Реликвии и раритеты

    В одном из своих рассказов я упоминал о старых дневниковых  записях моего деда по  отцовской линии  Белякова Дмитрия Федотовича, которые  стали отправной вехой в моих исследованиях родословной старших поколений. Записи, десяток разрозненных листков из  тетради в линейку, заняли  достойное место в моем домашнем  архиве. И стали главной семейной реликвией.
   
С возрастом я стал больше проявлять интереса  вообще ко всем старым вещам, которые оказывались в моих руках. Это были книги, предметы кухонной утвари, просто отдельные предметы быта, инструменты.
   
История   появления  этих вещей в нашем доме была обычная, без интриги и таинственных событий. Некоторые из вещей я знал с раннего детства и обращался с ними как с обычными предметами домашнего обихода. Другие принес в дом отец от  своих родственников. Что-то появилось вообще неизвестно как. Не то, чтобы совсем неизвестно, просто сейчас нельзя вспомнить и назвать тех людей,  от которых остались эти, простые на первый взгляд, вещи.
   
А потом, в разряд  семейных и личных раритетов попали и другие предметы, ценность которых была связана уже с моей жизнью, памятью о других, близких  мне людях. И главной ценностью была не стоимость этих предметов в денежном эквиваленте, а причастность к ним  дорогих людей, память о которых сохраняется в этих вещах, в тепле рук, прикасавшихся  к ним.
   
Первой вещью, старое происхождение которой было очевидно, в доме  появилась книга – «Русские лекарственные растения» под редакцией профессора В.К. Варлиха, 1912 года издания, издательства А.Ф Девриена. 2-е издание. Отец принес эту книгу от своей старшей сестры, когда возникла необходимость  лечиться травяными настоями и  отварами. Это была толстая книга в оригинальном переплете, с  узорчатыми, штампованными из толстой коричневой плотной бумаги, накладными уголками  на обложке. В предисловии  к книге сам составитель, профессор В.К. Варлих назвал ее Атласом.
   
Текст был набран старым дореволюционным шрифтом, с твердым знаком на  согласных окончаниях слов, старыми выражениями и оборотами речи, вроде «тертаго», «лимоннаго».
Каждая статья о растении сопровождалась цветным рисунком растения, выполненным на плотной лощеной бумаге.
   
Со временем уголки отклеились и потерялись, а вот такая же накладка на корешок книги с тисненым названием  и орнаментом из цветов и  листьев сохранилось. От долгого употребления книга начинала рассыпаться. В отдельных блоках металлические скрепки почти полностью поржавели.
   
Когда я уже самостоятельно жил в Калининграде,  я  забрал эту книгу и отдал ее на реставрацию в переплетную мастерскую. Накладка  с корешка книги стала титульным украшением новой обложки, сохранив следы первоначального изготовления в издательстве.
Одновременно с этой книгой, в доме появились и отдельные листочки  песенников, также изданных  до революции, напечатанные на тоненькой бумаге. Само название песен говорило о культурных запросах населения – «Ванька –ключник», «Ночи безумныя», «Что так жадно глядишь на дорогу», «Маруся отравилась» и другие.
      
Есть и еще одна книга с интересной историей, которая тоже имеет сейчас немалую библиографическую ценность. Но сначала предыстория. Еще в бытность мою школьником, в начале 60-х годов, старший брат  принес в дом небольшую книжку, с красивыми иллюстрациями, изданную в Адыгейском книжном издательстве в городе Майкопе. Называлась книжка «Абрек».* Были в ней напечатаны повесть «Дочь шапсугов» и несколько рассказов о жизни и быте адыгов, народности,  проживающей на Кавказе   в Краснодарском крае. Книга читалась очень легко, написана была  красочным языком, с увлекательными сюжетами. И я неоднократно ее перечитывал в школьные годы. Запомнился и автор с необычным именем – Тембот  Керашев. Долгое время книга находилась в отцовском доме,  а потом я и ее забрал в свою домашнюю библиотечку. И считал бы я ее обычной книжкой из детства, если бы не случай.
   
Однажды, в начале восьмидесятых, возвращаясь  из очередного отпуска домой, я оказался  в одном купе с стройным моложавым мужчиной средних лет,  худощавое лицо которого, и курчавые  волосы с проседью, выдавали в нем горца. Мы вежливо поздоровались, устроились в купе и понемногу разговорились. От моего собеседника я узнал, что он является директором Адыгейского отделения Всесоюзного НИИ педагогики народов СССР.  Такое положение собеседника вызвало мой естественный интерес – а чем они занимаются. И он рассказал, что они ведут научную работу, пишут монографии  по преподаванию в учебных заведениях, учебники для школьников и студентов.
    
На мой очередной вопрос, над  чем работают они сейчас, мой собеседник ответил, что сейчас  они готовят к изданию книгу об основоположнике адыгейской письменности  и литературы.
 - А кто же это? –  спросил я.
-  Да вы, русские, его не знаете, это ведь наш,  адыг по национальности, - уклончиво ответил он.
Мое  любопытство, наверное, уже начало его раздражать, но я проявил настойчивость.
- А все же, может я и знаю  это имя? – не отступал я.
- Его зовут  Тембот Керашев, ему недавно исполнилось девяносто лет.
- Ну как же. Я знаю его и у меня есть его книга под названием «Абрек». На обложке и на титульном листе изображен всадник на фоне гор! – возразил я.

Надо было видеть, как  изменилось лицо этого человека. Это было неподдельное изумление.
- У вас есть эта книга?
- Да. И мы ее читали  с братом несколько раз. Очень интересная книга!
- Это уже большая редкость, эта книга. Потому что она была издана небольшим  тиражом, 75 тысяч экземпляров  в  1959 году.
   
И мой собеседник с большим воодушевлением рассказал не только о книге, но и самом Керашеве. Еще мальчиком  он учился в Самарканде в медресе, а потом жил в Адыгее. Он разработал язык и письменность   адыгейского народа, писал рассказы, повести, романы.  А «Абрек» самая первая его книга. И в своем институте они целый год искали эту книгу, чтобы разместить  изображение титульного листа в монографии о Керашеве. И нашли один  экземпляр книги в отдаленном ауле.
      
Я взял у него адрес института в Майкопе, с надеждой встретиться  еще раз и попытаться заполучить готовую монографию. Но в следующий приезд я в Майкоп не попал, и мои надежды не сбылись. А книга «Абрек» стоит на  моей книжной полке,  напоминая об этой давней истории. И к ней прибавились и другие книги Т.Керашева, не менее интересные, чем самая первая его книга.
   
Из предметов домашнего обихода  долгое  время  дома,  по ящикам в  кухне кочевала    плоская пластмассовая круглая коробочка, с закрывающейся по резьбе крышкой.  Ничем не примечательная,  изрядно поцарапанная, она ждала своего времени,  чтобы выявить свою  ценность.
   
После окончания  военного училища, когда я стал  каждый год приезжать в гости к родителям на Кубань, возникла естественная необходимость иметь в дороге  пищевую соль. И вот тогда я вспомнил об этой коробочке и отыскал ее. Коробочка плоская, широкая, крышка закрывается плотно, что может быть лучше для хранения соли?
   
В одну из таких поездок с пересадкой, в Москве  в купе  вместе с  нами сел уже пожилой мужчина, общительный, интересный собеседник. (Везет мне на попутчиков в купе!) После обычного  обустройства решили покушать, и стали выкладывать на столик содержимое продуктового пакета.  В том числе и эту коробочку с солью. И наш попутчик  сразу же впился глазами  в эту невзрачную  коробочку.
  - Позвольте полюбопытствовать, занимательная вещь!
  - Да, конечно.
  Он внимательно посмотрел ее со всех  сторон, потом положил на стол.
  - И вы не боитесь такую вещь   возить с собой?
Мне даже стало смешно от  такого вопроса.
  - А что мне бояться? Коробка как коробка, что в ней такого?
  _ Да вы что? Это же раритетная вещь. За которую коллекционеры могут дать  большие деньги.    Некоторые собиратели редкостей годами ищут подобные вещи!
  -  И чем же эта коробочка так удивительна?

И наш попутчик прочитал нам коротенькую лекцию о раритетах и их признаках. Коробочка действительно оказалась непростой. На крышке, изготовленной методом штамповки, в центре был  изображен московский Кремль. Слева и справа от башни Кремля  стояли цифры  1147  и 1947, а внизу, под  изображением Кремля, было на писано  «800   лет».
      - Эта  коробочка,  вероятно,  в ходила в комплект контейнеров  для продуктов.  Были и другие коробки, емкостью больше, размером повыше, - объяснил  попутчик.
- А ценность ее в том, что  это был комплект не серийного производства, которые выпускаются нашей промышленностью из года в год, а юбилейного  выпуска, в 1947 году, в год празднования 800-летия   Москвы, -  продолжил  лекцию попутчик,  - и  выпущено их было, конечно же, небольшое количество.
- С тех пор  прошло более тридцати лет, многие,  если не все предметы из таких комплектов разрознены или утеряны, а оставшиеся представляют  собой редкость, - закончил  он рассказ.
Мы  познакомились поближе. Он оказался бывшим военным и ехал на Юг в санаторий. И вся наша совместная поездка сопровождалась его увлекательными рассказами из  истории поисков редкостей.  А коробочка и сейчас  сопровождает нас в походах  на пикники или по грибы. С учетом прошедшего времени ей уже 65! лет. Очень уж  она удобная!

 Если предыдущие повествования  были о предметах, которые действительно являются антиквариатом и имеют большую историческую или иную ценность, то теперь я  хочу рассказать о вещах, которые для меня имеют ценность не меньшую, чем книга столетнего возраста, и  имеют право на такую  оценку.Речь пойдет о таких прозаических предметах, как столярные инструменты. Я уже упоминал, что отец мой, Андрей Дмитриевич, был мастером на все руки.
    
Вкратце могу перечислить, что мог сделать отец. Плести корзины, шить, а не только ремонтировать, обувь любого размера и вида,  выполнять все слесарные работы. Выполнять токарные работы по дереву и металлу. Своими руками им была сделана для нас с братом действующая модель паровой машины. Мог  выполнять все плотницкие  и столярные работы. Он сам построил дом. Вся мебель в доме была изготовлена его руками. Он умел делать музыкальные инструменты, и не только делал, но  и играл на них. До последнего дня его  жизни в доме были гитара, мандолина и балалайка, сделанные им лично. И все эти разнообразные вещи из дерева и металла делались одними и теми же руками, одними и теми же инструментами. И тот набор инструментов, простые рубанки,  стамески, клещи, отполированные  до блеска  руками отца, руками,  на которых я  до сих пор  помню несмываемый, въевшийся  в поры металл и машинное масло, для меня дороже всех других раритетов, вместе взятых.
   
 Я храню их, я работаю  с ними. И все его мастерство  через эти  инструменты передается мне. Я  чувствую тепло рук отца на этих инструментах…

… У каждого есть свои, памятные вещи. Вот и у меня есть такой простой железный перочинный нож, который в 1963 году продавался в каждом хозяйственном магазине за 65 копеек. Но сколько с таким ножом исхожено рыбалок, походов   в  лес  и на речку.  Пусть не тот  самый, но точно такой нож  и  сейчас всегда со мной в машине.
    

 Посмотрите вокруг себя. Не выбрасывайте сразу старые вещи, ведь в них заложена  память о прошлом.