Пред запертой дверью Глава первая

Глава первая


Мы никогда не помним, как засыпаем и как просыпаемся. И никогда не помним начало сна. Раз – и мы спим, два – проснулись с обрывками сна перед глазами…

Ната не спала. Посмотреть который час она не решалась, читать и смотреть кино не хотела. Сердце гулко стучало, мысли хороводились вокруг насыщенной адреналином крови, она прислушивалась к малейшим звукам, доносящимся из-за окна, приоткрытого на ночь. Её подушки, оказывается, такие неудобные, матрас – твердый, одеяло слишком тяжелое. Зубы забыла почистить, в раковине осталась грязная посуда, а в ванной – постиранное белье, которое Ната собиралась развесить утром. Вся эта бытовщина вихрем проносилась в голове, лишала сил, уносила покой. Она хотела спать, но уснуть не могла.
«Надо выпить», - подумала Ната, - «тогда я усну». В кухонном шкафчике стояла початая бутылка клубничного ликера, которую полгода назад привез Олег…
 «В нем чувствуется алкоголь, а в хорошем, - Ната говорила  жутко скучным и нравоучительным тоном и сама это понимала, - «действительно хорошем и дорогом спиртном никогда не почувствуется спирт». Олег тогда молча вылил ликер из бокалов в цветочный горшок, взял бутылку и направился к ванной, но Ната не дала ему выйти. Она обняла его, принялась щебетать, целовать, предложила съездить за мартини. Всюду  в комнате были расставлены свечи, и свет их тогда решил все дело. Глаза Наты в  которых отражались огни свечей, заманчиво блестели, голос зачаровывал, приспущенный с одного плеча халатик  открывал  линию шеи… При свечах не ругаются. Расходиться – расходятся, но не ругаются.
Когда Олег уехал за мартини, Ната убрала злосчастный ликер в кухонный шкаф, и так он там и простоял,  пока не настала эта ночь, когда  ей пришлось закрыть глаза на запах алкоголя и выпить несколько рюмок приторной клубничной жидкости. Давясь и борясь с приступами рвоты, Ната осушила полбутылки и через несколько минут уснула.

***

 Вечером, вернувшись с работы, Ната долго сидела на балконе и курила. Она любила курить именно вечером, когда темнело, и яркий огонек сигареты танцевал в её руках. Утро и вечер – это всегда такое особое время, когда  само время становится иным. Оно замедляет свой ход, делает мир более осязаемым. Даже воздух другой, его можно набрать в ладони и играть; солнечный свет удивительно мягкий, льнущий к телу, окутывающий…
Ей хотелось льнуть и окутывать, и  по вечерам Ната всегда чувствовала себя одинокой.. Ей хотелось домой.
  Хуже всего, что даже приезжая в родительский дом она не могла избавиться от этого вечернего чувства и продолжала хотеть куда-то еще. Это «куда-то» она продолжала называть домом, даже после того, как поняла, что единственное место, которое она могла так назвать, перестало быть таковым.
Вчерашняя бессонная ночь давала себя знать вечерней тоской, такой тоскливой, что хоть плачь. Но Ната не плакала. Тогда еще, в ту ликерную ночь они с Олегом все-таки разругались. Тот костер, что при помощи свечей так удачно потушила Ната, вспыхнул вновь при безжалостном электричестве – порождении суматошного века вечной спешки и вечных провалов. Сейчас, сидя на любимом табурете и стряхивая вниз пепел с затухающей сигареты, Нате уже не было больно при воспоминании о той ночи, но тогда она рыдала навзрыд, она потеряла ориентиры и барахталась в безвестности, и не к кому было прильнуть, и некому было укутать её.
Утром,  при первых тревожных лучах рассвета, Ната успокоилась так, как можно было успокоиться после такого, умылась, вытерла полотенцем красное от слез, некрасивое лицо и, глядя на себя в зеркало, пообещала, что больше она плакать не будет. Ей казалось, что этим волевым решением она отменит все ночные унижения, весь кошмар той ссоры. Ей так хотелось поставить точку,  спрятать ту ночь  в своей памяти за семью замками, чтобы больше к ней не возвращаться.
Больше не плакать, никогда не плакать, ни за что не плакать.
И больше она не плакала. И сейчас,  когда клубничный ликер вернул в память тот вечер, воспоминания не резали её,  лишь было стыдно, все еще стыдно за себя.
Уже который окурок полетел вниз, а Ната все сидела на балконе, провожая последние солнечные лучи за горизонт.

***

Бесконечная бессонница вымотала Нату. Ночь за ночью она мучилась невозможностью уснуть, а днем боролась со сном. «Почему я не сплю? Я же не нервничаю, не переживаю, устаю, что не так?» - эти вопросы, на которые не было ответов,  превратили ночи в кошмар. Нате казалось,  что если бы она точно знала причину, ей было бы легче, всегда легче, когда известен виновный, но она не знала и каждый день с ужасом ожидала ночи. Работа у неё малоподвижная – диспетчер в такси, и если выдавались спокойные полчаса, Ната тут же засыпала перед экраном работающего компьютера и просыпалась только от телефонных звонков, не реагируя на разговоры отдыхающих в диспетчерской водителей.
В коллективе на Натину сонливость быстро отреагировали градом  шуток. Когда она открывала глаза и брала в руки  телефонную трубку, кто-нибудь обязательно сочувственно качал головой, а если в диспетчерской находился Колек, то тот обнимал  за плечи проснувшуюся Нату и со слезами в голосе причитал на всю их каморку:
 - Ну до чего же любовь бабоньку довела-а-а, ну что ж он, окаянный, совсем её измучи-и-ил. Бросай его, Натка, здоровье дороже.
Недавно ставший отцом во второй раз Толик Иваныч со знанием дела объяснял Натину сонливость куда более земной причиной, чем неземная любовь:
 - Натка, там Оля моя тебе вещи собрала, ну, те, что на пузо налазят, а то разнесет тебя, мама не горюй, в чем ходить будешь? Бери, не стесняйся, все свои.
Ната всегда терялась от откровенных шуток, с трудом подбирала ответные слова, но так как любой её ответ тут же вызывал град новых шуточек,  то она научилась молча улыбаться, что несколько сбавляло их поток и утихомиривало и Колька и Толика Иваныча.
Василий Васильевич, директор их «организации», как он сам называл свою фирму, был давним другом отца Наты. Потому-то она тут так долго и работала и даже неплохо зарабатывала, что шеф закрывал глаза и на её сессии, и на личную жизнь, которая частенько мешала работе: один Олег, который всегда забирал её пораньше, а иногда мог и просто не пустить на работу, чего стоил для Натиной так сказать карьеры, но и то Василич пережил.
«Д-да,  что-то не то с девочкой», - подумал Василий Васильевич, когда в очередной раз заметил спящую Нату, и вечером вызвался отвезти её домой.
 - Нат, пора тебе купить машину.
 - Дядь Вась, ну что вы, я не водитель. – Этот разговор возникал уже не в первый раз и Ната устало отвечала выученными наизусть фразами. – Я – классический пассажир.
 - Это ты так думаешь, а вот сядешь за руль, почувствуешь себя хозяйкой этого рычащего монстра и войдешь во вкус, потом и представить себе не сможешь, как без него жила.
Василий Васильевич не стал ходить вокруг да около, а решил в этот раз поговорить с ней серьезно.
 - Ната, ты плохо выглядишь, ты сама не своя. В чем дело? Я могу тебе помочь? Знаю, что с папой ты не разговариваешь, но он любит тебя, и мы вместе сделаем все возможное, чтобы помочь тебе.
Опять папа… Сколько можно, я его уже сто раз простила.
 - Василич, вы же знаете, что я не держу зла на папу. Я просто не хочу его видеть. Его и эту тетку. Просто не хочу видеть. Пусть они будут счастливы и нарожают кучу ребятишек, мне это неинтересно, у меня  своя жизнь. Высадите меня здесь, пожалуйста.
Василий Васильевич остановился рядом с супермаркетом.
 - Тебя подождать?
 - Да нет, спасибо. Прогуляюсь. До завтра.
Ната чмокнула Василия Васильевича в щеку и скрылась в ярких огнях торгового центра.
С дня того разговора Василий Васильевич стал более внимателен к Нате. Он приносил ей кофе и пирожные, испеченные его женой Ольгой Павловной, приглашал в гости на семейный ужин, а летом собирался  отправить в Европу со своими дочерьми. Нату почему-то забавляла такая забота. «Да он себя чувствует виноватым за моего папашу. Все-таки с той теткой отец познакомился именно у Васьвася. Такое б чувство вины родителю моему, а не его другу».


***
 
 - Нат, отвезти тебя домой? – спросил Колек когда Ната принялась убирать со стола перед приходом ночной сменщицы свои кружку и блюдечко с печеньем. С тех пор, как он появился в их фирме, он каждый раз предлагал ей то «доставку на дом в невредимом состоянии», то «легкую необременительную прогулку к родным пенатам», в последнее время «качественную передачу с рук на руки вашему ухажеру, мисс». Ната неизменно отказывалась, но сегодня согласилась. Он так просто к ней обратился, без  шуточек, как будто они хорошие друзья, или, наоборот, вовсе незнакомы…
  - Поехали, – ответила она и направилась к выходу.


***





 - Давай в кино? – Коля заводил мотор и  не смотрел на Нату, - или просто погуляем.
Он вел машину по тонувшим в пелене дождя улицам, напряженно всматриваясь в поток транспорта, и куда только девалась его разговорчивость? А Ната смотрела на него, как будто впервые видела.
 - Лучше в кино, - такие простые слова, за которыми стояли множество других, которые не надо было произносить:  «Ну конечно, в кино, погода ведь не для прогулок, а в кафе – это все-таки не для такой встречи, как у нас сегодня, когда  ты даже смотреть на меня не осмеливаешься, а я – говорить с тобой. Кино – это самое то, чтобы быть рядом,  ведь как известно из фантиков от жвачки, любовь это… - смотреть не друг на друга, а в одном направлении. У нас не любовь, но мне сегодня хорошо рядом с тобой, мне нравится, что ты рядом, что я могу смотреть на тебя и чувствовать запах твоего одеколона. Мне спокойно сейчас: вокруг дождь и весенняя серость, а с тобой мне так тепло. И ты знаешь это, и от того мне еще лучше».
Всю дорогу они провели молча, и Нате нравилось это.
- Я хочу курить.
Коля тут же вытащил пачку простых сигарет, которые курил каждый день.
 - Извини, только такие.
Ната молча взяла сигарету, прикурила от протянутой Колей зажигалки и выпустила дым. «Сегодня мне нравится именно эти сигареты, и я не хочу никакие другие», - с наслаждением  думала она и тут вдруг вспомнила, что Олег всегда ей покупал дорогие дамские сигареты и не терпел запах дешевого курева. «Курить нужно с удовольствием», - говорил он ей, - а не впопыхах. Вспомнив эти слова, Ната передернула плечами, настолько  неприятен ей был сам факт присутствия Олега в её прошлой жизни. Именно прошлой, - подумала она, прошлой, все прошло…
Пока она курила, Коля не сводил с неё глаз, и когда Ната произнесла про себя в очередной раз, что все прошло, и повернулась к нему, их взгляды встретились и Ната вдруг засмеялась.
 - Мне чертовски нравятся эти сигареты. Пойдем, Коль, посмотрим, что за кино сегодня показывают.
 - Нат, - робко заговорил Коля, - вообще-то меня зовут Игорем, просто фамилия у меня – Николаев, вот с детства и прозвали Коляном, да так на всю жизнь и прилипло прозвище.
 - Что?
 - Ну, вот так.
 - Ты – Игорь? Не могу тебя представить Игоречком, ты - Коля, Колян, даже не знаю, как к тебе теперь обращаться: эй, Игорек? – И Ната, смеясь, толкнула «Игорька» в плечо.
 - Тебе не нравится мое имя?
 - Не нравится – это громко сказано. Ты другой, не Игорь.
 - Правда?
 - Постой, ты пошутил что ли?
Ната застыла с этим вопросом на губах, несколько секунд она смотрели друг на друга, а потом дружно разразились заливистым смехом.
 - Всегда думал, что Коля – это чересчур банально, поэтому девчонкам представлялся Игорем.
 - Срабатывало?
 - Ты даже не представляешь, как.
 - И когда в последний раз ты так представлялся? В десятом классе? Только не говори, что до сих пор это делаешь?
 - Ну..
 - Нет, этого просто не может быть! – и Ната схватилась за живот в новом приступе смеха.
Коля смеялся вместе с ней
 - Это было так важно для меня – казаться необычным, человеком с двумя именами…
 - И это вошло в привычку, можешь не продолжать, и так понятно. Коль, у тебя прекрасное имя, которое тебе очень идет, - Ната смотрела на него, пытаясь сдержать смех, - в лучшем смысле этого слова.
И снова они закатились в смехе, давая волю непривычной сдержанности в их до недавнего времени простых отношениях.
Если бы кинотеатр  выбирала Ната, то она с удовольствием пошла бы на ретроспективу авторского европейского кино, которое давали в её любимом со времен студенчества кинотеатре, но Коля повел её  в большой развлекательный центр  с совсем другим  киноменю, и купил билеты на вышедшую недавно комедию, в которой даже в третьестепенных ролях снялись маститые голливудские актеры.
Фильм уже начался, и они пробирались к своим местам то в полной темноте, когда на экране была ночь, то освещенные  яркими солнечными кадрами. Зал был полон, и к тому времени, когда они заняли свои места, они успели раз десять прошептать «извините» и «простите» и пару раз наступить на чьи-то ноги и сбить чей-то пакет с поп-корном и газировкой.
 - Следуя приличиям, чем нужно поворачиваться к сидящим? – спросил Коля, когда они
заняли свои места, и, наклонившись к ней поближе, добавил: - Задницей, или…?
 - Меня уже давно мучает этот вопрос, и я никак не могу найти на него ответа, - прошептала в ответ Ната. Они заговорщицки захихикали, и Нате в этот момент очень захотелось прижаться к Коле, они ведь были так рядом. Его рубашка была расстегнута на три верхние пуговицы, Ната вспомнила, что так он носит рубашку всегда, но сегодня она не могла отвести взгляда от его шеи. Взглянет на него – и взгляд уже опускается вниз, скользит по его шее и груди. «Вот так, наверное, ведут себя мужики: пялятся на женские прелести и это у них норма поведения» - Нате нравились эти мысли, нравилась та легкость, с которой она думала о мужчине. Весь сеанс она наслаждалась этими чувствами, смеялась вместе со всем залом, поглядывала на Колю и чувствовала себя счастливой как никогда.
Когда на экране появились титры и в зале включили свет, Ната вдруг почувствовала необычайную усталость.
 - Коль, я хочу спать. Отвези меня домой.
Ната хотела устроиться на заднем сидении, чтобы подремать, но Коля открыл ей переднюю дверь, и Ната не стала возражать. Он предложил ей сигарету, но Ната отказалась.
 - Я покурю, - сказал он и чиркнул зажигалкой.
Время как будто растянулось. Ната долго слышала скрежет кремния и последующий за ним выдох дыма. Как в замедленном фрагменте кино, который все повторяют и повторят, она вновь видела искру и поток белого дыма, устремленный в лобовое стекло.
Ната задремала, повернув голову к Коле, и, пока он курил, все смотрел на её спокойное, улыбающееся во сне лицо.


***

 - Все, Нат, приехали, - Коля дотронулся до её плеча, и Ната сразу же открыла глаза.
 - Уже? Проводи меня, я слишком хочу спать, чтобы самой дойти до квартиры.
Они вышли из машины, и Ната сразу же взяла его под руку.
 - Седьмой этаж. Квартира тридцать восемь. Лифт не работает.
Пока они поднимались, Ната крепко держалась за Колю, но это были не те объятья, которых ей так хотелось в кино. «Отцовские, родные» - подумала Ната, но не стала додумывать эту мысль. Она хотела спать и знала, что сегодня ничто не помешает её крепкому сну и это делало все вокруг таким незначительным.
Открыв квартиру, Ната сразу же направилась в спальню и уже через минуту крепко спала.