Скворец

Ранним утром, в 7 утра, из подъезда вышел человек. Был это, самый обычный среднестатистический старичок. 
На вид ему было лет 70, что в общем то так и было. Шел он привычной дорогой, не оглядываясь  и ничего не рассматривая. Дело было в ноябре, поэтому на нем было надето теплое драповое пальто, местами потертое и попорченное молью, а на ногах были черные зимние ботинки. Но в его гардеробе имелись и две любопытные детали, которые заставляли приглядеться к нему повнимательнее. Это был зеленый в синюю клетку шарф и такая же зеленая в клетку шляпа с пером. 
Звали человека Скворцов Павел Сергеевич. Лицо у Павла Сергеевича было морщинистым и с множеством старческих румянцев, его вид выражал уверенность и не был лишен некоторого благородства. В руках у него был пакет. Служил Скворцов в театре. Вернее служил в театре он раньше, а теперь работал. Вахтером. В его обязанности входило: открыть и закрыть театр, проверять пропуска у незнакомых ему людей, которые по каким-то своим делам приходили в театр, и выдать ключи под роспись. И все.
После пятнадцати минут неспешной ходьбы он подошел к зданию театра. Вошел в служебный вход, поздоровался со сменщиком, повесил в шкаф шляпу, шарф и пальто. Сменил тяжелые ботинки на войлочные тапочки, попрощался со сменщиком, сел за стол, на котором лежало стекло, а под ним множество телефонов работников театра и задумался. Думал Павел Сергеевич не о какой-нибудь ерунде вроде повышающихся цен и очередном обострении артрита, а думал он о жизни.
О своем детстве, школьных годах и службе в армии он вспоминал вскользь, едва касаясь памятью этих двадцати лет. Больше всего его занимали воспоминания связанные с его приходом в этот самый театр, где он сейчас и сидел в теплых тапочках. Тогда в далеком шестьдесят втором году он пришел в театр по объявлению в газете, которое гласило, что происходит набор в театральную студию при театре, молодых людей. Двадцатилетнему Скворцову, показалось очень интересным играть в театре. Тогда он себя представлял на сцене в красивом костюме, со шпагой, с букетом цветов, кланяющимся восторженным зрителям. В студию пришло около пятнадцати человек, но после двух-трех занятий их осталось четверо. В студии они придумывали этюды, обсуждали спектакли театра и со знанием дела критиковали их. Вместе мечтали, как чеховский Треплев о «новых формах и новой эре в искусстве».
Все чаще их стали занимать в спектаклях театра на разные маленькие эпизодики и рольки. И наконец, наступил день, когда Скворцова Павла Сергеевича зачислили в штат театра, с окладом согласно штатному расписанию. Для него этот день был поистине великим. Праздновали допоздна и шумно. Желали Павлу творческих успехов, произносили тосты за партнерство на сцене и рассказывали, смешные и нет, актерские байки. С тех пор двадцатилетний Пашка Скворец, как его называли, к месту и не к месту говорил, что он актер и работает в театре, обещал пригласительные или просто провести на спектакль. Годы в театре пролетали незаметно: репетиции, спектакли, гастроли по области и даже в Венгрию. Только все это время занимали его в театре, как то не активно, даже нехотя. Его друзья студийцы уже давно играли одни из главных ролей, а Ленка Старова вообще уехала учиться в столичный театральный, да так там и осталась. А Пашка по-прежнему играл дворецких и убитых. Но он терпеливо ждал. Молиться он не умел, но время от времени, ночью, просил у кого-то могущественного послать ему звезду.
Но, как назло ничего не происходило, никто не болел и не просил его заменить его в главной роли в премьерном спектакле, а режиссеры упрямо не замечали его. Если его бывших сокурсников уже называли по имени – отчеству, то для всех остальных, даже для монтировщиков, он так и остался Пашкой. Когда в очередной раз при театре организовали студию, то и преподавать его там не пригласили. Все эти обстоятельства, крайне огорчали Скворцова и в качестве утешения он махнул на все рукой и довольствовался тем что было. Когда Павлу Сергеевичу исполнилось шестьдесят лет, его с почетом проводили на пенсию. Бенефиса не было. Директор стыдливо предложил ему должность вахтера, и Павел Сергеевич с готовностью согласился, с улыбкой сказав «Ну куда ж я без вас».
За окном пошел снег, а ветер засвистел сильнее, но в его коморке было тепло и уютно. Павел Сергеевич встряхнул головой, потянулся, вздохнул, достал из пакета книгу и стал тихо, но с воодушевлением читать.

                Кому-нибудь знаком я? Я - не Лир.
                Так ходит Лир? Так говорит? Что ж, слеп я?
                Размяк рассудок, и соображенье
                Заснуло? Как, не сплю? Не то, не то...
                Кто может рассказать мне, кем я стал?
 
Конец.