Молитва

 Если Бог не спешит к человеку, то человеку самому надо идти к Богу. Хотя бы шаг сделать. А Бог на дорожку наставит.
Я об этом не думал, когда летом давал объявление в газету. Домик у меня в селе остался после мамы – десять лет пустой стоит. Там уже оконные рамы вынули, полы начали взрывать. В селе запустение – и хорошее жилье продать не просто, а я так написал, на удачу.
Да и забыл .
А в ноябре, вечером – звонок в дверь. Открываю, а на крыльце стоят двое. Монах и монашка. Ветер рвёт на них чёрные одежды, мокрые от дождя. «Мы, - говорят, - по объявлению о продаже дома".
Уже на кухне, за чашками зелёного чаю, гости рассказали, что к чему. Их монастырю в моем селе землю нарезали, и нужен дом для подворья. Не соглашусь ли я продать свой?
-Да ради Бога! – говорю. А жена добавляет :
-Мы немного просим. Среднюю сельскую цену дадите – и на том спасибо.
Монахи сидят, сняв только верхние одежды. У отца Макария за пояском подоткнут свёрнутый «Журнал Московской патриархии", на матушке Леониде глухое черное платье до пят и такой чёрный же платок.
Оба молодые, лет по тридцать пять.
Я не стал уточнять – как в одном монастыре уживаются мужчины и женщины? Может – теперь такие совместные обители есть. А монах таки ухаживает за спутницей. И чай ей поспешает подлить, и во весь разговор норовит положить свою руку поверх её сложенных лодочкой ладоней.
Прямо влюблённые, честное слово.
Жена вышла, зовёт меня в нашу спальню :
-Слушай! – почти шипит в ухо. -Они останутся ночевать – и как их спать укладывать? У нас же всего одна кровать свободная.
-Ну – и пусть ложатся…
-Ты что! – ещё горячее шипит жена. – Они ж монахи! Грех это.
Я отмахиваюсь :
-Да брось ты! На той неделе у нас московский писатель с юной поэтессой ночевал. Там разница в сорок лет, а ничего, с кровати не попадали. И эти переночуют.
Ладно.
Возвращаемся на кухню, ещё посидели. По разговору я понял, что монахи мои – настоящие. И Писание знают, и уважение хозяевам оказывают настоящее.Поговорили о внебиблейской космогонии, вспомнилии Самсона и Далилу... Жена через время пару раз зевнула, прикрыв ладонью рот, и ушла спать, извинившись.
А я остался в дураках.
Делать нечего, говорю :
-Вы нас извините, но для ночлега есть только комната с одной кроватью. Идемте – провожу.
Вошли в комнату. Монашка села на постель, огладила одеяло рядом с собой.
-Спасибо, - тихо говорит. И потупила глаза.
-Благодарствуем, - так же смирно ответил отец Макарий, и прикрыл за мною дверь.
Я вошел в спальню и нырнул к жене. Лежим, молчим, как заговорщики. И вроде засыпать стали.
А оно на улице что-то как сорвется сверху, как загремит на весь двор! Жена дернулась, толкает в бок:
-Небось буря антенну свалила, и та на машину грохнулась. Поди, погляди.
Чертыхаясь, влезаю в штаны. Стараюсь дверьми не скрипеть, чтобы не спугнуть гостей. Скольжу по коридору…
Опа!
Дверь на кухню приоткрыта, и в отсеете уличного фонаря на полу чернеется что-то постороннее. Я вхожу и включаю свет.
На полу, прикинутый своей мокрой рясой, лежит, прикрывая глаза ладонью, отец Макарий:
-Могу чем помочь? – спрашивает .
-Не, не, - успокаиваю я и прикрываю дверь, погасив свет.
На улице с трудом, против ветра, закрываю распахнутые напрочь ворота, подпираю их, вымокаю и возвращаюсь к жене под одеяло, стуча зубами.
-Что там?
-Спи, греховодница…
Перед рассветом опять бухнуло на улице. Я опять выскочил. На этот раз антенна упала таки, задев шиферный забор соседа. Разбила лист – завтра скандал будет.
Опять возвращаюсь, заглядываю на кухню. Потом осторожно снимаю со спящего монаха его полусырую рясу и накидываю верблюжье одеяло.Надо было в прошлый раз так сделать. Пытался вытащить у него из за пояса журнал, что упирался Макарию в пах, но тот замычал и повернулся на другой бок.
Утром мы с женой вышли на кухню – а монахи уже за столом.Макарий со своим журналом за пояском ,с печеньем в руке. Матушка Леонида с тем же потупленным взором, извинилась перед женой:
-А мы тут без спросу чай заварили.
Жена ещё ничего не знала, и глядела на них, как неделю назад глядела на маститого писателя с поэтессой. Для нее ещё все люди были лицемерами.
…Через два часа мы были в селе. Зашли в Ильинский храм, и я от всего сердца молил Бога, чтобы монахи взяли мой дом хотя бы без всяких денег, бесплатно.