Путь ребёнка

Вечерело. Солнце почти село, и в воздухе чувствовалась лёгкая прохлада. Вокруг становилось темнее и темнее. Взошла ярко-оранжевая луна, освещая луг мягким светом. Птицы постепенно смолкли, и лишь кузнечики и сверчки стрекотали сильнее, и цикады звенели громче. Зелёный луг засыпал. Приближалась ночь, и вокруг стоял сумрак, только дорожка чернела в свете луны, как тёмный весенний поток.
 
  Догорал закат. На западе оставалась ещё голубенькая полоска ясного неба. Как блёстки мишуры, зажглись первые звёздочки. Всё смолкло, и воцарилась поэтично-задумчивая тишина.
Зелёный луг заснул.
 
  По чернеющей среди травы дорожке не спеша и задумчиво шёл юноша. На вид ему было около восемнадцати лет. При свете луны можно было разглядеть его розовую кепку, малиново-бордовую куртку, розовые сапоги и бирюзовые брюки. Он не улыбался, но выглядел счастливым.Впереди молодой юноша вёз большую коляску в красно-синюю полоску с рыжей металлической ручкой. Под коляской виднелся огромный мешок такого же цвета, как и куртка юноши. Чёрные колёса выдерживали тяжесть мешка и всей коляски, а её детали были сделаны так, что коляска останется в целости и сохранности в любой ситуации, и неважно, что с ней случится, ей ничто было не страшно. В коляске, закрытой тюлевой накидкой, сопело второе существо, которому сегодня исполнилось три месяца.
 
  Вечернюю тишь нарушали только скрипение и звон коляски,  шаги юноши. С юга, справа от юноши, доносился лёгкий тёплый ветерок, обвевающий его тёмно-русые кудрявые волосы. Его серые глаза задумчиво смотрели на луну. Вокруг не было ни одной живой души. Юноша был совсем один в этой безлюдной пустынной местности. И  то существо, которое сопело в коляске, было его единственным другом и собеседником, его младший брат, его маленький спутник в одинокой безрадостной жизни юноши.
 
  Юноша остановился. Он достал из кармана куртки часы. Было без пяти десять. Спокойно положив часы обратно, юноша вздохнул и пошёл дальше.
 
  Вскоре стало совсем темно. Луна была уже в положении полуденного солнца. Звёзды ярко мерцали, усеяв причудливыми созвездиями всё ночное небо.
 

  — Уа-а-а-а-а-а-а-а! Уа-а-а! У-а-а-а-а-а-а-а!
 
  Юноша вздрогнул.
 
  — А-а-а-а-а-а-а! Уа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

  Из коляски в вечерней тишине доносился плач. Юноша посмотрел на часы. Так и есть: полночь! Он остановился и, нагнувшись, достал из мешка маленькую бутылочку с молоком и чистенькие пелёнки. Разложил портативный пеленальный столик, и вскоре из коляски в свете луны появился свёрток в однотонной бежевой пелёнке.
 
  Юноша развернул младенца, и из пелёнок показались крохотные розовые ручонки, ножки и тельце. Крохотное личико улыбалось. Пока юноша пеленал ребёнка, тот сиял серенькими глазками, улыбался и гукал.
 
  Ребёнок опять оказался в коляске, пока его старший брат сложил столик. Затем всё из того же мешка брат достал портативную скамеечку и снова взял малыша, который собрался было расплакаться.
 

  — Тишенька... маленький Тишенька... ты мой заинька, ты мой маленький... — с нежностью говорил юноша, наблюдая при свете луны, как убывает молоко в бутылочке. — Мой маленький, мой заинька, моё дитятко, моё солнышко...
 
  Когда бутылочка опустела, юноша встал, держа малыша на левой руке, и убрал бутылочку в мешок коляски.
 
  Ребёнок опять расплакался, пока его старший брат укладывал коляску. Юноша застегнул мешок, закрыл коляску и принялся качать младенца.
 
  Слыша его колыбельную, малыш успокоился. Ещё полежал несколько минут и уснул.
 
  Протяжно завывали волки. Юноша остановился в стороне от дорожки, в густой траве, достал из мешка коляски полосатую палатку, тоже красную с синим, вытащил из мешка и развернул матрас, застелив его простынёй, одеялом и положив подушку, затем напевая колыбельную, взял ребёнка и положил на постель. Вскоре в луговой тишине палатки раздавался блаженный храп, которому вторил волчий хоровод вокруг луга.
 
  Ночь прошла спокойно. Никто не беспокоил путников. Волки около палатки не появлялись. Ребёнок проснулся только один раз - в три часа ночи, чтобы поесть и сменить пелёнку.

  Едва забрезжил рассвет, и небо зарделось, как юноша уже встал и принялся укладывать коляску.
 
  Малыш крепко спал, когда был перенесён в коляску и поехал дальше - навстречу ещё не показавшемуся из-за горизонта солнцу.

  Последнее взошло только в пятнадцать минут седьмого. Луг весело засиял под его лучами, когда Тиша снова засопел, отпустив соску. Юноша зажмурился, так как солнце светило прямо в лицо, когда он повёз братика дальше.

  День был в полном разгаре, когда путник вошёл в лес. Тропинка сузилась. На пути коляски, то и дело, попадались зайцы, мыши, пробегали лоси и олени, а однажды юноша даже увидел в стороне от тропинки спящего волка.

  Лес кончился, и снова начались луга.

  К вечеру юноша оказался перед рекой. Путник знал, как через неё переправиться, так как два месяца пути научили его всем премудростям скитальческой жизни. Достав из мешка коляски надувной плот, он спустил его на воду, и через три минуты был уже на другом берегу.

  Ребёнок по-прежнему просыпался с плачем через каждые три часа, и юноша его каждый раз перепелёнывал и кормил. Укладывая Тишу спать, он всегда пел ему колыбельные и рассказывал бабушкины сказки, которые она ему рассказывала в детстве.

  Эту ночь они провели на опушке тополиного леса, где спать было беспокойнее: всю ночь юноше мерещились совы, которые так и норовили утащить Тишеньку, вокруг слышались уханье филина и завывания волков. А ребёнок спал очень беспокойно, часто просыпался и, плача, теснее прижимался к своему старшему брату, который тотчас принимался баюкать его и петь колыбельную.

                *     *     *

  На третий день после того, как Тише исполнилось три месяца, юноша увидел справа от тропинки пожилую женщину, которая качала на руках ребёнка и пела ему колыбельную. Младенец никак не успокаивался, продолжая плакать. Он бил руками и ногами и как будто злился с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Бедной женщине было жалко такого крошку, и ей хотелось утешить его, и в то же время она в глубине души не могла не рассердиться на него. А он всё кричал и кричал.

  Увидев юношу с коляской, она подошла к нему:

  — Извините, не могли бы Вы мне помочь? Я никак не могу успокоить Сашу! Он плачет и плачет, а у меня никаких сил не хватает выносить его крик! Я в отчаянии!

  — Простите, я сам с малышом. — ответил ей юноша. — Но Вам с радостью помогу, большое Вам спасибо!

  — Пожалуйста, покачайте Сашеньку! — попросила  женщина.

  Она протянула своего малыша молодому человеку. Юноша бережно взял ребёнка на руки и принялся его нежно качать:

  — Люленьки-люленьки

Прилетели гуленьки

Сели гули на кровать

Стали гули ворковать

Стали гули ворковать

Как нам Сашеньку качать

Стали гули говорить

Чем нам Сашеньку кормить

Один скажет – кашею

Другой – простоквашею

Третий скажет молочком

И румяным пирожком...


  А Саша услышал, что его баюкает другой голос, добрый и ласковый, нежный и спокойный, прижался к юноше и перестал рыдать. Ещё через полчаса он уже мирно сопел у путника на руках и улыбался.

  — Ах, молодой человек, спасибо Вам огромное от всего сердца! — вся переполненная чувством благодарности воскликнула Сашина мама. — Откуда Вы родом? Как зовут Вас? Как так у Вас получилось успокоить моего сына?

  Женщина, счастливая, аккуратно взяла у него ребёнка и отнесла в соломенный шалаш, который стоял сзади неё.
 
  — Меня зовут Михаил Кнутов, а родом я из города Выхлопгаз. — ответил юноша, когда она вернулась. — А как зовут Вас, добрая старушка? Как Вы здесь оказались?

  Женщина погрустнела и рассказала своему собеседнику всё без утайки:

  Её звали Лариса Гасилова, в детстве – Лариса Колыбелева. Сначала она была замужем за Егором Гасиловым, от которого родила дочь Галину, но потом овдовела, и позже вышла замуж во второй раз - за Петра Поркина. Пётр оказался пьяницей, уголовником, наркоманом и хулиганом, ещё больше чем был Бобби Браун у знаменитой американской певицы и Ларисиного кумира - Уитни Хьюстон. С первого дня их брака Пётр избивал и её и, её дочь тоже - с самого её младенчества (а Егор умер, когда Гале было четыре месяца). Однажды он вытолкнул свою жену и её дочь из поезда - на полном ходу, когда они ехали к его маме, и Лариса получила четыре ушиба. А Галя была вся в ранах, которые потом очень долго заживали. Лариса постоянно ходила в синяках от побоев и с распухшим лицом. Позже у неё родился Саша, и тогда Пётр словно взбесился. Лариса однажды сказала ему в лицо всё, что думала о нём, а он схватил бутылку "Толстяка", выпил всё пиво, а потом достал сигареты с марихуаной, с матерной руганью швырнул опустевшую бутылку пива в свою жену и ушёл к себе. Бедная женщина с новорождённым Сашей на руках упала на диван и расплакалась.

  Саша был в шоке! С тех пор он без конца  то кричал,  не переставая, и никакие меры не помогали успокоить его, то спал как убитый. Лариса Гасилова два месяца терпела, а потом ушла с малышом в лес и построила себе шалаш, ещё полмесяца промучилась с Сашей, которого было бесполезно успокоить. То рысь прыгнет с дерева, то медведь зайдёт! Вдобавок каждую ночь выли волки!

  — ...Но это лучше, чем вернуться в Выпорюремнёмгород к этому негодяю! — продолжала она. — Между нами всё кончено! Я не вернусь к нему, и пусть он живёт без меня!

  Юноша выслушал женщину и вздохнул:
  — Ужасно! Я бы его за это сдал в милицию!

  — Она не поможет, так как он уже сидел в исправительной колонии – он сбегает оттуда!—сокрушённо покачала  головой Лариса.— И по-прежнему скупает наркотики и пьёт без перерыва!

  — А далеко ли находится Выпорюремнёмгород? — спросил Михаил.

  — К северу отсюда! Лучше туда не ходите! Я подам на развод и останусь с Сашей вдвоём,— предостерегла его Лариса.

  — А как же Галя? Сколько ей лет? — поинтересовался Михаил.

  — Одиннадцать, — ответила собеседница. — Она скатилась на двойки и стала прогуливать школу. Отчим её совсем замучил: колотит, бьёт, по поводу и без повода порет ремнём, и ей некогда учиться!

  Михаил ужаснулся:

  — А зачем Вы её оставили?!

  — А как же школа! Надо выучиться и окончить школу, чтобы нормально жить и зарабатывать! Нет, я пока поживу одна, с Сашей, — покачала головой Лариса. — Давай поговорим о тебе! Что тебя привело сюда? Как ты здесь ока...

  — Уа-а-а-а-а-а-а-а-а-а! У-а-а-а-а-а-а! А-ах-ха-а-а-а!...

  — Я прошу прощения, уважаемая Лариса Гасилова, но я посмотрю время.— Михаил достал из кармана часы. Было ровно три часа пополудни. Как всегда, Тиша в это время проснулся и заплакал от голода.

  Михаил, было, достал бутылочку с молоком, но Лариса остановила его:

  — Не надо, я сама покормлю его!

  Раскрыв коляску, юноша взял малыша на руки, и вскоре слёз как не бывало - Тихон улыбался на его руках.

  — Ой, заюшка!  Какой хорошенький! Как тебя зовут? — воскликнула женщина.

  — Аа-ххе -э! Гу-гу-аху! А-а-а-а-ах-х-хе! — взвизгнул Тихон. — Аге-гху-а-а-агле!

  — Его зовут Тишенька, это мой младший брат,— ответил за него юноша.

  — Тишенька... Тихон что ли? — удивилась Лариса Гасилова, и хотела было добавить: — А где мама?...—, но младенец замахал руками и ногами и запел:

  — А-а-агу-гу-гу! Агу-гу-гу-гу! Кхя-кхя-кхя! Кхя! Уа-а-а-а-а-а-а-а-а-а! У-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — малыш вдруг зарыдал.

  Лариса Гасилова взяла его на ручки и пригласила Михаила в свой шалаш

  — И где же всё-таки мама Тихона, да и твоя тоже? — спросила хозяйка, кормя ребёнка своей грудью, когда она вместе со своим собеседником была в шалаше.

  Михаил погрустнел. В горле у него стоял ком, из глаз по щекам побежали блестящие капли слёз, оставляя мокрые полосы на его лице. Всхлипывая и, то и дело, прерывая свою речь плачем и рыданиями, он рассказал Ларисе всё о себе, ничего не скрывая.

                *     *     *               

  Михаил родился в Выхлопгазе восемнадцать лет тому назад. С самого младенчества ни отец, ни мать никогда не брали его на руки. Баюкала Мишу только его бабушка, Веселова Ольга Игоревна, но она крайне редко приезжала к Кнутовым.

  С самого начала отец небрежно пеленал его, мать забывала вовремя покормить Мишу, а дяди и тёти только ухмылялись и издевались над малышом, таская его за волосы. Миша отчаянно рыдал по десять часов в сутки, и все родственники игнорировали его. Никто не обращал на его плач внимания.

  Едва Миша подрос, мать начала его по поводу и без повода ругать, и ежедневные порки стали обычным делом в их доме. Лишь при Ольге Игоревне мать немного добрела, но её мама, Мишина бабушка, поживёт недельку-другую - и опять уедет к своей маме, оставив Мишеньку рыдать на кухне, захлёбываясь слезами.

  Когда ему исполнилось три года, у матери родилась дочь, Людмила. Её и мать и отец любили: кормили, пеленали, играли с ней, даже на руки  брали, но – вот только не баюкали.
И она только от бабушки слышала сказки и колыбельные. А дяди, тёти и родители просто говорили ей: «Спокойной ночи!» — и гасили свет.

  Мише не разрешали ни качать, ни баюкать сестру, и он, пока родители гуляли с ней, качал куклу, которую торопливо клал на место по их возвращении, затем его за укачивание куклы ждала жестокая порка ремнём от матери, а вечером и от отца.

  — Пожалуйста, пожалейте его! Он ведь ребёнок! — укоряла бабушка свою дочь, но та ей отвечала:

  — Отстань! Я знаю, что делаю!

  Когда Мише исполнилось семнадцать лет, мама, которую, кстати, тоже звали Людмила, пообещала сыну родить братика. Но, несмотря на его старания быть примерным и слушаться родителей, его по-прежнему ругали за всё, что он делал и не делал. Когда же Тихон, наконец, родился, его родители как будто взбесились. Ни Мише, ни его сестре нельзя было качать малыша и брать его на руки, а за ослушание обоих ждала жестокая порка ремнём. С Тишей обращались так же, как и с Мишей, ухаживали за ним небрежно, забывали вовремя покормить, не брали на руки и не качали. Его так же таскали за волосы, и он так же плакал по десять часов в сутки, и его так же все игнорировали, а его брату и сестре запретили и близко подходить к нему. За нарушение и ослушание родители брали ремень, заставляли провинившегося ребёнка, нарушившего этот запрет, снять штаны, затем жестоко пороли его ремнём.
 
  Мише было жалко брата. Слыша его плач, он сжимал зубы, бросался на подушку и тихо рыдал.

  Однажды судьба улыбнулась ему: отец уехал в командировку, а мать с сестрой ушли платить за квартиру. Уходя, мама строго сказала:

  — Миша, если я ещё хоть раз увижу тебя с Тихоном – возьму ремень, и будет порка! Больше того - я просто пришибу тебя, дрянь такую!

  Сказав так, мама ушла с Людой.

  Пока во входной двери гремел ключ, Мишенька стал спешно собираться. Достал большой чемодан, вытряхнул из него вещи, а сам сложил туда свои одежду, еду, питьё, посуду, бутылочки, пелёнки и аптечку. Потом запеленал Тишеньку, одел его в конверт и положил в коляску. Затаив дыхание, он открыл входную дверь.

  Коляска была вывезена. Миша вызвал лифт и, спустившись с восьмого этажа, вышел на улицу. Оглядевшись по сторонам, не идёт ли мама с сестрой, он бегом повёз ребёнка к своей закадычной подруге - шестнадцатилетней Ларисе Телефоновой, у которой была старая туристическая детская коляска с огромным мешком внизу.

  — Что тебя ко мне привело? — спросила его хорошенькая девочка, когда Миша привёз Тишу к ней домой.

  — Лара, мне срочно нужна коляска, в которой можно возить детей в турпоход, чтобы ей любые ситуации были бы нипочём, и чтобы в неё всё вошло! — ответил ей Миша.

  — Держи! Тебе помочь? — сказала Лара, и тут же спросила: — Мама, можно я Мише дам свою старую коляску?

  — Лариса, нам коляску давно пора было выкинуть, она же старая! Ты в ней сама в детстве ездила! — усталым голосом сказала ей мама, стоя на кухне у плиты. — Но раз такое дело – давай отдадим её Мише!

  Лара помогла Мише переложить из чемодана в коляску все его вещи, которые он взял с собой из дома. Затем Миша перенёс своего братишку из его изначальной коляски в новую, которую Мише прикатила Лариса.

 Миша собрался было уже выходить и отправиться восвояси, но тут пришла Ларисина мама:

  — Мишенька, постой-ка, я тебе сейчас сцежу своё молоко из груди! У меня с Ларисиного детства ещё избыток молока, поскольку я - кормилица, и мне несут чужих малышей для кормления. Я быстро!

  Ольга Телефонова была права: она действительно в течение шестнадцати лет была кормилицей то одного то другого ребёнка, и у неё возникла проблема избытка молока. Ей было некуда девать своё молоко! И для Тиши получилось так много еды, что  хватило бы на месяц! Ольга Телефонова стерилизовала молоко и перелила в бутылочки с сосками для кормления ребёнка. Заодно она наполнила им и те бутылки, которые из дома принёс Миша.

  Лариса положила в мешок коляски игрушки для Тиши, дополнительно детское бельё, предметы младенческого обихода, соски-пустышки, соски для кормления ребёнка, а также портативную мебель: пеленальный столик, скамеечку. Так же она позаботилась о том, чтобы братьям было где спать, и положила туда палатку.

  Мише она и её мама дали ещё одежду, постель и матрас, а также предметы досуга.

  — Прощай, Лара! — вывозя Тишу, помахал рукой Миша.

  — Прощай, Миша! Ты был так добр! — девочка тоже помахала ему рукой и закрыла дверь. Миша повёз коляску в восточном направлении. Чтобы поскорее выбраться из ненавистного ему города и уйти подальше от ненавистной семьи, он воспользовался трамваем, и уже с конечной остановки направился на восток, навстречу неизвестности.

  Начались два месяца пути на восток, тревожные ночи, поиск тропинок, переправы через реки, переходы через горы и леса, прошение молока во встречных деревнях и городах, полное одиночество и неизвестное будущее. Ночевать пришлось в палатке, сидеть с ребёнком на скамеечке и пеленать на портативном столике. И только когда Тихону исполнилось три месяца, Миша встретил Ларису Гасилову.

  — Остальное Вы знаете… — рыдая на её плече, закончил Миша.

  — Ничего, мой маленький, — утешала его Лариса, гладя по голове и обнимая. — Ты сильный, раз сбежал с ребёнком! Давай, мы будем вместе путешествовать!

  Миша согласился. Она его накормила ягодами и орехами, а потом, когда настала ночь, и оба товарища по несчастью стали ложиться спать, Лариса Гасилова ему предложила:

  — Хочешь, я тебе дам работу?

  — Какую работу? — не понял юноша.

  — Я предлагаю тебе стать Сашиной няней. Это, правда, не мужское дело, но раз у тебя так получается даже Сашу успокоить, то я тебе доверю воспитывать моего сына. Ты будешь ухаживать за ним, купать, пеленать, кормить, качать, баюкать и играть с ним. Где не умеешь – там я тебя научу и подскажу. Ладно?

  — Я согласен работать у Вас! — улыбнулся Миша и лёг спать в обнимку с двумя детьми.

  Эта ночь прошла спокойно. Ни один малыш не беспокоился. Тиша спал как обычно, через каждые три часа просыпался с плачем, брат ему менял пелёнки и кормил из бутылочки и качал его под колыбельную. Даже Саша перестал капризничать, почувствовав присутствие Миши. Никогда ещё Лариса Гасилова не спала так спокойно и так сладко!

  Однако в пять часов утра наши герои встали. Миша и Лариса в сумерках собрали свои скудные пожитки, позавтракали грибами, ягодами и орехами, и с первыми лучами солнца покинули приветливый шалаш, отправившись навстречу утренней заре.

                *     *     *

  Прошло полмесяца, когда во время совместного пути, проходя через очередной лес, Лариса сказала:

  — Несмотря на свой возраст, я ещё раз готова стать женой, и неважно, что это будет молодой парень!

  Миша сначала не понял, о чём говорила ему спутница. Он нянчил её сына, она ему платила, чем могла,  несмотря на то, что он не требовал зарплаты и работал просто так. Но однажды во встречном городе он умудрился купить ей обручальное кольцо, и тогда сделал ей предложение.

  Ещё три месяца прошло, наступила зима, и путникам пришлось искать надёжное место, чтобы переждать морозы.

  По стечению обстоятельств им на пути встретилась маленькая деревушка, которая тоже называлась Гасиловкой. Там же они и сыграли свою свадьбу. В январе детишкам исполнилось девять месяцев, и они уже радовались каждой минуте своей жизни, ползали и играли со взрослыми и друг с другом.

  Зима прошла весело. В первый раз Лариса Гасилова и Миша Кнутов встретили Новый год весело и радостно – с играми, ёлкой, мишурой и «дождём», весёлыми затеями, конкурсами и розыгрышами, так как по-хорошему и должен праздноваться Новый год!

    В марте, когда Тихону исполнился год, Лариса в его День рождения получила письмо из Выпорюремнёмгорода:

    «Лара!

Я развёлся с тобой. Живи, как хочешь, на твою дочь мне наплевать. Забирай Гаську и подавись своей поганкой! Кстати, Галюху выгнали из школы за прогулы! Теперь она поехала к тебе и не нашла тебя! Прощай, теперь ты свободна! Скатертью дорога! Я арестован, и теперь нахожусь в тюрьме - меня упекли за убийство и за побеги! Надеюсь, мой труп вправит тебе твои больные мозги на место!
               Твой муж, Пётр Поркин.

P.S. Ты – гадина и тупая дрянь!»

 Лариса Гасилова прочитала это оскорбительное письмо, порвала его и бросила в печь, когда отворилась дверь, и в комнату, где она жила с Мишей и детьми, вбежала хорошенькая девочка, одетая в бирюзовое платье и с двумя пышными бантами, из которых один был голубым, а второй был розовым. Длинные хвосты красиво развевались из-под этих бантов. Она была счастлива и улыбалась.

  — Мама, ты прочитала папино письмо? — с порога закричала она.

  — Солнышко моё, дитятко моё, я знаю, что тебя исключили из школы, а твоего отчима посадили в тюрьму, — ласково ответила ей мама. — Галчонок, познакомься: вот этот молодой человек – твой новый отчим!

  — Приятно познакомиться, меня зовут Кнутов Михаил! — встал юноша и протянул девочке руку.

  — Гасилова Галина Егоровна, — представилась девочка и пожала ему руку. — А где Сашка?

  Саня подбежал к сестре и принялся с визгом носиться по комнате, лепеча что-то на своём детском языке. Тиша побежал за ним, и началась весёлая потеха. Дети боролись, валили друг друга на пол, визжали и смеялись.

  Галя взяла на руки своего брата и включила свой портативный радиоприёмник. Там послышался голос диктора, который вёл радиоконцерт Уитни Хьюстон. К сожалению, он уже заканчивался, потому что диктор попрощался с радиослушателями, зато передача завершалась последней песней в её исполнении.

  Охваченная горькой досадой, Лариса попросила дочь сделать радио громче, и тут…  её как будто подменили! Последней звучала как раз её любимая песня! Женщина в восторге завизжала, забыв свой почтенный возраст, а Тихон звонким голоском подпевал радио, и Саша ему вторил, всем существом выражая свою несказанную радость! По радио звучала песня «Didn't We Almost Have It All», которая и нравилась как Ларисе Гасиловой, так и обоим детям.

   Лариса не стала менять фамилию, боясь, что она сама станет жестокой и бесчувственной, как Людмила Кнутова, Мишина мама. Фамилию изменил её новый муж, став Гасиловым.

  На следующий день Миша и Лариса уже готовились отправиться дальше. Галя купила им две сидячие коляски, а третью Гасиловы на всякий случай оставили себе.

  Семью Гасиловых провожали всей деревней. Жители деревушки преподнесли семье Гасиловых подарки, Лариса получила кассету с песнями Уитни Хьюстон, нотный сборник её песен и музыкальные инструменты, а Миша получил книги и пособия по развитию детей. Все жители Гасиловки ясным весенним утром выбежали из своих домов и помахали на прощание руками. Многие из них горько плакали.

                *     *     *

  Прошло ещё три месяца.

  Вечерело. Солнце уже почти село, и в воздухе чувствовалась лёгкая прохлада. Вокруг становилось темнее и темнее. Взошла ярко-оранжевая, как большой апельсин, луна, освещая луг мягким и нежным светом. Птицы постепенно смолкли, только кузнечики и сверчки стрекотали громче, громче звенели цикады. Зелёный луг засыпал. Вокруг стояли сумерки, и только дорожка чернела среди зелёной травы, словно тёмный весенний поток.

  Догорал закат. На западе ещё оставалась тоненькая полоска ясного голубого неба. Как блёстки мишуры и новогоднего дождя, на небе зажглись первые звёздочки, усыпав причудливыми созвездиями всё ночное небо. Всё смолкло, и воцарилась поэтичная задумчивая тишина.

  По чернеющей среди травы дорожке не спеша шла семья. Пожилая женщина, нежно напевая колыбельную, везла коляску, в красно-синюю полоску и с мешком внизу, с рыжей ручкой. Коляска была закрыта тюлевой накидкой, и в ней под этой накидкой сопело маленькое беспомощное существо, которому сегодня исполнился один месяц. Позади неё шёл юноша в малиново-бордовой куртке, бирюзовых брюках, розовой кепке и розовых сапогах. Рядом с ним шла девочка, одетая в бирюзовое платье. На голове она носила голубой и розовый бантики.  Из-под этих бантиков виднелись длинные красивые хвосты. Оба они везли ещё две коляски, но не лежачие, а сидячие, в каждой из них сидело по малышу. Оба ребёнка оборачивались назад и смотрели на догорающий закат. Девочка насвистывала мамину любимую песню Уитни Хьюстон – «Didn't We Almost Have It All», а юноша задумчиво созерцал луну впереди себя.

  Вскоре стало совсем темно, и когда луна поднялась высоко над головами Миши, Ларисы, Гали и детей, Тиша и Саша оба провизжали во весь свой детский голосок:

  — Агу-у! Кхе-хе-е-а! Агу! Агле! А-а-ах-х-гу-у-у! Ай-и-иа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

  Сзади путников донеслось первое протяжное завывание волка...

         ©  Яковлев Егор Сергеевич, 7 сентября 2005 г.