Новые похождения Любки

    Дедуля!!! Ты дома?!
–– Нет!
–– А кто говорит-то?
–– Не знаю.
–– Да кто в доме-то?
–– Чёрт!
–– О, Господи, Господи! Спаси и помилуй. Спаси наши души. Чур, меня! Чур, меня!
–– Чего ты крестишься и плюёшься?   Сатана в юбке!
–– Ой, дедуля. А говоришь – дома нет. А ты вот стоишь на веранде – целый, невредимый…
–– Чего надо, дура?
–– Не шуми, мой касатик. Ты мне нужен.
––Чего припёрлась?
–– Дедуля, а дедуля! Слыхал новость?
–– Ну что ещё стряслось с утра пораньше?
––Цыгане табором в поле стали, песни поют, танцуют у костра, гадают всем, кто хочет. Все деревенские туда сбежались. Только ты один ничего не знаешь – дома сидишь, всё интересное пропустишь. Смотри, дедуля, цыгане с детьми и кошёлками по домам пойдут. Ты замки-то везде повесил? И собак выпустил?
–– А тебе зачем? – насторожился дед Иван.
–– Как же зачем? Мне твоего добра не надо, а тебя, старого, жалко.
–– Не цыган надо опасаться, а от тебя защиту ставить, замки с хитрыми ключами вешать. Иди отсюда своей дорогой, пока ружьё не взял, да солью не зарядил. Злыдня, повадилась ко мне шнырять! Кто у меня сметану на той неделе взял?! Говорила, что с города приехали – покупают, а сама съела, даже * глэчик не вернула.
–– Ой, пожалел сметаны для соседки! Да у тебя целый дом добра, полный подвал разносолов, делиться надо…
–– Делиться? –   яростно крикнул дед. –– Ах ты, тунеядка! Делиться с ней?!
 Он резко повернулся, быстрыми шагами скрылся в доме. Любка от греха подальше, выскочила за ворота.
–– Ну, старый чёрт, ну старый скряга!  Ничего, злись, злись. Я терпеливая своего добьюсь, поживлюсь твоим добром, а ты же сам на цыган спешишь.
 Она спряталась в густом, раскидистом кустарнике сирени. Дед, с ружьём в одной руке и с пачкой крупной соли – в другой, вышел за дворовую калитку: –– Только зря торопился, эту разгильдяйку верховой ветер сдул: –– чертыхнулся он. Постояв некоторое время, осматривая улицу и кусты разросшиеся на противоположной стороне, вернулся в дом, надел кепку, взял палку, и ушёл на разведку. Любка радостно потирала руки. Отметила: –– Клюнул-таки, старый *«кочедык» …
Подошла к калитке: –– заперто? Забор высокий, во дворе –– сторожевые собаки…- обошла с другой стороны: В добротном заборе ни одной щелочки: –– Ну и ирод!  Надо же все мои лазейки вычислил, отремонтировал. –    Внимательно, пристально изучала каждую доску. И радостно вскрикнула.  –– Есть, видно до последней руки не дошли или гвоздей не хватило? Она увесистым булыжником стукнула по центру планки, та из-за большого сучка лопнула пополам. Любка расширила лаз, воровато глянулась: ––   слава Богу ни душу! Красота-то какая –– охрана наверное дремлет, меня не видят, куры закрыты, а про подвал-то старый перец забыл?»  –– Крадучись, на полусогнутых, чуть ли не пластунским способом доползла к подвалу. Спустилась в подполье и радостно вскрикнула: –– рай: яблоки в ящиках, вина на полках, мёд, варенье в банках, окорока копчёные… У Любки от увиденного изобилия в животе заурчало.  ––С ума сойти –– какое наслаждение!
  Она по хозяйски, с усердием заполняла припасённые сумки.  С тяжёлой ношей поднялась наверх к выходу и замерла: перед дверью сидели два мордастых ротвейлера –– один страшней другой: чёрные, клыкастые. А глаза хоть и чайными блюдцами, но вроде как ласковые… Любка сунула им по куску копчёного ребрышка, но как только сделала шаг в сторону, собаки оскалили клыки.
–– Собачки, миленькие, отпустите! –– умоляла Любка. –– Дома муж и дети голодные, есть просят.
А те таращат глазищи и рычат.  На Любкину удачу рядом с выходом у стенки новенькая лестница. Две сумки она перекинула через плечо, одну повесила на шею. Но самую главную   с мясным копчённым балыком, взяла в зубы и быстро перебираю руками торопливо считала перекладины. Собаки кинулись, да было поздно. То, что произошло дальше, трудно даже себе представить. Пока показывала язык злобной охране, покрутила носом, вдыхая не понятный густой смоляной запах и поудобнее устраивалась на крыше, нечаянно задела ногой лестницу и та упала на землю. Присмотрелась более внимательно и поняла? –– Оказывается, дед крышу чинил? и залил круто разогретой смолой: –– в ужасе прошептала она. Любка-одну ногу вытащит другая увязнет… Из-за того, что по крыше лезла на четвереньках, то и руки в смоле.  Любка в слух чертыхнулась, челюсть разжалась и сумка с балыками увязла, как и она сама в смоле. Сумка, на шее заполненная яблоками, потянула вниз, а та, что через плечо –– с банками огурцов и помидоров, –– совсем придавили и приклеили горемычную грудью и лицом к дедовой крыше.
 Женщине очень захотелось посмотрела на небо: Но не может, смола держит. –– Как на грех солнышко с утра злющее –– Охала Любка. ––Наверное где то рядом осиное гнездо, что-то уж много их закружилось надомной. – В страхе подумала Любка. – пить хочется, есть хочется, а деда всё нет… Она вздрогнула от неожиданности, когда на крышу запрыгнул здоровенный рыжий кот, привлечённый запахом мяса.   Следом ещё два.  Накинулись на мясо, хозяйку не замечают по её спине прыгают– жуют, урчат, косточки смакуют, а Любка их даже прогнать не может… Коты стали драться между собой за аппетитный кусочек, только шерсть летит во все стороны.
–– Вот и солнце пошло на закат–– с надеждой подумала Любка–– значит скоро и смола затвердеет.  Ей удалось с трудом от чёрной липкой массы отодрать руки и ноги, разогнала котов: – но как спуститься? –– задумалась: –– лестницы нет! Смотрит ––верёвка с крыши свисает, а внизу – куча навоза и рядом – куча опилок. – «Как бы перепрыгнуть через навоз и приземлиться на опилки?» –– планировала вслух Любка.
Схватилась за верёвку, зажмурила глаза и повисла: –– Ой мамочка, страшно, разжать руки боюсь, до земли далеко –– молилась, ангела призывала в помощь.  Явно ангел не услыхал или решил не приходить, верёвка оборвалась.  Любка радуясь, удаче, что так ловко, точно приземлилась в центр навозной кучи.  На коленях подползла к краю, пошатываясь приподнялась на ноги, но не удержала равновесие, сумки потянули, упала и съехала на кучу опилок… Собаки поджав хвост, жалобно заскулили, протяжно завыли и спрятались за угол дома, осторожно выглядывая.
 –– Слава Богу земля: –– ощупывая пространство руками удостоверилась Любка, потащила сумки к дыре в заборе. –– Где ж мне спрятать это богатство? –– на ходу обдумывала план: ––домой нельзя, там мужик с собутыльниками. Остановилась, поправила ношу: –– «Пойду к куме Верке», – утвердительно кивнула головой добрым мыслям. –– В хате свет горит! –– радостно облизнула приторно горькие губы: – хоть воды в дозволь напьюсь.  Легонько стукнула в окно. 
–– Кто там?
–– Кума ты дома? Ты что простыла, голос дюже сиплый?
–– Нет.
–– Что нет? Открывай.
–– А ты кто?
–– Ну, балдейка! Сказала свои.
 Иван–– муж кумы открыл дверь и замер, выпучил глаза на приведение: –– Волосы на голове как иглы ёжика, – покрыта какой-то шерстью и вся в белых пупырышках… На лице только одни зубы блестят, а глаза кровью налитые. И запах! Аж дух перехватывает… Через плечо две сумки, а из них торчат обглоданные кости. Иван, не проронив ни слова, рухнул на пол без чувств со стопкой полной в руке
–– Недоумок! – пробормотала Любка. Перешагнув через него, прошла в горницу. А там за столом двое (один из них – муж Яшка) за бутылью самогона.  Перед ними миска квашеная капуста, вареники, ломтями солёное сало. Когда Любка перешагнула порог, они перестали закусывать, уставились на неё округлившимися стеклянными глазами.  Икнув Василь произнёс:
–– Казав, что надо завязывать пить, а ты: –– ещё по одной, ещё по маленькой!.. Бачишь, до чего допились, черти сами живьём из ада повылазили и прямиком в  хату.
А Яшка в ужасе прошептал: – Васька, а Васька ущипни меня, дай – проснусь. Ох, и страшно!
 Левой рукой начали креститься, в правой полный гранённый стакан. А Любка как заверещит: –– Они ещё и крестятся! Она грозно опёрлась кулаками на стол: ––Я тут кручусь, кручусь, где жратвы достать. А он – пьёт, и ещё, зараза, крестится. Марш домой, подлюга! ––   извергая гром и молнии и скрепя зубами на мужа. Тот надул щёки и закрыл глаза. Вдруг резко открыл, заморгал уставившись на Любку: –– Если бы не стояло это чудо в шерсти, –– подумал бы, что моя жинка верещит. Прикидывается, Любкой, вот сатана, вот нечисть. Давай Василь   этого беса, подпалим, хай изжарится! ––и зло сверкнул почти видящим оком.
Любка аж задохнулась от «душевных» слов благоверного. Схватила сковородку с жареной картошкой с печки и давай их «благословлять».  Те от горячих «поцелуев» отскочили от стола, и кинулись – кто в двери, кто в окно. А разъярённая Любка с маху села на стул. Посмотрела на свои руки, обомлела: –– допрыгалась, шерстью покрылись –– сокрушалась рассматривая ладони.
 Кума Верка с длинной, тонкой скалкой вошла тихонько в хату, в тот момент, когда лохматый гость из ада крутил руками перед своей мордой, что-то шептал и точил когти. Не раздумывая, Верка припасённой палочкой выручалочкой, приласкала нечистого. Тот юлил на месте, верещал, визжал, пытался бежать, но смола крепко держала. Верка меткими, выверенными, отработанными ударами, не давала нечисти перевести дух. –– К куме Верке чёрт в гости пришёл! –пронеслось по сельским вечерним улочкам.
 Дед Иван руководил: –– мужики с вилами заходите с лева, бабы с ухватами   с права, а я впереди. Мы это сатанинское племя живёхоньким возьмём и на осиновый кол посадим.
 Дед Иван выставив перед собой ружьё медленно сунулся к горнице. Сзади его дружно подталкивала и поддерживала толпа односельчан.
–– Ба, как чертяка не сдается, крутится на стуле, словно на горячей жаровне: –– шептал дед Иван рядом стоящему детине с вилами.  Взвёл курок, прицелился, и вдруг замер, словно сдулся, и с него вышел весь азарт охотника.  –– Мужики, баста!  Это ж ни чёрт, это ж злыдня–– Любка. – Хотя ни чуть ни лучше!
• Глечик-керамический кувшин с высоким горлышком
2012г