Везунчик

                Открываю глаза – белый потолок, ряд узких люминесцентных светильников посредине, белые стены, кафельные, как в санузлах. Ощущение холода и стерильности. Спросить самого себя: «Где я?», не успеваю, откуда-то раздается мужской голос, оповещающий:

                - В морге, ты. В морге. И не моргай так!

                Не знаю, что сделал бы в такой ситуации другой, а я заржал во все горло! Почему не испугался и не удивился? Потому, что со мной может случиться все, что угодно, я свое отбоялся и удивляться давно перестал. Я такой, я притягиваю к себе приключения и не только их.

                Однако вернемся в морг.

                - Эко тебя, - сочувственно глядя на меня хохочущего, произнес пожилой мужичок в потасканном белом халате, и пробурчал себе под нос, - придется успокоительное колоть.
                - Эй, эй! Стоп! Колоть ни чего не надо! – моментально отреагировал я, - А вот объяснить, как я сюда попал, следовало бы.
                - Не помнишь? – серьезно спросил мужичок, - Ни чего не помнишь?

                А я еще, если честно, и не пытался что-то вспомнить, как-то не до того было. Задумался, на белый потолок глянул, потом на этого, непонятного, в белом. Спрашиваю:

                - Сегодня, какое число, какой день недели?
                - Суббота сегодня, второе августа, - отвечает он, вздыхает, - день ВДВ.

                О! Вот все и встало на свои места, я все вспомнил. У нас же Лешка десантура!

                Не тот Леша, который мой, который Заяц, а Лешка-Леший. У нас и Дмитрий, мой тезка, еще один имеется. Только я Дима по жизни, а он Митя. Есть и другие друзья и приятели с одинаковыми именами, Сашек вообще четверо, хоть номера присваивай! Вот ведь родители-вредители. При всем богатстве и разнообразии русских мужских имен они сыночков называют одним из десятки самых распространенных: Александр, Алексей, Виктор, Владимир, Дмитрий, Игорь, Михаил, Николай, Олег, Сергей. С девчачьими именами та же история: Анек, Ирок, Катек, Ленок, Машек, Наташек, Насть, Оль, Свет и Тань хоть пруд пруди.

                С Лешкой-Лешим мы дружим с незапамятных времен, в одну секцию самбо ходили. Ему занятия помогли с профессией определиться, он стал военным, десантником, давно полковник и сейчас уже в отставке. И тогда жил и сейчас живет в военном городке, и мы всегда приезжаем к нему отмечать день ВДВ. И ни когда не делаем этого в помещении, только на лоне природы, на берегу реки. Десантуре простор требуется, особенно, когда народ выпьет. И мы не одни такие.

                В тот день, когда мы подъехали к реке, мы долго искали свободный «пятачок». Вообще-то нам не хилое место требовалось, мы на шести «тачках» прикатили, с ведрами шашлыка, ящиками водки, канистрами пива и со своими половинами. Не чисто мужская компания, не у всех жизнь складывается, как у меня, поэтому с нами и женщины были.

                «Ага! Значит, месилово вышло качественное», - соображаю я, вперив глаза в белый потолок.

                Вспомнил, как мы расположились рядом с другой компанией, тоже приличной по численности. Только там все были моложе, а мужики в майках-тельняшках и голубых беретах. У нас народ в основном штатский, но есть трое военных - Леший, Санчо и Серый, и бывший мент Славка-Танк. Конечно, когда все в плавках, не различишь, кто есть кто, а хиляков-разрядников в наших рядах ни когда не было. Видимо это сыграло свою роль.

                - А мои мужики где? – заволновавшись, спрашиваю я этого, в белом халате.
                - Много их у тебя? – отвечает он мне вопросом на вопрос.

                Вот ведь как бывает, сложно сразу что-то сказать. Тут свои тонкости имеются. Одни мужики во всех смыслах мои, другие только друзья, третьи приятели и знакомые. Плохие люди ко мне не прилипают, а хороших за годы жизни немало собралось. Мой круг, если определением из модных социальных сетей пользоваться, формировался с детства. Во дворе, в школе, в секции, в техникуме, в армии, в институте и на разных местах работы всегда находились люди с кем я, так или иначе, сближался.

                - Нас девять было и пять женщины еще, - отвечаю я по конкретной ситуации.
                - Во! Значит, что-то помнишь, это хорошо! – радостно восклицает мужичок, и обстоятельно разъясняет, - Женщин у нас сейчас нет, не то время, а ваши бабы наверно в ментовке, на разборках. Мужики тоже не все здесь, мы сортируем. Тяжелых сразу отправляем в госпиталь, с ерундой всякой по коридорам распихиваем и даже сюда, в морг, до протрезвления, а остальные по палатам. Тут ты один остался, другие ушли уже, значит, твоих приятелей либо увезли, либо по койкам разложили.
                - А что со мной? – задаю я глупый вопрос.
                - По кумпалу получил и отдыхал. Тебя обкололи, чтобы спал, не бегал, - отвечает мужик и, приподняв укрывающую меня простынку, заглянув под нее, добавляет, - не смущал народ.

                «Блин! Нельзя же так! Эх, жаль мы не в Америке!» - мысленно возмущаюсь я.

                Я не уверен, что мне удалось бы там привлечь этого наглеца к ответственности, но в благословенных Штатах существует масса абсурдных законов, может, чего и вышло бы. Например, в Юте считается противозаконным заниматься сексом с мужчиной, которого везут в реанимацию. Не совсем мой случай, но все-таки. Знаю я, что под простынкой я, в чем мама родила, и что теперь? Как вышло, так вышло!

                Я помню, как я из кустов выскочил, когда драка начался с соседями-охламонами. Наши те еще дурни, хоть и взрослые мужики, повелись на подколки. Женщины купались в тот момент, вот я и не стал терять время, не счел необходимым плавки натягивать. Зачем снял, это ни кого не касается, кроме нас с Зайцем, и рассказывать об этом я не буду. А вот чем дело кончилось на берегу, я не расскажу по другой причине. Не знаю! Как-то все быстро произошло. Подбежал, и меня сразу выключили. Бывает.

                - Ты в везунчиках, - вздыхая, продолжает мужик, - руки-ноги целы, ранений нет, а ссадина на затылке заживет.
                - Какая ссадина? – удивляюсь я.

                На меня, я помню, амбал с пустыми руками налетел. Неужели у него кастет был, а я не заметил!? Или его клешни, привыкшие кирпичи разбивать, до такой степени загрубели, что даже ссадины оставляют?

                - Обычная, уже корочкой покрылась, - отмахивается мужик, - доктор придет, все расскажет. И если шмотье тебе так и не принесут, можешь с ним договориться на счет позвонить. Лежи пока, напраздновался уже.
                - А вы кто? – интересуюсь я, - Не врач?
                - Нет, я тут, при морге вроде санитара обычно, нас сегодня всех вызвали, аврал, - отвечает он, а больше нам поговорить не удается.
                - Где он? Где этот, голый? Что с ним!? – слышу я срывающийся от волнения голос Зайца.

                ***

                - Дима, Дима, Дима, - воркует Лешка, прижавшись щекой к моей щеке, - напугал, паразит. Спрятался в морг, думал, не найду?
                - Леша, Леша, - шепчу я, перебирая его мокрые от пота кудряшки, - я не сам сюда, ты же понимаешь? Доктор сказал в морг, значит в морг!

                Заяц на шутку не реагирует, пытается успокоиться и нежно трется своей щекой о мою. В этой невинной ласке столько всего, словами не выразить, но я куда-то улетаю. Плохо, конечно, что он так разволновался из-за меня, но мне приятно. Я в тихом восторге от того, что существует человек, которому я так нужен и дорог. Это наверно самое-самое главное, что может подарить судьба, и это надо суметь и оценить, и сберечь.

                - Ты зачем в свалку полез? – тихонько произносит Заяц.
                - А можно подумать, ты остался в стороне, - парирую я, поглаживая разбитые костяшки его пальцев.
                - Я на своих двоих, а тебя вон куда занесло, - вздыхает он.
                - Фигня, проехали. Ребята как, где? – перевожу я разговор на другую тему.
                - Наши нормально. Все в ментовке, кроме тебя и меня уже, а из тех архаровцев двое здесь, - рассказывает Заяц, - но, ни чего серьезного, я узнал. Меня и отпустили первым, чтобы я все выяснил и отзвонился, я же трезвый, а в ментуре рук не хватает.
                - Дела! – вздыхаю я, - Каждый год одно и то же, и ни кто не чешется. Мы, правда, раньше как-то не попадали.
                - Мы бы и сегодня не попали, если бы у тех гвардейцев были другие бабцы. Это они всех на уши поставили, - продолжает рассказывать Лешка, - мы потом выяснили, пока разбора полетов ждали, они не местные, непривыкшие. Первый раз настоящую мясорубку увидели, испугались.
                - А чего вы в мусарне застряли? Танк не мог протолкнуть дело? – удивляюсь я.
                - Танк мобилу в плавках не носит, а к машинам нас не подпустили сначала, вдруг там оружие!? Потом дали собраться кое-как, и в отдел. Все галопом, - ворчит Лешка.
                - А женщины, а машины? – изумленно интересуюсь я.
                - Все возле ментуры. Нас на наших тачках везли, только за руль ни кого не пустили, а пострадавших сразу в «скорую» и сюда. Я рвался с тобой ехать, тебя лихо приложили. Не дали, - вздыхает Заяц.
                - Нормально все, Леша, я везучий, - усмехаюсь я, спрашиваю, - ты мне штаны хотя бы принес? Чего тут лежать? Чего ждать?
                - Голова болит? – ласково интересуется он.
                - Конечно, но пройдет! Дома поваляюсь, травяные чаи попью. Пить, кстати, хочется, - замечаю я, - а врачей ждать или отрывать от дел не хочется.
                - Сбежать решил? – усмехается Заяц.
                - А ты хотел бы, чтобы я и дальше в морге валялся? Это еще будет когда-нибудь, только тогда я убежать уже не смогу, а тут такой случай. Не упускать же!? – восклицаю я.

                Заяц неодобрительно покачал головой, шутка не получилась. Он, молча, помог мне сесть, а потом обнял, прижал к себе и застыл так на несколько минут. Я его тоже обнял, и тоже не стал ни чего говорить, извиняться, хотя стоило. А потом я оделся, и мы быстро смылись. Тот мужик, санитар, оставил нас без присмотра, деликатный. А мне показалось, что он от общения с покойниками своими очерствел.

                Вот такие дела. Теперь я в своей манере, при случае рассказываю, что сбежал из морга, но только не в присутствии Зайца. Мы с ним ни когда вслух не вспоминаем это приключение, нам не до смеха, а другие в основном гогочут и, либо не верят, либо везунчиком называют.

                А я и есть везунчик, только я не объясняю ни кому, что я имею в виду, называя себя так.

ЕВКА, ноябрь 2012г.