мальчика, лет пять всё было тихо. И вдруг, ни с того ни с сего, у малыша начались жар, падучая. Послали за доктором, но когда тот приехал, всё уже случилось. Прислуга видела, как получеловек-полузверь дико кричал, рвал на себе одежду, а потом опрокинул с высокой лестницы баронессу и умчался со двора в сторону леса. Барон, обезумев от горя, бросился в погоню, но не вернулся ни к ночи, ни на следующий день. Его тело нашли через неделю, когда пастор организовал поиски. На бедолаге живого места не было, будто по нему стадо кабанов прошло…
- Думаете, что это вепрь безобразничает в лесу?
- Не я думаю, Синди. Его огромные следы не раз видели в разных местах Кифервальда. Первое время никто не верил, что людей губит дьявольский вепрь. В поместье был назначен управляющий, кстати, наш с Эриком сослуживец. Капитан Кортес был командиром сапёров и заработал прозвище Неуязвимый. Он под огнём пигов выходил на передовую и чинил укрепления. Даже самые смелые из его сапёров не рисковали работать рядом с ним, потому что его пули не брали, а их находили сразу же. Так вот, он несколько раз вместе с помещиками из соседних земель организовывал облаву в Кифервальде – и всё напрасно. Человеческих следов не нашли ни разу, хотя лес просто кишел дичью, грибами и ягодами. Зато вепрь наследил везде. И возле погибших находили только следы копыт. Между прочим, первыми в клыки вепря попали именно бродяги, которые разбойничали на границе между Маношвальдом и Кифервальдом. Они успели обобрать пару крестьян, которые возвращались с ярмарки, а потом их нашли там же, рядом с опушкой. Ни гроша не было взято, зато тела растоптали в кашу.
- А потом?
- Потом стало доставаться и другим. В Кифервальд уже лет пять никто не ходит собирать дары леса, потому что однажды вепрь затоптал сразу трёх грибников.
- Что ж его до сих пор никто не застрелил? Там нет охотников?
- С тех пор, как погиб барон, в лесу никто не охотится. Убийство – грех, а грех привлекает вепря.
Синди надолго замолчала. Она размышляла над тем, как же живут в поместье Киферов люди без лесной ягоды и грибных солений. Верно, нелёгкое у них там житьё. А ведь Кифервилль всего в двух десятках миль от имения тёти Литиции. Это очень близко, рукой подать. Интересно, знает ли она о том, что произошло у соседей? Из её уст Синди никогда ничего подобного не слышала. Закончив лучшие в королевстве курсы по этикету, Литиция Ла Бар никогда не опускалась до сплетен и баснословных историй о чьей-то семейной жизни. Она была образцом во всём, и это ставило её в глазах племянницы на недосягаемую высоту. Синди даже примерно не представляла, сколько всего нужно знать и уметь, и лишь догадывалась, в каких жёстких рамках нужно держать себя для того, чтобы быть идеалом. Наверно, это очень трудно… И всё же ей хотелось хоть в чём-то быть похожей на тётю, потому что она была уверена, что мама была такой же.
До обеда Вуд останавливал коляску только один раз, чтобы напоить Кота и лошадь речной водой. Обед они устроили в полдень, потому что рано встали и изрядно натряслись в коляске. Волк собрал все силы только для того, чтобы вывалиться на травку. Он в полузабытьи брал с ладони Синди кусочки творога со сметаной и был бы рад отключиться совсем, потому что его тело после нескольких часов тряски стало средоточием всех видов боли.
- Ну, что, приятель, - сочувственно спросил Вуд, - держишься ещё?
«Не дождётесь», - подумал Волк.
- Он выздоровеет и станет прекрасным юношей, - сказала Синди, держа голову Кота на коленях. – Да, Котик?
- А ведь когда с ним случилась эта оказия, он был малышом, - заметил Вуд, запаривая чай в котелке. – Ты думаешь, что ребёнок в нём взрослел вместе с телом Кота?
- Не знаю, дядя Винни. Но не могли же наложить любовное заклятье на того, кому не предназначена любовь девушки.
- Эх, знать бы наверняка, что так и будет, - покачал головой Вуд. – Чёрная магия – штука очень недобрая, а значит, честности и благородства от гадины, которая сотворила такое с человеком, лучше не ждать.
Синди не стала спорить: её учили быть воспитанной и сдержанной. Тем не менее, она осталась при своём мнении.
* * *
В Маношвилле остановку делать не стали: имение лежало чуть в стороне от дороги, и заворачивать туда не было надобности. Вуд с беспокойством смотрел на солнце и прикидывал, сколько у них времени до наступления сумерек. Стояли самые длинные дни в году, поэтому он надеялся миновать участок дороги, огибающей лес, ещё до ужина. Правда, после таких непрерывных скачек всё будет болеть, как после косьбы, но это лучше, чем повстречаться с противником, которого уже десять лет никто не берётся одолеть.
Волку эти размышления были неведомы, и он никак не мог понять, что за интерес этому дядьке без отдыха трястись по просёлку. Его бы воля, они бы каждые полчаса останавливались не меньше чем на пятнадцать минут, чтобы дать костям отдохнуть. Ресурс организма Лесного Кота уже давно был исчерпан, потому что вместо положенного ему глубокого дневного сна он получил многочасовой сеанс вибромассажа, от которого его несчастный скелет теперь не просто болел, а прямо-таки рассыпался на части.
Только к трём часам дня, доведённый до крайности жарким солнцем, Волк, наконец, впал в состояние не то сна, не то обморока, поэтому остатка пути уже не помнил. Видимо, всё прошло без эксцессов, потому что органы чувств Лесного Кота ни разу не подали сигнал тревоги.
Ехать дальше в подступающих сумерках Вуд не рискнул, поэтому повернул в посёлок при усадьбе. Коляска въехала в пустынную деревушку, и путники словно попали в другой мир. Даже лес, которого все так опасались, не производил столь гнетущего впечатления. В селении царила атмосфера тревожного ожидания. Казалось, даже дома съёжились от этого недоброго ощущения. Волк, немного отдохнувший за время короткого беспокойного сна, собрался и заставил себя включить все органы чувств.
- М-да, невесело тут, - сказал Вуд, поворачивая лошадь в сторону усадьбы. – Сейчас узнаем, где тут обитает господин Кортес.
Добротный каменный дом в охотничьем стиле был окружён изгородью и казался необитаемым. Вуд слез с передка и в замешательстве остановился у ворот. Кованые решётчатые створки были заперты, а дом находился от них в сотне шагов. Чтобы докричаться до хозяев, нужно было поднять изрядный шум, который взбудоражит весь посёлок. Этого Вуду не хотелось, и он всматривался в зашторенные окна в надежде, что обитатели заметят их.
- Эй, чёрт бы вас побрал, - пробормотал он и помахал шляпой с фазаньим пером. – Уснули вы все там, что ли? Люди с дороги, а вы закупорились, будто к осаде приготовились…
- Может, там никого нет? – спросила Синди.
Волк тем временем услышал какой-то непонятный шум позади коляски. Он осторожно выглянул над краем сиденья и увидел в конце небольшой тополиной аллеи, ведущей от окраины посёлка к ограде усадьбы, собирающуюся толпу. У крестьян в руках были факелы и разные сельскохозяйственные орудия. Они нерешительно топтались посреди дороги, но самые смелые уже шагали в сторону приезжих. Ситуация складывалась неприятная.
- Котик, ты чего? – спросила Синди, услышав клокотание в его глотке. – Ой… Дядя Винни, там люди…
Вуд обернулся и подошёл к коляске. Толпа двигалась к ним, и это заставляло задумываться над каждым движением и словом. Вуд махнул им шляпой в знак приветствия. Приближающиеся селяне не отвечали, но и агрессии пока не проявляли. Впереди всех шагали двое крепких мужчин в фартуках. Один из них явно был мельником, потому что на одежде и спутанных волосах белела мучная пыль. Второй был краснолицым и перемазанным сажей, а на его мощном плече покоился кузнечный молот.
- Вечер добрый, - сказал Вуд. – Мы к вам издалека заехали, а оттого не знаем, где искать управляющего. Диего Кортес – мой давний друг и сослуживец, я приехал его навестить и передать известие от нашего общего знакомого.
- Он знает Кортеса, - сказал кузнец мельнику.
- Это ещё не значит, что Кортес знает его, - ответил тот.
- Как это может быть? – удивился кузнец.
- Да погоди ты, Гефа, - отмахнулся мельник и спросил у Вуда, - А вы из какого далёка к нам? Из Маношей или ещё откуда?
- Из Джорди. Тамошний управляющий – тоже наш сослуживец. Коляску вот нам одолжил, чтоб мы дотемна успели Кифервальд проскочить.
- Ага, господин приезжий слыхал про нашу беду! – громко объявил мельник для односельчан, обступивших коляску.
- А что же, любезный, ты с собой оборотня приволок, если про нашу беду знаешь? – задала Вуду вопрос в лоб пожилая женщина с тоскливыми глазами.
Вуд оторопел. Он привык, что повсюду, где бы ему ни пришлось заговорить о том, что он ветеран непрекращающегося противостояния с пигами, люди оказывают ему радушный приём. И даже если не бравировал своими былыми подвигами, люди в селениях Новой Европы никогда не проявляли к приезжему недружелюбия.
- Вы это о чём, люди добрые? – искренне изобразил он удивление. – Какого ещё оборотня?
- Мало нам было одного демона, так теперь ещё и второй объявился, - проворчала из-за спины кузнеца Гефы желчная старуха, и со всех сторон донёсся ропот.
Синди беспокойно оглянулась. Лица людей не выражали ничего хорошего. На них была угрюмость и усталость от постоянного страха, который был готов вот-вот превратиться в ненависть к чужакам, притащившим в их селение здоровенного заморского кота.
- Господь с вами, люди! – засмеялся Вуд. – Какой же это оборотень! Этот леопард в Луговищах от бродячего цирка отбился. Он смирный, и мухи не обидит!..
- Нашёл дураков, - блеснул глазами мельник. – Был бы в Восточной провинции бродячий цирк, он бы мимо нас не проехал. Дорога-то через леса только одна проходит.
- Они в столицу на галере отправились, - разошёлся Вуд, удивляя Синди неожиданно проявившимся талантом сочинять на ходу. – Только леопард их к воде нелюбовь имеет. Он с палубы удрал, и мне пришлось его по всему лесу искать. Теперь вот в столицу везу, чтоб получить за него вторую часть платы.
- Ну, и вёз бы мимо нас, - глухо сказал крестьянин с седыми усами. – Ты ж, дурья башка, беду на нас и себя теперь накличешь!..
Селяне опять зароптали, а мельник прищурился и заявил:
- Врёт он, что это цирковой леопард. У леопардов кисточек на ушах нет. Такие только у одного есть – у Лесного Кота.
«Как бы бока не намяли, - подумал Волк. – Будь я в форме, влез бы на ближайший тополь – с вертолётом бы не сняли. А так они, конечно, герои».
- Так Кот-то на Северо-Западе должен харчеваться, - заметил кузнец. – Это ж в графстве Кюри было.
- Вот именно там я эту зверюгу и видел в подзорную трубу, - кивнул мельник. – Это лет пятнадцать назад было, когда я служил в стрелковом полку. Мы на замаскированной вышке дорогу сторожили, и я заметил, как этот котяра через луг перебегал.
- Да что там говорить-то! – повысила голос желчная старуха. – Одно колдовство другое притягивает! Гнать их в шею! А чтоб не повадно было, их поколотить надо!..
- Я вот вам поколочу!!! – зычно крикнул кто-то со стороны ворот. – А ну, тихо!!!
Синди и Вуд увидели, как из открытых двумя крепкими слугами ворот выходит крупный мужчина в мундире без знаков отличия. Он был в возрасте, но военной выправки не потерял, да и голос был по-прежнему командирским. На плече его висело ружьё, а вместо поясного ремня талию охватывал патронташ.
- Вот уж не ожидал тебя встретить здесь, Винсент Вуд, - признался мужчина, раздвигая толпу. – Приятно, разрази меня гром, увидеть старинного приятеля! А теперь сознавайся: за что мои обормоты собрались тебя поколотить?
- Господин управляющий, с ним тут Кот-оборотень, - пробилась вперёд желчная старуха. – Мы и так тут за грехи страдаем, а они…
- Ну, стыдно, тётушка Венда, такой почтенной женщине трепать языком про дела, в которых не смыслите! – напустился на старуху управляющий. – Кто такой оборотень? Это нечисть, которая днём ходит как человек, а ночью оборачивается кровожадным зверем. Верно я говорю, Флури?
- Вроде, да… - замялся мельник.
- Верно, верно, - закивал кузнец Гефа.
- Так какой, ядрёна кочерыжка, он тогда оборотень, если даже солнце ещё не село?!
- Ну…
- Молчать! А ну, все по домам! В девять часов лично пройду и проверю, кто дома, а кто на подвал напросился! Брысь!
- Так это… - растерялся мельник. - Он Лесной Кот…
- Вижу, что не водоплавающий. Топай домой, Флури, и больше не баламуть народ. Расходимся, расходимся! Ишь, припёрлись! Детей дома побросали, олухи несчастные!..
- Сразу видно, кто в Кифервилле главный, - сказал Вуд Синди, кивнув на управляющего. – Это и есть мой старый друг Диего Кортес. Капитан, познакомься, перед тобой дочь Эрика Бриттенгема…
- Не может быть! – выпучил глаза Кортес. – Впрочем, почему не может… Вылитый Эрик… Очень приятно, мадемуазель…
- Мария Люсинда, - представилась девушка. – Лучше просто Синди.
- Красивое имя. Будь у меня такая взрослая дочь, я был бы счастливейшим отцом, - искренне сказал Кортес. – Ну, а теперь давайте-ка в дом, уже сумерки скоро…
* * *
- Вот так и живём тут, - сказал за ужином Кортес, показывая на пыльную мебель и потускневшую обивку на стенах. - Хозяйские комнаты закрыли, используем только первый этаж. Тут кухня, тут гостиная с камином, тут комнаты для прислуги. Нам-то много места не требуется. Зимой я бы и гостиную закрывал. Уж больно много дров надо, чтобы такую здоровенную комнату отапливать. Вместе со мной всего четверо в доме. Никас тут с малолетства при конюшне состоит, Дункан плотничает, а старушка Берта с самого детства барона Кифера пудингами кормила. Остальные слуги разбежались, потому что содержание уменьшилось. Работы-то почти никакой. Может, когда-нибудь настоящий хозяин появится, и тут всё снова оживёт…
- Откуда же он появится? – удивился Вуд. – У Кифера ведь родственников не осталось.
- Совсем не осталось? – спросила Синди.
- Он на собственной кузине женился, когда её опекунша умерла от удара, - объяснил Кортес. – Узнала, что девица понесла от какого-то ловеласа, слегла и больше уже не поднялась. Его собственные родители давным-давно померли, ещё до того, как он женился. А сын…
- Ну, про сына-то всем известно… - начал было Вуд, но Кортес погрозил ему пальцем:
- А что, собственно, про него известно? Что он в лес удрал? Это да. А что сгинул там – это следствием королевской прокуратуры не установлено. Тело не найдено – значит, не факт, что человек мёртв. А коли так, то вступать в наследство на имение или принять его, как пожалованное, никто не может. По закону такими землями владеет король. Его Величество платит людям жалование и пособия из казны, назначает управляющих по своему усмотрению. И так до тех пор, пока не истечёт естественный срок жизни пропавшего без вести. Закон на это отпускает пятьдесят лет.
- Ты хочешь сказать, что дом будет стоять без хозяев ещё сорок лет? – удивился Вуд.
- Ничего не поделаешь, - развёл руками Кортес, - таков закон.
- А сколько живут вепри? – спросила вдруг Синди, и Кортес с работниками содрогнулись.
- Помилуй господи! – пробормотал плотник Дункан и перекрестился. – Разве можно перед темнотой будить лихо?!
- Не трясись, - сказал ему Кортес. – Чего зубами стучишь?
- Хорошо господину управляющему говорить, - пробурчал Никас. – Вы военный, страстей столько нагляделись, что уже и не вздрагиваете, когда тела из леса привозят. А я вот и на курицу, которой башку отрубают, смотреть не могу…
- Да уж… - крякнул Кортес. – Хорошо мне. Я столько раз видел, как пиги из солдатиков дух вышибают, что кровь для меня, что вода.
- Будет тебе мужиков пугать, - усмехнулся Вуд и повернулся к Синди, - А почему ты спросила про вепрей?
- Вдруг, когда он упокоится, проклятье спадёт?
- Боюсь, оно унесёт в могилу и несчастного мальчика, - покачал головой Кортес. – Демон уже десять лет, как развратил и убил его разум и душу, а всё остальное – только бренная оболочка. Жизнь в ней неестественная, богопротивная.
- А отчего же Его Величество не пошлёт сюда отважных воинов, чтобы они прекратили убийства? – спросила Синди. – Ведь гибнут его подданные.
- Я очень сомневаюсь, что прокурорская коллегия доложила Его Величеству истинную причину происходящего, - ответил Кортес. – Судите сами: в заключении сказано о том, что люди погибли из-за несчастного случая при столкновении с дикими животными. Как после этого убедить хоть кого-нибудь из королевских вельмож в том, что в деле замешан демон? Все посмотрят на меня, как на сумасшедшего…
- А то, что «дикие животные» губят по несколько человек в год – это никого на размышления не наводит? – спросил Вуд.
- Допустим, кого-то наводит, - согласился Кортес. – Нас тут всех эти мысли мучают. Но что делать? Мы же с Францем Маношем два раза уже облаву устраивали! У нас с собой десяток стволов был с серебряными разрывными пулями. Готов поклясться, с таким боезапасом мы бы его свалили! Но этот подлый кабаняра словно сквозь землю проваливается!..
- Что ж, тогда нет иного выхода, кроме как ловить его на живца, - сказал Вуд.
- Ты что, спятил?! – вскинулся Кортес, но тут же понизил голос, - Это тебе не десятипудовый секач, который забывает про обидчика, как только чует вкусненькие корешки… Мы ведь не только тела находили в лесу. Федька Рябчик в позапрошлом году рискнул в солнечный день возле Камышового озера на куличков поохотиться, да там на вепря и нарвался. Видать, хотел от него на дереве схорониться…
- И что?
- Дерево в щепу разбито, вепрь его штурмовал, пока Федьку не снял. Ну, а Федька… Его только по разбитому ружью и опознали.
- Ну, а камень? Камень-то, верно, и вепрю не по зубам, - высказал предположение Вуд.
- Ты что, будешь башню посреди леса ставить, чтобы на него засаду устроить? – невесело усмехнулся Кортес. – Так он к ней и не подойдёт.
- Зачем башню! Неужели ни одной скалы во всём Кифервальде не найдётся?
- Есть, отчего же. Так ведь вепрь и туда может не прийти. Сдаётся мне, он ружейное железо за пять миль чует. Страсть, какой хитрый. И потом, там надо полвзвода стрелков спрятать. Меньше брать смысла нет. Эта скотина, судя по следам, около шести центнеров весит.
- Ого!
- Вот тебе и «ого»! Был бы обычный мордоворот – пары разрывных хватило бы. А в этого сколько надо серебра засадить, чтоб он хотя бы с ног свалился? Никто ж не пробовал даже…
- Может, ловушку устроить?
- Ловушку? Думаешь, сможем на такое мясо вырыть «волчью» яму? Не! Ерунда! Надо всех мужиков в деревне задействовать, чтоб такую дырень в земле сделать. А в неё ведь ещё кольев надо натыкать, каждое в две ладони обхватом, и маскировку сделать. Думаешь, вепрь в это время будет благородно дожидаться за соседней сосной? Да он нас всех там и прищучит! И потом, где её рыть, если мы весь лес обыскали на десять раз, но нигде ни лёжки, ни тропы, ни выхода к водопою, ни следов кормёжки не нашли! Я тебе говорю, Винсент: это не простой секач! Это дьявольское отродье, и я не удивлюсь, если узнаю, что тварь заявляется в наш лес прямиком из ада…
- Ну, ты разошёлся, Диего, - покачал головой Вуд.
- Разойдёшься тут… - проворчал Кортес. – Эта сволочь гробит людей, с которыми я уже десять лет вместе дни коротаю, а я сделать с этим ничего не могу!..
- Задачка непростая, - согласился Вуд. – Тут надо хорошенько всё обдумать…
Так они провели почти весь вечер. Рассуждали, спорили, придумывали и тут же отвергали разные способы избавления от дьявольского вепря. Синди за это время несколько раз ходила проверять Лесного Кота. Тот пластом лежал возле жаркого камина, провалившись в глубокий сон. Синди показалось, что он ещё больше изменился за этот день. Туловище его укоротилось, челюсти наполовину втянулись в череп, который теперь был не продолговатым, а круглым, как у человека. Уши уже не венчали голову: они сместились от темени вниз и теперь нелепо топорщились в стороны.
- Бедный мой Котик, - приговаривала Синди, поглаживая Кота по пылающему боку. – Всё будет хорошо, ты только держись. Скоро всё встанет на свои места.
* * *
Ночью случилось то, чего никто из крестьян не ждал. Все мирно спали в своих домах, когда на окраине посёлка раздался невообразимый шум.
Синди уложили спать рядом с Котом. Она наотрез отказалась от него уходить: вдруг захочет попить или ещё что понадобиться. Кортес бросил на метёный ковёр тюфяк, а поверх него - битую молью медвежью шкуру. Синди спала чутко, приглядывая за Котом, и проснулась от того, что в коридоре затопали сапоги. Тут же она услышала вдали истошные женские крики. В ночной тишине они были особенно пронзительными. А когда Кортес отворил входную дверь, чтобы понять, что происходит, до Синди донёсся и жуткий утробный рёв, от которого, казалось, сотрясается не только душа, но и весь мир.
- Ружьё! – крикнул Кортес. – Дункан, Никас, факелы! Винсент, держи, эти – с серебряными пулями! Не отставай!..
Синди выбежала в коридор, но кухарка Берта уже заперла за мужчинами дверь.
- А наше с тобой дело – при доме быть, - спокойным голосом сказала пожилая женщина.
- Посмотрю из окна, - кивнула Синди и заторопилась обратно в гостиную.
Рассмотреть что-либо, кроме пятен света, мечущихся в темноте, за изгородью, оказалось невозможно. К тому же, посёлок закрывали густые тополиные кроны. Зато звуки с той стороны доносились такие, что Синди до самых пяток пробрал мороз. Женских криков уже не было слышно, доносились только командные выкрики Кортеса. После трёх гулких ружейных выстрелов рёв стал удаляться, и шум мало-помалу утих.
- Ну, вот, ещё чья-то грешная душа досталась демону, - горестно сказала в коридоре Берта. – Спаси её, Боже!..
- Неужели он выбирает только грешников? – спросила Синди.
- А как же? Возьми любого из тех, кого вепрь задрал в лесу, и каждый был изрядно запачкан перед Господом. Штефан Полузяк в молодости курей по соседским дворам высматривал. Коста Мухлян к игре на деньги страсть имел, мало того, жульничал всё время. Карька Месснер – эта завидущая была и на руку нечиста. Любка Полухина и Миля Шмидт всю жизнь собачились: то мужика не поделят, то картоху друг у друга на огороде подкапывают, а однажды чуть пожар не устроили, когда взялись на меже бурьян выжигать. Так вепрь их помирил навеки. Гарик Тулуев с чужих огородов овощи на ярмарку возил, да три года назад так с торжища и не вернулся. Ксенька Кальданова мужиков шибко любила, да всё чужих. А детей не рожала. Говорят, в нужнике грехи свои топила. Валька Шараевич, дочка нашей знахарки, на выпивку слаба оказалась. Трое детей у бабы, муж жалование из гарнизона посылает – живи да радуйся, а она, дура, спуталась с косарями-сезонщиками, что с Юго-Запада к нам нанимаются. Так её однажды вместе с одним из них и нашли в растоптанной копне. И ведь это ещё не всё. Наших киферских ещё с десяток в лесу полегло. Знаешь, а ведь вепрь до сих пор никого из благопристойных не тронул. Честному-то человеку, видать, бояться нечего. Хотя кто из нас без греха? В юности каждый успевает какую-нибудь глупость совершить. Потом, как вспомнишь – аж уши от стыда горят. Ой!.. Я вот по молодости такая ду-ура была! Девок-подружек однажды подговорила за парнями подсматривать. Они с покоса вернулись – и к речке, купаться. А мы в ивняке спрятались и… прости меня, Господи!
- Так что же это? Если у каждого есть грех на душе, то вепрь тогда всех может передавить? – спросила Синди. – Разве даётся демонам право судить людей за грехи? Это дело только Господу Богу по плечу.
- Правда твоя, - кивнула старая кухарка. – Только ведь не под силу человеку объяснить демону, что он зарвался… Говорят, что избавить Кифервилль от этой напасти может только чистая душа. Да где ж её сыскать в нашей глуши? Даже священник наш, отец Прист – и тот за провинность из столицы сюда выслан. Он то ли аббата своего ослушался, то ли кого из прихожан обидел, так его отослали из столицы на семь лет, чтобы нёс слово Божие в сельских храмах. Этак, ежели и за ним грехи водятся, он и сам не рискнёт против демона выступить.
Синди задумалась и больше ни о чём не спрашивала. Они с Бертой молча дождались возвращения мужчин, которые были не на шутку встревожены и подавлены. Кортес был единственным, кто сохранил прежнее присутствие духа.
- Я боялся этого, - мрачно сказал он. – Только не говорил никому. Какой был смысл пугать людей раньше времени?
- Что случилось, господин управляющий? – спросила у Кортеса Берта.
- Что, что… Эта дрянь пришла в посёлок. Теперь мы все в опасности. Никто не поручится, что у вепря не вырос аппетит и он не будет нападать на всех подряд. А ведь не даром я говорил всем: сидите ночью дома, даже если приспичило! Проклятье!..
- Да что произошло-то?
- Тётка Сабина поковыляла по нужде да не дошла.
- Как не дошла?! – испугалась Берта. – Она же…
- Да до нужника не дошла, - махнул рукой Кортес. – Она там вепря увидала, потому и не дошла.
- Ох, слава тебе, Господи, что не дошла!
- Да при чём здесь Господь Бог-то? – сердито буркнул Кортес. – Кто бы, увидев Господа, стал так орать, что обмочился?!
- Тьфу, срамники! – фыркнула Берта и махнула на мужчин полотенцем.
Никас и Дункан, стоявшие со сконфуженным видом, не выдержали и стали сдавленно хихикать. Кортес устало осел на скамеечку для чистки сапог. Он сдерживался, но по глазам было видно, что и его одолевает этот нервный смех.
- Срамники, говоришь? Да мы так бежали, что чуть шеи себе не сломали, а она, оказывается, жива-живёхонька. Но блажила так, что и вепрь, наверно, от неожиданности обмочился. Слыхал, Винсент, как он ревел?
- Ещё бы! Жаль, не удалось ближе к нему подойти, а то бы я ему в глаз пулю влепил.
- Да ты и так попал! Клянусь, я видел, как на боку блестела кровь!
- И я видел, - подтвердил Никас. - Когда Гефа с дедом Полузяком на него с другой стороны выскочили, секач повернулся, и было хорошо видно, как вы оба врезали ему по рёбрам! Аж струёй кровища хлестала!..
- Помилуй, Господи! – пробормотала Берта. – Теперь он от нас точно не отстанет…
- А он и не отстал бы, - воинственно заявил Дункан. – Такую тварь молитвой не угомонишь, хоть десять отцов Пристов из столицы привези.
- Креста на тебе нет!
- Есть! – запальчиво ощерил крупные зубы Дункан и вытащил из-за пазухи медный крестик. – Вот оно, моё распятие! Господь меня защитит, когда я вместе со всеми пойду вепря резать!
- О, о! – затрясся от смеха Кортес. – В прошлом году зайцы скромнее были!
- А что? Если все пойдут, и я в стороне не останусь!
- Молодец, - похвалил товарища Никас и тут же натянул ему козырёк картуза на нос.
Дункан содрал с рыжих кудрей картуз и спросил:
- А в опочивальне барона для нас ружья найдутся? Помнится, у него вся стенка ими увешана была.
- Герой, - проворчал Кортес. – Ладно, теперь всё одно их доставать придётся. Завтра с утра этим займёмся. Берта, достань-ка нам пару бутылок «Золотого звона».
- Пойду, достану, - согласилась Берта. – Иначе вы не уснёте. Будете до утра друг перед дружкой бахвалиться. Дункан, посвети мне.
Мужчины зажгли на кухне светильники, расселись и стали пить вино. Синди проверила Кота и вернулась к ним. Уснуть она всё равно не смогла бы.
- Почему он не тронул тётку Сабину? – задал вопрос самому себе Кортес. – Неужели за кем-то другим приходил?
- За племяшкой её, - хмуро подсказала Берта.
- Это почему? – удивился капитан.
- Ну, как же! Она в прошлом году с цыганом путалась.
- Христя-то? – удивился Дункан. – Да ну! Она не такая!
- Она-то, может, и не такая, да цыган больно собой хорош, - заметила Берта.
Дункан обиженно засопел, и Синди поняла, что девушка ему нравится.
- Что-то не верится мне, что Христя такая легкомысленная, - усомнился Кортес. – Она же всегда такая…
- В тихом омуте черти водятся, - напомнила Берта народную мудрость. – Вы, мужики, всегда представляете женщин такими, какими хотите видеть. Берёте замуж лапочек, а потом удивляетесь, чего они такими мегерами становятся.
Никас прыснул в кулак, Дункан грозно посмотрел на него, а Кортес сказал:
- Вот вам, парни, наука. Будете жён подыскивать, у тётушки Берты совета спросите.
- А что? – подбоченилась кухарка. – У меня на родине чуть ли не все свадьбы старанием моей бабки сыграны были. Самая лучшая сваха была, такие пары подбирала, что всю жизнь душа в душу жили, и никто не ругался.
- Если вепрь не получил то, за чем пришёл, он вернётся завтра, - рассудил Вуд. – Мы должны подготовиться.
- Как? – поинтересовался Кортес.
- А ты вспомни, как мы ловили пигов на подступах к форту Сиккс, - намекнул Вуд.
- Пигов? Хе… Хе, хе. Мы отлили пигам фигу!
- Фигой пига в ухо бей! – подхватил Вуд, и уже вместе они с капитаном заорали так, что старушка Берта с перепугу подскочила на лавке:
Победим мы пигов мигом!
Штык – коли и не робей!
- А, Винсент, старый свинобой, - смеясь, погрозил пальцем Кортес. – Помнишь ещё наш армейский девиз! И я много чего помню. И про ловушки для свинорылых тоже. Что ж, завтра мы повеселимся на славу!..
* * *
Утром в усадьбу наведался местный священник – отец Прист. Сбивчивый рассказ о ночных событиях соседей тётки Сабины и похвальба кузнеца о том, что он скуёт к вечеру механическую секиру для умерщвления дьявольского вепря, заставили пастора сразу после утренней службы отправиться в дом барона.
Капитан Кортес и Вуд медленно приходили в себя после ночных возлияний. В отличие от Никаса и Дункана, которым управляющий раздал поручения, им некуда было торопиться, и они топили похмелье в прозрачном сухом вине. Берта подсовывала им еду посытнее, чтобы похмелье не переросло в новую попойку, и тихо ворчала:
- Да разве можно так напиваться вином… Это ж ни в какие ворота не лезет. Закусывайте, господа хорошие, да не яблоками и салатом, а сыром да ветчиной! Будете хлестать хмель натощак – одолеет вас если не вепрь, то хворь.
В этот момент пришёл священник. Берта впустила его, а сама пошла в погреб.
- А-а, отец Прист! – обрадовался Кортес. – Не желаете пропустить во славу Господа?
- Благодарю, но я должен соблюдать пост. А по какому поводу праздник?
- Да что вы, святой отец! Сегодня ночью вепрь был в гостях у Сабины и не тронул её! Разве есть ещё кто-то, кому удалось остаться в живых, увидев вепря?!
- На это есть основания, - сказал пастор и благочинно присел на край скамьи. – Тётушка Сабина дожила до преклонных лет девицей, воспитывает свою племянницу после смерти её родителей, истово молится Святой Троице. Этих благодетелей достаточно, чтобы вепрь обошёл её своим нечестивым вниманием.
- Э-эх, отец При-ист, - покачал головой Кортес, - проку от её благодетелей мало. Свою душу она, может, и спасла, а вот Христю кто убережёт? Сабина всё время твердила племяннице, что мужчины – это грешники, соблазнители, развратники, а некоторые вовсе исчадия ада. Но ведь это же не так! Девочка видела полуправду и пошла искать чистую любовь к тому, кто красиво о ней говорил.
- К безбожному цыгану?
- Да с чего вы взяли, что он безбожный? Я к ним в табор приходил, видел, что их мать в кибитке образы в чистом рушнике держит. И парни её все крещёные.
- Чтобы уберечься от греха, мало справлять христианские обряды, - заметил пастор.
- Точно, - согласился Кортес. – Наши вон тоже все в церковь ходили, кто под копытами побывал. И крестились, и молились, а потом дальше дурака валяли: пьянствовали, блудили да воровали! Думали, отмолят грех и чистыми станут.
- Напрасно вы, господин управляющий, взялись рассуждать об этом после нескольких чарок, - сказал отец Прист. – Лучше скажите: удалось вам разглядеть в темноте, что это за наказание ниспослано нам за грехи?
- Наказание? Такое наказание только из пушки остановить можно… Но мы его по-иному взять попробуем. Вы ещё не ходили к Сабине?
- Не успел. Но непременно схожу.
- Полюбуйтесь на следы, которые остались между огородом и нужником. Возможно, это будет поводом для изобретения новой молитвы. Кстати, вы незнакомы. Отец Прист, это мой давний товарищ по службе в армии. Его зовут Винсент Вуд, он отличный стрелок и знаток охотничьих премудростей.
- Вижу, господа, вы всерьёз намерены подстрелить вепря, - кивнул пастор на прислоненные к стене ружья.
- Ха! Это мы сделали ночью! На капусте тётки Сабины осталась кровь этой чёртовой свиньи! Две из трёх пуль нашли свою цель! А вечером мы вернём вепрю всё, что задолжали за десять лет…
- Вы отдаёте себе отчёт в том, что это опасно? – спросил отец Прист.
- Не опаснее, чем ждать, пока он прикончит нас поодиночке, - ответил Кортес. – Сегодня мы соберём всех, кто способен держать в руках оружие, и организуем на вепря засаду. Посёлок – наша последняя линия обороны, и мы либо отобьёмся, либо погибнем с оружием в руках. Во всяком случае, наблюдать, как он приходит и давит стариков, женщин и детей, мы с Винсентом не желаем.
- Что ж, покачал головой пастор, - это поступок, достойный мужа и воина. Да благословит вас Господь! Э… Винсент, мне сказали, что вчера вечером вы привезли с собой необыкновенного хищника…
- Хотите взглянуть на диковинку? – усмехнулся Кортес. – Загляните в гостиную, он там. Заодно познакомитесь с дочкой моего сослуживца, достойнейшего офицера Эрика Бриттенгема.
Священник вошёл в гостиную, и Синди встретила его стоя.
- Здравствуйте, святой отец, - склонила она голову в почтительном поклоне, и это позволило ей скрыть волнение. После визита пастора Иннеса в Бриттенгем при виде сутаны девушку пробирала дрожь.
- И тебе доброго утра, дитя моё, - перекрестил её пастор. – О… как случилось, что юная девушка присматривает за… таким опасным существом?
- Он вовсе не опасен, а теперь ему ещё и забота нужна. С ним происходят необычные изменения, это отнимает все его силы.
- Ты ухаживаешь за ним, не зная, чем он болен? – удивился пастор. – Это не опасно для тебя и окружающих?
- Это не зараза и даже не болезнь. Это обратное действие злых чар.
- Дитя моё, - крестясь, возразил отец Прист, - все россказни о чарах, магии и прочих якобы могущественных тёмных силах – пустой звук. Нечистый искушает этим слабых духом, внушает им, что они могут возвыситься до божественного и демонического…
- Отец Прист! – окликнул его из кухни Кортес. – Что это вас понесло? Вы ещё Сабину возьмитесь убедить, что ночью она видела не дьявольского вепря, а наваждение!
- Господин управляющий, утверждать, что магия есть – святотатство!
- Да вы на Кота поглядите! – разозлился Кортес. – Матерь Божья! Почему священники так настырны в отрицании того, что создано не людьми и не подчиняется церковным канонам?
Синди отступила в сторону, давая пастору возможность разглядеть Лесного Кота. Священник внимательно оглядел лежащее у камина мохнатое тело и растеряно покачал головой.
- Чудны дела твои, Господи… Но ведь это не чёрный леопард, про которого мне вчера вечером рассказывали кумушки Клавдия и Вероника. Он больше похож… Боже правый, я таких зверей даже в заморских книжках никогда не видел!
Хочет сказать, что перед ним что-то вроде демона? Хотя видок у нашего лохматого дружка похуже, чем у гриппозного бабуина.
- Это совсем не леопард, - недоумённо повторил отец Прист.
- Он и не должен быть леопардом, - объяснила Синди. – Злая колдунья прокляла его семью, и он превратился в Лесного Кота. Разве вы не слышали эту легенду?
- Я… я был знаком с графом Кюри, - промолвил пастор. – Я был тогда молодым служкой в храме, который на собственные деньги построил Фредерик Кюри. Это очень, очень достойный человек… Но с ним действительно случилось несчастье. Графиня умерла, когда кто-то украл их сына…
В этот момент тяжело дышавший Лесной Кот приподнял голову и издал кашляющий звук. Синди была готова поклясться, что он хотел что-то сказать, только вместо этого поперхнулся, да так, что из пасти пошли пузыри. Перед тем, как закашляться, он только и успел взглянуть на того, кто сказал неправду о его семье. Но отцу Присту хватило и этого. Священник издал стон и рухнул навзничь.
- Что там у вас, чёрт побери?! – вскинулся Кортес.
Синди не знала, к кому бросаться на помощь. С одной стороны трясся в судорожном кашле Кот, с другой – растянулся на полу бесчувственный пастор. Кортес, Вуд и Берта, застали её в этой оторопи и сами на секунду остолбенели. Но капитан тут же склонился к пастору, чтобы проверить живчик на шее.
- Прист в порядке, - сообщил он. – Но бледный, как будто узнал, что его повысили до архиепископа.
- Недобрый вы, господин управляющий, - укорила Берта. – Святому отцу дурно, а вы шутите над ним. Пойду за водой…
- А что, плакать мне? Он сейчас очухается да встанет, а вот Коту на самом деле плохо. Синди, чего он?
- Наверно, поперхнулся… Он так тяжело дышит…
- Так и ему водички надо в миску… Хотя, какая там миска! Гляди, Винсент, у него морда-то уже не кошачья. Ему теперь из стакана сподручнее пить. Берта!
- Иду, иду…
- А ну, дай стакан!
- Куда?! Это же для святого отца!..
- Отстань! Пастору сейчас не до воды, а у Кота в горле пересохло. А ну, черныш, приподними тыкву… Ну, ну, аккуратнее, не торопись. М-да, зубы-то пока не для человечьей посуды. Ничего, ничего, старайся, парень. Мы в армии из всяких мартышек людей делали, и из тебя сделаем.
Кот доверчиво припал к стакану, поднесённому Кортесом, и старался пить не по-кошачьи, а как человек, втягивая воду. Но губы его ещё не слушались, да к тому же были тонкими, натягивались на клыках, и Кот захлёбывался. Кортес поддерживал его голову, а Синди, хоть и не пришла в себя окончательно, всё же почувствовала укол ревности.
- Ну, вот, горло смочил, - усмехнулся Кортес. – А теперь спи дальше. А что это с нашим пастором? Мне представлялось, что он в своей жизни видел вещи похуже, чем этот бедняга. Я как-то вызволял своего бывшего солдата из ночлежки для бродяг – вот где священникам достаётся работка!
- Нет у вас сердца, господин управляющий, - проворчала Берта, пристраивая под голову пастора пуфик с кресла.
- Прости, Берта, сердце я вместе со страхом и совестью оставил у братской могилы под фортом Сиккс, - серьёзно ответил Кортес.
В этот момент отец Прист вздрогнул и очнулся. Он изумлённым взглядом обвёл всех присутствующих и спросил:
- Я жив?
- Похоже на то, - кивнул Кортес.
- Вы почувствовали себя нехорошо, святой отец? – спросила Берта.
- Глаза… - сказал пастор.
- Какие ещё глаза? – не понял Кортес. – Что-то с глазами? Меня видите?
- Я невредим, - сморщился отец Прист. – Не мои глаза… Кота…
- Что не так?
- Они… человеческие. Это глаза графа Кюри…
* * *
Весь день Кортес и Вуд занимались кипучей деятельностью. Вместе с десятком мужчин они готовились к нападению вепря: чистили и заряжали ружья из коллекции барона Кифера, расставляли вокруг дома тётки Сабины растяжки, вкапывали какие-то бочки, раскладывали кучи хвороста и факелы. Из кузни доносился беспрестанный звон – это кузнец Гефа с подмастерьем сооружали какую-то хитроумную конструкцию, которая должна была здорово попортить вепрю шкуру.
Священник, придя в себя, удалился, и в доме осталась только Берта. Никас и Дункан до самого вечера не отходили от управляющего и во всём ему помогали. Синди весь день просидела возле Кота, надеясь, что ему станет лучше. Её терзало какое-то смутное предчувствие беды, неопределённая тревога, непонятно с чем связанная. Но Синди была не из тех, кто терзается сомнениями без особой на то причины, поэтому решила, что это из-за всеобщей суеты. Тёзка в этом её полностью поддержала.
Чего зря себя накручивать? Будет повод – будем трястись. Сейчас собранной надо быть, силы беречь. Гляди, вон, что с Котом твориться. Он совсем беспомощный. А если тут с этим самым вепрем эвакуация какая-нибудь наметится, то кто потащит Кота на себе? Старушка? Охотник? Не-е, подруга, им не до него будет, так что брось всякие домыслы и будь наготове. Мы с тобой очень нужны Коту.
Синди успокоилась и подбросила в камин пару поленьев, чтобы тепло от огня согревало лежащего в забытьи Лесного Кота.
Мало осталось, надо ещё принести со двора. Давай сейчас сходим, а то скоро уже темнеть начнёт.
- Тётя Берта, - позвала Синди.
- Чего тебе, дочка? – отозвалась кухарка, чистившая овощи.
- Я выйду, принесу дров.
- Обожди, дочка, я с тобой. На кухне тоже закончились.
На улице было ещё светло от сияющего неба, но обступившие посёлок со всех сторон сосны создавали впечатление, словно сумерки не стали дожидаться заката, а прокрались к окраинам под густыми кронами хвойных великанов. Синди видела такое не раз. В предгорьях Айсбека сумерки наступали ещё быстрее, потому что там лес теснился в распадках и лощинах.
- Ишь, разошлись герои, - проворчала Берта, прислушиваясь к суете, устроенной мужчинами на недалёкой окраине посёлка. – При свете все смелые…
- Дом Сабины далеко? – спросила Синди.
- Сразу за тополями, с левой стороны. Как бы вепрь через нашу ограду не проломился. Начнут по нему из ружей палить, а он и пролетит её насквозь… Ночью на улицу лучше нос не высовывать. Дома и то страшно. Будь я на месте Сабины и Христи – спряталась бы в погреб. Их мазанка и от пинка рассыпаться может, в ней только от комаров прятаться. Где тут со страху не помрёшь?
А ведь сидеть в такой халупке и ждать, когда припрётся вепрь, на самом деле ужасно страшно. Особенно, если эта тётка Сабина запугивает девчонку. Как бы ты себя чувствовала на её месте?
Синди даже вздрогнула от таких мыслей. Она живо представила себя на месте несчастной девчонки, которая росла без родителей и знала о жизни только от старой девы, сдвинутой на религиозной почве. Это грех, то грех, мужчины – похотливые безрогие козлы, которым нельзя верить.
Хорошее и плохое нужно уметь различать самостоятельно, без подсказки, иначе рано или поздно советчика под рукой может не оказаться, и быть беде. Но большинство старших норовит держать молодёжь под крылом, оберегать сыновей и дочерей от ошибок юности, и в итоге те не готовы к жизни, к принятию самостоятельных правильных решений.
Синди согласилась и с этим. Отец и домашнее окружение, как могли, объясняли ей многие жизненные явления, ненавязчиво делились своим мнением, давая ей возможность всё обдумать и решить для себя, что правильно, а что – наоборот. Если бы она не имела своего мнения, то трудно бы ей пришлось сейчас.
- Куда ж ты столько набрала? – удивилась Берта. – Спину побереги. Лучше ещё раз сходить за дровами, чем столько тащить.
- Ой, и правда, задумалась я что-то, - спохватилась Синди и скинула пару поленьев.
Мир не без добрых людей. Советчиков везде хватает.
Вернувшись, Синди сразу же проверила состояние Кота. Он по-прежнему мучился от жара, и она попыталась его напоить, но он был в беспамятстве. Синди смочила ему губы и веки, а потом пошла на кухню, чтобы помочь Берте готовить ужин. Помощь оказалась кстати, потому что ближе к закату в дом ввалились уставшие, но не потерявшие куража мужчины.
- Вот сюрприз-то будет свинорылому! – потирал руки Кортес. – Сунется к Сабине, а там, с какой стороны не подойди, везде приветик из форта Сиккс. Никас, вы растяжку с правой стороны не низко натянули?
- Полметра, - ответил конюх. – В аккурат ему зацепиться. Лишь бы сама растяжка выдержала. Дури-то у этой скотины не меряно.
- Хорошо. Винсент, а что там Гефа за ерунду придумал?
- Механическую секиру, - усмехнулся Вуд. – Не знаю, как он собирается уговаривать вепря подойти поближе к этой штуковине, но сосновые чурки его секира расшибает в щепу. Может, проку в охоте на вепря от неё и не будет, но в хозяйстве такая машина может сгодиться.
- А как она работает-то?
- Конструкция не хитрая. Два топора на раме, на обоих по две тяги – на удар и на возврат. Работает от двух рычагов. Можно самому рядом стоять, а можно за верёвки дёргать с любого расстояния. Если её замаскировать и сторожить, когда вепрь рядом окажется, то раз-другой ему шкуру можно изрядно попортить.
- А где он её поставил? А то ненароком кто-нибудь попадёт под топор!
- Под навесом оставил, у поленницы. Её почти не видно, зато если кабан полезет к дому со стороны крыльца, то ему непоздоровится.
- Ага… Ну, ладно. А что у нас, Берта, на ужин? Мы так наработались, что сожрём хоть свиные шкварки!
- Сегодня улитки и жабы, - сообщила кухарка.
- Так давай скорее! - расхохотался Кортес. – Только не забудь достать пару бутылок рябиновой настойки!
- Господь с вами, она же креплёная!
- Тащи, тащи! Нам сегодня в жилах огонь нужен, а не сонное зелье!
Вуд перед ужином заглянул к Синди и Коту.
- Ну, как вы тут? Не стало ему лучше?
- Всё так же.
- Гляди-ка, а у него уши короче стали. И бёдра шире. Удивительно…
- А как там эта несчастная женщина с её племянницей?
- Им страшно. Сабина не отходит от икон, всё время молится, и племянницу от себя не отпускает, заставляет ей Библию вслух читать. Сама-то уже плохо видит. И как она умудрилась в темноте вепря рассмотреть, не пойму…
У старухи дальнозоркость. То, что близко, различает с трудом, а отдалённые предметы видит отлично. В моё время ей бы просто плюсовые очки прописали – и читала бы своё удовольствие хоть Библию, хоть дамские романы.
- А что будет, если сегодня вепрь придёт не к ним?
Вуд нахмурился. Один простой вопрос девушки, неискушённой в стратегии охотничьих засад, легко нашёл слабое место в обороне посёлка. Лесник кашлянул и ответил:
- Знаешь, не говори про это никому. Не хватало ещё, чтобы перед самой стычкой моральный дух пал. Пусть будут также задиристо настроены. Это лучшее средство от страха.
Синди кивнула, но мысли её были заняты уже другим вопросом. Она не стала задавать его Вуду, но задумалась всерьёз. Пришла ли кому-нибудь, кроме старой Берты, в голову здравая мысль о том, что Сабине и Христе надо спрятаться в погреб?
Это вряд ли. Они все озабочены предстоящей заварушкой. Им сейчас интересно, как вепря достать и самим под копыта не угодить, а старушка с племяшкой в этом спектакле – наживка.
- Но это же несправедливо, - негромко сказала Синди. – Надо передать им, чтобы спрятались! Эта зверюга может на них запросто дом обрушить…
Это точно. Если он такой здоровый, как все говорят, то в дверь он точно не протиснется, зато если стенку начнёт ломать, то лачуга внутрь сложится. Надо их предупредить.
Синди выглянула в окно. Солнце только-только спряталось за горизонт, но в окружении строевого соснового леса Кифервилль встречал сумерки намного раньше. Ещё час – и короткий южный вечер стремительно превратится в ночь. Если идти, то сейчас.
Ну, тёзка, решайся. Мужики теперь не встанут из-за стола, пока не насытятся и не напьются. Это у них традиция такая: перед боем надо жить в полную силу, словно делаешь это в последний раз. Но нам-то с тобой не умирать на поле боя. Нам только предупредить женщин, чтоб спрятались, и убраться до темноты в безопасный каменный дом. Давай!
Синди наклонилась к Коту, погладила его и удивилась, как сильно стала выпадать шерсть. На ладони остались изрядные пучки тёмных жёстких шерстинок.
- Жди меня, Котик, я скоро вернусь… Я только к дому Сабины и обратно…
* * *
Волк почти не помнил себя с того момента, как напряжение от недружелюбной встречи крестьян отпустило его. Только раз сознание прояснилось, да и то местный священник умудрился испортить всё своим враньём. Надо же, знал всю подноготную семьи Кюри, а про сына графа ляпнул, что его украли. Волку хотелось рявкнуть: «Заткнись!» - и это почти получилось, потому что он чувствовал, что связки у него уже по-человечески, но воспалённая гортань подвела. Кашель отнял и без того слабые силы, и он почти сразу забылся.
Но чувство необъяснимой тревоги пробудило в нём какой-то скрытый ресурс. Внезапно он пришёл в себя и почувствовал, что мысли его ясны, а ощущения отчётливы. Не было одуряющей ломоты в костях и мышцах, зверского шума в голове, которые доставали его последние дни. Правда, почти так же тянуло спину из-за натруженных почек, так же горели от тяжкого дыхания лёгкие и горло, а во рту был отвратительный затхлый привкус, от которого временами накатывала тошнота. Но в глазах не было тумана, и звуки воспринимались отчётливо.
- Мы ка-ак дали им по самое не хочу! – шумно рассказывал о чём-то на кухне пожилой дядька, встретивший их у ворот баронского имения. – Ей Богу, не вру! Капрал бежал, как в штаны наложил, а остальные и бежать не могли, вот как мы им врезали! Думали, сапёры – это какие-то деревенщины неотёсанные, ни воевать, ни за себя постоять не могут!..
- А помнишь, Диего, как мы ночной караул несли? – спросил лесник, который привёз их с Синди из Джорди.
- Когда мы первый раз пига поймали? О-о-о! Это всем хохмам хохма!
- А расскажите, господин капитан, - попросил один из работников, кажется, рыжий.
- Ну, слушайте. Мы тогда только-только с учебного лагеря прибыли, ещё и недели не прошло, как в казарму заселились. И тут приказ: пятая рота – в караул! Это значит, целые сутки мы полностью несём стражу на всех постах. А ребята из предыдущего караула нам передали: новичков офицеры проверяют, чтобы разузнать, кто на что способен. Ну, мы, понятное дело, нос по ветру, ушки на макушке, глаза по полтиннику – ждём, когда отцы-командиры начнут нам подлянки строить. Дело под утро, сутки почти на исходе, и тут между моим постом и тем, где Винсент стоял, объявляется какая-то личность непонятная. Свет на неё плохо падает, зато тень на фоне бастионных костров хорошо видать. И топает, паразит, не ко мне и не к нему, а промеж, в сторону казарм. Ну, думаем, идёт со стороны первой линии постов, где ребята опытные, обстрелянные, значит, не чужой. Но вид у него, как будто на здорового мужика напялили какую-то хламиду, да ещё и прямо поверх рюкзака. Пропустить? Шею потом так намылят, что мало не покажется. Окликнуть? А ежели офицер в высоком звании? Такого окликни, он нас, салаг зелёных, прямо на посту отжиматься заставит. Ну, пока мы сомневались, появляется вторая такая же фигура и крадучись прётся за первой. А где это видано, чтоб офицеры гуськом да друг за дружкой таскались? Слышу, Винни затвором щёлкнул. Тогда я ору: «Стой, кто идёт?!» Тут детина, который ближе ко мне шёл, поворачивается, а у него глаза, как у зверя дикого!
- Светятся в темноте, что ли? – удивился другой работник.
- Как стекляшки! Меня аж оторопь взяла! Я сразу понял, что не офицер это, да и вообще не человек. А он разворачивается – и ко мне! Если бы не Винсент, я бы так и дождался, пока эта сволочь мне башку снесёт. А ему до меня три прыжка оставалось. Я бы даже штык не успел поднять – так всё онемело от неожиданности… И не быть бы тогда Диего Кортесу капитаном сапёров. Но тут – бах! Детина прямо под ноги мне мордой рюхнулся, тесак в одну сторону, мешок с гранатами в другую. А второй в это время ка-ак прыгнул на Винни. Тут уж мне пришлось торопиться. Стрелять нельзя: они сцепились, по земле катаются, штыком колоть тоже опасно. Я ему в ухи вцепился и давай их драть, что есть силы!
- И вовремя, - вставил Вуд. – Пиг - здоровенная сволочь, он меня чуть не придушил. Я его хотел штыком угостить, да он ловок оказался, вышиб ружьё и навалился на меня. А когда Диего его за уши схватил, как давай визжать – ну, вылитая свинья!
- На выстрел остальные подоспели, а потом оказалось, что наших старших товарищей зарезали на посту, потому пиги до нас без шума и дошли, - объяснил Кортес. – Хотели арсенал гранатами взорвать, да не знали, что у нас внутренний периметр тоже под охраной. Вот так мы и прославились. В первый же караул заломали двух диверсантов!
- Господин управляющий, а пиги – они нечисть? – спросил рыжий.
- Сами-то они из плоти и крови, - рассудил Кортес. – А вот зачала их, как я думаю, самая наиподлейшая мерзость. Даже зверьё лесное и то какое-то благородство имеет. Пиги – грязные, алчные твари. На человека даже хищники нападают только с жестокой голодухи или от отчаяния, когда ранишь и прижмёшь в угол. У пигов, видать, большего удовольствия в жизни нет, как напакостить нам, разрушить то, что нами создано, поиздеваться над людьми, помучить.
- Так они ничем не лучше, чем наш вепрь, - рассудил рыжий.
- Ничем, - согласился Вуд. – Разве что, их проще убивать. Особенно, если научишься их не бояться. И вепря нечего бояться. Без страха мы его легче одолеем.
- Да как же его, гада, не бояться, ежели он с телегу весом? – спросил второй работник.
- Да-а, братцы, страх воину не това-арищ, - протянул Кортес. – Мы про это так пели:
Кто-то рядом бродит,
Кто-то рядом рыщет,
По ночным дорогам
Смерть кого-то ищет.
Упыри, вампиры
Из могил слетятся,
В грешника дрожащего
Зубы их вонзятся.
Вот колокольчик зазвонил,
И кто-то стукнул в нашу дверь.
Но ты сначала посмотри,
Кто: человек там или зверь.
Боятся люди свет гасить,
Видать, наделали грехов.
Им не удастся сон вкусить
До самых третьих петухов.
Кто-то рядом бродит,
Кто-то рядом рыщет,
По ночным дорогам
Смерть кого-то ищет.
Упыри, вампиры
Из могил слетятся,
В грешника дрожащего
Зубы их вонзятся.
Нет больше сил кошмар терпеть,
Но не найдется смельчаков
Во тьму шагнуть и умереть
Иль разогнать ночных врагов.
Лишь тот их сможет победить,
Кто праведно на свете жил.
Доступно тело им убить,
На дух святой не хватит сил.
- Господи, помилуй! – запричитала кухарка. – Совсем вы спьяну сбрендили! Да разве ж на ночь можно такую пакость распевать?! Девочку напугаете, господин управляющий.
- Девочку? Ха! Она такой ерунды пугаться не станет! У неё отец – боевой офицер! Верно я говорю, мадемуазель Бриттенгем?
Синди ему не ответила. До Волка вдруг дошло, что её нет в гостиной. Она сутки напролёт сидела с ним, как с маленьким ребёнком, а когда в его голове прояснилось, её не оказалось рядом.
Кухарка заглянула в комнату и напугалась:
- А нет её тут! И из комнаты она не выходила!
- Что? – удивился Кортес, трезвея. - Как это так?
Вуд первым вбежал в комнату, чтобы убедиться, что кухарка сказала правду. Волк на всякий случай прикрыл глаза. Кортес, бухая сапогами, пробежал к окну и смачно выругался, обнаружив, что створки открыты.
- Она через окно выскочила! Что у неё на уме?
- Господи, - напугалась кухарка, - спаси и сохрани! Свечерело же уже!
- А ну, пошли! – скомандовал Кортес и поспешил за ружьём. – Не дай Бог с ней что-то случится! Я себе вовек не прощу!
Волк почувствовал, как по спине гуляет холодок, не смотря на то, что в полуметре от него дышал теплом камин. Он вдруг осознал, что проснулся, когда ощутил прохладный сквозняк, потянувший по полу из приоткрытого окна. А чувство тревоги вызвано ничем иным, как словами, которые Синди произнесла перед этим: «Жди меня, Котик, я скоро вернусь… Я только к дому Сабины и обратно…»
Он попытался сообразить, о чём речь. Сквозь полубред он слышал, как Синди кто-то рассказывал, что на эту самую Сабину напал вепрь. Так что же, Синди побежала туда сейчас, когда вот-вот наступит ночь, а в этой ночи где-то бродит жуткая зверюга? Нет, она точно самоубийца!
- Скорее! – крикнула вслед выбежавшим из дома мужчинам кухарка. – Уводите её оттуда! Мы платим вепрю за свои грехи, а она ни при чём!..
Лязгнул засов. Волк понял, что эта железка отрезала его от самой преданной подруги, какую он мог встретить в этом странном мире. Она с той стороны, он с этой. Он в безопасном крепком доме, Синди в неверных опасных сумерках, в чужой деревне. И если рядом с ней нарисуется злобная беспощадная тварь, никто не встанет между ними и не закроет собой Синди, потому что это его и только его дело – защищать её от опасности.
Но его рядом нет. Бывший человек и бывший Лесной Кот, он лежит пластом у камина, будто инвалид, а его подруга, готовая броситься за него хоть в огонь, подвергает себя опасности. Нет! Так быть не должно! Это неправильно!
Волк рванулся со своего ложа. Когти заскребли по рогоже, непривычно вывернутые локти упёрлись в деревянный пол, неокрепшие коленные чашечки, которых не было ещё три дня назад, больно ударились о стоящее рядом кресло. Ну, давай, кошак недоделанный, давай! Может, всё твоё жизненное предназначение в том и заключается, чтобы сегодня вечером защитить девушку от лютого врага!
Тело едва слушалось Волка. Оно уже не было телом Лесного Кота. Колдовство отпускало носителя заблудившейся во времени Вовкиной души, и обратная метаморфоза ваяла человеческое тело заново. Волк ещё не лишился когтей, шерсти и хвоста, но это были едва ли не последние признаки того, что неделю назад он во всём великолепии хищника бродил вокруг Джорди.
«Ты человек… человек! Это твоё тело, и ты можешь им управлять! Встань! Люди не ползают на четырёх костях!»
Шатаясь и рискуя грохнуться, Волк дошёл до окна, которое забыли закрыть. И очень хорошо, что забыли. Ему бы сейчас было не под силу открыть щеколду непослушными руками-крюками. Так, что тут? Ага, невысоко. Для нормального здорового человека. А для челокота?
Волк на удивление бесшумно сполз с подоконника на газон и присел отдохнуть. Боль, оказывается, и не думала проходить, она лишь утихла. Кости ныли, мышцы и сухожилия тянуло, всё тело сотрясалось в ознобе. А идти ещё… метров сто, не меньше. Полста шагов до ограды, полста до окраины посёлка. Вон они, крыши домов, виднеются за тополями.
«А ты, Вовка, герой. Только не дружишь с головой. Чего попёрся? Туда толпа мужиков с пушками поскакала, неужели они не вступятся за Синди? Ты сам-то едва на ходулях стоишь, а ещё собрался за девчонку в драку лезть. У тебя ж кроме когтей ни фига нет. Кот без сапог».
Чтобы быть человеком, нужно поступать по-человечески. И Волк не изменил этому правилу. Внутренний голос ехидно втолковывал ему, что расклад не в его пользу, что надо поступить, как это мудро делают кошки: прикинуться ветошью и не лезть на рожон. А ноги в это время, заплетаясь, несли его к воротам. Кто ещё поступает наперекор инстинкту самосохранения, как не человек?
Возле ограды он упал первый раз. Края дорожки, ведущей от ворот к дому, были выложены булыжниками, и Волк споткнулся об один из них. От падения он ненадолго отключился, но потом отдышался и снова поднялся.
К счастью, мужчины в спешке не закрыли ворота, а то бы ему пришлось карабкаться через заросшую плющом ограду. Волк постоял минутку, вцепившись непослушными пальцами в решётку. В посёлке было тихо. Ни криков, ни других тревожных звуков не было слышно. Где-то негромко мычала корова, на другом конце посёлка сонно брехнула собачонка. И всё. Может статься, что суету из отлучки Синди раздули совершенно напрасно. Хорошо бы так…
Впереди, за тополями, что-то гулко хрустнуло, и почти сразу послышались крики и утробный хриплый рёв, который с успехом мог издавать и тормозящий на полном ходу локомотив. Следом дважды грохнули ружейные выстрелы. Волк вздрогнул и, забыв про боль и усталость, бросился туда. Его бег с натяжкой можно было назвать быстрым. Мышцы ещё не приноровились к новой конструкции скелета, к тому же, часть мышечной ткани переродилась, чтобы дать организму энергию для метаморфозы.
Поскуливая и хрипя от боли и напряжения, Волк перевалил через придорожную канаву, перелез через какой-то плетень и устремился в сторону шума. Там, у крайнего дома, жарко полыхала куча хвороста, и пламя от промасленных деревяшек освещало поистине апокалиптическое зрелище. Между домами, сараями и другими постройками живой горой металась огромная горбатая туша. Она, словно взбесившийся бульдозер, расшвыривала и рушила всё, что попадалось на пути, всхрапывала, хрюкала и мотала мохнатой башкой с клыками, которые были бы подстать молодому мамонту. Казалось, сопротивление людей было сломлено, и вокруг уже не осталось ни одного защитника посёлка. Но вот откуда-то снова ударило ружьё, и вепрь разъярённо заревел, получив свинцовый привет. Он махнул длинным рылом, в разные стороны полетели обломки жердей и щепа.
В этот момент Волк, переставший глядеть под ноги, споткнулся обо что-то и упал. Вспышка. Удар. Боль. Темнота…
* * *
Синди добралась до окраины посёлка без проблем. Было ещё достаточно светло, дорогу можно было разглядеть без труда. У околицы она на минуту замешкалась, раздумывая, какой из домов может принадлежать Сабине, но потом разглядела во дворе того, что был левее, стоящие шалашами кучи хвороста. Это явно были сооружения для обороны от вепря, значит идти нужно туда.
У самой двери Синди вдруг засомневалась: а что если они замкнулись и не впустят её?
Какая разница? Главное – предупредить их, чтобы спустились в погреб. Скажи, что это управляющий приказал передать. Сам не может, потому что сидит в засаде, ему надо держать под прицелом подступы к хате.
Совет Маши показался Синди разумным, и она решительно толкнула дверь. К её удивлению, та отворилась.
- Вечер добрый, хозяюшка, - сказала Синди, заглянув внутрь.
Там, в красном углу, теплилась свечка, бросая рыжий отсвет на потускневшие иконы. Рядом неподвижно стояла на коленях пожилая женщина в платке. Она так была поглощена молитвой, что даже не услышала скрипа двери и оклика Синди.
- Тётя так долго может молиться, - послышался девичий голос из тёмного угла. – А я не могу. Она до одури молится, словно только для этого и родилась.
- А чего у вас дверь не заперта? – спросила Синди.
- У нас в деревне сроду дверей не запирали, - удивилась Христя. – Тут все свои, от кого запираться-то?
- Сегодня есть повод. Все ждут, что к вашему дому придёт вепрь.
- Дверь ему не помешает, - вздохнула Христя. – Если демон пожелает забрать душу, то ничто ему не помеха. Толку-то, что они со всех сторон с ружьями попрятались? Разве нечистую силу остановишь свинцом?
- Это уже не женская забота, - ответила Синди. – Пусть мужчины воюют, а наше дело – себя беречь, чтобы было с чего жизни начинаться. Управляющий велел вам спуститься в погреб. Так спокойнее будет. Вепрь-то, авось, вас тут не достанет, зато, когда по нему начнут из ружей палить, могут вас зацепит.
- Я то спущусь, а тётю как уговорить? Она же начнёт твердить, что погреб ближе к преисподней, и демону только и надо, чтобы мы от икон оторвались! Господи, быстрей бы замуж выйти!.. Устала я от постоянных молитв! Раньше ведь, когда родители были живы, думала, что молятся, чтобы жить, а оказалось, что некоторые живут, чтобы молиться…
Синди опешила и не знала, что сказать. Со своей мачехой она всякого натерпелась, но никогда не думала, что жизнь человеку может отравить вера. В голосе Христи она услышала столько же отчаяния, сколько бывало в её собственных вечерних мольбах, когда от госпожи Белладонны совсем не было житья.
- А ты та девушка, которая вчера с котом-оборотнем приехала? – спросила Христя.
- Он не оборотень, он просто заколдованный.
- А, я знаю. Это Лесной Кот, да? Я думала, это просто старая сказка…
- Я тоже так думала, а он меня в лесу от гадюки спас. Разве обыкновенный леопард стал бы рисковать своей жизнью ради человека?
- Да что ты! Люди и то редко так поступают! Слушай, так ведь он же по легенде должен в человека превратиться, когда его полюбит девушка. Ты, случайно, не...
- Синди, ты здесь? – спросил запыхавшийся Вуд, вбегая в дом. – Господи, мы уж и не знали, что думать!.. Зачем же ты пошла сюда одна, никого не предупредив?
В эту секунду снаружи что-то хлопнуло, затрещало, и леденящий душу рёв обрушился на их слух. Он пронзал, словно вспышка молнии, и лишал воли. Синди и Христя сжались, а тётка Сабина, наоборот, встрепенулась, схватила с полки икону и глянула на пришельцев воспалёнными глазами.
- Настал судный день! – страшным голосом сказала она, подняла над головой икону и принялась читать молитвы вслух.
Рёв снаружи возобновился, заглушив голос Сабины, дважды бабахнули с разных сторон ружья. Рёв превратился в свирепый хрип, тяжкий топот копыт сотряс всё вокруг, и по мощным ударам монстра о сарай, старую телегу и баню стало понятно, что вепрь, беснуясь, разносит всё вокруг дома.
Вуд справился с собой и бросился к окну. Он отворил его, хладнокровно прицелился.
Ну, что же ты стоишь?! Пихай их в погреб, пока живы!
Жуткий морок спал. Синди бросилась к обомлевшей Христе и схватила её за руки, но та вдруг стала отбиваться, словно решила, что демон пришёл за ней в обличии девушки.
Ружьё Вуда оглушительно грохнуло, выплюнув из ствола острый язык огня и облако дыма. Видно, лучший стрелок пятой роты королевских егерей достал вепря больнее, чем другие защитники посёлка, потому что стена вокруг окна раскололась на лавину обломков, которая хлынула внутрь. Винсент Вуд отпрыгнул с дороги вепря в последнюю секунду, но куски окаменевшей глины всё же сшибли его с ног. Синди попятилась, отжимая Христю за печь – не слишком надёжное, но всё же укрытие. И вовремя, потому что в комнатёнку, и без того не просторную, втиснулась взъерошенная громадина, мотающая вытянутым клыкастым рылом. Мощный удар изогнутых толстых клыков снёс парализованную ужасом тётку Сабину, как тряпичную куклу. Затем чудовище повернуло морду в тот угол, где пытались укрыться в темноте девушки, его алчные глаза зловеще сверкнули, словно фосфорные пузыри.
Христя, не выдержав, завизжала, и вепрь, широко раскрыв клыкастую пасть, заревел с такой силой, что у Синди едва не лопнули перепонки. Волна отвратительного могильного смрада хлынула в угол, девушка испытала тошноту, но с места не сдвинулась. Неожиданно для самой себя Синди вдруг крикнула:
- А зубы ты не пробовал чистить, толстомясый?!
Глаза вепря налились огнём, он, словно оттягивая удовольствие, сделал неторопливый, но угрожающий шаг внутрь разрушенного дома. И тут ветхие половицы не выдержали, и монстр с грохотом провалился в погреб по самое брюхо, с размаху треснувшись при этом нижней челюстью о край каменной кладки фундамента. Его зад при этом остался висеть в вытянутом положении на другом краю. Пронзительный визг оповестил всю округу о неудаче вепря, а девушек окончательно оглушил.
- Ну, что, свинина?! – торжествующе закричала Синди, не помня себя. – Торопишься стать тушёнкой?! Тебя же ещё не сварили и не закатали в банки!..
Она уже не могла понять, чьих чувств сейчас в ней больше – её собственных или Машиных, но удержаться не могла. Её кровь кипела от опьяняющего возбуждения, и она, захлёбываясь от удовольствия, поносила жуткую тварь, яростно бьющуюся в провале пола:
- Думаешь, отъел рыло, так управы на тебя не найдут?! Думаешь, нет на свете того, кто тебя не боится?! Врёшь, шелудивый! Я не боюсь тебя! Слышишь?! Не боюсь!!!
Вепрь сделал несколько безуспешных рывков, пытаясь подобрать под себя зад и обрести точку опоры, но потом понял, что застрял прочно. Тогда он сделал мощный рывок мордой в сторону Синди, пытаясь достать её бивнем, но и это ему не удалось. Хуже того, он расшевелил несущие балки дома, и одна из поперечин сорвалась сверху и заклинила его жуткую башку в свёрнутом набок положении.
- Ну, что, Пятачок?! Застрял?! Надо меньше жрать и заниматься гимнастикой!
В бессильной ярости вепрь сделал последний рывок, от которого остатки пола заходили ходуном. Половицы под Синди разъехались в стороны, она потеряла равновесие, пошатнулась и повалилась прямо на трясущуюся от напряжения морду. Выставленная вперёд ладонь смачно шлёпнула чудище по скользкому пятаку, и тут случилось невероятное. Отвратительная серая плоть вскипела, вспенилась кровавыми пузырями, повалил едкий серный дым, и вепрь завизжал от страха и боли.
Синди отшатнулась, отряхивая испачканную слизью ладонь, а перед ней творилось что-то невероятное. Вепря били страшные конвульсии, он уже не визжал, а выл, уменьшаясь при этом в объёме, морщась и пузырясь. Наконец, это жуткое зрелище скрыл густой дым, из которого доносились слабеющие вопли.
- Фу, какая гадость, - поморщилась Синди, вытирая ладонь о шершавый бок печи. - Вот уж действительно свинья…
Вопли в дыму переросли в какое-то стенание, Синди даже разобрала слова на непонятном языке. Она вдруг вспомнила, что рядом с ней сжалась в углу перепуганная до смерти Христя, и, обернувшись, спросила:
- Ты живая?
Ответом ей был всхлип. Синди хотела успокоить девушку, но тут стало ясно, что отношения с тёмными силами выяснены не до конца. В провале снова что-то заворочалось, загремели обломки половиц, и из дыма на края пролома вскарабкалось существо, больше похожее на человека, чем на вепря. Но лишь похожее.
Пламя, пожирающее занавеску и полку с иконами, дало немного света, и Синди смогла разглядеть существо, вылезшее из дыры. Его глаза светились жутким огнём, пасть была клыкаста, мощное нагое тело местами покрывала шерсть, местами – чешуя. На голове, словно венец, торчали изогнутые в разные стороны рога, а на руках растопырились когтистые узловатые пальцы. Это был демон, и вид его любого мог убедить в том, что в преисподней грешников ждёт незавидная участь.
- Ну, что? – хрипло спросил он Синди. – В этом виде я тоже ничего, правда? Теперь у тебя язык не повернётся назвать меня свиньёй, хотя то обличие подходило для моей миссии как нельзя лучше. Согласись, у людей со свиньями больше общего, чем у нас, демонов. Во всяком случае, у тех, кто ведёт себя по-свински по отношению к собратьям.
Синди не ответила. Она слышала, что любой демон умеет овладевать человеческой волей, лишь мирно беседуя. Демон оскалился в жуткой улыбке и продолжил:
- Должен напомнить, что я собирал именно такие души. Это моя работа, и ты не можешь осуждать меня за это.
- За что же ты убил Сабину?
- Наивное дитя! – захохотал демон. – По доброте своей ты решила, что эта старая дура – праведница! Вы легко обманываете друг друга, но меня обмануть невозможно! Я был призван из Ада, чтобы забирать души нераскаявшихся грешников! Старуха убаюкала себя тем, что всю жизнь играла роль богопослушной христианки, но в грехе своём не исповедалась! Она его лелеяла до самой смерти, потому что не смогла устоять перед соблазном заполучить мужа своей сестры!
Синди молчала. На это ей нечего было сказать. Демон хрустнул плечами и заявил:
- А теперь отдай мне ту, за кем я пришёл! Давай разойдёмся по-хорошему: ты не трогаешь меня, я – тебя!
Не поняла… Что за торговля? Он не хочет связываться? Это значит, что твоя совесть совершенно чиста?
- Христя мне не принадлежит, но я не позволю тебе её забрать!
- Ты что, спятила?! Ты хоть знаешь, за кого заступаешься?! Может быть, мне рассказать тебе, чем занималась эта незамужняя девица с пронырой из табора?!
- Мне это неинтересно! Но она тебе не достанется!
Демон угрожающе навис над девушкой, но ближе двух шагов не подошёл.
- Знаешь, я ведь легко могу убить тебя…
- Что же мешает?
- М-м-м-ых! – взревел раздосадовано демон, явно не желая объяснять причину своей нерешительности. - Я не должен нарушать договор! Убив тебя, я не смогу больше собирать души! Пропусти меня к этой заблудшей развратнице, или я выйду из себя!!!
Синди напряглась, стараясь не показать дрожи. Её поддерживала только Машина непоколебимость. Она упрямо проговорила:
- Убирайся в свой Ад.
Демон, всё же держась на расстоянии, затряс кулаками и взревел ей в лицо, давая выход гневу:
- Упрямая девчонка!!! Ты заставляешь меня нарушить договор!!! Убью!!!
Трудно представить, чем всё это могло закончиться, если бы в этот момент в проёме двери не появилась шатающаяся фигура… бывшего Лесного Кота. Вид у него был растрёпанный, измождённый, но воля бесстрашного бойца позволяла ему держаться на ногах. Он прижал к черепу с поредевшей шерстью острые уши с кисточками и прыгнул исчадию Ада на спину.
- А-а-а!!! – взвыл демон. – Ты ещё кто такой?!!
Защитник Синди ещё не мог ответить ему, он лишь ещё глубже вонзил когти в грубую шкуру демона. Тот завертелся волчком, пытаясь избавиться от неожиданной помехи, но когти леопарда намертво застряли в волосатой чешуе собирателя душ. Нестерпимая боль от прикосновения земного существа с незапятнанной душой заставила демона пуститься наутёк. Он бросился в дверной проём и выбежал в темноту, волоча на спине живой груз.
Волк знать не знал, на кого напал. Он увидел только силуэт уродливого детины, который стоял в двух шагах от Синди и проявлял невоспитанность. Не дать скотине дотронуться до девушки – единственное, что он мог попытаться сделать, потому что последние силы потратил на то, чтобы доковылять на отказывающих ногах до раскуроченного дома Сабины. Он прыгнул на наглеца, не раздумывая. Теперь, болтаясь у бешеного мордоворота на лопатках, он даже не мог вырвать застрявшие когти из его шкуры, едко воняющей серой.
- А ну, отцепись!!! – ревел демон. – Слезь с меня, смертный!.. Вот я дотянусь до тебя!..
Сбоку внезапно вспыхнуло пламя – это сработал запал под хворостом, установленный Кортесом. Демон остановился, оглядываясь.
- Кто это устроил со мной игру?! Вы что, людишки, думаете, что можете охотиться на меня?!
- Сюда! – закричал сбоку кто-то из защитников посёлка. – Это уже не вепрь!
- Окружай его! – заорал с другой стороны властный голос Кортеса. – Огня сюда, огня! Бейте наверняка!
Демон издевательски расхохотался, а потом вдруг раздвоился. Демоническая сущность покинула тело несчастного сына барона Кифера, избавилась от него, как ящерица отбрасывает хвост. Волк, едва успев встать на свои ослабевшие ноги, согнулся под тяжестью безвольного тела, в котором на самом деле торчали его когти. Демон же повернулся к нему, презрительно окинул взглядом и, не говоря ни слова, боднул рогами в лицо. От мощного рывка все десять когтей отстали от пальцев Волка, он отлетел и рухнул спиной на грядки, прямо в морковную ботву. Демон прыгнул через кусты жимолости в ту сторону, где ещё не маячили фигуры людей с факелами. В этот момент грохнул выстрел, следом раздался утробный булькающий звук, словно что-то тяжелое упало в чан с киселём, и всё стихло…
Волк медленно приходил в себя, но этим он был обязан боли, терзающей лицо. Кровь залила глаза и спеклась, не давая открыть веки, многочисленные раны от рогов отчаянно горели.
- Глядите-ка, - услышал Волк голос рядом с собой, – мужик голый лежит. А это что за тварь?
- Это не тварь, - ответил ему кузнец. - Это Кот. Он ранен.
- Я видел, как он висел у демона на спине, господин управляющий.
- Надо же, смелый парень! Я бы к такой сволочи без рогатины не подошёл.
- Да ты бы и к жинке своей без рогатины не подошёл, - съехидничал кузнец.
- Иди ты, Гефа, - огрызнулся тот, но засмеялся вместе со всеми.
- Хорош балагурить, мужики, - сказал Кортес. – С Котом понятно, а это кто? Демон, что ль, в человека перекинулся? Флури, а ну, посвети!
- Мать честная! – раздался старческий голос. - Да это ж… баронов сын! Ну, вылитый, батя, только лицо молодое!
- Куда тварь-то подевалась? – спросил Кортес. – Я в неё вроде бы попал…
- Здесь демон! – послышался голос из-за кустов. – В яме с навозной жижей утоп!
- Там ему самое место, - заметил Гефа, и это было последнее, что слышал Волк, перед тем, как окончательно отключиться.
* * *
Синди провела рядом со своим раненым другом ещё одну беспокойную ночь.
Когда его укладывали на рогожу у камина, он выглядел совсем как человек, только с ног до головы покрытый пыльной шерстью. Во время битвы с демоном он где-то потерял хвост, кончики мохнатых пальцев на руках и ногах были окровавлены из-за отвалившихся когтей.
- Бедный Котик… - приговаривала Синди, разглядывая разбитое лицо своего отважного защитника. – Как же он изранил тебя…
Лицу действительно здорово досталось. Удар демона рассёк кожу на лбу, бровь у правого виска, в двух местах разодрал правую щёку, разбил нос. Кровь залила лицо почти перевоплотившегося в графа Кюри Кота, запеклась и склеила шерсть сплошной чёрно-бурой коркой. Просто удивительно было, как демон не выбил ему глаза. Нижняя часть лица не пострадала, и было видно, что у него уже человеческий рот: мужественный подбородок, красивые губы, да и зубы, видневшиеся между ними, принадлежали не хищнику.
Интересно, когда он закончит превращаться, эта шерсть выпадет сама, или её придётся сбривать?
В другое время мысль Маши позабавила бы Синди. Сейчас ей было не до смеха. Ночь выдалась тяжёлой и полной переживаний. Хватило бы и одной встречи с демоном, по чьей злой воле превращённый в вепря сын барона Кифера нападал на крестьян. Но к этому добавились гибель тётки Сабины, перелом ноги Винни Вуда, побитого обломками стены, истерика Христи, перепуганной демоном до беспамятства, и, что больше всего беспокоило Синди, ранение Кота.
Ночью он метался в бреду, и Синди дважды просыпалась, чтобы напоить его водой на травах, которую приготовила Берта. Кот успокаивался и снова засыпал, а вот Синди каждый раз подолгу прислушивалась к свистящему дыханию раненого друга, прежде чем усталость снова одолевала её.
Проснулась она от того, что на кухне громко звякнула шумовка. Синди подняла голову и прислушалась. Грудь Кота вздымалась и опускалась ровно, но рот и горло пересохли, потому что в носу запеклась кровь. Синди намочила полотенце в кружке с отваром и отжала его над потрескавшимися губами раненого. Дождь прохладных пряно пахнущих капель омыл губы и оросил рот. Кот зашевелился, облизнулся, но не проснулся.
Синди улыбнулась и снова откинулась на медвежью шкуру. Сегодня она поняла: что бы ни случилось, им суждено быть вместе всегда. Прошёл всего месяц с момента их встречи у её любимого озерца, а они уже несколько раз спасли друг другу жизнь, пережили невероятные приключения, стали настоящими друзьями.
-…всё будет хорошо, господин управляющий, - послышался на кухне голос Берты. – Отец Прист осмотрел его и не нашёл никаких ран, кроме тех, что остались от когтей. Мы их обработали и перевязали. Я буду делать повязки с капустным листом и подорожником, и уже через две недели всё затянется.
- За эти дырки я не беспокоюсь, старушка, - сказал Кортес. – Я теперь о другом пекусь. Мне надо точно знать, дееспособен ли Кифер. Я должен дать подробный отчёт советнику по вопросам юстиции, его светлости графу Джозефу Болеро, сообщить, что наследник барона Кифера жив. Но если из министерства придёт запрос на подтверждение его личности, то что я им предъявлю? Опрос свидетелей? Ну, да, старик Полузяк такого наплетёт, что меня на смех поднимут. Я и сам-то толком ни черта рассказать не смогу. А как вообще про всё это рассказать можно?
- Может, написать, что его цыгане украли? – предложил Дункан.
- Ага, а теперь вернули, - с сарказмом ответил Кортес. – Совесть замучила. Всё, что мне нужно – узнать, вменяемый он или нет.
- Да он за это время, поди, и говорить-то по-человечьи разучился, - проворчала Берта.
- Будь я на его месте, - сказал Никас, - точно бы с ума от ужаса сошёл. Это ж надо, столько людей погубить!
- Да он ведь не в себе был! – вступилась за хозяина Берта, которая помнила барчука совсем маленьким мальчишкой, добрым и ласковым.
- По-моему, - услышала Синди голос Вуда, - вы делите шкуру неубитого медведя.
- Какого ещё медведя? – удивился Дункан. – Он же вепрем был!
Все, кто был на кухне, дружно засмеялись, Синди тоже улыбнулась.
- Потерпите, и всё само собой разрешится, - сказал Вуд.
В этот момент Кот пошевелился. Синди встрепенулась, приподнялась на локте. Раненый заворочался, застонал. Она наклонилась к нему и спросила:
- Ты, наверно, пить хочешь? Сейчас я напою тебя…
Кот потянулся к опухшему, израненному лицу и попытался ощупать его, продрать глаза, но боль напомнила ему, что лучше сейчас вообще ничего не предпринимать.
- Бедненький… Вот вода. Давай, я приподниму тебе голову.
Раненый жадно пил, пользуясь ртом вполне умело. Он уже не захлёбывался, как день-два назад, вот только дышать было неудобно. Синди давала ему глотнуть несколько раз и отнимала кружку.
- Вот умница! У тебя здорово получается!.. Мой хороший…
Кот запыхался и перестал пить. Синди хотела подождать, пока он отдышится, но тут же заподозрила неладное. Дыхание Кота стало натужным, он напрягся, заловил мохнатыми руками воздух.
- Что с тобой, Котик? Что?.. Тебе плохо?..
Девушка видела, как он ловит ртом воздух, вдыхая всё глубже, словно не в состоянии насытится, и ей вдруг стало страшно, что сейчас с ним случится непоправимое, что она потеряет его навсегда. Из глаз её хлынули слёзы, Синди схватила Кота за плечи и стала умолять его:
- Котик! Котик! Пожалуйста, держись! Не умирай, ты нужен мне!.. Я люблю тебя!
И она прижалась к приоткрытым, шершавым от жара губам Кота своими.
Конвульсия Кота стала невыносимой, он, содрогаясь всем телом, со стоном втягивал в грудь всё больше и больше воздуха:
- А-а!.. А-а-а!.. А-а-а-а!.. Апчхи-и!!!
Синди от неожиданности даже откатилась в сторону, потому что вместе с кусками засохшей крови от Кота в разные стороны полетели клочья шерсти, а потом его полностью окутал плотный едкий дым.
- Апчх-хи!.. А-апчх-хи!..
С кухни с топотом примчались Кортес, Берта, Никас и Дункан. Изумлённые зрелищем, капитан и его работники, как вкопанные остановились на пороге гостиной. Такого чуда им никогда видеть не приходилось: тот, кто ещё утром был самым волосатым человекоподобным существом на свете, за одну минуту лишился почти всей шерсти, росшей на его теле. Пучки волос, как пушинки одуванчиков, отлетали от него, вспыхивали цветными искрами и становились плотным белым дымом. Кот трясся и так неистово чихал, что клубы дыма разлетались над его лицом седыми вихрями.
Наконец, кошачьей шерсти на теле бывшего Лесного Кота не осталось вовсе. Прикрытый только дымом, у камина в полном изнеможении лежал молодой темноволосый парень, которого Синди знала под именем Волк.
А вот и Вовка нарисовался! В таком виде он мне больше нравится.
Винни Вуд, не имея возможности присоединиться к остальным из-за лубка, прикрученного к сломанной ноге, крикнул с кухни:
- Ну, что там?! Всё в порядке? Вы чего затихли? Что случилось-то?!
- Я тут случился… - слабым голосом проговорил Волк. - Может, кто-нибудь даст мне штаны?
15 октября 2008 г. – 25 августа 2009 г., г. Сорск
Золушка из Зазеркалья часть 2
© Copyright: Андрей Савиных 2, 2012
Свидетельство о публикации №212111701421
Свидетельство о публикации №212111701421
Рецензии