Холодные сентябрьские дни

Холодные сентябрьские дни,  идут дожди, воздух влажный.  День был пасмурным, безветренным, но холодным. Холодным для меня.  Дрожь пробирала до костей. Все вокруг веселись, и я, не обращая внимания на ужасную усталость.  Я отвлекалась от своих подруг на время, глядя по сторонам. Он вот-вот должен был подойти, но его не было. Аллея покрыта чуть уловимым туманом, создаваемым мельчайшими каплями влаги,  которая была присуща этому времени года.

Мы так долго не виделись, что меня начала одолевать невыносимая тоска. Мне каждую минуту казалось, что он ждет меня уже, и я должна идти, но глаза мои, сколько не вглядывались в ряды деревьев, не видели, того, что должны были уже увидеть. Я оборачивалась все чаще. Пыталась выдавить из себя улыбку для своих спутниц. Что ж, им, так или иначе, было все равно. Меня уже тошнило от их присутствия. Ничего они не понимают, не чувствуют, не знают.

Все стали расходиться, а меня одолевало беспокойство. Его нет, а значит, встреча пропала, как и время ожидания. Это значит, что это время для него мне придется искать в другие дни, может и сегодня. Время катастрофически не хватает нам. Оно словно куда-то ускользает, уносится. Я не знала, хочу ли я еще ждать на этом холоде его. Звонить было уже поздно. Час собраться, час дорога. Я не могу так долго ждать. Скорее всего, он еще спит, пусть спит. Нужно было звонить, как только я выходила. Но я не позвонила, хотя уже через пару минут ожидания, я поняла, что нужно его будить.
 
Я уходила с аллеи домой с одной девушкой. Мне так не хотелось идти с кем-то, ведь в этом случае нужно быть веселой.  Я оглянулась в последний раз на ряд деревьев и тропинку. Его не было. Всю дорогу я рассказывала ей, как мы счастливы, хотя и я, и она, прекрасно знали, что это не правда.

Она в очередной раз спросила, зачем я его всегда жду. Ненавижу этот вопрос, потому что не знаю ответа на него. Хотя нет, я ответила ей, что так надо. Он идет, а я жду. Я жду всегда, так положено. А зачем и почему так, я никогда не задавалась этим вопросом.
Тогда она спросила у меня,  не хочу ли я свободы. Но от свободы можно задохнуться, ведь от переизбытка кислорода тоже можно задохнуться, как и от его отсутствия. Я не знала, как ей это объяснить, и ответила, что без него нет свободы, что без него пустота. Я отвечаю ей такую глупость! Ведь эту самую пустоту я чувствую уже давно. А от переизбытка полноты все время хочется спать и есть.

Когда я распрощалась со своей собеседницей и подошла к дому, я поняла, что обратно идти я уже не могу, меня видели в окно, а значит, я должна подниматься в квартиру. Ни шагу в сторону. Я итак устала за сегодня и послушно позвонила в дверь.
Так прошел последний мой день.

На следующее утро я поехала в соседний город за покупками. Все было хорошо, новые вещи значительно подняли мое настроение. Я даже захотела увидеть его. После возвращения, за обедом, я почувствовала себя немного уставшей. Подумала, что простудилась и налила себе чая с лимоном. Съела еще кислого кусочка, но усталость не проходила. Хотелось спать. А он начал писать и просить встречи. Немедленной. Безусловно, я хотела увидеть его, но время, и еще это странное самочувствие. Я отложила встречу на вечер. Он согласился, что меня очень удивило. Обычно, если он чего-то хотел, нельзя было переубедить его в обратном, а тянуть время, было всегда рискованно.

Прошел час, а мне становилось только хуже. Я уже понимала, что никакого вечера не будет. Конечно, я сообщила ему о внезапной болезни, и даже не ждала, что он поверит. Так и случилось. Но мне было уже все равно. Весь вечер окунулся в забытье. Холод, невыносимый холод. И с ним нельзя было бороться, даже несколько штук одеял меня не спасали. Я укрывалась подушками, надевала на себя шерстяные кофты, все бесполезно. Я не хотела ужинать, не могла пить. Ждала ночи. Сна не было, были какие-то бредовые мысли. Я,  то отключалась, то приходила в себя. Жар был невыносимый, казалось, что я горю, что я уже в аду. Но это продолжалось недолго. Не знаю даже, сколько я тогда выпила жаропонижающих, их хватало ненадолго.

Я проснулась ночью, за окном снова шел дождь. Тошнило, но есть не хотелось. На некоторое время, что я провела сидя на кровати, мне казалось, что я возвращаюсь к жизни. Я вставала и ходила по комнатам, радуясь, что холода почти не чувствую. Я принялась писать ему, что-то говорила, говорила, что хочу увидеть его, услышать.  Но столкнулась с прежней ненавистью. Я должна была встретиться с ним уже завтра. Завтра? Как это возможно? Ведь пару часов назад надо мной, кажется, уже молились. Как мне выйти? Что мне придумать? Отчаянье, беспомощность. Я не могла сейчас принимать такие решения, какие он требовал от меня. Нормальное состояние продолжилось недолго. Меня не хватило и на полчаса. И снова я почувствовала, что меня морозит. Простуда странная. Может грипп? Но не было кашля, не было насморка, только жар, и озноб.

Я снова укуталась в одеяла и забылась.
Летний день, светит солнце, вокруг все зелено. Где-то вдалеке шум движущегося на всей скорости поезда. И мы вместе. И он рядом. Я крепко держу руку, чтобы не упасть в кювет  длинной, бесконечной полосы металла. Все словно остановилось, и можно потрогать время. И не хочется выходить из этого чувства. Чтобы всегда идти рядом, туда, вперед, и чтобы эта даль никогда не заканчивалась. Сквозь сон я чувствую его, он сидит рядом, кажется, у моей постели, и за окном шумят капли дождя. И тогда я протягиваю руку к нему.

Никого нет, за окном светлеет, ничто не шумит. Я закрываю глаза и тяну руку, насколько это возможно в моем положении, но никто не берет ее. Его нет, и не было сегодня ночью. Все это мне приснилось. И этот летний день, который уже не вернешь, и его теплая, живая рука. Мои руки всегда холодны, и не важно, больна я или здорова, его же, напротив, всегда приятно теплые. Но сейчас не обо что погреть свои, ледяные. Я прижимаю их к горячей шее, но от этого только становится еще холоднее, бросает в дрожь. «Пожалуйста приди… Я больна, прошу…приди…приди…приди…» Но никто не шел. Только родители вертелись вокруг меня, заставляя хотя бы выпить горячего чая. Никакого чая я не хотела, и притворялась спящей, чтобы не завтракать.

Скоро все закончится, и меня не будет здесь. Я погружаюсь в забытье, что бы хоть что-то чувствовать кроме пропасти и неизвестности своего состояния. Вот он подходит к краю моей постели, будто настоящий, и что-то говорит мне. И тут же исчезает, но телефон начинает гудеть – звонит. Я тяну руки под одеяло, что бы нащупать аппарат, беру трубку и слышу его голос. Туман проходит, я снова чувствую недомогание и просыпаюсь в том же положении, в каком и забылась. Телефон лежит где-то под подушкой и показывает, что пропущено несколько вызовов от него. Я говорила с ним? Приснилось? Но я ведь слышала, слышала…заботливый, умиротворяющий голос. Когда все же я взяла трубку, вероятно в сознании, потому что болело и трясло все тело, голос был все тот же, его, но чего-то не хватало в нем, чтобы я могла спокойно уснуть, забыться и умереть со счастливой тоской.

Еще несколько часов, думаю я. Еще пару дней и все будет кончено.

Прошли уже сутки. А ,кажется, это было всего пару часов. Появился кашель, он не давал спокойно лежать в постели. Он все находил и находил, как гора. Становясь мучительными вздрагиваниями горячего тела. Он становился громче и глубже. Все что я ела, откашливалось на пол и на постель, и даже вода стала для меня непосильной ношей для организма. А было так холодно. Мне говорили, что нужно молиться, но я не умела. Зачем мне молиться, если верить больше не во что, и не в кого? Зачем останавливать то, что уже началось.

Я всегда думала, что нас невозможно разделить напополам. Как единое целое. И всегда он был рядом, и всегда разделял со мной эту боль. Так мне казалось, а теперь, его как будто больше не было со мной. И ни его, ни кого-то еще. Я была, я и моя боль. Мы с ней неразделимое целое, как оказалось она крепче, и не отпустит меня ни за что на свете. Нет, он не чувствовал той боли, что начала терзать мое плечо.

Казалось, что мне в спину воткнут раскаленный кинжал, и его крутят и крутят. Вытаскивают и снова вонзают.

За те сутки, которые мучила меня болезнь, приезжала не раз скорая помощь. Говорили, что это простуда, групп, ОРЗ, и что плечо и сердце болит от температуры. Я не хотела больше видеть этих людей, пусть буду лежать молча, будто мне лучше. Но так не выходило.

Сначала невозможно было лежать на больном плече, вскоре и на спину нельзя было лечь не вскрикнув от острой боли. Тогда я села на ноги и накрыла себя одеялом. Мне было уже все равно, что холод заставлял мое тело трястись. Меня беспокоила только острая боль в плече. Оно начало гореть, будто кто-то прижал к нему раскаленный металл и сдавил. Вокруг меня ходили, я слышала голоса, но они были уже где-то вдалеке, не со мной. Мне думалось, что все будет кончено, если боль сдавит мою грудную клетку еще сильнее. Но она просто впивалась в меня, словно кровожадная птица, острым клювом клевала мое легкое, давая пару секунд между ударами для передышки. И я жадно хватала воздух, что мне был совсем не в радость теперь.

Мне вспомнилось вдруг, что на этом месте спины, когда-то было одиннадцать. Две ровные полосы, напоминающее это число. И думала я, между вздохами, что я могла ошибиться, ведь две ровные полосы это  как две дороги, как римское два, как символ меркурия, да все, что угодно. А лица те смазанные, постаревшие фото от дождя и снега – несбывшиеся судьбы, когда то жаждущих жизни, но погибших, возможно, вот так внезапно, как я. И никто из них не хотел умирать, не хотел становиться тенью могильной ограды, ненужной и позабытой всеми, кому был когда-то нужен. И вот я представляю свое лицо, такое же серое, пожелтевшее, опрокинутое навзничь, вместе с крестом, на которое никто уже не посмотрит, а лишь вздрогнет перед запахом смерти. А ради чего? И я начала кричать.

Меня не сразу увезли, но дышать было уже совсем невмочь. Я была согласна со всем, что мне говорили, я просто не слышала ни чьих слов, я понимала свой обман и уже знала, чем я больна. У меня шла кровь горлом. Я уже заранее знала, что это значит. И знала, каково внутри мое легкое, кусок кровавой смеси. Я тщательно зарыла под подушки все свои белые простыни. Мне подумалось вдруг, что я могу закончить в дороге. Я сунула в карман кольцо и отпустила свое измученное сознание.

Когда я пришла в себя, я сидя ехала в промерзшей машине скорой помощи. Такое гремящей и старой, что это звук ее мотора меня разбудил. И мне не хотелось задохнуться здесь, на меня все смотрели. Мне казалось, что нельзя заканчивать на глазах у этих неприятных мне людей, которые ничего не смыслят в том, что со мной происходит. Я только попыталась поднять голову выше, чтоб казаться здоровее, но у меня загорело сердце. И я сжалась, глотая воздух, притворяясь, что мне просто холодно сидеть. Оно горело и дико билось. Красный свет – машина встала.