Укрощение строптивой, 2-1

АКТ ВТОРОЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Падуя. Комната в доме Баптисты.

(Входят Катарина и Бьянка.)

БЬЯНКА:
Себя ты унижаешь, боль мне причиняя.
Не делай из меня рабу, мне это ненавистно.
А коль наряды хочешь, развяжи мне руки,
Отдам все платья вплоть до нижней юбки.
Всё, что прикажешь, я исполню,
Перечить старшим не привыкла и не буду.

КАТАРИНА:
Скажи мне, не скрывая, по кому ты сохнешь,
Кто по душе тебе из этих женихов.

БЬЯНКА:
Поверь, сестрица, ни один не люб.
Еще не встретила на свете я такого,
Кто б сердце мне любовию пронзил.

КАТАРИНА:
Похоже, на Гортензио запала?

БЬЯНКА:
Коль по душе тебе, сестрица, он,
Всё сделаю, клянусь, чтоб он тебе достался.

КАТАРИНА:
Ты хочешь роскоши и, должно статься ,
В богатстве Гремио желаешь искупаться.

БЬЯНКА:
Ко мне его не можешь ревновать !
Наверное, ты просто пошутила.
Со мною ты затеяла игру.
Мне руки, Кэт, скорее развяжи.

КАТАРИНА:
А коль по-твоему шучу – шутить я далее хочу!
(Бьёт её.)

(Входит Баптиста.)

БАПТИСТА:
Сейчас же прекрати! Откуда дерзость эта?
Ты, Бьянка милая, уйди и  плакать перестань,
Займись-ка рукодельем. Пусть она уймётся.
Стыда в тебе, похоже, не осталось,
Пошто ты над сестрою издевалась?
Она тебе ни словом и ни делом не перечит.

КАТАРИНА:
Она меня молчаньем бесит!
(Старается поймать и ударить Бьянку.)

БАПТИСТА:
Как смеешь на глазах моих творить такое!
Уйди же, Бьянка.

(Бьянка уходит.)

КАТАРИНА:
Вы обо мне нисколько не печётесь!
Она – ваш бриллиант, ей прочите вы мужа,
А я – на свадьбе босиком её танцуй,
Да в ад ещё мартышек провожай по вашей воле.
Мне оправданья ваши ни к чему,
Осталось  мне лишь сесть и плакать.,
Пока не предоставиться удобный случай  отомстить.

(Уходит.)

БАПТИСТА:
Найдётся ль кто печальнее меня?
Но кто-то там идёт.

(Входят Гремио, переодетый Люченцо, Петручио с Гортензио в образе музыканта и Транио с Бьонделло с лютней и книгами. )

ГРЕМИО:
Привет вам, уважаемый сосед.

БАПТИСТА:
И вам, привет, а также и сеньорам с вами.

ПЕТРУЧИО:
Спасибо. Нет ли дочери у вас с прекрасным обликом и именем не менее прекрасным Катарина?

БАПТИСТА:
Есть дочка у меня – девица с именем прекрасным Катарина.

ГРЕМИО:
Не так напористо! Сначала объяснитесь.

ПЕТРУЧИО:
Мне, Гремио, извольте не мешать.
Я – дворянин и родом из Вероны,
Но и туда пришла о деве слава:
И красота и ум её в пути не растерялись,
А лишь умножились любезностью
И скромностью во всём.
Решил я объявиться в дом незваным,
Абы проверить достоверность слухов.
Хотел бы вам представить человека,
(указывает на Гортензио)
Который в математике и музыке силён.
Отдайте дочь в его благие руки,
И музыке обучит и науке.
А коль она к наукам тяготеет,
То в деле этом явно преуспеет.
Прошу отказом не обидеть.
Из Мантуи он родом, а зовут Личио.

БАПТИСТА:
И вас приветствую и мужа от науки,
Но что касается девицы Катарины,
То как не грустно –  дева не для вас.

ПЕТРУЧИО:
Я вижу: с ней расстаться не хотите,
А, может, не по вкусу претендент?

БАПТИСТА:
Здесь нет ошибки. Говорю, как есть.
Откуда вы, сеньор? Как величать вас?

ПЕТРУЧИО:
Я сын Антонио, Петручио зовут.
Отец в Италии известный человек.

БАПТИСТА:
Ну, кто ж Антонио не знает! Рад вас видеть.

ГРЕМИО:
Не портя ваш рассказ, прошу, Петручио,
И нам, просителям смиренным, слово вставить,
Уж больно вы, как ястреб,  рвётесь в бой.

ПЕТРУЧИО:
Прошу прощения, сеньор. Я с радостью последую совету

ГРЕМИО:
Нисколько в этом я не сомневаюсь. Пойдёт ли брак на пользу вам, не знаю.
Позвольте же, сосед, и мне преподнести не менее существенный подарок. Я, вами почитаемый средь прочих, осмелюсь юного учёного представить.
(Представляет Люченцо.)
Науку в Реймсе познавал, владеет греческим, латинским и другими языками. Он математики и музыки знаток.  Зовут его Камбио. Прошу его умение принять и оценить.

БАПТИСТА:
Вам, Гремио, премного благодарен. Любезный Камбио, я рад вас очень видеть.
(Обращаясь к Транио):
А вас, синьор, я никогда не видел. И какова ж причина вашего прихода?

ТРАНИО:
Прошу, сеньор, простить меня за дерзость,
Я уроженец города иного,
Но цель моя проста и однозначна:
Намерен я просить  руки прелестной Бьянки,
Той, что из двух сестёр моложе и скромнее.
Из светских разговоров довелось узнать:
Сначала вы хотите старшую отдать.
Надеюсь: родословная моя
Позволит мне войти в число счастливцев,
Которые на право женихов имеют шансы.
Вот инструмент для ваших дочерей.
Он – полон разных книг,
Латинских, греческих и прочих словарей,
Коль инструмент по нраву вам, так что же –
Он многократно ценность дочерей умножит
БАПТИСТА:
Люченцо, вы откуда родом?

ТРАНИО:
Я сын Винченцо, мой сеньор, из Пизы.

БАПТИСТА:
Могущественный в Пизе человек.
О нём наслышан я немало.
Добро пожаловать, сеньор.
Ты лютню забери. А ты – все книги.
Сейчас представлю ваших учениц.
Эй, кто-нибудь!
(Входит слуга.)
Веди-ка сих сеньоров к дочерям,
Скажи им, что явились педагоги
И пусть они их примут как и должно.
(Слуга уходит. Вместе с ним уходят Люченцо, Гортензио, Бьонделло.)
Пойдёмте прогуляемся по саду,
Потом всех приглашаю отобедать.
Всем очень рад, прошу не сомневаться.

ПЕТРУЧИО:
Мои дела мне прохлаждаться не дают,
Не каждый день я свататься намерен.
Отца вы знали, я – пред вами весь,
Наследник всех его владений и богатств,
Которые не тратил я, а множил. И всё же:
Коль ваша дочка не откажет мне,
Какое ей приданое дадите?

БАПТИСТА:
Земель всех половина – после смерти,
Сейчас же – двадцать тысяч крон.

ПЕТРУЧИО:
Коль пережить сумеет, я готов отдать,
Чем обладаю, чем я буду обладать.
Хочу под этим словом подписаться,
Чтоб более его нам не касаться.

БАПТИСТА:
Сначала с Кэт любовь свою решите,
Потом уж – что хотите подпишите.

ПЕТРУЧИО:
Всё это – ерунда. Я в том уверен.
Она – горда, а я – высокомерен.
Когда, соединясь, два пламени пылают –
Они, как правило, друг друга выжигают.
При ветре слабом – пламя ярче светит,
Но гаснет – лишь порывы встретит.
Вот так и я – взорвусь, подобно вспышке:
Муж требует руки, а не мальчишка

БАПТИСТА:
Спешишь посвататься, готовься отбиваться.

ПЕТРУЧИО:
Хоть урагану с бурями случиться:
Утёс стоит и ветра не боится.

(Входит Гортензио с разбитой Гловой.)

БАПТИСТА:
В лице вы изменились! Что стряслось

ГОРТЕНЗИО:
Страх изменил меня, признаюсь вам.

БАПТИСТА:
А есть ли к музыке способности у дочери моей?

ГОРТЕНЗИО:
Сподручней ей солдатом – на войну,
А не на лютне  гладить пальчиком струну.

БАПТИСТА:
Таланта обучить на лютне не хватило?

ГОРТЕНЗИО:
Она её об голову мою размолотила.
Сказал я, что она не ладит с ладом,
Взял за руку, и показал, как надо,
Она же, вспыхнув вепрем, закричала:
«У нас лишь нелады, а не лады сначала»!
И так меня сей лютней долбанула,
Что голова в той лютне утонула.
Мои глаза таращились из лютни,
Я уподобился позорному столбу,
Когда любой тебя унизить может,
Назвать глупцом и даже проходимцем,
И чем позорнее, тем публике смешней.

ПЕТРУЧИО:
Бой-девка! В мире нет ей равных!
Любовь моя всё более растёт.
Вот уж действительно – бой-баба!
Хочу в дуэли с ней свой обнажить скандальный рот.

БАПТИСТА:
Особо, музыкант, не огорчайтесь.
Пойдёмте я вас к младшей отведу:
На благодарность скора и на учёбу спора.
Сеньор Петручио, вы снами?
А, может, повидать хотите Катарину?

ПЕТРУЧИО:
Хочу.
(Все, кроме Петручио, уходят.)
Я здесь её дождусь.
За дело я возьмусь с напором.
Начнёт словами-плётками хлестать,
А я скажу: «Слова все – соловью под стать»!
Нахмурит брови, восхищусь красой,
Сравню с цветком под утренней росой.
Не пожелает слово мне сказать,
Речистость милой буду восхвалять,
Которая так рвётся из очей
И выразительней гораздо всех речей.
А коль на дверь покажет,
Скажу «спасибо» даже,
Как-будто собирается просить
Меня недельку в доме погостить.
Откажет в браке – буду умолять
Надежду на венчанье, свадьбу дать.
Она идёт. Петручио, готовься!
(Входит Катарина.)
Приветствую вас, Кейт!
Так вас, похоже, называют.

КАТАРИНА:
Коль на ухо глухи, дела у вас плохи.
Меня все называют Катарина.

ПЕТРУЧИО:
Я склонен этому не верить.
И называть намерен  Кейт,
То шаловливой Кейт, то озорной,
Но самою прекрасной в христианстве.
Кейт из Кейт Холла, супер-Кейт.
Конфеты слаще Кейт не существует,
Тебе дарю я это сладостное имя.
Молва о Кейт носилась птицей всюду,
И красотой и скромностью маня,
Я  пред тобою откровенным буду:
Та птица привела к тебе меня.
Действительность чудеснее той птицы,
Я движим мыслию жениться.

КАТАРИНА:
А коли движим! Двигайся отсюда.
Ведь сразу видно: ты передвижной.

ПЕТРУЧИО:
Передвижной? Что это значит?

КАТАРИНА:
Как стул.

ПЕТРУЧИО:
А коли стул – садись верхом.

КАТАРИНА:
Верхом садятся на осла. Ты уподобился ослу.

ПЕТРУЧИО:
Осёл и женщина одной гружёны ношей.

КАТАРИНА:
Такою клячею я быть не собираюсь.

ПЕТРУЧИО:
Прекрасно, Кейт! Обременять не буду.
Ты так легка и молода…

КАТАРИНА:
Я так легка, что  не поймать меня,
Хотя весомости от этого не меньше.

ПЕТРУЧИО:
Легка ты и грузна медком, как пчёлка

КАТАРИНА:
А ты, подобно грифу, мечешься без толку.

ПЕТРУЧИО:
Похоже, ты не пчёлка, а оса, коль так свирепа.

КАТАРИНА:
Так жала моего остерегайся.

ПЕТРУЧИО:
Лекарство здесь одно – возьму да вырву.

КАТАРИНА:
Коль дураку известно, где оно таится.

ПЕТРУЧИО:
Кто ж этого не знает? Оса его в хвосте скрывает.

КАТАРИНА:
В языке.

ПЕТРУЧИО:
В чьём языке?


КАТАРИНА:
В твоём, коль о хвостах заговорил. Прощай.

ПЕТРУЧИО:
Ты показала хвост и поразила жалом. Кейт, славная моя, не уходи. Я – дворянин.

КАТАРИНА:
Я это мы проверим.
(Бьёт его.)

ПЕТРУЧИО:
Ударишь вновь – получишь оплеуху.

КАТАРИНА:
Распустишь руки – ты не дворянин.
Дворянство потеряв, свой герб похеришь.

ПЕТРУЧИО:
Знаток геральдики, составь мой образ.

КАТАРИНА:
Что вас венчает? Гребень?

ПЕТРУЧИО:
Кейт, курочка моя, я – петушок, без всяких гребней.

КАТАРИНА:
Петух ты, да не мой, твой голос не пугает, а смешит.

ПЕТРУЧИО:
Совсем ты скисла, Кейт.

КАТАРИНА:
Всегда скисаю, кислое увидев.

ПЕТРУЧИО:
Нет кислого вокруг, и нет причин быть кислой.

КАТАРИНА:
Увы, но есть.

ПЕТРУЧИО:
Есть? Где же?

КАТАРИНА:
Как жаль, что зеркала здесь нет.

ПЕТРУЧИО:
Не трудно твой намёк понять.



КАТАРИНА:
Такой молоденький, а всё же догадался.

ПЕТРУЧИО:
Святым Георгием клянусь – я молод.

КАТАРИНА:
Но уже потрёпан.

ПЕТРУЧИО:
Заботы достают.

КАТАРИНА:
Меня они обходят.

ПЕТРУЧИО:
Прошу же, Кейт, не уходи.

КАТАРИНА:
Оставшись, более тебя расстрою.

ПЕТРУЧИО:
Нисколько. Доброй нахожу тебя.
Ходили слухи, что угрюма и груба,
Дерзка, характером сварлива,
Но, слава богу, слухи – только слухи.
Ведь ты забавна и шутлива,
Учтива, вежлива в общеньи,
Хоть речь тоя не искромётна,
Но, как цветок, душиста и цветиста.
Ты хмуришься, но хмурость – люба:
Не смотришь косо, не кусаешь губы,
Как это делают другие вертихвостки.
Ты в розговое с кавалерами учтива,
Надежды рушишь, но красиво.
Однако, говорят, что ты хрома.
На вид же – о тебе не скажешь,
Ты, как ореховый пруток, стройна,
И слаще, убеждён, чем сам орех.
А коль хрома, опустим этот грех.
Пройдись-ка, посмотрю.

КАТАРИНА:
Ты мной, дурак, командовать не смеешь.

ПЕТРУЧИО:
Когда б Диана рощей проходила так изящно,
Как Кейт по этой комнате плывёт!
О, будь Дианой ты, она – тобою,
Была б ты целомудренной, она – шутливой.


КАТАРИНА:
И где ж ты так в речах поднаторел?

ПЕТРУЧИО:
Экспромт в утробе матушки созрел.

КАТАРИНА:
Поверю, что мать умницей была,
Но ослоумного сыночка родила.

ПЕТРУЧИО:
По-твоему, я – глуп?

КАТАРИНА:
А раз умён, то грейся мыслью.

ПЕТРУЧИО:
Уж лучше греться мне в твоей кровати, Кейт.
А потому откладываем шутки на потом.
Не тратя лишних слов, скажу я прямо:
Отец ваш дал согласие на брак,
Приданое мы с ним обговорили.
Хотите ль , не хотите, а женюсь.
Я – в вашем стиле, вы – в моём.
Вы красотой меня околдовали,
Найдётся на земле такой едва ли,
Кто одолеет это колдовство.
Я дикие повадки укрощу,
И вас в зверька ручного превращу,
Вы дома будете мне милою хозяйкой.
А вкруг детишки будут бегать стайкой.
Вот и отец. Не портите картину!
Женой назвать я должен Катарину.

(Возвращаются Баптиста, Гремио и Транио.)

БАПТИСТА:
Как преуспели вы в беседе с дочкою моей?

ПЕТРУЧИО:
Успехом бы назвал я это, сударь.
Не преуспеть с ней невозможно.

БАПТИСТА:
Чем объяснить столь вид её печальный?

КАТАРИНА:
Ужель я дочь? А что-то непохоже,
Коль сумасшедшему меня отдать хотите.
Буян отменный и самец,
Готовый наглостью пробить любую стену.

ПЕТРУЧИО:
Отец и свет неправду говорили,
Во лжи красавицу неправедно топили.
Не сомневаюсь я теперь, а знаю:
Непримиримость девы показная.
И незлобива девушка и ладна,
Как утро свежее прохладна.
Терпением с Гризельдою сравнима,
Стыдлива, как Лукреция из Рима.
Всё это я к тому вам излагаю,
Что обоюдное мы приняли решенье
О свадьбе нашей в воскресенье.

КАТАРИНА:
Петлю б тебе на шею в воскресенье.

ГРЕМИО:
Петлю б, Петручио, петлю б!
Вот как ты Катарине люб!
Тебе обещана петля на шею –
Петля из жарких женских рук.

ТРАНИО:
Ну, надо же такому вдруг случиться:
Согласие петлею завершится!

ПЕТРУЧИО:
Прочь пересуды! Выбор сделан!
Здесь слову нашему перечить смысла нет.
Она решила быть на людях злой,
На самом деле – не является такой.
Вы не поверите, но так оно и было:
Она меня безумно полюбила.
На шею вешалась, мне ласки раздавала,
При этом целовать не уставала.
Я не заметил, как в неё влюбился
И быть её супругом согласился.
Вы – новички: неведом вам секрет,
Когда любовь разбрасывает сети
Всё в корне  изменяется на свете:
Несмелый обретает вдруг проворность.
Строптивость обращается в покорность.
Давайте ж руку, Кейт, Венеция зовёт,
Там – платье справлю для любимой,
А здесь – твой батюшка устроит пир,
Чтоб знал о свадьбе целый мир,
Достойна праздника большого Катарина.

БАПТИСТА:
Хочу сказать, а слов не нахожу. Так дайте ж ваши руки.
Пошли вам небо радости и счастья. На том и порешим.

ГРЕМИО И ТРАНИО:
Аминь! Свидетелями будем.

ПЕТРУЧИО:
Отец, невеста, господа, прощайте.
В Венецию спешу, не провожайте.
Куплю подарков, жемчуга, колец
Поставлю точку в деле, наконец.
Скрепи же поцелуем договор:
О нашей свадьбе, Катарина, уговор.

( Петручио и Катарина расходятся в разные стороны.)

ГРЕМИО:
Внезапность я такую не предвидел.

БАПТИСТА:
Я, как купец, в сомнительном мне деле
На рынке, не проверенном доселе.

ТРАНИО:
Товар уж очень залежался у купца,
Не сбил бы запашок  с дороги молодца.

БАПТИСТА:
Купцу одна сегодня прибыль –
Жених бы к свадьбе только прибыл.

ГРЕМИО:
Его пленила Катарина,
Уже он – муж, а не мужчина.
Теперь, Баптиста, очередь за младшей.
Мы очень ждали этого момента,
Особенно же – я, сосед ваш и её жених.

ТРАНИО:
Мою любовь не выразишь словами.
Я обожаю Бьянку сердцем:
Чем больше я молчу, тем более люблю.

ГРЕМИО:
Не вызрела у юности любовь: сорвешь, а съесть не сможешь.

ТРАНИО:
У старости она давно засохла.

ГРЕМИО:
Уйди с дороги! И замечу, кстати:
Насытит – старость, молодость – растратит.

ТРАНИО:
Растраты эти радость для молодки,
Чем мужа старого колодки.

БАПТИСТА:
Решу я спор ваш напряжённый.
Тот заполучит Бьянку в жёны,
Кто ей, почив, оставит больше.
Какую премию
Ты обещаешь, Гремио?

ГРЕМИО:
Известен в городе мой дом,
Набит он золотом, столовым серебром,
Изящным пальчикам – изящная посуда.
Кругом развешены персидские ковры,
В ларцах слоновой кости – злато,
В комодах кипарисовых – наряды,
Бельё тончайшее, турецкие подушки,
Венецианское шитье, каменья, жемчуга,
И утварь медная – хозяйке молодой.
Коров молочных целые стада
Пасутся на лугах обширных,
А в стойлах – крепкие волы,
Готовые к работам на селе.
Всего не перечислишь сразу.
Над головою –  меч годов и если он падёт,
То всё имущество хозяйке отойдёт,
Была бы лишь при жизни мне женою.

ТРАНИО:
Судьба решит: падёт ли, не падёт.
Поведать о себе настал и мой черёд.
Я у отца – единственный наследник.
Коль ваша дочь моей женю станет,
Она в наследство может получить
Четыре дома за стенами Пизы,
Не менее богатые,
Чем в Падуе соперник предлагает.
К тому ж – две тысячи дукатов ежегодно,
Доход от плодороднейших земель.
Такого, Гремио, вы от меня не ждали?

ГРЕМИО:
Такой доход мои наделы не дадут!
Тогда в Марселе мой корабль продадут,
А золото любимой Бьянке вручат.
Найдёшь ли, Транио, чего-нибудь ты круче!

ТРАНИО:
Ты победителем пока что не смотри! -
У батюшки –  таких на море три,
Где трюмы ломятся от всякого товара.
Есть и галеры и гребные лодки.
Я всё отдам своей молодке.
Что б ты не предложил – я дважды превзойду
И без победы не уйду!

ГРЕМИО:
Всё, что имею перечислил,
А ко всему – себя, иначе и не мыслю.

ТРАНИО:
Она на свете – самая моя.
В дуэли этой победитель – я.
И нет препятствия слиянию сердец,
Сдержите обещание, отец.

БАПТИСТА:
Вы победили – спора нет.
Теперь от батюшки зависит мой ответ.
Коль батюшка за сына поручится,
На Бьянке смело можете жениться.
Иначе дочь за вас я не отдам.
Ведь если в молодости смерть вас заберёт,
Она по свету нищею пойдёт.

ТРАНИО:
Вы этом споре, вижу, притомились:
Меж молодым и старым заблудились

ГРЕМИО:
Да ни при чём здесь зрелые года –
И молодого смерть хоронит иногда.

БАПТИСТА:
Две дочери – две свадьбы я сыграю,
На дни воскресные гуляние назначу:
Одно из воскресений – Катерине,
Другое воскресение – для Бьянки.
Коль согласится на условия отец,
С моею Бьянкою пойдёте под венец,
А коли батюшка условиям откажет,
То Бьянка Гремио уважит.
Признателен обоим. До свиданья.

ГРЕМИО:
До скорого, сосед.
(Баптиста уходит.)

Ты мне теперь, мальчишка, не соперник:
Отец ведь не дурак, чтоб всё тебе отдать.
А в старости объедки  со стола глодать.
Вот уж забава!
Не даром о лисице старой ходит слава!

(Уходит.)
ТРАНИО:
Пусть на главу твою падёт несчастье!
В игре предложенной не сдамся никогда.
Есть в голове моей одна задумка:
Воображаемый Люченцо
Доверенность получит от поддельного Винченцо.
Всё будет в этот раз наоборот:
И не отец, а сын отца произвёдет.
Так чудо хитрость совершит
И все проблемы разрешит.

(Уходит.)