Самая дорогая редакция

       Была у нас тогда на работе такая традиция, стихами поздравлять. И вот в очередной раз, я что-то написал.
       Ты случайно вышла из комнаты.
       — Посмотри-ка, что тут у меня получилось. – Я, почему-то смущаясь, протянул тебе традиционно вчетверо сложенный листок с черновым вариантом поздравления на юбилей.
       Немного был удивлён, почему вдруг возникла у меня эта идея. Очень было интересно твоё мнение. Даже не столько о стихах. Никогда не получалось предсказать твоё поведение. Видимо поэтому любая, даже не стоящая выеденного гроша ситуация, обещала быть интересной, если ты, так или иначе, принимала в ней участие.
       Ты молча взяла листик, однако, в глазах твоих загорелся интерес.
       — Пойдём, что мы будет здесь в коридоре стоять, — я распахнул дверь одной из пустых комнат, пропуская тебя вперёд.
       Зашла, рисуясь, словно тебе были приятны эти маленькие знаки моего неуклюжего внимания. Пройдя в дальний угол, где было светло, и стоял нехитрый стол, расположилась и, закинув ногу на ногу, стала внимательно вчитываться.
       Я хотел подойти ближе, испытывая необычную смесь желания быть рядом и привычки читать через чьё-то плечо.
       — Стой там! — будто угадывая это намерение, ты остановила меня, едва я попытался сделать шаг.
       Пришлось соблюдать очерченную тобой дистанцию, наблюдая со стороны.
       В руках у тебя вертелся непонятно откуда взявшийся простой карандаш. Эта небольшая деталь, непроизвольно заставляла обращать внимание то на кончик твоего носа, то на бескровные изящные пальцы, столь утончённо обнимавшие его, то на полуоткрытые губы, задумчиво нашёптывающие что-то…
       Иногда ты наклонялась над листом и, наконец-то используя карандаш по его прямому назначению, делала какие-то пометки. Когда это произошло впервые, моё желание подойти к тебе стало существенно подогреваться азартом любопытства и мелочной авторской ревностности. Как так? Неужели она ещё что-то исправляет?
       — Ну как, пойдёт для сельской местности? — тупо сострил я, насилу сдерживая разгоравшееся любопытство. Надо отдать тебе должное, так внимательно мои «творения» не читал ещё никто.
       — Знаешь, — затягивая ничтожную, но в то же время бесконечную паузу ответила ты, — если по мне, так нужно больше лирики. А то первые два четверостишия у тебя в этом смысле ничего, а потом… Но это ведь можно будет исправить?
       — Да, конечно. Это же черновой вариант… — Я, будучи избалованным ставшими уже обыкновением деферамбами, был удивлён таким откровением. — Будем думать…
       Хороший урок для тех, кто забыл, что такое нормальная здоровая критика. Похвала, конечно, приятна, но она расслабляет, усыпляет разум. Всего должно быть в меру.

       И вот я оформляю так называемый плакат. Чувствую себя королём жанра. Нарыл где-то в сети фотографию букета фиолетово-сиреневых тонов. Не помню как, но ты тоже оказалась рядом.
       — Ты что, всё так и оставил? — вглядываясь в экран монитора, спросила меня. В этом вопросе сквозили неудачно замаскированные обида и разочарование.
       — Ну… я хотел от тебя тогда узнать, не слишком ли фамильярно получилось, а сам текст – это уже извини, авторское. — Я начал неуклюже и высокомерно оправдываться.
       — Надо ещё подумать, какой цвет шрифта применить, какое выравнивание. По идее, стоит подобрать нечто фиолетовое, как этот фоновый букет.
       — Точно подобрать не сможешь! — вызывающе отрезала ты.
       — Смотри, как это делается, — с уязвлённым самолюбием ответил я, ковыряясь в дебрях редактора.
       Ты наклонилась к монитору, будто бы желая рассмотреть вблизи эти манипуляции. В очередной раз проявившаяся, немного странная твоя манера наваливаться на человека мне ужасно нравилась… В мозгу, начавшем уже закипать в сладком фиолетовом сиропе, рождалась лишь одна фраза, сочетающая в себе благодарность и возмущение: «Да что же это такое!»
       — Ты прочтёшь это на юбилее? — Я посмотрел прямо в твои глаза, будто испытывал твоё смущение на прочность. Двух или трёх секунд этого противостояния взглядов хватило, чтобы понять: ты не сдашься!
       — А сам чего не хочешь?
       — Мне нельзя читать свои стихи. Я могу расплакаться от избытка чувств. Так никто и не узнает чем всё закончится… — придуривался я, вовремя не найдя, чем прикрыть уже наверное очевидную для тебя правду: «Я хочу, чтобы именно ты их прочла! Хочу смотреть на тебя, на то, как смотрят на тебя другие! Хочу, чтобы ты была в центре внимания!»
       — Ты такой сентиментальный? — едва уловимо растягивая слова, спросила ты. Та игривость, с которой у тебя всё это происходило, до ужаса заводила меня.
       — Ты даже не представляешь себе, насколько! — сказал я, пытаясь сделать вид, что шучу.
       Время уже заканчивалось, тебе нужно было куда-то бежать, а я всё никак не мог собраться.
       — Ну, подожди. Сейчас. Сейчас! – я совершенно не успевал, хотя и можно было бы бросить часть необязательных дел.
       — Пока! – отрезала ты, уже чуть ли не бегом выпархивая за дверь. Тебя уже минут десять как ждали, звонили даже.
       — Да что же это такое!! — картинно выпалил я тебе вслед. Дежавю. Фраза, всё это время крутившаяся во мне, наконец, родилась. Дверь хлопнула, оставляя меня с мыслью, что так и не смог тебя удержать.
       — Не послушалась… — улыбнулся новый сотрудник, который впоследствии стал моим другом. Я молча скривил губы, сожалея, что копался так долго.

       В день празднования юбилея на работе я пришёл, если перефразировать известные слова «С бала на корабль». Накануне отмечали в ресторане.
       Ты крутилась на моём стуле в расслабленной и чуть дерзкой для девушки открытой позе. Выглядело, однако, это очень естественно и зазывно. Я притулился на краешке стола, не в силах согнать тебя. Любовался, когда ты, отталкиваясь носочками, раскручивала этот офисный стул. При этом чуть разведённые, изящные твои колени поворачивались вместе со стулом то в одну, то в другую сторону, обнаруживая таящуюся в них ни с чем несравнимую сладость. Одна лишь фантазия об обладании тобой сводила с ума. Прогуливаясь по комнате, я успокаивал себя, но поняв, что тщетно – вышел вон.
       — У тебя будут какие-нибудь авторские пожелания? — с деланным пафосом, но всё же очень доброжелательно спросила ты.
       Я поставил пару нестандартных ударений по тексту. Ты приосанилась, когда брала у меня этот плакат и, по всей видимости, репетировала про себя. В этот момент я подошёл к тебе непозволительно близко, вторгаясь уже даже не в личную, а в интимную твою зону. Ещё пара сантиметров и я бы почувствовал тебя. Однако и этого было вполне достаточно, чтобы моё обоняние ощутило и надолго после этого момента заперло в себе запах твоих волос.
       Когда рассаживались за стол, обратил внимание, что ты села в сторонке. Зачем? Понял потом, чтобы за столом быть рядом со мной.
       Пить в этот день я не стал.
       — А что, я должна одна пить? — Наливая тебе, вдруг услышал твой кокетливый вопрос.
       — Почему одна, видишь, сколько народу? — испугался я такого поворота событий.
       — Ты представишь меня, прежде, чем я буду читать?
       — У нас есть тамада. Он всё сделает. Объявит твой выход. Не смущайся. — Уговаривал я толи тебя, толи себя самого.
       Так оно и получилось. Прочла ты чётко, с расстановками и небольшими паузами, будто бы не скрывала своё смущение, а давала людям время понять смысл фраз.
       Речь зашла о новом сотруднике…
       — Вот пускай он в командировки и ездит. — Прошептала ты мне в самое ухо. При этом пушистая чёлка коснулась моего лица, будто лаская.
       — Не хулигань… — Я прошептал тебе в ответ точно также, когда кусочек курицы, который ты уже готова была съесть, нечаянно упал обратно в тарелку.
       — Я стараюсь… — почему-то шёпотом ответила ты, наклоняясь за ним.
       У тебя зазвонил телефон. Оказалось, что начальник, не дозвонившись мне, решил воспользоваться твоим. В общем, вскоре мы с тобой снялись по его заданию.
       — Я хочу покурить. — Сказала ты, когда мы уже подходили к корпусу.
       — Да уж! С вами тут закуришь… — многозначительно ответил я, тем самым заставив тебя молча протянуть мне сигарету.
       — Я же говорил, что бросил. — Отказался я.
       — Интересно, надолго тебя хватит?
       — Надеюсь, что на всю оставшуюся жизнь.
       — Я тоже не курила. Целый год, наверное…
       — Я четыре… Впервые начал лет в двадцать, курил шесть лет, потом, вот бросил…
       — Как всё запущено. В этом возрасте люди не начинают, а уже бросают…
       — Ну, это уж, у кого как получается.
       Я наблюдал, как на казённой лестничной клетке струится дым, выходя одновременно из твоего рта и носа. Смешиваясь, струйки превращались в облако и клубились, танцуя замысловатое молчаливое танго, умирая и растворяясь в спёртом воздухе где-то под потолком.
       Две минуты счастья, когда можно было любоваться тобой без посторонних глаз, без мыслей обо всём на свете. Только ты, я и этот удивительной красоты сигаретный дым в неподвижном воздухе. Будто бы твоя собственная красота понемногу выходила, смешиваясь с ним, а затем бесследно исчезая. Вот так я бы мог простоять с тобой лет до ста, наверное… Редкие ничего не значащие фразы не портили этого великолепия. Разговор был непринуждённым, словно бы мы играли в бадминтон. Фраза, пауза, ответ, пауза и так несколько раз, до тех пор, пока «волан» не падал, и кто-либо шёл его поднять, чтобы потом разыграть новую «подачу».
       Так и не запомнил, как мы расстались в этот день. Но сам он, конечно же, запомнился, ибо, по сути, стал единственным, когда целиком был проведён с тобой…
        «…Ты провела со мной лишь день,
       А мне тебя всё больше мало!
       Я обнимаю твою тень,
       Но не начать уже с начала…

       … И чёрных глаз твоих до дна
       Испить мучительную чашу…»

       PS:
       Чаша сия, хоть и мучительна, но желанна.
       Я не мазохист, конечно, но, если бы не ты, не было бы ни этих стихов, ни этого рассказа.
       А всё было бы   как обычно. Нормально, ровно. Так, как этого хочет большинство.
       Но я, увы – иначе…