Первый день прокурора

                Первый день прокурора
                (Быль)

Итак, сегодня мой первый рабочий день. К вечеру появились все оперативные сотрудники прокуратуры, и прокурор района, собрав их у себя в кабинете, представил и меня. Если сейчас в каждой из минских райпрокуратур  работает от 18 до 24 работников, то тогда было всего лишь 6: прокурор  района, его заместитель, 2 помощника райпрокурора и 2 следователя. После этого меня к себе пригласил заместитель, так, по-моему, и не узнавший меня в изгнанном им посетителе, до того его заели эти статотчеты. Пригласив присесть  и задав несколько вопросов по части моей родни и предыдущей жизни, он неожиданно прищурил глаз и спросил:
- Пьешь?
- Бывает, - как можно солиднее ответил я.
- Это хорошо. Кто не пьет, тот или к нам заслан или от нас. Будешь «вливаться» в наш коллектив? – и он щелкнул по своему горлу большим пальцем.
- Конечно, - уверенно ответил я, лихорадочно мысленно подсчитывая жалкие медяки в своих карманах.
- Тогда встречаемся все в твоем кабинете в 18-30.
  Я опрометью вылетел из его кабинета. Вот так штука, оказывается надо «проставляться» по случаю первого рабочего дня.     Ё-моё – времени-то на подготовку совсем нет! Дважды ё-моё!! Денег нету! Я даже не стал шарить по своим карманам, прекрасно зная свое плачевное финансовое состояние. Будучи студентом, я уже был обременен семьей и повышенной стипендии (45 руб., как отличнику) на жизнь, конечно, не хватало. Только за съемную комнату приходилось платить 35 рублей. Помогали родители – мои и жены. На тот момент я был беден, как церковная крыса в самый засушливый год. Только-только отметили окончание юрфака, вот куда и гавкнулись все немногочисленные капиталы.
Может на бутылочку пива и наскреб бы (бутылка «жигулевского» стоила тогда 37 копеек). Но здесь надо, как минимум 6 бутылок. И не пива, а водки (бутылка самой дешевой, так называемого «коленвала» - 3 руб. 62 коп.), а то и коньяка (цену на него я вообще не знал, пить такой напиток приходилось редко, да и то чужой). Умножить на шесть, да плюс  еще закуска, плавлеными сырками и килькой в томатном соусе здесь не обойдешься.
Короче, ситуация – хоть вешайся. Занять не у кого, все знакомые – такая же студенческая голытьба, как и я. Впору на большую дорогу выходить с четко выраженными криминальными намерениями. Полез зачем-то  в сейф своего предшественника. Нет, я не рассчитывал найти там забытые деньги, но пистолет там мог быть вполне. А с ним уже легче: либо «грабануть» кого, по-быстрому, можно, либо пулю себе  в висок, если раздобыть денег все же не удастся. Шучу, конечно. Это от безысходности, чтобы хоть чем-то заняться, я принялся шарить по пустым ящикам стола, полкам шкафа и прочим кабинетным хранилищам. Просто пребывал в полном ступоре. Достал записную книжку, прошерстил редкие телефонные и другие записи – нет, подобием подпольного богатея Корейко здесь и не пахло…
В голову лезли всякие глупые мысли, как можно выкрутиться из этой патовой ситуации. Сегодня сбежать, а завтра не выйти на работу? Оправдаться, мол, пошел за искомым в гастроном и сломал ногу (как варианты: попал под трамвай, неожиданно свалился на голову цветочный горшок с двенадцатого этажа, случайно подцепил сыпной тиф, в меня попал шальной метеорит, похитили коварные инопланетяне…). Тоскливо озирал пухлые тома, так и недочитанного, уголовного дела, по которому идти завтра в суд. Это ж какой скандал стрясется. Конвой привезет подсудимых, соберутся судья, народные заседатели, секретарь судебного заседания, эксперты, адвокаты, свидетели, потерпевшие, многочисленные родственники первых и последних. А прокурор, как в воду канул. Уволят за прогул. Прокурорская карьера оборвется, так и не начавшись.
А время шло…
18-05. Время разбрасывать камни. Так ничего и не придумав, я двинулся к заместителю прокурора района – сдаваться. Попрошу день отсрочки. Расскажу все честно. Чистосердечное признание смягчает вину. Так утверждала теория права и гласил закон. Дальнейшая практика, правда, показала, что чаще, это самое признание, удлиняет срок, отмерянный, умилившимся такой наивностью, судьей раскаявшемуся грешнику. Но я тогда практики еще не знал.
Заместитель райпрокурора поднял голову от своих разбросанных на столе статотчетов, перевел взгляд на висящие на противоположной стенке часы и недоуменно уставился на меня. Чего, мол, приперся раньше времени и без тебя забот хватает.
-Э-э-э…, - выдавил я из себя, - я по поводу сегодняшней э-э,  вечеринки…
Он нахмурился. И слова застряли в моем горле. Ну, думаю, сейчас будет мне на орехи. Черт меня дернул побыстрее приступать к этой работе. Да еще и без необходимой предварительной разведки по части добрых традиций в органах прокуратуры.
Но морщинистое лицо моего старшего коллеги вдруг прояснилось, и он звонко ударил ладонью руки по своей лысине.
- Извини, брат, - с чувством произнес он, - доконала меня эта чертова цифирь! Ну, не пляшет количество преступлений по линии уголовного розыска с числом возбужденных в этом квартале уголовных дел. Хоть ты лопни! Совсем запамятовал старик…
С этими словами он выдирает из середины лежащего на его столе настольного календаря один листок, черкает на нем что-то красным, остро отточенным, карандашом и сует этот клочок розоватой бумаги мне.
- Знаешь, где кафе «На росстанях»? – спрашивает он без всякого перехода.
- Знаю, - удивленно отвечаю я – в этом же здании, только с противоположной стороны.
- Правильно! – радуется мой собеседник, будто задал архисложный вопрос, а младший коллега не подкачал и ответил верно.
Я смотрю на него во все глаза, уж не тронулся ли он маленько с этой своей уголовной статистикой.
- Найдешь там завпроизводством, ее зовут Лидия Михайловна, и отдашь это ей.
- Это? – я поднимаю вверх руку с листочком.
- Именно, - буркает он и вновь хватается за свою отчетность, показывая, что мое время истекло.
Я уже не лезу пока со своей отсрочкой, надо сначала выполнить поручение начальства. В коридоре недоуменно всматриваюсь в полученную бумажку. На листке стоит дата 27 июня 1975 года и красным нарисована угловатая цифра 5. Что бы это значило? Может, свихнулся из-за неплясухи своих цифр старикан и начинает совершать немотивированные поступки. Смутно помню из курса судебной психологии, что такое бывает, но не помню, как оно называется.
Зайду-ка я к кому-то из коллег посоветоваться, а то сунешься в это кафе с листком календаря, еще и психбригаду могут вызвать. В советчики я выбираю одного из следователей – молодого, усатого с доброжелательным взглядом.
- Послушайте, - говорю я ему, - что-то наш зам дал мне какое-то непонятное поручение. Передать этот листок завпроизводством кафе, которое находится в нашем здании.  Это серьезно?
Он мельком глядит на мою бумажку и расплывается своей доброжелательной улыбкой.
- Во-первых, надо со всеми нашими, исключая, конечно, шефа и его зама, на «ты». А, во-вторых, все правильно и давай поспешай, а то после шести в кафе народ нахлынет…
И делает занятой вид, копаясь у себя в бумагах. Однако улыбка перерастает в загадочную.
- Ладно, - думаю, - хрен с вами, сделаю то, что приказано.
Я уже понял, что это какая-то подколка для новичка. Типа, как, к примеру, во флоте –  салаге поручают продувать каждую макаронину, иначе, якобы, будет нарушен процесс приготовления макарон «по-флотски». Да, в любой отрасли существуют подобные подколки. Переживем.
Я захожу в кафе и спрашиваю у одной из официанток, где можно найти завпроизводством. Мне указывают на кабинет в глубине подсобок. Стучусь, захожу. Миловидная женщина, около сорока лет, смотрит на меня вопросительно.
- Здравствуйте, Лидия Михайловна, - произношу я сдавленным голосом и, чувствуя себя последним идиотом.
- Добрый вечер, - получаю в ответ.
- Вот вам просили передать, - не упоминая даже, кто просил, чтобы не оконфузиться окончательно.
Кладу на ее стол календарный листок и поворачиваюсь, чтобы бежать поскорей из этого места.
- Хорошо, - звучным приятным голосом неожиданно отвечает она, - куда же вы? Подождите немного здесь, в моем кабинете.
Я останавливаюсь у входа, а она быстро выходит из кабинета. Что делать? Может, точно, в психушку пошла звонить? Или в милицию? Возможно, ее не в первый раз донимают подобными розыгрышами и начнут мне тогда шить «хулиганку», то есть хулиганские действия в отношении должностного лица в общественном месте. Во влип! А потом зам прокурора, якобы, выручит меня – он же по должностным обязанностям осуществляет надзор за деятельностью органов внутренних дел…
Но внезапно приходит успокоение. Не могут прокурорские коллеги строить такие подлянки, не вписывается  это в мои представления о людях, несущих высшие надзорные функции за  состоянием законности в государстве.  Что-то тут другое,  а что – скоро увидим.
Минут через десять завпроизводством возвращается в сопровождении мужичонки в черном замызганном халате и с лицом регулярного выпивохи. Тот тащит приличных размеров картонажку, которую брякает на стоящий у входа стул.
- Забирайте, - Лидия Михайловна улыбается мне, как своему, и кивает на картонажку.
- Сколько платить? – выдавливаю я, придумывая сказку о забытом в ящике стола кошельке.
- Уже заплачено, - и она вновь приветливо улыбается.
Беру картонажку - тяжелая, однако, прощаюсь и отправляюсь восвояси. В коридоре прокуратуры не утерпел и заглянул в нее. Пять бутылок «столичной», нарезанный хлеб и целая куча тарелочек, накрытых другими тарелочками  и исторгающих вкусный запах свежеприготовленной еды.
Все ясно. У зама завтра намечается какое-то торжество, и он просто заказал кое-что в кафе. Тем лучше, может мое мероприятие удастся отодвинуть еще на один день.
Захожу в его кабинет и спрашиваю:
- Куда поставить?
Его глаза, подернутые дымкой загнанного зверя (я сам в последующем столкнусь с этими чертовыми,  никому не нужными статотчетами) наливаются удивлением.
- Я ж сказал – у себя накрывай, - говорит он, а потом, сомневаясь, - а, может и забыл… эта чертова статистика, которая, по мнению Ильфа и Петрова, знает все, на самом деле ни хрена (здесь он допускает гораздо более сильное выражение, которое я опускаю), не знает! И совсем ни бельмеса (вновь мат) не отражает действительного положения дел! Государство туманит мозги нам, а мы дурим мозги государству!
После этой довольно длинной тирады с восклицательными знаками и непечатными словцами он неожиданно успокаивается, смотрит на настенные часы и говорит:
- Иди же, время уже истекает.
Я вылетаю из кабинета на крыльях быстролетного стрижа и несусь в свой кабинет. Так вот, что означала цифра «пять» на листке календаря – выпивка и закуска для пятерых человек. Но почему на пять, нас же шестеро?
- Ожил, голубчик, - иронизирую я над собой, - уже логические построения пытаешься возводить…
А в душа ликует – все мучительные проблемы сняты одним махом. Ко мне заглядывает другой помощник прокурора – женщина с короткой стрижкой и большими зеленоватыми глазами и начинает мне помогать в сервировке стола…
- Выпьем братцы пока тут, - очень серьезно заявляет усатый следователь, - на том свете не дадут…
- Там дадут, иль не дадут, - зеленые глаза подхватившей рифму женщины озорно блестят, – выпьем братцы лучше тут!
- Ну, а если, там дадут, - лихо заканчивает второй следователь, коротышка с наметившимся брюшком и пробивающейся плешью, - выпьем братцы там и тут!
Это был последний прощальный тост, так сказать, на посошок.
Все дружно чокаемся, а зам раскатисто хохочет и подмигивает мне. Я их всех люблю. Коллектив – что надо. Будущее показало, что уж в этом-то я не ошибся. Не было только прокурора района. Оказывается, по сложившейся традиции, в пьянках, организуемых на рабочих местах, он участия не принимал – только вне стен прокуратуры. Хотя застолье на рабочих местах и не очень-то возбранялось в те времена – партийные органы все же бдили. И впавший в немилость прокурор, а не все щекотливые поручения местных партийных боссов тогда исполнялись – вот вам и повод, мог быть снят с работы. Формально прокуратура была централизованным органом и местной власти не подчинялась. Но это только формально…
На следующий день, первым делом, иду в кабинет заместителя райпрокурора. В кармане у меня лежат сорок рублей. Мне продолжает везти - жене на работе дали премию за полугодие, так что сразу могу рассчитаться с долгом.
Захожу, здороваюсь. Зам выглядит неважно, лицо помято, под глазами мешки, очумело таращится в свои статотчеты.
- Сколько я вам должен? – спрашиваю.
- За что?
- Ну, за вчерашнее… Выпивка, закуска…
- Ничего ты мне не должен, - морщится он и наливает себе в стакан воды.
- А кому?
- Никому, - с наслаждением пьет воду большими глотками.
- Как это? – удивляюсь я, - вчера завпроизводством сказала, что за все уже заплачено. Кем?
- Никем, - зам невозмутим и отвечает однозначно.
- Она дала все это бесплатно? -  в голове проскакивает мысль о взятке, - так я пойду сейчас и отдам ей деньги.
- Не надо.
- Почему? Ей же придется вносить в кассу за отпущенные мне напитки и продукты.
- Не придется.
- Они возместят эту сумму, обманывая клиентов? – догадываюсь я.
- Нет.
- Тогда я ничего не понимаю…
- Садись юноша, - зам веселеет, видимо водичка, смешавшись с вчерашними остатками алкоголя, приносит облегчение, - я тебе сейчас все объясню.
Я усаживаюсь на стул и слушаю первый практический ликбез по некоторым нюансам социалистического общепита…
- … Вот за счет этой, так называемой, естественной убыли и обрастает жирком руководство общепита. А в торговле и еще поболе. И никакого хищения и даже злоупотребления здесь нет. Положено списать в месяц за счет естественной убыли триста пятьдесят рублей – вот и списывают. А деньги – себе в карман. Так что никто здесь убытков не несет. И даже государство не в накладе. Усушка, утруска, забывчивость клиента, который сунет себе ложку в карман или повредит посуду – вот корни образующихся излишков. Так что не переживай – все относительно честно.
Этими словами лекция об одном из честных способов зарабатывания денег торгашами и им подобными и заканчивается.
- Но ведь проставлять должен я, - меня все равно гложет совесть.
- Еще проставишь, - смеется зам, - когда получишь свою первую зарплату. Это свято. А здесь ты просто влился в коллектив. За счет государства, поскольку теперь ты – государственный служащий и будешь блюсти интересы этого самого государства.
Вот такую «науку» я получил в свой первый рабочий день. И должен заметить, что подобными возможностями тогда, более тридцати лет назад, прокуроры не злоупотребляли. Чего не скажешь, к сожалению, о некоторых нынешних прокурорских работниках,  которые заразились общим духом стяжательства, процветающего ныне повсюду и распространяемого вовсю нашими СМИ. «Позаботься о себе», «не дай себе засохнуть», «ведь, ты этого достоин» и т.д. и т.п.
Что же касается уголовного дела, по которому я должен был поддерживать обвинение, то и здесь все прошло нормально. В первый день лишь выполняли необходимые процессуальные процедуры и допросили одного из подсудимых. Сам процесс длился почти три недели, и я успел подготовиться ко всем своим прокурорским обязанностям.