Глава 2

Дома Аркадий прошёл на кухню, чтобы поставить на полочку в холодильнике несъеденные на работе сосиски с гарниром. В эту минуту ключ зашевелился в двери, и вошла Татьяна в сопровождении двух незнакомых женщин. Одна из них - в полицейской форме. Не обращая на него никакого внимания, они закрылись в комнате дочери. Аркадий не слышал всего разговора, но до него доносились обрывки фраз:
- Бери, что тебе нужно! Постель выдадут, гигиенические средства тоже. Тише! Он дома.
Из комнаты вышла женщина и направилась к нему:
- Дора Мизрахи! – представилась она. – Социальный работник. Вот конверт, там все написано. Читать на иврите умеете?
  Аркадий молча взял конверт. Он долго не решался распечатать его. Казалось, в пакете бомба огромной разрушительной силы. Кто заложил эту бомбу? И кто заложник? Сколько яду в тротиловом эквиваленте нужно, чтобы взорвать к ядрёной фене его семейный очаг? Аркаша вскрыл конверт и разложил на столе содержимое. Он снял с холодильника четыре магнита и придавил ими каждый лист, чтобы ветром не сдуло со стола этот кошмар.
Одна бумага извещала об открытии уголовного дела. Эту бумагу и зачитывал утром главврач. Там была указана приблизительная дата первых судебных слушаний: через пять месяцев. Дело было открыто на основании искового заявления. Само заявление написано чужой рукой, но внизу четко и разборчиво подписано Татьяной.
Третий лист – протокол беседы ученицы восьмого класса Татьяны Зайчик с социальным работником Дорой Мизрахи.
- Дора…Дора,- мысленно проговаривал Аркадий. – Что же ты наделала, Дора?
  Последний лист был заключением медицинской экспертизы. Она подтверждала наличие следов жестоких побоев на теле дочери.
Аркадий перечитал все бумаги, в том числе и написанные сложным юридическим языком. Здесь он мог усомниться в адекватности понимания текста. Медицинское заключение сметало все сомнения. Такие бумаги он умел и читать, и писать, и даже понимать в них кое-что между строк. Рубцы на спине, множественные гематомы.
      
- Татьяна!- стараясь сохранять видимое спокойствие, позвал отец.
Танька давно ждала этой минуты. С улыбкой победительницы она вплыла в кухню, а две дамы заняли наблюдательный пост в коридоре.
- Зачем ты это сделала?
  Танька думала, он будет интересоваться, как. На этот вопрос у неё был заготовлен подробнейший рассказ. Сначала она стала собственным палачом, а потом разыграла роль жертвы. Она так вошла в образ, что все поверили ей! Столько внимания к Таньке не проявляли никогда! Столько понимания она не встречала за всю жизнь! Мир повернулся к ней лицом! Вся школа! Консультант-психолог забрала Таньку с математики и разъяснила ей, как можно заставить родителей уважать личность подростка! Социальная работница Дора написала от ее имени заявление в полицию и свозила на  медицинское освидетельствование.
  Вопрос, который сейчас задал отец, ни разу не пришел ей в голову. Она встала на путь мести и искала средства для воплощения замысла, но совсем не думала о конечной цели и цене победы.
- Я вам отомстила за вчерашнюю дискотеку! Теперь мы квиты! – веселой скороговоркой выпалила Танька и с торжеством взглянула на отца, будто "в дурака" обыграла, да ещё и погоны из шестерок умудрилась навесить.
 - Сумку с косметикой верни! Не видишь, я собираю вещи - ухожу от вас!
   Аркадий сорвался с места, сунулся в одну комнату, потом в другую, наконец, нашёл эту сумку, в узком коридоре протиснулся между посторонними дамами и вручил Таньке её косметичку.
- Вот спасибо! Куда я без неё?!- она хотела по привычке чмокнуть отца в щеку, но что-то её остановило. Их взгляды встретились: смеющийся и самодовольный Танькин и чего-то напряженно ждущий взгляд Аркадия. Улыбка застыла на Танькином лице, как приклеенная. Отец всматривался в искаженное улыбкой лицо, но торжествующая улыбка никуда не уходила.
  Первый раз в жизни терпеливому и уравновешенному Аркадию захотелось схватить  любимую куклу за волосы, а свободной рукой долго и больно хлестать по щекам, но он сдержался.

  Две дамы в коридоре – Дора Мизрахи и женщина в полицейской униформе – были разочарованы увиденным. Их жадные до зрелищ лица выглядели так, будто носы унюхали благоуханье жареного на углях мяса, но само мясо пронесли мимо и оставили до лучших времён и других гостей. Разговора на русском они не понимали, но по интонации догадались, что девочка провоцирует отца. Они ждали его агрессивного ответа. Он был во взгляде, в позе, но отсутствовал де-факто.
  Дамы не были специалистами по составлению психологических характеристик. Они привыкли писать акты и протоколы. Эпизод в квартире опекаемой  Татьяны Зайчик не содержал необходимой информации, а потому разочаровывал. Укрощенный их выжидательными позами отец-тиран остался в пустой кухне. Взглядом он проследил, как дамы загрузили в полицейскую машину две битком набитые сумки Татьяниного барахла, Татьяну и, сопровождаемые любопытными взглядами соседей, отбыли в неизвестном направлении.
  Аркадий вернулся к бумагам. Ни в одной из них не сообщалось, куда, зачем и на сколько времени забирают Татьяну. Он слышал, что существуют какие-то укрытия для детей, оказавшихся жертвами насилия. Адреса этих укрытий скрывают, чтобы никто не мог найти спрятанных детей, угрожать им, запугивать.
  Одна деталь разрушала всю логику секретного укрытия: ни Аркадий, ни его жена Татьяну пальцем не тронули. Неужели ни у кого не возникло сомнений по поводу показаний "пострадавшей", изложенных в исковом заявлении? Аркадий ждал, что заключения экспертов отметут нелепые обвинения, наука восторжествует над досужим вымыслом, и справедливость восстановится сама собой. С этими мыслями он опустошил, прикуривая одну за другой, целую пачку сигарет. Рваные клочья дыма расползлись из кухни по всей квартире. Наталья с порога возмутилась:
- Аркаша! Мы с тобой договаривались! Открой окно, закрой дверь в кухню! Танька не обязана нашим дымом дышать! И вообще, что стряслось? Что за бумаги? Освободи стол! - с двумя огромными кульками покупок она вошла в кухню. Аркадий понял, о событиях последнего дня жена ничего не знает.
  У Таньки продолжался день редкостной удачи. Всё скороспелые таракашки реванша, только вчера вылупившиеся из яиц, вставали на свои вывернутые лапки и поднимали самодовольные головки. От избытка чувств они вращали еще не очень длинными, но упругими усиками и искали новых, доселе незнакомых впечатлений. Сегодня их уже было много, но самое главное – оставалось впереди.
- Нам потребуется две-три недели, чтобы решить вопрос с интернатом,- объясняла в машине Дора. - Временно поживешь  в укрытии. Будешь в полной безопасности – родители не узнают, где мы тебя спрятали.
- Приехали,- перебила её полицейская. Она, не вставая с места, открыла багажник с Танькиными сумками и, немного опустив стекло, прошептала Доре:
- Второй этаж, квартира восемь. Ключ в почтовом ящике, на двери.
   Укрытием служила трехкомнатная квартира в блочном доме. Дора с Татьяной, отперев входную дверь, оказались в комнате. Вдоль стен громоздились четыре двухъярусные кровати, по центру  - квадратный стол. За ним  сидела девочка и красила ногти. Еще шесть девочек лежали на кроватях. Никто не спал. Появление новенькой не произвело на них никакого впечатления.
- Где свободная кровать? – поинтересовалась Дора, и девочка кисточкой от лака, как учительница указкой, показала, где. Это была нижняя лежанка у самого входа.
 Дора тяжело опустила Танькину сумку на пол, и, обращаясь одновременно ко всем и ни к кому лично, произнесла  в пространство:
- Вашу новую подругу зовут Татьяной. Прошу любить и жаловать!
  Никто не ответил. Девочка, которая красила ногти, взмахнула удивленно ресницами и продолжила свою кропотливую работу. Дора пожелала всем спокойной ночи, хотя на улице было еще светло, и вышла, заперев квартиру снаружи. Танька осталась внутри.
  Тишина в комнате казалась напряженной. Было слышно, как Дора отсчитала своими каблуками ступеньки в подъезде и хлопнула дверью. Полицейская машина прошелестела шинами по асфальту последнее "прощай" и исчезла.
  Танька подбежала к окну и увидела колодец двора с типовой детской площадкой посередине. Обзор со всех сторон закрывали соседние дома, и не было видно ничего, что могло бы помочь сориентироваться. Танька поняла, что и она сама, а не только её родители, не имеет понятия о том, где находится.
- Где мы? – спросила она, как и Дора, сразу у всех.
- В укрытии,- ответила за всех девочка за столом.
- Кто эта тётка? – полюбопытствовала другая.
- Социальная работница, Дора,- важничала Танька.
- Дура! – вставила, осматривая свой новый лак, девочка за столом. Танька не очень поняла, про кого она так: про Дору или про неё?
-У тебя сигареты есть? – оторвав взгляд от ногтей, продолжила собеседница, и огонёк живого интереса блеснул в её глазах.
-Есть, – отозвалась Танька, - пачка!
-Пойдем, покурим! Меня Стелой зовут,- почти запела девочка с маникюром и обвела всю комнату медленным взглядом. Танька поняла, что Стела эта, как бы, главная, и опять почувствовала, что удача улыбается ей без устали.
  Они вышли из комнаты, прикрыли за собой дверь и прошли в кухню. Кухня оказалась пустой и чистой. На подоконнике  красовался музыкальный центр. Стела что-то нажала, и он ожил хриплым негритянским рэпом. Под эту музыку девочки лишили пачку её целлофановой невинности и раскурили по первой сигарете.
  Танька осмотрела кухню: стол, табуретки, газ, холодильник. В углу - упаковки одноразовой посуды, под умывальником – надутый пузырь мусорного мешка. Стела открыла холодильник, и Танька разглядела в нём два лотка яиц и три бутылки из-под колы с водой.
- Хочешь яичницу? – предложила Стела, и Танька согласилась. Она вдруг вспомнила, что за день маковой росинки во рту не держала, одними впечатлениями сыта была по уши. Стела достала из сального брюха газовой плиты сковородку и долго мыла её под краном с двух сторон. Потом девочка зажгла газ и без масла зажарила Таньке три яйца.
- Хлеб кончился,- как бы извинялась она, но есть чай. Хочешь?
 Опять Стела долго ополаскивала чайник, наполняла его водой. Пока чайник закипал, выкурили еще по сигарете, и Танька, обжигаясь, стала отскребать пластиковой вилкой прилипшие к сковородке яйца. Стела курила и в такт музыке раскачивалась на табуретке. Когда закипел чайник, она бросила в него два пакетика заварки и горячий чай разлила в стаканы.
  Чай остывал, девочки курили, а американские рэперы упругим ритмом и жестким текстом рисовали картинки жизненной неприглядности родных кварталов. Девочки допили чай, выкурили еще по сигарете и вернулись в общую комнату. Стела заняла привычную позицию и начала ацетоном снимать лак. Танька села рядом с ней и зачарованно следила, как ногти, бывшие фиолетовыми, становятся бледно-розовыми для того, чтобы потом стать, например, огненно - красными. Остальные девочки молча лежали на своих кроватях. Их пассивное равнодушие Танька объясняла для себя болезненной глубиной душевных травм.
   Стела подпиливала новой подруге ноготочки, а Танька с любопытством рассматривала комнату, двухэтажные кровати, самих девочек. На неё  никто не обращал внимания.
 За окном было то редкое время суток, когда ночь еще не наступила, но день уже полностью догорел. Где-то поблизости цвёл жасмин, и его чувственный запах струился через окно в уставленную                девичьими кроватями комнату. Он предвещал и томление вечера, и ночную негу, и сладкую легкость обмана, и горькую тяжесть разоблачений, - всё было в этом волшебном запахе.
 С еще невысохшим на ногтях лаком Танька встала, прошлась по комнате и замерла у своей кровати. Обе её сумки, еще днём с трудом закрывшиеся, выглядели пустым. Замки провисали внутрь. Танька забыла про маникюрный лак - расстегнула обе сумки и высыпала их содержимое на кровать. Исчезло самое ценное: косметичка, модные кофточки, джинсы и джинсовые юбки, кроссовки и нижнее бельё. Танька в жизни не знала, сколько у неё трусов. Сейчас их осталось две пары.
- Кто это сделал? Признавайтесь! – почти прошептала Танька.
- Действительно, кто это сделал? Признавайтесь! – то ли спросила, то ли передразнила её Стела. Комната продолжала хранить молчание, и тошнотворно-сладкий запах жасмина расползался по ней, проникал всюду, даже в отдаленный от окна Танькин угол. Семь пар глаз следили за новенькой. Они ждали её реакции, её крика, слёз, а, может быть, агрессии. Новенькая спиной почувствовала напряженное ожидание. Она не торопилась. Наоборот, медленно и очень аккуратно Татьяна сложила оставленные ей вещи в сумку. Ставшую ненужной вторую пинком отправила под кровать, улыбнулась самой себе, подсела к столу и попросила покрыть ногти другим лаком.
  Стела прилежно красила её ногти, фальшивое анданте тишины вплеталось в седые клочья вечернего тумана, а Танькину душу, как осенняя сырость, пронизывала злость. На глаза попалась брошюра с нелепым названием "Как цветет твой кактус?". Танька взяла её, вернулась в пустую кухню и прочитала: " Кактусы – растения, листья которых в ходе эволюции превратились в колючки и шипы".

                продолжение  http://www.proza.ru/2012/11/17/1525