ИГРА

ИГРА

Белые больничные стены и низкий щербатый потолок. Я лежал на спине, на своей кровати и думал. Но о чем можно думать в таком состоянии? Естественно о том, что тяжелый послеоперационный период уже  позади и скоро, наверное, мне разрешат встать с постели и влиться в весёлую толпу гомонящих за дверью людей. Люди за дверью громко  разговаривали, шутили, кричали, плакали и ходили друг к другу в гости, благо, в женские и мужские палаты вход был свободный.
Больничная палата или лучше сказать комната вмещала четыре или шесть кроватей стоящих параллельно друг другу. Несколько старых деревянных тумбочек, которых постоянно не хватало на всех обитателей палаты и умывальную раковину, прикрепленную к стене и обложенную белой кафельной плиткой недалеко от входной двери.
Нас в палате было четверо. Четверо молодых парней занесенных в эти мрачные стены больницы волею судеб и обстоятельств. Рассказывая о парнях населяющих нашу палату, в первую очередь хочется упомянуть о разбитном деревенском парне Генке Сидневе, неутомимом рассказчике и балагуре. Часто по ночам можно было слышать истошный Генкин крик:
- Сестра, сестра, дай таблетку, душа болит!
Следующим, наиболее запоминающимся человеком нашей четверки был Толя Сериков шофер- дальнобойщик, бесконечно влюблённый в терпкий запах бензина и серую ленту дорог.
Третьим был Игорь Семенов, четырнадцатилетний школьник, успевший за свою недолгую жизнь совершить без парашютный полет со скользкой покатой спины резвой карусельной лошадки на нашу грешную землю.
И четвертым был я, недоучившийся студент второго курса техникума бухгалтеров.
От нечего делать мы лежали на своих кроватях перебирая старые обрывки газет, ещё хранившие вкусы и запахи съестных припасов, принесенных нашими родными из дома. И старались найти в них что – нибудь интересное, какой – нибудь юмористический рассказ или квадратик кроссворда еще не тронутый ничьим карандашом. И вдруг дверь в нашу палату широко распахнулась, протяжно скрипнув, и небольшая толпа людей, состоящая из медсестер свободных от бесконечных, больничных дежурств и весело гомонящих больных заполнило небольшое пространство перед дверью.
Впереди этой весёлой толпы стояла толстая женщина и держала за руку маленькую, худенькую девушку почти подростка.
Девушка эта была одета довольно странно для скучных больничных апартаментов. От плеча ее наискосок свисала большая белая простыня, напоминающая древнюю одежду римских патрициев.  С кудрявых рыжеватых волос девушки спадала белая фата, искусно сделанная из куска марли. Вокруг пояса девушки тоже была намотана марля, видимо, изображавшая белую юбку невесты. 
- А это свадьба, свадьба пела и плясала, - весело пропела женщина, подводя девушку к моей постели, - Вставай, Серега, женить тебя будем, невесту тебе привела, Ирой зовут, а то лежишь тут и глаза в кучу.
- Не Ира, а Ирина Васильевна, - с вызовом произнесла девушка, - Ну встанешь что ли, а то уйду ведь? Мы тут пришли с тетей Надей, а ты… 
Пришлось, применяя героические усилие  и преодолевая боль встать одной рукой держась за кровать, а другой, обнимая невесту.
- Поздравляем, поздравляем, счастья, радости желаем!  - дружно прокричала толпа у двери.
- Живите дружно, не ругайтесь, - пропищала маленькая девочка стоявшая рядом со мной.
- Венчается раба божья Ирина, - загремел бас Толи Серикова, - Согласна ли ты в горе и в радости быть женой раба божьего Сергея свет Анатольевича.
- Да, согласна, согласна, раз привели!
- А ты раб божий Сергей согласен ли быть….
- Согласен, согласен, - не выдержал я.
- Да подожди ты, - цыкнула на меня моя невеста.
- Начали! – раздалась команда, и на наши с Ириной головы посыпался дождь старых залежавшихся карамелей.
Потом была такая же бесконечная больничная жизнь с той только разницей с той только разницей что в палату к своей «жене» я теперь мог заходить в любое время. И если строгая медсестра, держа в руке шприц, иногда преграждала мне дорогу, и пути вперед как будто бы не было, тогда моим пропуском были слова: «А я иду к своей жене!»   
Хорошо помню день нашего с Ириной прощания. Я выписывался из больницы, все необходимые формальности, связанные с этим приятным делом были выполнены, и я зашел в палату к своей «жене» попрощаться
Ирина лежала на кровати, уткнув свою рыжую голову в подушку
-Уезжаю, - сказал я, - до свидания, - и еще массу ненужных слов так необходимых в таких случаях.
А в ответ из недр подушки вдруг послышалось: Да, пошел ты…, - и дальше звучал шлейф непечатных выражений.   
От моей знакомой сильно пахло табаком, а курила она в тех редких случаях, когда была чем-то расстроена.
Выходя из ворот больницы, я обернулся и посмотрел на окна этого грустного дома, где провел без малого  десять месяцев своей жизни. В окне второго этажа расплющив свой курносый нос о стекло стояла моя Ирина.
Где она теперь я не знаю. На память от нее осталась только небольшая фотография. Фотография девушки в больничном саду с надписью на обороте; «Сережке на долгую память от Иринки, вспоминай иногда, чем никогда». 1990 год 19 лет».