День рождения поэта

                День рождения поэта.


                На Пушкинском празднике собрались любители поэзии. В основном это были интеллигентные пожилые люди: учителя, преподаватели музыкальных школ,  артисты театров, вышедшие на пенсию, их внуки, друзья, соседи и работники дендросада, в котором и проходил этот замечательный любительский утренник.
   Июньское солнце светилось ярко, несмотря  на ранний час и даже нещадно, так как укрыться от него хотелось всем. Свежевыкрашенные скамейки сияли чистотой.
      Причудливые  наряды пришедших ни у кого из присутствующих не вызывали ни восторгов, ни усмешек, ибо все понимали куда и для чего они пришли. К фонтану, что находился в центре этого удивительного парка, желающие насладиться зрелищем и показать себя стекались с разных концов медленными важными шагами, словно говоря уже пришедшим:
 - А вот и я, полюбуйтесь, ну, да, постарела, но ведь еще хоть куда, не правда ли?
При этом они сжимали губы так, что мелкие морщины еще более подчеркивали их возраст.
      Многие из них целовались трижды, или просто прижимались друг к другу, а, отойдя  несколько шагов, шептали своему спутнику:
- Да, сдала, сдала голубушка и чего она так вырядилась, а каблуки-то какие одела, совсем спятила старая. К чему в таком возрасте молодиться, да она к слову сказать и в молодые-то годы умом не блистала.
      Пройдя еще несколько тяжелых шагов, вновь прижимались своим одряхлевшим телом к другому такому же немощному и вновь шептали друг другу на ухо ехидно посмеиваясь:
    - Ну, вот, старая гвардия и в сборе, словно перед великими похоронами при-шли попрощаться  друг с другом.
 В ответ отвечал более суровый и скрипучий голос:
   - Скажешь тоже «перед похоронами» мне кажется, что я уже на том свете, где все одеты, как на последний выход, вернее вынос.
  Так, пройдя по кругу, перецеловавшись и вволю нашептавшись, они занимали места, что ярко освещались солнцем, в отличии от молодых, что прятались от него в тень.
    - Что им молодым, а тут кости всю ночь ноют, спать не дают, ни лопухи, ни
настойки одуванчиков не помогают.
     - А ты попробуй настойку сирени, я уже давно ею пользуюсь, легче стано-вится.
     - Раз легче, то, что ей так долго пользуешься?
      - Так всякий раз в разных местах ноет, то плечо, то кисти рук, то коленки
изводят до дурноты, вот и прикладываю компрессики…
В разговор включались соседи по лавке, давая новые проверенные рецепты.
         Все шепоты и переговоры закончились,  как только заиграл вальс, и по кругу пошли те, кому предстояло выйти на сцену.  Важным шагом, обходя клумбу с розами, шли мужчины и женщины преклонного возраста за спинами которых была прожитая жизнь со своими радостями и горестями, любовью и ненавистью, страстями и холодностью. Рассматривать их уже никому не хотелось, и взгляды зрителей устремились на сцену.
     На шторе, прикрепленной к высокой раскидистой, начинающей зацветать липе, виднелись портреты Александра Сергеевича и его домочадцев, горели свечи на столе у смонтированного камина, к которому примыкал диван – скамья со спинкой, укрытая пестрым далеко не новым покрывалом, принесенным кем-то из присутствующих.
         Ведущая - пожилая учительница пригласила на сцену двух прелестных старушек в соломенных шляпках, украшенных розовыми лентами цветом сухой малины. Они слаженно и вполне сносно спели романс на слова Пушкина и мило раскланявшись, скромно дослушали аплодисменты в свой адрес. За ними выразительно и живо читала отрывок из «Евгения Онегина» юная школьница – стройная, в белом платье с многочисленными оборками. С криками «браво» конец ее выступления был оглушен бурной овацией.
      За ней вышел старый актер музыкальной комедии. Откашлявшись и настроив свой голос он запел романс под восхищенные взгляды старушек, совсем недавно певших на сцене, представлявшей собой затертый ковер неопределенного цвета.
       - Прелестно, прелестно! - кричали собравшиеся, хлопая сухими сморщенными, натрудившимися на долгие годы жизни ладонями.
      Мужчина лет семидесяти пяти хлопал ладонями над головой так, что у сидевшей рядом дамы слетела шляпка, обнажив ее седую почти безволосую головку. Не замечая этого, оба они кричали «браво», пока другой сосед этой дамы - совсем глухой старичок в белой сорочке не протянул ей шляпку:
     - Ваша?- кричал он, боясь, что его не расслышат. Ваша?
Когда же к его необычайному удивлению дамочка отрицательно покачала головой, он, подержав еще какое-то время шляпку и спокойно надел ей на  голову. На что она брезгливо заметила, сморщив свой маленький сухонький ротик:
      - Осторожно, что вы так машете своими руками?!
Старичок решив, что его благодарят, крикнул ей прямо в ухо:
      - Не стоит благодарности.
       - Да вы, что, - возмутилась та, - совсем очумели что ли?
 И уже обращаясь к  симпатичному ей соседу, который вместе с ней продолжал хлопать, сказала:
       - До чего можно дожить, господи, спаси и сохрани.
Когда же актера сменила высокая актриса этого же театра, дамочка, обра-щаясь к своему избраннику, многозначительно заметила:
       - Крупновата, я была куда стройнее, хоть и не актриса, а ее профессия обя-зывает, не правда ли?
          - Мужчина только теперь оглядел соседку нахальным взглядом, немного откинувшись назад, чтобы охватить все предлагаемые прелести.
         - Да, в молодости мы все были значительно лучше.
   На сцене вновь появились молодые дарования, показавшие сцену из «Бориса Годунова». Щеки одного из мальчиков постоянно надувались, краснело лицо, отчего казалось, что он вот-вот заплачет, но он достойно закончил свое действо и ушел со сцены, придерживая рукой картонный цилиндр.
     Послышались громкие восклицания еще одной пожилой женщины, сидевшей рядом со сценой:
    - Это мой внук – настоящий актер, видели?  - обращалась она к соседям сидевшим слева  справа и, не дожидаясь подтверждения своим высказываниям, оборачивалась назад и толкала впереди сидящих, - ведь целый день лепил эту шляпу себе, а атласный плащ я сделала. И уже шепча своей подруге, которая сидела рядом в синем брючном костюме, совсем нелепом на ее взгляд, добавила:
     - На похороны себе, гроб оббивать, купила, да решила, что купят и без меня, так чего ему лежать…
    - А я себе и крестик, и покрывало в церкви купила, а то забудут еще, им молодым что…- ответила подруга и сжала обиженный рот, будто ее близкие уже совершили этот тяжкий грех.
      Концерт подходил к концу, когда на сцену вышел дуэт, состоящий из мужчины и женщины, которую первый вел с особой осторожностью. По видимому, она плохо видела, так как на лице тяжелым грузом висели очки с толстенными линзами,  постоянно падавшие на маленький ровненький носик.   Аккуратные, чистенькие они пели так же одухотворенно, какими были и их лица.
      - Ну, вот, и наши молодые пожаловали, - послышались завистливые возгласы. Спелись.
        - А что им, дети за ними хорошо ухаживают, стирают, готовят, лекарства приносят.
            - Везет же некоторым, - вздохнул первый голос.
         - Не говорите, а тут все сама, все одна, мои-то в Москве, пятый год не видимся, в отпуск к морю, что им здесь делать то?
 Но по окончании пения, они обе дружно зааплодировали:
          - Молодцы, молодцы, - кричали они то ли пению, то ли сложившейся паре.
        - А ведь помирать собиралась на прошлогоднем празднике.
        - О-жи-ла, - завистливо протянула собеседница.
Под занавес выступал представитель районной власти, который говорил о величайшем вкладе русского поэта в нашу и во всемирную культуру  и литературу, и о собственном вкладе в жизнь района.
    После этого, люди как-то сникли и, не прощаясь, стали расходиться с праздника. Дожить бы до следующего…