Дождь

Запамятовать. В этих усилиях он провел день, не радея о внешнем виде и внешнем деле, погруженный в свое: превратиться в tabula rasa. И как бывает со всеми, кто понуждает себя забыть: чем истовее он старался, тем живее становилась память.
Умберто Эко, "Остров Накануне"

Я сидел под пальмой с журналом, устало вглядываясь в тускнеющую даль. На небе медленно и лениво начиналась гроза. Моросил мелкий дождь, от которого становилось все грустнее и грустнее - с каждой минутой.
Хотя я люблю дождь.
И когда-то давно я любил грозу.
А потом многое изменилось.

Письмо первое:

"Дорогая Роксана!
Со мной все хорошо. В голове больше не звенит, да и призраки уже не мерещатся. Может быть, это выздоровление. Может быть, и нет.
Знаешь, сегодня я с самого утра не могу избавиться от мыслей. Может быть, в этом виноват этот неторопливый дождь. Капли падают на желтые страницы журнала и медленно размывают чернила. Тут и там.
А я все пишу, пишу без устали, потому что вся моя жизнь теперь - в творчестве".

Наверное, эти мои записи корявы и неблагозвучны, но я не хочу ничего менять.
Пусть все, читающие этот журнал, запомнят меня таким.

Надеюсь, моя хижина не промокнет.
Кажется, я положил на крышу достаточно досок и пальмовых листьев.
Надеюсь, что моя душа не промокнет.
Сейчас она открыта для всего мира. Как никогда раньше.
А вообще, может быть, я слишком много надеюсь.

Письмо второе:

"Дождь всегда связывал нас, с самого первого дня. Ты, наверное, не обращала на это внимания... Но это так. Дождь, снег, холодные ветры и метели. Все было в этой жизни.

Я очень хорошо помню день моего отплытия. Помню, как мы ужасно ругались, как ты говорила, что больше не хочешь меня видеть в своей жизни. А я, скрепив сердце, вступил на "Сомниум", видя перед собой новую, великую будущность.
Всегда мечтал о друге, о собеседнике. Полагал, что уплывая в неведомые дали, я его обнаружу.
Так оно и произошло в итоге. Вот он я, Робинзон, всегда готовый выслушать и поддержать другого Робинзона.
Страдаю раздвоением и без того не самой целостной личности.
А еще меня уничтожает моя память. Развита она как у ненормального. Я глупо создан - ничего не забываю.
Забвение порой желаннее всего на свете, но для меня это недосягаемая, непозволительная роскошь..."

Капли вонзаются в бесконечную морскую гладь, долго летя через пространство серого неба. Я любуюсь этой панорамой и наслаждаюсь, чувствуя холод ползущей по лбу влаги.
Холод, которому никогда не пересилить холода ее теплых рук.
Наверное, где-то высоко-высоко сейчас бродят по небосклону ангелы. Мне кажется, что у них непомерно большие, лучезарные крылья. Там, где они идут, всегда светло, душевно, там никогда нет и не может быть одиночества.
Я люблю ангелов.
Иногда они мне снятся в разных обличиях. Иногда я обнимаю их и пью всей своей сущностью этот сияющий свет.

Здравствуй, Ангел.
Прошу тебя, будь осторожен.
Жизнь подчас меняется стройно,
Грезить ей печаль не мешает...

Я не хочу, чтобы ты промок под этим бесцветным дождем.

Письмо третье:
"Когда мы расставились, дождь тоже моросил. Говорят, что дождь в такие моменты - хорошая примета. А я не знаю, что и думать.

Мы шли молча, но все равно вместе. Ты даже не обратила внимание на холодные ласки непогоды, хотя и всегда боялась замерзнуть. А я, кажется, умирал от холода...
- Можно я почитаю тебе стихи? - едва слышно спросил я.
- Ты ведь никогда не любил поэзию...
- Просто в моей жизни было слишком много ошибок. Быть может, мое завтрашнее путешествие - это тоже ошибка. Одна большая, ужасная, непоправимая ошибка.
- Не говори так! - воскликнула ты. - Ты ведь идешь к своей мечте, а это уже немало, это уже что-нибудь да значит! Мне кажется, что ты будешь счастлив там...

Знала бы ты тогда, как выглядит моя мечта!
Знала бы ты, где она живет, чем дышит и на что смотрит.
Знала бы ты, какая она недостижимая, теплая и бесконечная.

Вместо ответа я прочитал тебе вслух:

...Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый...

- Боже, как это красиво! - изумилась ты, посмотрев мне в глаза. - Что это?

Твои зрачки все еще расширялись.

Я пытался говорить, но мой голос дрожал.
- Федерико Гарсиа Лорка, - ответил я. - Мой любимый поэт. У него такие нежные стихотворения... Они всегда полны задумчивости, бесконечной печали и болезненного одиночества.
Ты посмотрела на меня, и я, теряясь в космических далях, заметил блеск слез на твоем неповторимом лице.
Боже, как все это было знакомо!

...Стать кавалером и мне довелось.
Майский был вечер, прохладный и лунный.
Мне показалась загадкой она,
синей звездой на груди моей юной...

- А знаешь ли ты, что означает синяя звезда? - спросил я, едва заметно прикасаясь рукой к тыльной стороне твоей ладони. - Это прекрасная метафора. Давай я расскажу тебе, как я ее понял. О, вовсе не претендую при этом на верность суждений!
- Расскажи мне.
- Звезда - это недостижимость, это высшее очарование, самый прекрасный блеск, едва заметно освещающий холодное полотно небосклона. Даже одна звезда в этой черной бесконечности - уже смысл, уже определенность, уже повод дышать, чувствовать, постигать безответное мироздание. А синий цвет всегда считался поэтическим воплощением мечты. Синее небо, синие цветы, синева свободного моря, которое завтра примет меня в свои объятия... Этот цвет ведет поэтов к вершинам творчества, вдохновляет их и обволакивает стройные тела самых прекрасных муз.
- Боже мой... А ты еще говорил, что не любишь поэзию. Да ты ведь и сам поэт!
- Я не знаю, кто я. Знаю лишь, что скоро мир вокруг меня изменится... Но среди всех этих изменений я не хочу лишь одного. Не хочу терять тебя.

Не хочу.
Ты ведь знаешь, знаешь, знаешь!
И если сейчас читаешь это, то тоже знаешь.
К чему скрывать?
Тут уже давно нет места для спасительной лжи.

...Сердцем я был беспокоен всегда,
милые дети с лужайки зеленой.
Ту, что в романсе встретилась мне,
ждал я, в мечты погруженный...

- Почему ты раньше не читал мне стихов? - спрашивала меня ты.
- Потому что до тебя я не был поэтом.
- Ну, ты мог бы просто порадовать меня такими красивыми словами...
- Я не умею разговаривать, когда ты рядом.

Мой голос по-прежнему дрожал. Я действительно разучился говорить, разучился мыслить и понимать. Где-то в глубине души колотилось осознание того, что все это, может быть, в последний раз, что корабль отнесет меня к иным берегам... А ты будешь стоять на другой стороне, но ждать меня не станешь.
Страшно.

Я смотрел на твое лицо, потому что вся Вселенная тогда сократилась до этих очертаний. Твои изящные брови слегка дергались, а глаза по-прежнему блестели.
Я осторожно взял твою руку, не опасаясь ни на одно мгновение, что ты будешь сопротивляться. Сердце бешено забилось внутри, а голова потяжелела - вновь, вместе с голосом и руками. Бытие наполнилось чем-то неведомым, стало густым, вязким, тягучим.
Твои руки были теплы. Теплы, как никогда раньше.
- Ладони... Они такие теплые.
Ты плакала, теряясь в извилистых путях дождевых капель.
Я хотел еще что-то сказать, но не смог. В моей груди раздавались удары бесконечно большого колокола, который раскачивался, расшатывая уставшую душу.

...Арфа, ее золотые рыданья
охвачены страстью одною -
отыскать в глубине мирозданья
(о звуки, рожденные хрупкой весною!),
отыскать, одиночество, царство твое ледяное...

Мы шли, шли и шли. А вслед за нами двигалась и любопытная стихия, не отставая ни на шаг, ни на мгновение.
- Уплыть. Исчезнуть. Покинуть дождь, покинуть тебя, раствориться в ветрах разлуки. Что же это такое? - говорил я тебе хрипло, низко, с трудом выговаривая слова. - Почему мы не можем быть вместе всегда?
- Я не знаю, - только и ответила ты.
Дождь сближал наши лица. Когда мы остановились у высоких перилл пирса, я почувствовал согревающий поток твоего близкого дыхания.

Послушай, послушай меня.

...Я боюсь потерять это светлое чудо,
что в глазах твоих влажных застыло в молчанье,
я боюсь этой ночи, в которой не буду
прикасаться лицом к твоей розе дыханья...

Едва заметно ты проводила своими нежными пальчиками по моей напряженной ладони - и я замечал это, чувствовал, утопая с каждой секундой все стремительнее.
Ты уткнулась лицом мне в плечо и взялась рукой чуть выше локтя.

Где-то высоко-высоко мне подмигнули первые звезды, чей блеск совсем скоро сменился на мерцание твоих грустных, но все еще прекрасных глаз.
- Я думал, что теряю тебя. Я думал так всегда, - проговорил я, держась из последних сил.

...Мраком меня укрывает печаль,
милые дети с лужайки зеленой.
Ныне далекие те времена
с нежностью я вспоминаю...

- Не теряешь.

И в этот момент мне стало плевать на все. Плевать на людей, которые всегда осуждали наш нестойкий союз. Плевать на свои сомнения, на твои резкие слова, на отчужденные звезды, на все обиды, крики и насмешки со стороны.
Я пил, я упивался нектаром твоих губ, которые были холодны, но вечно прекрасны. Меня ослеплял блеск твоих глаз, меня сжигало дотла каждое твое прикосновение, меня разрывала на части каждая мысль, навеянная твоими волосами, улыбками и слезами.
Я никогда в жизни не видел такого огня, который разгорался все сильнее с каждой минутой, даже невзирая на хлипкий дождь.

...И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле...

Звезды танцевали вокруг нас, подчиненные круговороту заснувшего мира. Вокруг было невероятно много влаги - дождевых потоков и слез, которые яркими бриллиантами скатывались в море продолжающейся жизни.
Моя рука скользила по волшебному изгибу твоей спины, увлекая за собой пылающие всеми цветами мысли.

Руки дрожали - я заметил это уже давно. Сильно, словно во время болезни.
Невольно вспоминается отравление, едва не лишившее меня моей загадочной жизни...
Руки дрожали, дрожали взгляды, дрожали твои брови, дрожала моя поэтическая душа, так осторожно и испуганно жавшаяся к твоей.
Дождь был для нас, мир был для нас, и даже мы с тобой были... для нас.
Я верил каждому слову и каждому неуверенно поднятому взгляду.

...А что в глазах твоих черных
гордым блеском?

- Мои печальные думы,
что ранят сердце...

Когда мы расставались, был дождь.
Когда мы расставались, мы были вместе.
Когда мы расставались, не было никого другого.
Когда мы расставались, я видел ангелов.

...Любовь глубинная, как смерть, как весны,
напрасно жду я писем и решений;
цветок увял, и больше нет сомнений:
жить, потеряв себя в тебе, несносно...

Синие звезды расчерчивали мое сознание, когда мы расставались.
Взгляд переплетался со взглядом, а мечта с мечтой, когда мы расставались.
Слезы пересиливали дождь, когда мы расставались.
Планета не переставала вращаться, когда мы расставались.

Блеск. Неисчислимость всех символов.
- Не прощаемся... - сказала мне ты.

...Мне боль причиняет воздух,
сердце
и даже шляпа.

Кому бы продать на базаре
ленточку, и гребешок,
и белую нить печали,
чтобы соткать платок?

Трудно, ах, как это трудно -
любить тебя и не плакать!"