Крыло даймона, глава 1

...Жить для себя, скучать собой
И этой вечной борьбой
Без торжества, без примиренья!
Всегда жалеть и не желать,
Все знать, все чувствовать, все видеть,
Стараться все возненавидеть
И все на свете презирать!..
М.Ю. Лермонтов «Демон»

«Демон» обозначает «исполненный мудрости». Слово демон происходит от греческого термина «даймон» (Diamon), то есть «божественная власть», «рок», «Бог». Даймоны были посредниками между богами и людьми. Добрый даймон мог быть духом-хранителем. Человек считался удачливым, если имел рядом демона, помогающего ему. Духи-хранители нашептывали советы и верные решения своим подопечным. С развитием христианской демонологии демоны стали ассоциироваться исключительно со злом, уже по своему происхождению являясь доверенными лицами дьявола. По христианскому учению светлые духи — это ангелы. Согласно Библии, демоны — падшие ангелы, последовавшие за Люцифером, когда он был низвержен Богом с небес. К концу раннехристианского периода все демоны стали отождествляться с падшими ангелами. Их верховным правителем был Сатана. Единственное предназначение демонов — подбивать людей на безнравственные поступки и становиться между людьми и Богом.
По крайней мере, так считают люди, которые пытаются оправдывать вмешательством извне каждый свой бесчестный поступок. Конечно же, легче возложить ответственность на нечистую силу, нежели признаться в своей неправоте. Почему же тогда покровители и союзники человека превратились в извечных врагов? Не означает ли это, что на самом деле изменились люди, извратившие свое сознание и свое миропонимание, а самый главный их враг — собственная слепота и ограниченность? И только тот, кто сумеет вырваться из ограничивающих оков и невидимых цепей, познает истинную свободу и свое предназначение.

ГЛАВА 1

Шел дождь. Обычное дело для западного побережья, но от этого не менее скучное и мерзкое. Во всяком случае, для людей, которые в этот поздний час носились по улицам, прикрываясь от потоков воды пакетами и сумками. Кто-то короткими перебежками передвигался от магазина до магазина, хлюпая носом и несвежими носками в кроссовках и в ботинках из крокодиловой кожи, сетовал на проклятых синоптиков, которые, как водится, обещали дождь прошлой ночью. Машины нескончаемым потоком текли через громадный мост, чтобы проползти футов двадцать и снова встать, отчаянно сигналя, в пробке. Каждый из этих трудяг, нервно тарабанящих пальцами по рулю и досадно щелкавших клавишами сотовых телефонов, излучал такие волны раздражения и злости, что можно было накормить всех низших существ в городе. Этого тотального зомбирования, в смысле, стояния в пробках, Фьорд никогда не понимал. Ну хочется вам домой, к семье, скорее — бросьте вы машины и идите пешком. И нервы целее будут, и экологии на благо. Так нет же, люди, заплывшие слоем жира от фаст-фуда и сидения в офисах, подчиняясь стадному чувству, скорее простоят два часа в пробке, чем пройдут пешком лишние пару кварталов. Наверное, поэтому человечество постепенно умирает, заживо разлагаясь в этих мусорных ящиках, именуемых городами. Мало кому приходит в голову просто постоять на видовой площадке, подняться на верхний этаж небоскреба, посмотреть на затянутый смогом город и послушать, как шумит дождь. А ведь это целая симфония: капли со звоном срываются с металлических тросов, с шорохом падают на воды залива и звонко стучат по крышам машин.
Закрыв глаза и закинув голову к мглистому небу, сидевший на самой высокой строительной площадке над уровнем моста молодой человек по имени Фьорд пытался отрешиться от истошных электронных воплей автомобилей и наслаждался музыкой дождя. Для Фьорда такое времяпровождение было не ново. Никто из его коллег, наверное, представления не имеет, на что похожа музыка ветра и дождя. В этом смысле юноша всегда был большим оригиналом: его тяготили серость, пустота и тишина родного города. Из-за этого Фьорд проводил в шумном Сан-Франциско больше времени, чем от него требовалось. Но это выбор каждого. Брат вот почти не покидает своей квартиры.
При мысли о Рони мечтательное выражение сошло с лица Фьорда, сменившись озабоченностью и тревогой. Рони всегда был подвержен хандре и черной меланхолии, которой временами страдал и сам Фьорд и от которой успешно излечивался прогулками по городу. Но это состояние, свойственное обычно старшим, разрушало Рони, точило изнутри, словно медленно действующий яд.
Нахмурившись, Фьорд посмотрел вниз — на светящуюся реку из фар, которая медленно текла через мост. Заправив за ухо длинноватые волосы, все время падавшие ему на левый глаз, Фьорд снова вгляделся в небо, и среди тумана и завихрений смога ему почудился красный росчерк. Кому-то дома не сидится. Неужели в городе есть еще один такой же чудак?
Кровяной кристалл на груди, до этого ровного винно-красного цвета, вдруг пошел разводами и потеплел. Когда Фьорд проигнорировал и это, камень выдал электроразряд.
Ойкнув, Фьорд поспешно подхватил длинную цепочку и вытащил камень из-под футболки. В светящейся глубине камня проецировалась уменьшенная копия лица Сигурда — непосредственного начальника Фьорда.
- В чем дело? Почему с тобой невозможно связаться? МакКиннон, где тебя носит? – загремел из камня голос Сигурда.
- В городе. Мост «Золотые ворота».
- Я понял уже. Что ты там забыл?
- Дождь идет, - ответил Фьорд, равнодушно глядя на камень.
Сигурд поперхнулся. В свое время, когда Ильда только привела Фьорда в Орден, они все ожидали, что с годами странности и байроновский налет романтизма выветрятся из рыжей головы шотландца. Черта с два. За неполные 200 лет оперативной работы Фьорд мог с легкостью претендовать на место заместителя аналитического отдела, тем более что Ильда это как-то даже озвучила. Но вместо этого он, как петух на заборе, сидит на мосту под дождем и глазеет на машины. И в этом был весь мальчишка.
- Фьорд, отправляйся на северо-запад. Подстрекатель, - подергав себя за аккуратную бородку клинышком, сказал Сигурд. – Фиолетовый спектр.
- Какой-то дохляк, - проворчал Фьорд, не спешивший покидать свой удобный насест на ремонтной площадке. – Симбиоз с человеком прикончит его за пару дней.
- Скорее уж сперва он выпьет этого парня, а потом, привыкнув к дармовщине, и сам развоплотится, - хмыкнул Сигурд.
- Я и говорю, - кивком головы отбросив с лица мокрые волосы, сказал Фьорд.
- Ты знаешь правила. Вмешавшийся в судьбу смертного подлежит уничтожению. Может, мне тебе свод законов процитировать?
- Не надо, - Фьорд уловил его сарказм. Убрав подвеску под футболку, парень спрыгнул со своей площадки и сразу ушел вперед, ровно на одну секунду в будущее, где смог спокойно раскрыть крылья.
В этом, другом, городе было серое пасмурное утро. Всегда. Ни дуновения ветра, ни капельки дождя, который лил в настоящем. И в этом-то мертвом мире, нет, скорее еще не рожденном мире, поправил себя Фьорд, они и вынуждены существовать. А Сигурд еще удивляется, что он забыл в городе людей. Но правила для всех едины, и мир людей накладывает определенные ограничения. Например, один раз он очень опрометчиво нарушил устав: преследовал одного скользкого типа в верхнем слое тропосферы и чуть не столкнулся с пассажирским авиалайнером. На следующий день все бульварные газеты пестрели заметками об НЛО, новом спутнике-шпионе и тому подобном. Оставалось только догадываться, каким запомнился пассажирам пронесшийся мимо иллюминаторов в огненном ореоле крылатый даймон. Фьорду вкатали серьезный выговор и просили все перемещения осуществлять через пустой город, хотя найти этого подстрекателя среди людей можно было гораздо быстрее.
Уже почти добравшись до места назначения, Фьорд вынырнул обратно в реальный город и дальше отправился уже на своих двоих. Настроив внутреннее восприятие на фиолетовый спектр подстрекателя, Фьорд медленно двинулся по опустелой улице. Фиолетовый спектр — это совсем мелкая шушера. Низшие биовампиры, как правило, не имеют даже человеческого облика, поэтому очень охотно отвечают на «вызовы» всяких придурков. Пройдя несколько кварталов по главной улице в горку, Фьорд свернул в проулок и вскоре ощутил присутствие подстрекателя — точно пахнуло в лицо сладковатой гнилью.
Обычный парень лет тридцати, мелкий клерк, судя по костюмчику, с кучей пакетов со всякой дрянью вышел из дешевого магазина, специализирующегося на оккультизме. Парень был раздраженный, усталый и спешил домой к своему любимому мексиканскому кактусу, подаренному его бывшей.
Поэтому когда путь ему внезапно преградил рослый рыжеволосый парень, жертва подстрекателя перепугалась и попятилась.
- Кто вы?! Что вам надо?! – рявкнул парень, который все пытался для себя решить тяжкую дилемму: то ли бросать пакет со стеклянной бутылкой, то ли лезть в карман за газовым баллончиком. Этот офисный планктон фонил страхом больше, чем загулявшая допоздна школьница. Фьорд сразу почувствовал последствия воздействия подстрекателя на смертного — нервозность, страх, грязную, размытую, всю в червоточинах ауру.
Без единого слова Фьорд шагнул к перепуганному парню и вырвал у него из рук мешавший пакет. После чего ударил двумя пальцами его в грудь, сломав печать, и подхватил обмякшее тело парня. Когда связь между человеком и подстрекателем разрывают насильно, это может быть очень болезненно. Для обоих. Пристроив бедолагу на перевернутый мусорный бак, Фьорд стал ждать. Обычно подстрекатель сразу ощущает разрыв и обязательно явится, чтобы разобраться.
Прошло минут пятнадцать. Фьорд в очередной раз взглянул на наручные часы, а посреди проулка уже материализовался похожий на хорька человек. Увидев обмякшее тело контрактника на баке, «хорек» вякнул и бросился к нему.
- Кто... Кто это сделал?!.. – прорычал он.
Фьорд молча вышел из тени, сбросив естественную защиту — что-то вроде энергетического кокона, — присущую более высоким рангами. В такие моменты Фьорд ловил себя на дурацкой мысли: оставалось еще заорать «Сюрприз!» Кнопка-гремлинша как-то поздравила свое нервное начальство подобным образом. Фьорд тогда часов 6 осторожно размораживал ледяную статую, в которую превратилась Морран. Чувством юмора природа Айзека обделила, увы. Впрочем, подстрекатель и без «сюрприза» подскочил как ошпаренный. Вся спесь и гонор тут же слетели с него, едва он увидел парня в мокрой джинсовке.
- Чистильщик! – парень сбросил человеческую личину и оскалил иглы зубов, готовясь к бою.
Фьорд насмешливо приподнял бровь. И это низшее существо собирается дать ему отпор?
- Закон един для всех вне зависимости от класса и ранга. Ты; же его нарушил, - сказал Фьорд, разглядывая уродливое человекоподобное создание перед ним. Все правильно, чем ниже ранг, тем меньше у его обладателя человеческих черт. Немногие могут похвастаться лицеприятной истинной формой.
- Да, я его нарушил! Как вы все не понимаете, это же выгодно! – шевеля стрекозиными крыльями, лязгнул зубами подстрекатель. – И людям, и нам!
- И чем же людям это выгодно? Что ты ему пообещал взамен? Чесотку наслать на его шефа или канцелярскую кнопку главбуху подложить?
Похоже, предположение Фьорда оказалось близко к истине, потому что подстрекатель защелкал своими стрекозиными челюстями и зашипел как гремучка.
На самом деле это все самообман, и подстрекатель это прекрасно осознает. Опутать сладкими речами и обманами этого клерка-неудачника, внушить ему мысль, что вот оно, решение всех проблем — только руку протяни — и высосать его до дна. Наслать икоту, лишай, мелкие пакости — это предел возможностей низкоранговой дряни. И где взаимная выгода? Парень уже серый как пергамент, наверняка у него полный комплект с бессонницей, анемией, мигренью и прочим букетом недо-контрактника на «не-взаимовыгодных условиях». Вот если бы какой-нибудь уникум ухитрился вызвать какое-нибудь низшее существо и добровольно предложил повампирить его биотоки, тогда пришлось бы повозиться. Так называемые «демонопоклонники» чесоткой и запорами у шефа обычно не ограничиваются. И запросы за их «услуги» намного выше. Фьорд сам не видел последствий таких контрактов, но слышал от Ильды. Люди об этом легенды и страшные истории слагают, но за всю историю существования этого мира таких случаев было лишь несколько. А уж церковники раздули из этого байку про падших ангелов и бесов. Про бесов, кстати, они почти не промахнулись. Подстрекатели — редкостные жучары.
- Хочешь убить меня — так давай! Нападай! – заорал подстрекатель. – И почему ты в этой уродливой форме?!
- Сам-то давно в зеркало смотрелся, уродец, - сказал Фьорд, оценивающе изучая полыхающую грязную ауру фиолетового. Даже руки о такое марать противно.
- Ну давай, чистильщик, излучающий оранжевое, испепели меня! Тебя же за этим послали! – раскинув руки, процедил подстрекатель.
- А самому напасть, значит, кишка тонка?.
Подстрекатель пожелтел от бешенства, на его змеином лице это смотрелось жутко.
- ТЫ!.. Еще смеешь издеваться?! Я же так и так умру! – заорал он.
- Раньше надо было думать. Прежде чем вампирить этого дурака, - Фьорд чуть склонил голову набок. Густая челка закрыла ему один глаз, а другой — золотисто-янтарный — стал желтым, как язык пламени.
Лицо подстрекателя искривилось, безгубый рот еще успел прохрипеть: «Ты — подонок!.. ГИПНОЗ!!!..» - и он со звериным воем бросился на Фьорда, протянув к его горлу когти. Фьорд легко ушел в сторону и равнодушно наблюдал, как ограничительные оковы сжигают нарушителя заживо. Сначала сгорела кожа, потом, дымясь и пузырясь, с костей стала сползать плоть. Последним рассыпался скелет, превратившись на асфальте в грязное месиво, которое к утру смоет проливной дождь. Размазав остатки уродливой черепушки носком армейского ботинка, Фьорд вытащил свою подвеску и сжал камень в ладони. Через минуту кровяной кристалл в руке потеплел, и в нем спроецировалась рогатая и гривастая голова Сигурда.
- Скоро ты, - в голосе смесь удивления, раздражения и удовлетворения. Похоже, Сигурд не ожидал такого рвения от подчиненного в исполнении этого гаденького в своей рутинности поручения.
- Делов-то. Еще что-нибудь на сегодня? – Фьорд шагнул «вперед», на секунду в будущее, и ощутил, как длинные, облитые металлом волосы с тихим звоном скользнули по спине. Сложив на плечах мощные перепончатые крылья на манер плаща, Фьорд двинулся по проулку. - Нет. Тебя, кстати, Хёлль разыскивает, - хмыкнул Сигурд, заметив, как помрачнело скуластое лицо подчиненного. Почесав за закрученным правым рогом, Фьорд проворчал:
- Скажи, что я отправил меня на задание куда-нибудь в Гренландию или Гималаи – куда-нибудь подальше, короче, и что освобожусь я лет эдак через двести. Или триста, как повезет.
- Вот только не надо меня вмешивать в сердечные дела своей… мадам! – крякнул Сигурд, который, конечно же, лукавил. У Хёлль в родне явно был кто-то из суккубов. Придя к Люме в отдел, девушка успела побывать в постели у всех, начала с Сигурда и закончила Фьордом. Причем на Фьорда у нее явно были далеко идущие планы, поскольку она посвятила ему целых полгода и продолжала увиваться, прозрачных намеков отвязаться уже наконец не понимая абсолютно. Уже после трех приватных встреч Фьорд понял, что Хёлль ему совершенно неинтересна, даже несмотря на чары суккуба — не проблему для эмпата. Так же, как и те смертные девушки, которых Фьорд в юности менял как перчатки. Со временем любая, даже самая вкусная еда вызывает пресыщение. Так и с женщинами. Похоже, это обязательный удел любого демона, прожившего несколько веков. Но черт возьми, чтоб он еще когда-нибудь с суккубом связался... Хуже суккуба только фурия.
- Предположим, это не только моя мадам, - поддразнил начальство Фьорд. – Тогда я отправляюсь домой. Конец связи.
Заскочив за едой в дешевый ночной супермаркет, Фьорд ушел «вперед» в свой родной город. Вскоре Финансовый округ с его глыбами стекла и бетона остался позади — он направлялся в Ричмонд. Планируя среди крыш невысоких домов, он прижимал к груди продуктовый пакет и про себя посмеивался. Наверное, он выглядит забавно. Многие вообще не употребляют человеческую пищу, предпочитая подпитку чистой энергией, но Фьорд считал это одной из форм биовампиризма. Не более и не менее. А биовампиризм — занятие, достойное только самых низших рангов, вроде фиолетовых и синих спектров.
Пока он добирался до многоквартирного дома, где жил брат, Фьорд несколько раз видел в пасмурном небе разноцветные росчерки, один раз кто-то пролетел буквально в пятидесяти футах от Фьорда, бросив на юношу неприязненный взгляд, точнее на пестрый пластиковый пакет в его когтистых руках. Фьорд ответил ему вызывающим взглядом: пока он не нарушил закон, пусть хоть засверкается глазами. В молодости ему нравилось провоцировать эстетствующих, истинных, как они себя называли, даймонов, которые ставили себя выше людей, как и все то, чем владели люди. Подобное ханжество встречалось теперь все реже, но некоторые консерваторы никак не могли забыть старых привычек.
Сделав «бочку», Фьорд резко пошел на снижение. Теперь полеты не доставляют уже той радости, что и всегда. Здесь, в этом мире, они равносильны жалкому суррогату – воздух стоячий, неподвижный, приходится прикладывать определенные усилия, чтобы преодолевать сопротивление при полете. Это почти что кормить голодающего растворимой лапшой: вроде бы и еда, а на выходе – ни насыщения, ни удовольствия.
Спланировав на железную площадку на пожарной лестнице, Фьорд сложил крылья и протиснулся через распахнутое окно в обшарпанный коридорчик, навевающий мысли об азиатских ужастиках. В душном сером сумраке отчетливо слышались пощелкивание и шебуршание. Фьорд даже остановился посреди коридора, прислушиваясь. Пора снова чистку проводить. «Жуки», низшие существа, паразитирующие на отрицательных эмоциях и питающиеся энергетикой существ, уже не в первый раз заводились в этом доме. И Фьорд подозревал, что знает причину.
Дойдя до двери с номером 34, Фьорд пинком открыл ее. В отличие от человеческого мира, двери тут не запирались никогда. Из-за плотности расселения и из-за того, что кому ну очень надо пройти – тот эту дверь просто снесет и не заметит.
- Есть кто дома? – чуть не ляпнул «живой», но осекся и мысленно отругал себя Фьорд. Несмешная шутка. Особенно в случае с его братом.
Миновав тесную прихожую, настолько узкую, что в ней с его плечами было не развернуться, Фьорд снова позвал:
- Рони!
- Здравствуй, Фьорд, - послышался усталый голос из гостиной и по совместительству спальни. Брат сидел с ногами на диванчике перед плотно занавешенным окном, и потому в комнате была темень. Сколько раз он пытался перетащить брата в более подходящее для него место, но проще было бы сдвинуть армейский тягач.
Синее свечение брата блеклым и расплывчатым — опять хандрит. От тяжелой апатии, пограничной с перманентной депрессией, у эмпата Фьорда возникло ощущение, что его словно придавили могильной плитой. Эх, Рони…
- Ну что это такое? Чего нос повесил? – выгрузив пакет на стол рядом с кристаллом, Фьорд плюхнулся на диван рядом с Рони и обнял его за хрупкие плечи, как плащом, обернутые почти прозрачными перепончатыми крыльями. – Устроил тут могильник… ты что же, совсем не проветриваешь?
- А зачем? – равнодушно спросил Рони, полулежащий на диване с откинутой на подушки головой.
Пофигизмом Рони можно было бы почти восхищаться.
- Как зачем? Вредно, – Фьорд поднялся, чуть не зацепив рогами допотопный абажур под потолком. – Я купил твои любимые ростбифы и картофель. Сейчас зажарим и устроим пир, - юноша решительно раздвинул шторы и громко чихнул, стукнувшись рогами об оконное стекло: в воздух со штор поднялось целое облако пыли.
- Я не хочу есть, - Рони повернул голову к Фьорду и посмотрел на брата синими, как лед, глазами. В сумраке комнаты его соломенного цвета волосы казались почти белыми, а сам юный демон воды походил на призрака. – Не беспокойся за меня, брат. Мне просто грустно.
Тебе всегда грустно, разорви тебя горгулья…
Фьорд упрямо сжал губы. Иногда хотелось взять брата в охапку и выволочь наружу, вытряхнув как котенка из мешка.
- Если бы ты вышел проветриться, ты избавился бы от этой хандры.
Электричества, понятное дело, в этом мире нет, так что придется по старинке. Плеснув на сковороду масла и шмякнув на нее мясо, Фьорд щелкнул пальцами и извлек из руки огненный сгусток. Видело бы его начальство: один из их лучших чистильщиков файерболлами мясо жарит.
- Тебе не надоело убегать от проблем? Рано или поздно тебе придется выйти на улицу, - Фьорд вернулся в комнату со шкворчащей сковородой. – Расправил бы крылья, вдохнул полной грудью свежий воздух...
- И рухнул бы вниз, - вздохнул Рони, потирая себе лоб: снова началась мигрень. – Ты лучше меня знаешь, что эти крылья меня не удержат.
- Естественно, ведь ты ни разу их не испробовал. Открой рот и скажи «А!», - Фьорд дернул паренька за ухо и, когда тот возмущенно открыл рот, засунул ему туда пригоршню картофеля.
- Да мы же не дети, Фьорд! – с набитым ртом крякнул Рони, отпихнув руку Фьорда. – Что ты меня все время опекаешь как ребенка?
Потому что ты ведешь себя как ребенок. Но это Фьорд проговаривать не стал. Мальчишка сейчас был в том опасном возрасте, когда любое неосторожное упоминание его возраста могло привести к вспышке юношеского максимализма, помноженного на депрессию. Переходный возраст, великий и ужасный. К сожалению, демоны достаточно человечны, чтобы быть этому подверженными.
- Потому что, если б не я, ты бы забывал есть, спать и даже дышать, - проворчал Фьорд, разламывая на части кусок мяса. Как бы половчее накормить это дитятко…
- Вот, опять! Ты разговариваешь со мной, как с маленьким! – Рони от избытка чувств вскочил.
Фьорд даже вилку мимо рта пронес. Что-то давно брат таким активным не был. Бывало, дни напролет сидит на своем диване и смотрит в одну точку, точно спит с открытыми глазами. А тут даже по комнате ходить начал. Неожиданный прогресс. Только вот тревожный какой-то, с неправильной мотивацией.
И точно.
- Ты считаешь, проблема во мне. А на самом деле, проблема в них! – Рони подошел к окну и указал в окно. – Нам все твердят о справедливости и идеальности нашего общества, а где эта справедливость и равноправие? – Рони с треском задернул штору. – Почему все решает спектр? Почему такое предвзятое отношение?
- Так ты все из-за ранга своего комплексуешь? Что за глупости… – сделал для себя неприятное открытие Фьорд. Он как-то даже не задумывался, что братца это может заботить. И, похоже, это его пробел и упущение. А может, это и не глупости? Не глупости для хилого болезненного пацана, рядом с которым брат-чистильщик всегда был как баобаб рядом с худосочной акацией. – Слушай, ну это же легко исправить. Наберись терпения, и со временем твоя сила увеличится...
А для чего Рони эта сила-то? Что он с ее помощью делать хочет? Он даже в мир живых ни разу не выбирался. Чтобы вести такой образ жизни, как сейчас, незачем быть желтого спектра и ворочать силами мироздания. Мысль, что у амебного братца могут быть какие-то амбиции, Фьорд отмел сразу.
Рони обернулся к нему и вымученно улыбнулся.
- Не нужно меня успокаивать, Фьорд. Я же знаю, что я урод и калека, - улыбка на его бледном осунувшемся лице смотрелась так жутко, что у Фьорда от тревоги дернулась щека.               
- Мы не должны поощрять наши слабости, мы должны с ними бороться. Ну пускай твое излучение в синем спектре, ты ведь можешь все изменить, - Фьорд подошел к брату и схватил мальчишку за плечи. – Уже давно не те времена, когда спектр становился поводом для насмешек и издевательств. Это же не средневековье глухое, сейчас все по-другому.
- Хватит, Фьорд, в моем возрасте у тебя был уже лаймовый спектр. Давай не будем об этом. Расскажи мне лучше о себе, - еле переступая ослабелыми ногами, Рони опустился на диван.
- Да рассказывать нечего. Все, как обычно, - нахмурился Фьорд. – Последнее время все больше приходится иметь дело с низшими существами. Противно. Иметь дело с равными тебе — это я понимаю. В нашей серой монотонной жизни единственная отрада — сразиться с достойным противником.
- Я думал, ты не получаешь удовольствия от своей работы, - удивленно заметил Рони.
Фьорд в который раз ощутил себя лицемером. Не получал. Пожалуй, с того самого момента, как он вышел из-под опеки наставницы. До прихода в Орден Фьорд жил той же жизнью, что и люди. Демоны живут очень долго. Формально они бессмертны, если по какой-то причине тебя вдруг не придут «зачищать», поэтому оставаться все время с людьми вечному ребенку, а потом и подростку было немыслимо. Что могут подумать люди, когда зима сменяется весной, в клане рождаются и люди, а приблудный мальчишка не стареет ни на день? Кто-то пытался проявить изобретательность и представлялся одним из фэйри. Особенно ушлыми в этом плане были ирландцы, обожавшие выдавать себя сперва за фэйри, а потом и за эльфов. Коллега из европейского филиала сообщал, что в Британии до сих пор такие «ёльфы» встречаются и пудрят мозги смертным. А те, естественно, ведутся, особенно молодые романтично настроенные дурочки. Это одна из тех причин, по которой демоны в основном одиночки и бродяги. А для Фьорда спасением стала живопись. В принципе, не будь он сейчас Чистильщиком, он вполне смог бы зарабатывать себе этим на жизнь. Всего-то и требуется, что закончить курсы компьютерного дизайна или податься в Голливуд. Талантливый художник всегда бы мог найти себе применение. Если бы не одно НО.
- Мне тошно связываться со всякой шушерой с их примитивными потребностями. В такие моменты я ощущаю себя даже не чистильщиком, а мусорщиком, - под такие разговоры мясо не казалось уже таким вкусным. Ну а что? Сегодня он раздавил насекомое-подстрекателя. Кроме ощущения гадливости, это не вызвало никаких эмоций. И Фьорда это начинало тревожить. Говорят, что когда доживаешь до определенного рубежа, эмоции и ощущения притупляются, чтобы с последующими веками исчезнуть вовсе. Пока спасала эмпатия, но не первые ли это тревожные звоночки? В эти моменты он всегда думал про своего шефа: интересно, у Сигурда уже есть пресыщение жизнью? Может и есть. В Ордене Сигурда иначе как «неразгаданным сфинксом» не называли...
- А есть разница? – чуть заметно улыбнувшись, пошутил Рони.
Старший брат озадаченно посмотрел на мальчишку, потеряв нить разговора, но тут же хмыкнул. Легкая перемена настроения брата отражалась в нем как в зеркале.
- Не пытайся грубить, остряк, - он взъерошил мальчишке волнистые волосы. – На самом деле, разница большая. В такие дни моя черная меланхолия обостряется, и я начинаю размышлять о ненужных вещах.
Как говорила Хёлль, солдафонам-оперативникам много думать не полагается.
- Что-то вроде «почему стол назвали именно столом, а не иначе»? – чуть улыбнулся Рони.
- Ну вроде того, вот вытащили его из мебельного цеха и пытаются понять — то ли за ним есть, то ли прибить пару полок к столешнице и сделать из него письменный стол. А стол в это время думает о свалке и вторичной переработке… - пошутил Фьорд и снова погрустнел. Грубая выкладка экзистенциализма на примере куска дерева явно озадачила Рони, но брат все же глубокомысленно покивал. – Та жизнь, что мы ведем... – продолжил МакКиннон. – Это пустота. Самые высшие имеют право активно вмешиваться в человеческие судьбы, низшие живут в свое удовольствие, а середняки, получается, вынуждены жить чужой жизнью и все время думать, как бы соблюсти равновесие в этой иерархии.
Да, вдобавок он еще и чистильщик, к которым в их обществе относятся, мягко говоря, с недоверием.
- А есть варианты?
- Кодекс не нарушать. Вот какой вариант, он же единственный. И получается, что в нашем мире мы проживаем жизнь растения, а в мире людей мы можем жить опять же только на половину, - в сердцах сказал Фьорд.
Повисла пауза. Рони задумался, а МакКиннон яростно впился заостренными клыками в кусок жареного мяса, точно ростбиф был виноват во всех его бедах.
- Но, по-моему, брат, так, как ты говоришь, не считает никто, - сказал потом Рони, сунув в рот ломтик картофеля. – И дело не в существующем миропорядке. Просто никто не стремится к другой жизни. Им это не надо.
- Тут ты прав. Зря я сорвался и наговорил всякой ерунды, - покачал головой Фьорд. – Это на меня так дождь действует.
- Дождь? А на что это похоже? – повернув к нему голову, увенчанную узкими загнутыми назад, как у антилопы, рогами, Рони пристально посмотрел на брата. В глазах будто зажегся огонек, а на щеках выступило подобие румянца.
Фьорд запнулся, медля с ответом. Как объяснить слепому вещи, которые он ни разу не видел? Чтобы не получилось как в той сказке про слона и трех мудрецов.
- Атмосферные осадки. Вода льется с неба, - наконец сказал он. Рони, в отличие от него, напрочь был лишен поэтичности. Не слезы неба, не роса жизни, а всего лишь атмосферные осадки.
- Вода? И такое бывает? – с завистью переспросил Рони.
- Погоди, ты бы еще снег увидел. А радуга, а приливы... – Фьорд осекся, заметив в прозрачных глазах мальчишки слезы.
- Как же я рад за тебя, брат, - прошептал Рони, - тебе есть, для чего жить, хоть ты и уверен, что твое существование бессмысленно.
- Ты тоже можешь все это увидеть. В любой момент. Хоть сейчас, - доверительно сказал Фьорд. В душе слабо встрепенулась надежда, что он сможет уговорить брата выйти из своей скорлупки.
- Нет. Тот мир не для меня, - Рони обнял колени худыми руками. Голова его бессильно склонилась на крепкое плечо брата. Фьорд, сглотнув тугой ком в горле, прерывисто вздохнул и прижал мальчишку к себе, поглаживая Рони по непослушным волнистым волосам. Иногда он очень хотел использовать на брате свои способности эмпата. Но Фьорд прекрасно понимал, что это не выход. Более того, формально запрещено.
Нежная привязанность нелюдимого чистильщика к младшему брату стала уже притчей во языцех. Законов Фьорд никаких не нарушал — закон запрещал привязываться к смертному и делать для него что-либо бескорыстно. Но в мире, где кровные родственники зачастую жили, как пауки в банке, обычно разрывая с семьей все отношения и забывая о своих корнях, быть одному считалось естественным. Любить, впрочем, никому не запрещалось, другой вопрос, что редко кто проникался симпатией к своему избраннику. Чувственное наслаждение и сила привычки определяли все отношения в парах. Братья и сестры, зачастую от разных отцов, знать друг друга не желали. Но с Фьордом и Рони все было иначе. С рождения Рони Фьорд опекал младшего брата и заботился о нем, заменив Рони отца, которого они не знали. Мать нарушила в свое время закон и была «зачищена». Фьорд, всю жизнь тяготившийся осознанием ее смерти и всегда имевший обостренное чувство справедливости, сделал единственное, что мог сделать демон класса «Асмодей», — стал чистильщиком. На тот момент это означало стабильность для него и Рони, которого надо было кормить, поэтому Фьорд, скрепя сердце, принял предложение Ильды и исправно стоял на страже Кодекса уже почти две сотни лет:  сначала в Шотландии, где он провел свое детство и юность, а с после освоения западного побережья Штатов — здесь. И долгое время считал, что живет правильно.
А Рони чах, слабел с каждым годом, когда как из года в год старший брат становился все сильнее, поглощая энергию уничтоженных нарушителей, которых во все времена набиралось немало. Вынужденный много времени проводить в мире людей, Фьорд все сильнее отдалялся от брата и чувствовал себя виноватым. Людская жизнь все больше затягивала юношу, с детства влюбленного в шумный мир горских кланов, в шум моря и туманы над горными озерами.
 Прижимая к своему плечу голову спящего Рони, Фьорд отстраненно думал, что, наверное, все же это его вина, что Рони стал таким. Надо было тормошить его, заставлять двигаться, изгнать эту хандру из его сердца и вечный страх, которые заразили даже его. В такие моменты, обычно в предутренние и предвечерние часы в мире людей, на Фьорда накатывала тревога, с которой невозможно было бороться. Особенно в последнее время. Потому при первой возможности Фьорд проведывал брата. На какое-то время страх уходил, чтобы к ночи снова вернуться.
Так было и сегодня. Проспав часов шесть, МакКиннон осторожно слез с дивана, чтобы не разбудить Рони, и пошел в ванную. Старая рана на суставе локтя опять напомнила о себе тупой болью, а против этого помогал только холодный компресс. Обмотав локоть мокрым полотенцем, Фьорд присел на край ванны и вдруг почувствовал, что камень на груди потеплел. Думая, что его вызывает Сигурд, Фьорд поднял подвеску и чуть не оглох.
- Где тебя черти носят?! Я тебя всю ночь прождала! – как дикая кошка зашипела на него разъяренная Хёлль. Ее смазливое рассерженное личико, казалось, отражалось в каждой грани кристалла, излучая праведное негодование в n-ой степени, по количеству граней.
Сморщившись от ее вопля, Фьорд раздраженно посмотрел на красивое, но злое лицо Хёлль и решил, что пора расставить все точки над «i».
- Хёлль, я тебе говорил когда-нибудь, что ты красивая, страстная и что я тебя очень люблю? – потирая виски, спросил Фьорд.
- Да! – а вот такого ответа он не ожидал. Это сколько же он тогда выпил, чтобы такого наговорить?!.. Хотя чего только не скажешь в объятьях суккубши под алкогольными парами.
Выдохнув, юноша решился на самоубийственное откровение, сродни атаке камикадзе:
- Ну так вот, я соврал, - и предусмотрительно отвел кулон подальше от себя.
Насколько он знал Хёлль, поговорить спокойно не получится.
Она замерла с приоткрытым ртом, точно ей залепили пощечину, захлопала длинными ресницами.
«3...2...1...» - глядя на нее, сосчитал про себя Фьорд, и Хёлль взвыла, как пожарная сирена:
- Ах, ты мерзкий, двуличный, похотливый кобель!..
Истерика рисковала затянуться: уж чего-чего, а по части истерик и сцен Хёлль была непревзойденным мастером. Сигурд в тот раз выдержал пять минут и бесславно дезертировал из кабинета, куда вызвал суккубшу для «разговора личного характера». Фьорду и того меньше хватило.
Выслушав в свой адрес тираду не самых лестных выражений, МакКиннон по-настоящему разозлился.
- Позволь напомнить тебе, Хёлль, что это ты на мне висла, а не я на тебе. Я тебе никогда не обещал небо в алмазах и рай в шалаше. Уж не знаю, что ты там себе навоображала, но я не обязан перед тобой отчитываться, только потому что ты пару раз меня затащила в койку, - резко сказал Фьорд.
У Хёлль из глаз хлынули слезы бешенства, тут же превращавшиеся в песок. С ненавистью посмотрев на юношу, она тихо произнесла:
- Ты жестокий и гордый. Когда-нибудь ты тоже проникнешься чувством и поплатишься за это. Ненавижу тебя! Проклинаю! – камень в последний раз ярко сверкнул и погас.
Фьорд так и остался сидеть на бортике холодной ванны, тупо глядя на подвеску в своей руке. Теперь уже пощечину залепили ему. Не из-за того, что Хёлль, если верить этой великой притворщице, влюбилась в него, а из-за ее слов. Пожелать демону полюбить — все равно, что человеку пожелать всяческих бед и несчастий. И обычно такого никто не желает, по крайней мере, вслух. Только оскорбленной отвергнутой женщине могло прийти такое в голову.
Дверь квартиры хлопнула, выведя Фьорда из оцепенения. Рони?
- Эй, Рони! Ты здесь? – в гостиную заглянул молодой демон металла на несколько лет старше Рони. Облаченный в щегольский серый плащ, поверх которого были сложены серебряные перепончатые крылья, чтобы не цеплялись фаланговыми когтями за дверные проемы, демон источал едва уловимую глазу синеватую ауру. Юный демон металла ворвался в этот омут с застоявшейся тоской, депрессией и апатией как порыв свежего ветра.
- Лок?.. Зачем ты здесь? – приподнявшись на локте, слабо спросил Рони. На подвижном лице мальчишки читалось удивление.
- Привет. У меня прекрасные новости... – Локус осекся, заметив вышедшего из ванной демона. «Огонь, оранжевый», - мгновенно определил Лок, с лязгом выдвинув стальные когти. Так, на всякий случай.
- Кто это? – Фьорд прищурил янтарно-желтые глаза. Мягко говоря, он был удивлен. Он совершенно не ожидал, что у Рони есть знакомый. Ведь мелкий вообще не выходит самостоятельно, а соседи вряд ли похаживают в гости друг к другу по вечерам на рюмку чая.
- Мой друг. Все в порядке, - откликнулся Рони, озадачив старшего брата еще больше. Фьорд окинул пытливым взглядом амальгамного демона, невольно обращаясь к эмпатии. Но металлический либо обладал врожденной ментальной защитой, либо очень хорошо закрывался, потому что возник эффект «стеклянной стены». Так Ильда называла «нечитаемый объект». Только вот если от ментата с навыками эмпатии еще можно закрыться, то от телепата уровня Ильды — нет.
Игра в гляделки длилась несколько мгновений. Все это время юный демон металла сверлил огненного неприязненным взглядом из-под пепельной неровной челки, словно пытался уничтожить его взглядом. Напряжение  в воздухе ощутил даже Рони, но не вмешивался, испуганно переводя взгляд с одного на другого.
Если бы не потеплевший кровяной кристалл, Фьорд бы точно завел с амальгамным беседу в духе знакомства с родителями. Ну почти. С младшеньким нелюдимым братцем. Только вот Сигурда не интересовали семейные дела МакКиннона, и вызывал он весьма настойчиво.
Стоило захлопнуться двери, Локус втянул когти и плюхнулся в обшарпанное кресло.
- Твой родственничек?
- Мой старший брат. Фьорд, - смущенно отозвался мальчик. – Я же тебе рассказывал...
Локус хмыкнул. В отличие от Фьорда, который видел его впервые, он был наслышан о нем от Рони. Как и о том, что Фьорд — чистильщик.
- А, ну да. Любопытный экземплярчик: демон металла и демон огня в одном флаконе. Такое редко бывает, - Лок подцепил когтями с картонки ломтик картофеля и сунул в рот. – Пересолено. Вот за это и не люблю фастфуд...
- Зачем ты пришел? Я плохо себя чувствую... – обняв колени, тихо сказал Рони.
- Я же твой друг и беспокоюсь за тебя, - Лок пересел рядом на диван, тихо зазвенев облитыми металлом волосами и крыльями. – Ты помог мне, и я решил помочь тебе.
Рони непонимающе посмотрел на Локуса.
- Брат постоянно мне твердит о помощи, только я не понимаю, чем он мне может помочь, - мальчик посмотрел на свои бледные пальцы, в неясном утреннем свете казавшиеся прозрачными.
Локус криво усмехнулся. Как же. За двести с лишним лет своей жизни непрерывного выживания он разуверился в гуманизме. Люди оказывают помощь в двух случаях: либо им что-то от тебя нужно, либо они хотят продемонстрировать свое всесилие. Унизить своим великодушием. Этот хилый мальчик оказался не таким, как все эти… Лицемерные овцы в ошейниках.
- Чем он тебе поможет? Вся его забота в том, что он тебя кормит пересоленным остывшим фастфудом?
Рони поежился.
- Нет, он любит меня… Фьорд всегда заботился обо мне. С тех пор, как мама умерла.
Локус откинулся на спинку дивана, извергнувшего облако пыли.
- Ты спас мне жизнь. И я решил помочь тебе, - амальгамный демон пристально взглянул на мальчишку. Тот недоуменно уставился на него. – Ты не задумывался, откуда эта немощь, слабость, бессилие и безволие?
Рони помотал головой. От слов Лока ему стало не по себе. Что знает этот парень, чего не знают он и Фьорд?
Они были знакомы с Локусом уже некоторое время. Рони затруднялся ответить сколько, ведь в этом мире не существовало понятия времени — за окном всегда был серый рассвет. Он сидел на диване, а потом за окном упало что-то тяжелое с оглушительным грохотом и звоном. Рони нашел в себе силы слезть с дивана и выглянуть в окно. А там был Локус — окровавленный, в амальгамной броне, по которой капельками скатывалась кровь. То, что он очень гордый, Рони понял сразу, когда он с трудом открыл окно и попытался как-то помочь раненому. Рони ничего не умел, просто предложил ему войти, и Локус, в первые мгновения даже не обративший на мальчишку внимания, все же заполз в его комнату. Он не стал говорить, что с ним произошло, Рони оставалось только гадать. Но одно он понял точно: у незнакомца важная встреча с другом, а на сломанном крыле и раненной ноге он сам не доберется. И тогда Рони впервые в жизни вышел наружу самостоятельно. Не виси на нем израненный Локус, наверное, он бы не нашел в себе силы выйти. Это был самый храбрый и безумный поступок в его жизни. Уже потом, когда они с Локусом доковыляли до места встречи с его другом, Рони понял, насколько опасно это было. Ведь не сам же себя Локус поранил? Его проводила обратно подруга Лока, ласка-оборотень. Уже тогда Рони впервые ощутил горечь и сожаление, словно что-то интересное прошло мимо него и невозвратимо исчезло. Но через некоторое время Локус как ни в чем ни бывало завалился к нему живой и здоровый. Лок, как он представился (для друзей, подчеркнул он) очаровал Рони, и тот с нетерпением ждал новой встречи со своим первым и настоящим другом.
- Если б не твой братец-чистильщик, не найти бы концов, - Лок вытащил из кармана серебристо-серого плаща зажигалку и пачку сигарет. – Элли помогла. Все же археология и история — очень полезная вещь…
- О чем ты? – перебил его Рони.
Лок только хмыкнул. Кажется, он сумел заинтриговать мальчишку.
- Ты и твой брат, выходцы с острова Скай, западная Шотландия, - раскуривая сигарету, сообщил он. – Красивое местечко. Highlands . Старожилы помнят вашу мать. Оказывается, у Ли;ссы была связь с человеком. С горцем из клана МакКиннонов.
Лицо Рони окаменело.
- Со смертным?! Это же запрещено… - только и пролепетал он. Рони очень плохо помнил свою мать. У нее были медно-рыжие, как у брата, волосы и низкий хрипловатый голос, когда она пела. А потом в один из этих бесконечных серых дней пришел брат и сказал, что мамы больше нет.
- Запрещено влюбляться. Спать с ними еще никому воспрещается, - хмыкнул Лок, вольготно развалившись на диване. – Взять того же Фьорда, твоего брата…
- Не трогай брата. Он тут не при чем, - перебил Рони. – Что ты говорил насчет моей матери?
- Кто-то из вас двоих — Фьорд или ты — на самом деле сын смертного, - закончил Локус, выпустив под потолок сизое колечко дыма.
Плечи мальчика дрогнули и поникли.
- Я знал, что со мной что-то не то... – смаргивая выступившие на глазах слезы, прошептал Рони.
Локус чуть не подавился сигаретой. Нет, доводить пацана до слез явно не входило в его планы.
- Эй, перестань. Подумаешь, отец — смертный, это же не трагедия... – смяв в пальцах сигарету, амальгамный демон похлопал Рони по спине, но того, похоже, наконец-то прорвало.
- Посмотри на меня! – закрыв лицо руками, простонал Рони. – Я же урод!..
- Ты не урод. Может, твой отец и смертный, но у тебя редкие способности, которым нет цены, - утешающе поглаживая его по спине, говорил Лок. – Стихийные демоны — большая редкость. Во многих свитках древности описывается недуг, схожий с твоим. Наши тела — это лишь сосуд, который заполняет энергия. И твоя энергия, твои способности, жрут тебя изнутри, распирая и не находя выхода, вот из-за этого, - он коснулся серебряных браслетов, плотно охватывающих запястья что Рони, что его собственные. С той лишь разницей, что собственные оковы ограничения Лока были стальные. – Это из-за них нам приходится терпеть гнет более сильных, - вертикальные зрачки серебристых глаз Локуса сузились еще больше. – Из-за них мы вынуждены довольствоваться скорлупкой нашего убого существования и жить вот в этом вакууме, - Лок махнул рукой в сторону тусклого окна.
И получается, что в нашем мире мы проживаем жизнь растения, а в мире людей мы можем жить опять же только на половину, - всплыли в памяти Рони вчерашние слова брата. Он тоже думает об этом? Он тоже недоволен этой жизнью?
- Но от них же никуда не денешься. Это закон.
Лок торжествующе хмыкнул, кивком головы отбросив с лица рассыпавшиеся волосы.
- А если бы существовал способ избавиться от них? – спросил он у Рони.
Мальчик вскинул голову и уставился на Лока.
- Что ты имеешь в виду? – напряженно спросил Рони.
Локус мефистофельски улыбнулся.
- Скажем так, я всегда интересовался историей тогда еще даймонов, и с детства мечтаю избавиться от них, - демон провел острым когтем по чеканке на своих браслетах. – Однажды я услышал сказание о «Падшем демоне». Тогда мне это показалось не более, чем христианской символикой и конспирологией, но потом выяснилось, что «падший» — вовсе не метафора.
- Как демон может быть падшим? – незнакомый с мифологией и религией, спросил Рони.
- У смертных в мифологии и религиозных сказаниях падшими ангелами называли демонов. С даймонами они не имеют ничего общего, старое древнегреческое название со временем вытеснило прозвище церковников. Главой падших ангелов называли Сатану. С легкой руки Мильтона он был поэтизирован и романтизирован. Своеобразный Прометей старо-нового времени… - Локус осекся, заметив остекленевший непонимающий взгляд Рони. Для мальчика это был всего лишь набор звуков в названиях. – Но соль в том, что прообразом Сатаны был настоящий даймон. Согласно этой легенде, он нашел способ избавиться от ограничительных оков. Можешь себе представить, что тогда началось.
- Как?.. – вырвалось у мальчика. – Как он смог от них избавиться??
- Не так быстро, придержи коней, - усмехнулся Локус. – Это всего лишь легенда. Но несколько месяцев назад Элора на раскопках в Исландии обнаружила скрижали с записями на мертвом языке. Очень долго мы искали лингвиста, чтобы их расшифровать. Нашли специалиста по древним языкам в Оксфорде, который смог дать примерное толкование…
- Так что было в записях? – перебил Рони.
Локус расплылся в ехидной улыбке.
- Смотрю, ты ожил. Очень хорошо. Я тоже сторонник действий, а не рыданий в подушку и посыпаний пеплом головы. Это был фрагмент записей какого-то неизвестного нам демона. Чисто теоретически это могло быть жизнеописание того самого падшего демона. Его называют кудесником и магом, сумевшим сломать собственные оковы. Согласно этой легенде, с помощью сломанных оков Люциана можно избавиться от наших собственных оков, - понизив голос, договорил Лок.
Повисла пауза. Рони ошарашено смотрел на свои руки, и ему показалось, что он видит двух ядовитых змей или жирных пиявок, обвивавших его бледные тонкие запястья и сосущих его кровь. Вот, чем на самом деле, были эти браслеты. И от этого осознания Рони чуть не стошнило.
- Почему ты пришел с этим именно ко мне? – спросил Рони.
- Потому что ты мой друг. И потому что нам нужны твои способности, - сразу перешел к делу Лок. –В скрижалях упоминалось возможное местонахождение этих Оков. Предположительно, они захоронены на морском дне, - он положил руки Рони на плечи. – Ты смог бы заставить воду расступиться?
Рони испуганно уставился на него, даже подался назад, словно неосознанно пытался вжаться в спинку дивана.
- Я?! Нет! У меня сил не хватит... – в водянистых глазах мальчишки плеснула паника.
- Глупости. Ты ведь даже не пробовал.
Рони сглотнул. Вспомнились слова Лока про то, что его тело не выдерживает его колоссальных способностей. Впервые в жизни он задумывался о том, что мог бы сделать, и ощутил странное жадное желание попробовать. То, чего никогда не мог добиться у него Фьорд.
- Но… это значит, что мы пойдем против Кодекса, – подумав о брате, вспомнил Рони. – Я не могу.
- Не можешь или не хочешь? – уточнил Локус. – Испугался?
- Я не за себя боюсь, а за брата.
- Что тебе брат? Это всего лишь кровные узы, - Лок чуть нахмурился.
- Фьорд пошел в Чистильщики из-за меня. Говорят, с повышением ранга им присваивают определенные привилегии, и он думал... – Рони отвел взгляд, словно признавался в чем-то постыдном для себя. А может, и в самом деле постыдном?
- ...думал, что сможет тебе помочь? – насмешливо спросил Лок. – Для него ты обуза, хоть он никогда в этом не признается. Фьорд был бы только рад, если бы любимый брат избавился от этого недуга.
- Но ведь нет гарантии, что после избавления от оков я стану нормальным... – обхватив голову руками, Рони пригнулся к коленям.
- Ты и так нормальный. Ты лишь станешь сильнее, - Лок поднялся, оправив плащ. – Подумай, Рони, чего больше хотелось бы твоему брату. А то получается, что грозный чистильщик вынужден работать нянькой. Подумай над моим предложением. Мы будем искать других демонов воды, поэтому вряд ли я в ближайшее время смогу зайти к тебе, - Лок двинулся к выходу.
Рони колебался. Его состояние было сродни тому, как если бы ему показалось, что огни поезда в конце туннеля снова стали светом — выходом из беспросветного отчаянья. Но потом он вспомнил грустное лицо Фьорда, подумал о радуге и дожде, которые он никогда не видел и не увидит. И решился.
- Я согласен, – с трудом поднявшись на ноги, сказал Рони. И хотя ноги его подкашивались, он, спотыкаясь, направился к другу.
- Поверь, ты не пожалеешь, - поддержав мальчика под руку, сказал Лок.
Тогда Рони искренне верил, что избавление от оков, появлявшихся на руках каждого сразу после рождения, решит все его проблемы.
Локус же, помогая спускаться Рони по лестнице, бормотал себе что-то под нос, словно декламировал.
"…А я пущусь в полет, за берега
Бесформенного мрака, чтобы всех
Освободить. Попытку предприму
Один; опасный этот шаг никто
Со мною не разделит!" Кончив речь,
Монарх поднялся, наложив запрет на возраженья…