Первая ошибка Герона. Глава 1 иронический квест

# иронический квест, фентези, пафосное приключение, психологизм, философия.

Глава 1. Ну, здравствуй, герой.

Эта сказка о двух принцах и их народе. Может кому-то она покажется наивной и смешной, в то же время грубой и жестокой. Признаю, что историю эту рассказать меня побудило не желание научить детей, впрочем, не стоит читать эту книгу детям на ночь. Сказка эта для тех, кто живет сегодня и чувствует, что начинает уставать от постоянной лжи и гнета лицемерия. В то время, когда правители забывают про свой народ, когда государства охватывает беспорядок и анархия, рождаются такие никому не нужные сказки. Сказки о человеческой подлости и отчаянии, в которых нет смысла надеяться на счастливый конец.

Обычно сказки начинаются со слов «жили, были» или «в девятом царстве, в десятом государстве», но я не знаю, с чего стоит начать свой рассказ. Я был свидетелем небольшого акта, разыгравшегося на моих глазах. Я служил при церковной школе и обучал детишек странным непонятным мне самому вещам. Мы говорили, что Бог вездесущ и любой грех будет учтен на страшном суде, что на весы лягут с одной стороны добрые дела и помыслы, а с другой – порок.

Но был ли я безгрешен? Нет. Любил ли я свою службу – опять же нет. По крайней мере, я так думал. Но больше всего меня тяготило узнавать судьбы моих юных подопечных. Все от того, что я невольно воспринимал каждую линию судьбы как свою. У меня были ребята, чьи семьи погибли от простуды, они кичились остальных, но старались держаться браво в любой компании. И тогда мне казалось, что это мне приходится идти наперекор суровой судьбе, оставшись одному доказывать всему свету свое право на существование. Я думал, что это моя задача – показать брошенным и забытым, что есть на свете хорошие люди, верные друзья. Мне всегда было трудно объяснить, в чем же смысл жизни, возможно потому, что я слишком много надежд возлагал на нее. Я верил, что у меня самого есть великое предназначение. Пусть я пока обычный учитель, но я видел себя хотя бы проповедником, спасающим души варваров пограничных с нами государств. Во имя Писания, преодолевая тяготы спартанского существования, я мог бы странствовать по свету, словом останавливая братоубийственные войны. И в подмогу мне были бы сои теперешние ученики. Когда у церкви появится потребность в новом проповеднике, а мои заслуги признаю по достоинству и возложат на меня эту обязанность, я в свиту возьму лучших своих ребят. Зацепившись за эту мысль я невольно начал прокручивать сценарии будущих походов. Представилась мне деревня охваченная огнем, варвары, покусившиеся на собранный урожай, подожгли несколько ветхих лачуг. И грезилось мне, что стою я посреди этой деревней и веским словом вразумляю крестьян. Я говорю им, что скоро придет помощь, и что молитва и вера поможет им. Соседей я уговариваю пустить на ночлег тех, кто остался без крыши над головой. А затем ни слова не говоря отправляюсь вслед за варварами, которым объясняю, что они поступили не правильно, и что единственный способ вести праведную жизнь – это уважать других, как себя. И после моей пламенной речи варвары раскаиваются и возвращают награбленное, помогают восстановить сгоревшее. Мои слова произвели бы на людей такое впечатление, что они стали бы жить в мире, стали бы торговать друг с другом и помогать, как только в этом возникнет необходимость. А кто из наших учеников мог бы разделить со мной тяготы этой миссии?

Демитрий, хулиган и лоботряс, пожалуй, мог быть успешным проповедником, но юношеская гордыня и упрямство, умноженное на горькое огорчение от жизни, на страх и ненависть к людям, делали из него первого претендента на виселицу. Он к нам попал из деревни Кулики, где младенческие годы прожил с матерью, отцом и тремя братьями. Болезнь унесла младшего, старший отбыл на служение во имя Великого Князя, отец был взят, как изменник. Демитрий и любил и стыдился отца, он еще не понимал, что вины родителя, может быть, и не было в том, что оставил он сына. Мать с оставшимися детьми стала голодать, и в отчаянии она подбросила мальчишек в нашу школу. Я знал, что она несколькими месяцами позже скончалась то ли от голода, то ли от сифилиса.

- И дал Он имя ему – Человек! – Красиво с выражением продекламировал заученный текст Демитрий – сегодняшним заданием к уроку было выучить полюбившуюся главу из Писания. Демитрий читал наизусть вторую главу, в которой говорилось, как Бог взирал на сотворенный им мир.– И велел Он человеку любить и распоряжаться землей по усмотрению своему. Но было одно условие к тому. Должен был человек называть все: и море, и лес, и ветер, и зверей, и урожай, именами своими. А коли новое что на земле произойдет, не давать имени этому в перед Бога…

Я слушал мальчишку с приятным умилением и тревогой. Демитрий был награжден Богом и памятью и красивым сильным голосом, но все меньше и меньше юноша прилагал усилий к учебе.

– Почему ты выбрал именно этот отрывок?– Спросил я, когда Демитрий закончил. Остальные дети меланхолично повторяли свои участки Писания. Некоторые дремали.

– Вы сказали можно любой выучить.– Протестовал парень. Мне пришлось подавить в себе брезгливую ухмылку. Почему они никогда не понимают, что я на их стороне и задаю эти вопросы лишь с одной целью – помочь им разобраться в мире, в том, что происходит вокруг.

– Заданием было выучить понравившийся отрывок. Меня интересует, почему тебе это место показалось более интересным.

– Потому, что здесь Бог дает всему имена.– Устало объяснил Демитрий.– Герон Эдонович, могу я занять свое место?

– А мое любимое место в этой книге – когда Эпоста просит ночлега.

Демитрий снисходительно качнул головой. «Да, как он смеет! Перед ним тут целый кусок учителя стоит, а он рожу корчит»– пронеслось в моей голове. Зубы скрипнули сами собой.

– Но его не пускают на постой, – продолжал настойчиво я. Однако мысленно я называл себя дураком, не нужны ни ему, ни другим из класса мои слова. Оставалось только уподобиться остальным преподавателям нашей школы – просто требовать зубрежки, не стараться объяснить, не стараться понять самому. Розги, зубрежка, пайка да постель – вот что нужно, по их мнению, современному поколению.

– Он сам согрешил, он назвал сына Ронасом и за это был наказан.– Продемонстрировал Демитрий знание Писания.

– Это правда. Но насколько я помню, Эпоста был наказан тем, что лишился счастья видеть, как его сын станет мужчиной. Он был изгнан из селения, и отправился в странствия в поисках мира. На ночлег его не пустил не Бог, а такой же человек.

Я замолчал. Отчасти для того, чтобы дать возможность ученикам вступить в дискуссию, отчасти от того, что еще сам не знал, куда это я собственно клоню.

– Когда Эпоста согрешил, он наложил на себя печать порока.– Наконец-то сказал Люци.

– А человеку, жившему в этом доме откуда знать, что на Эпоста наложена эта печать порока? Ты когда ни будь видел человека с такой печатью?– Сказал я, одобрительно кивнув ученику.

– Может быть, Бог сказал ему не пускать…– Предположил Люци.

– Мне Бог пока что ничего не говорил. Да и в Писании про это ничего нет. Послушайте… Не кажется ли вам, что согрешив, мы делаем плохо не себе, а всему миру. В этот самый миг мир становится чуточку хуже. Наши соседи становятся немного скупее, наши родители начинают болеть, наши дети – глупеть.

Тут я прикусил губу. И мне стало неловко. Многие из этих детей уже никогда не увидят родителей. Примерно половина получают из дома письма, им еще тяжелей. Они должны понимать, что их родители стареют, болеют где-то там. И нет никакой возможности хоть как-то помочь, просто быть рядом. «Сынок,  у нас все хорошо. Опять подняли налог, но нам пока еще есть чем платить. Вишня уродилась в этом году очень вкусная. Я посылала ведерко – не знаю, дойдет ли. Яблоки не знаем куда девать. Помню, ты очень любил яблоки. Помнишь большую яблоню возле сарая? Она сломалась от веса яблок. Я тебя очень люблю. Летом приехать не смогу. Ленара болеет» - такие письма они получают. С расплывшимися чернилами на уголке листочка от нечаянной упавшей слезинки. А в ответ посылают «Мамая, я тоже тебя люблю. Учусь хорошо, кушаю хорошо, Сегодня на завтрак было молоко. Очень скучаю».

– Давайте закончим сегодня пораньше. Можете идти. Или почитайте здесь.– Сказал я всему классу, и добавил, обращаясь к отвечавшему парнишке,– Демитрий, ты хорошо рассказал свой отрывом. Но давай договоримся, что следующий раз ты возьмешь не первый попавшийся кусок, а тот который тебе действительно нравится.

– А мне ни один не нравится.– Коротко и ясно ответил Демитрий.

– В том-то и беда. Может тебе другие книги достать почитать?

– Я не люблю читать.

– Если пообещаешь никому не рассказывать, то я могу тебе дать почитать несколько запрещенных книг. «Долгий ящер» например.

–У Вас есть запрещенные книги?– На секунду заинтересовался мальчишка,– Вас арестуют. Закуют в кандалы  и отправят на каторгу.

«Там я встречусь с твоим папашей и расскажу, какой у него дерзкий сынок вырос»– стоит ли говорить эту фразу? Хорошо, что есть эта доля секунду между моментом, когда придумал фразу и секундой, когда ее сказал. Эх, а что-то ведь надо сказать вместо этой замечательно придуманной фразки.

– Да.

Если честно хотел бы я забыть про всех этих детей и зарабатывать на жизнь ремеслом. Но видимо во мне уже что-то сломалось – просто уже не смогу сам добровольно уйти с этого места. Пропащий я человек. Жутко захотелось напиться, но в этой идеи была одна маленькая неудачная деталь – я почти не пью. По крайней мере еще никогда не получал от этого положительных эмоций.

Дети, впрочем как и всегда, исчезли из класса почти незамедлительно. На улице стояло приятное весеннее марево, по небу плыли ленивые облака, дороги пустовали – полдень, замечательная пора, когда можно пройтись по главной улице и не встретить ни одной души. Все нормальные люди в это время, слава Богу, заняты своими обыденными делами. И если обходить стороной торговые лавки, то может так случиться, что никто не успеет испортить настроение своей навязчивой болтовней. Как же хорошо, когда никому от тебя ничего не надо. Вот бы прямо сейчас взять и отправиться к границе в долгий поход проповедника. Или совершить паломничество на какую ни будь святыню – лишь бы она подальше была. Больше всего бы мне подошло Кладбище Эпосты. Этот грешник, как и большинство людей описанных в Писании, раскаялся и долгими молитвами и серией подвигов заслужил звания святого. Правда в рай его так и не пустили, а отправили в ад защищать права грешников.

Что-то мне кажется, что как раз с Эпосту мне и надо молиться, чтобы он меня встретил у себя там в аду и, выяснив обстоятельства, вошел бы в положение и депортировал в рай. Или хотя бы выбрал местечко получше.

Как ни крути, а настроение мое было исключительно питейное.

И я, немного мысленно сопротивляясь, отправился в трактир, предусмотрительно переодевшись в мирскую одежду. В уютном темном накуренном трактире люди говорили мало, они, похожие на потных грязных боровов, лакали свое пойло изредка грохоча кружками о столы. Пиво разносила бледная измученная девушка, видимо дочь хозяина лавки. Ее выдавал смешной вздернутый носик, правда на роже трактирщика он не казался столь обаятельным. Я пожалуй бы нашел пару эпитетов, чтобы развеселить это прелестное создание, но при каждом взгляде на нее в моем воображении рисовалось заплывшая морда потного трактирщика – поэтому кроме смущения, я ничем не мог порадовать эту девушку. Кожа на лице ее будто отливала зеленым, а платье больше походило на разноцветные лохмотья. И при всем при этом она умудрялась уворачиваться от потных рук и улыбаться посетителям, которые предпочитали не обращать внимание на поразительное сходство девушки с потным вепрем за барной стойкой. Вот еще одна суровая судьба. Интересно, плачет ли она по ночам, взывает ли к Богу? Ведь  у нее наверняка раньше были мечты о красивой жизни, если уж не о принце на белом коне, так хотя бы об уютной избушке на берегу реки, с любимым мужем и долгожданными детьми. Но все мы получили свою келью. Келью с узким стрельчатым окном, выходящим на глухую стену церкви. В этой тесной комнатушке я часто думал, почему все так происходит и кто виноват в том, что нам, простым смертным, приходится молить о крошке к обеду. На ум в первую очередь приходили мысли о нерадивом Великом Князе, который в самый сложный для княжества момент погиб на поле сражения. У трона остались двое его несовершеннолетних сына. Александр и Иван по своему малолетству не могли управлять государством и это бремя на себя взяли наши доблестные советники-бояре. Народ еще надеялся, что дети Алексея Светлого Великого Князя подрастут и возьмут власть в свои руки. Они грезили, что когда на трон взойдут Богом избранные властители, Он снова станет к нам благодушен. И сгинут в небытие страшные воспоминания о голоде и рабском труде.

Можно было предположить, что живется нам туго еще и от того, что на улицах все больше нищих и бродяг не желающих работать. Крестьянам, трудящимся на полях, приходится втройне сложнее. Они теперь должны прокормить не только себя, и государей. Но еще и увеличивающееся с каждым годом войско и армию нищебродов. Меня пугает и то, что все больше торгашей в нашем селении, все больше трактиров, все меньше ремесленников. Они продают друг другу, купленное у таких же купцов. Но чтобы продавать хлеб кто-то должен его вырастить и испечь. Или я в чем-то ошибаюсь?

Я видел, как одна женщина продавала корову. Это апофеоз отчаяния. Она получила за кормилицу головку сыра да горшочек меду. Мне еще тогда подумалось, что у бедной женщины остался теленок, но нет. Просто голод и отчаяние заставляет делать опрометчивые шаги. У нас съели уже почти всех кур, а в лесах можно встретить разве что ужей да гадюк. Смешно то, что подвальные крысы, с которыми так всегда боролись, пропали из селения. Кто-то думает, что паразиты сбежали в поисках более плодородных мест. Я же знаю, что и крыс и кошек ели люди. Никто не думал о страшных болезнях, которые переносят грызуны.

Зато у людей крепла слепая вера в Бога.

Сегодня, по дороге к трактиру я видел разыгравшуюся у всех на глазах сцену. Маленькая девочка возилась с куклой, пеленала ее в тряпку, пела песенку. Рядом с девочкой сидела старая женщина, возможно бабушка.

– Спи, Даша,– девочка ласково погладила куклу.

– Как ты сказала?– приподняла глаза старушка.

– Я сказала «спи, кукла».– Растеряно и испугано пролепетала девочка.

–Ты не так сказала, ****ь ты мелкая. В Гиене Огненной твои песенки петь будешь!– Возопила старуха, надвигаясь на ребенка. Увесистый удар по маленькому побледневшему лицу девочки.– Грешница. За что меня Бог наградил тобой? Это за грехи мои, за…

Девочка плачет, старуха вопит, люди идут, словно не замечая ничего.

И наверняка найдется кто-то из толпы, который посчитает своим гражданским долгом донести на ребенка. «Не назвать вещей вперед Бога» – первая заповедь данная человеку. Страшный грех, за который уготованы вечные страдания. Иногда эта богобоязненность вызывает у меня искренний гнев. Но что поделаешь…

– … на трон. И будет нам житье.– Донесся до меня пьяный треп из-за соседнего столика.

– Сколько ему? Четырнадцать? Будет он тебе править – в куклы еще лет пять проиграет, пока у советников власть потребует.

– Это старшему четырнадцать. Младший двенадцатилетие празднует. Он и будет Великим Князем. Об этом вся столица говорит. Вот увидите!

– И что? Налоги снизят?

– Ага, и пшеница сразу в урожай пойдет. Ирно, ты в сказки еще веришь?

– Сказки – не сказки, а у народа есть свой князь! Это уже пол дела. Пусть пацан, но свой. От Бога.

– Если пиво подорожает, я в разбойники пойду.

– Пойдешь ты… Молодой еще, и не служил. А у нас порохоры у границы стоят. Как хочешь крути, а скоро обновку получишь и саблей махать научишься.

– У меня мать одна. Меня не возьмут.

Треп пошел на какие-то бытовые темы. Мужики хвастались, сколько юбок подмяли и сколько раз их за этим дело поймали. Я же опустошил свою кружку.

Значит снова смена власти. Вот только малолетки на престоле и не хватало. Да еще их двое. Будут власть делить – нам мало не покажется. Хотя кто ж им позволит то к власти прикоснуться. Там и без них охотников хоть отбавляй.

А между тем помещение наполнялось какой-то энергией. Глаза стал застилать волшебный туман. Разговоры и прочий шум стих и в таверну вошел штатный волшебник. Я успел прижать к сердцу Писание, и вознес хвалу Богу за то, что успел напоить его энергией. Волшебник пристально осмотрел посетителей трактира, на мне его взгляд остановился. Я отхлебнул из пустой кружки, уставился на поверхность изъеденного царапинами стола. Видимо этого было достаточно, чтобы убедить пришельца в том, что и я оказался под властью его чар.

Какие гости к нам пожаловали!

За рослым плотным мужиком вошел щуплый мальчишка.

¬- Садись здесь,- велел волшебник, а сам махнул прислуге.- Два пива и мясо какое-нить на закуску.

Бледная девушка в трансе выполнила этот приказ.

- Долг любого короля – быть со своим народом. Думаешь, Иван прискачет за тобой? Так знай в замке итак места мало. Еще один нахлебник нам не нужен. А свои книжки ты и здесь почитаешь.

- Я не пью пиво.- Неуверенно протянул мальчишка.

- Как скажешь – мне больше достанется. Только не надо скулить. Ты отправляешь в хорошую школу, где из тебя выбьют эту дурь. Познакомишься с простыми людьми, которых ты так любишь. Может быть, князем сделаем. А что, удельным князем тоже не каждого можно взять. Хочешь Южные земли? Буго там дурью мается, бродяг да бандитов разводит. Он кончено добром не уйдет, так сделаешь меня военным советником, а я уж придумаю, как спихнуть князька - Громила расхохотался, обильно поливая пол сладким пивом.

- Мне ничего не надо.- Понуро вставил мальчик,- я на престол не претендую, Иван по праву занял трон.

- Так и по праву? Думаешь, Владимир не по праву сейчас за вас двоих отдувается? Вы мелкие голодранцы, только хлеб переводите. А теперь еще и на трон свой хавальник разинули. Ну, ничего, вы оба еще приползете к Владимиру за спасением. А знаешь, что я думаю? Ты здесь сгниешь заживо, и ни единая душа не опечалится. Таких императоров как ты надо еще при рождении в бочке топить. Слюнтяй. Ты на физиономию свою посмотри. Фингал в пол рожи. И это царская особа.

- Это ты меня ударил!

- Потому что сопротивляться не надо было.

- Я и не сопротивлялся, только спросил, куда вы меня ведете.

- Таких умных розгами лечат. Ну что доел?

- Вы мне ничего не заказали.

- Ну, значит, доел. Пошли, засранец. Мне еще обратно ехать.

С этим странная пара вышла из трактира, в котором тут же возобновилась обычная жизнь. Застучали кружки, заорали пьяные мужики, зажужжали мухи. Интересно наблюдать, как это непросвещенная людская масса оттаивает после заклинания, даже не заметив перемены. Самое смешное, что люди даже если замечают перемены придумывают в своих умишках правдоподобные объяснения всем не состыковкам. Даже если я сейчас подойду к курносой девице с подносом и спрошу ее, как она оказалась посреди зала с подносом объедков, хотя секунду назад была в задних комнатах, она посмотрит на меня как на идиота и заявит, что она собирает остатки за Генрухом, который здесь пол часа назад пообедал. Даже если этот самый Генрух сегодня в трактире не появлялся. А потом при случае будет еще клясться друщьям, что действительно видел его.

По пути в обитель я думал об услышанном. Значит, это правда, что младший брат пришел к власти. Будет ли он пешкой в закулисных играх? Сомневаюсь, что бояре будут прислушиваться к мнению двенадцатилетнего подростка. А старшего, значит сослали.

И видимо, они говорили про нашу церковную школу. Ну что ж, Герон, поздравляю тебя с пополненьецем. Будешь придворным учителем. Эх, надо бы сразу наладить с пацаном связь. Такое знакомство может быть полезным. Первым делом вызову его, чтобы проверить знания. Бог его знает, как их учили. Если он начнет ересь нести на занятиях, то боком это все выльется мне.

Однако по возвращению мне ждал другой сюрприз. В моей келье находился Преподобный Фидор, и сурово сверлил полку для книг.

- И как давно ты разуверился в Боге?

Этот вопрос застал меня в расплох, и вверг в онемение.

- Нам стало известно, что ты хранишь и читаешь запрещенную литературу. Для учителя это недопустимо. Считай себя пониженным с этого момента. Отдай свое Писание. Одеяние уже изъято.

- А кто будет вести уроки?- единственное, что я смог выдавить.

- Ты и будешь. С этого дня детям запрещено обращаться к тебе по отчеству, они будут говорить «ты». И ты будешь делить с ними пайку. Забудь о соли.

Спорить тут было бесполезно и даже вредно.

Преподобный Фидор основал Церковную школу, и собрал под своим началом лучших учителей. Служить вместе с маститыми педагогами для великая честь, но я часто чувствовал, что мой вклад часто просто остается незамеченным. Порой священники даже издевались надо мной прямо на глазах учеников. Например сказать «Герон, какой же ты еще пацан. Сам жизни не знаешь, а учить берешься. Поскитайся по лесам лет эдак семь, тогда поймешь»- это было у них в порядке вещей. Что я могу поставить в заслугу Фидору, так это то, что у нас детей учили учителя, а убирались и занимались прочей бытовой чепухой дьяки.

Пожалуй, именно так начинается эта сказка. По крайней мере, в этот день она началась для меня. Я потерял все, что имел. Ладно, я и так почти ничего не имел.  Познакомился с главным героем истории – Александром, принцем королевства. И с этого дня я начал изучать слово Петра. Совершенно запретное писание, коим пользуются штатные волшебники. Многое получалось, но еще больше оставалось под завесой тайны. Я раздобыл кристалл мыслей, мутный, крохотный, но для тренировок его оказалось предостаточно. Я еще не знал, что я стану верной свитой принца Александра, что нам уготован долгий поход, что к нам присоединяться еще многие герои. Нам суждено было попытаться восстановить справедливость, и дать народу надежду на светлое будущее. Этого всего я не знал, да и знал бы, не изменилось бы мое решение. Сейчас я стоял на высоком стуле и прикручивал к балке под потолком прочную веревку. На другом конце у меня получилось ловко смастерить удавку. Только накинул ее на шею, как в дверь постучали, от неожиданности я пошатнулся на стуле и повис в петле. В нашем мире так много вещей, за которые человек попадает в ад. Хорошо хоть самоубийство не входит в их число. Удивительно было то, что вися в удавке, я все еще мог с трудом глотать воздух. «Так у меня повесится не получиться», подумал я, в глазах потемнело. И в этой кромешной пустоте поселился странный монотонный звон.