Тот трудный вопрос

У каждого психиатра имеется в памяти несколько особенно запомнившихся историй, клинических случаев. Об одном из таких случаев я хочу вам рассказать.
От дочек стало известно, что учащийся 6-го класса их школы погиб. Погиб нелепо во время игры со сверстниками во дворе. Этот мальчик залез в распределительный электро шкаф.
Он был единственным ребёнком в семье военнослужащих. Пару недель спустя мне позвонил директор школы с просьбой проконсультировать, и, если это возможно, оказать лечебную помощь матери погибшего мальчика. С его слов она сутками лежала в комнате с зашторенными окнами. Ни с кем не общалась, отказывалась от пищи…
В назначенное время мы встретились. Молодая женщина выглядела осунувшейся, похудевшей. Волосы не расчёсаны, припухшее от слёз лицо - без косметики. К беседе с врачом расположена не была. Явно согласилась на визит после уговоров и не видела в этом никакого смысла. Отвечала лаконично, - да, нет. Наш разговор больше походил на мой монолог. Я говорил правильные рекомендации, которые мне было трудно подбирать из-за осознания тяжести её утраты, а ей, видимо, слушать их. Я говорил ей, что произошедшее в её семье горе, эта трагедия, необычайно тяжелая, но ей необходимо продолжать жить. Жить ради мужа, родителей, близких, памяти сына. Для того, чтобы быстрее утихла душевная боль и прошла апатия, - надо пройти курс лечения. В середине этого сложного для нас обоих разговора, женщина посмотрела мне в глаза и с горькой иронией, тихо спросила, - «Лекарства вернут мне погибшего сына»? Взгляд был пронзительным, а простой вопрос прозвучал хлёстко и требовал ответа. Я должен был это сказать, и я сказал, - «Нет». Постепенно она включилась в беседу, которая уже была психотерапией. Я сделал назначения, обговорил дату следующей консультации. В двух последующих визитах в состоянии пациентки видимой положительной динамики не отмечалось. При каждой встрече проводилась психотерапевтическая беседа, плавно наращивались дозы препаратов. И вот, в один из дней, в мой кабинет стремительно вошла моя пациентка в широкополой шляпе на голове, модных очках, нарядно одетая. Признаться, я не сразу её узнал. Это была та же женщина, но с живой, адекватной мимикой, с голосом не тихим и монотонным, как прежде, а с приятным и достаточно громко звучащим. Пациентка попросила извинить за свой вид (яркая майка, шорты), объяснив его тем, что пришла прямо с моря. Далее она сказала, что на лечении в последние дни ей значительно лучше. Пересмотрела своё видение сложившейся жизненной ситуации. Активно занялась оформлением могилы сына. Дома произвела уборку, стала готовить пищу, общаться с близкими. У неё постепенно нормализовался сон, улучшился аппетит. Стала следить за своим внешним видом, следуя моим рекомендациям, купаться в море. Прошла отчуждённость в отношении к мужем. Собирается возобновить работу.
Вы знаете, трудно определить, кто из нас был больше рад выходу этой женщины из депрессии. В дальнейшем у неё всё было хорошо. Она с мужем уехала в другой город. Но при схожих случаях, или при неверии пациентов в успех терапии – я вспоминаю, какой была та женщина в своём горе и её вопрос, - «Лекарства вернут мне погибшего сына»? И я знаю ответ…