Гремучая смесь

Я с семьёй прилетел в аэропорт города Минводы. В марте у меня всегда случаются приступы тоски по горам. И как только солнце начинает относиться к нам более снисходительно, расправляя свои лучи после зимнего безразличия – нестерпимо хочется вновь увидеть, как его мягкий утренний свет крадётся по ледникам двуглавого Эльбруса.
Встречал нас мой старинный балкарский друг Алим. Двадцать пять лет крепкой и аккуратно выстроенной дружбы сделали наше общение более чем приятельским. Пережитые же вместе мелкие неприятности, такие как переломанные в горах «руки – ноги», а так же счастье рождения его и моих детей и вовсе сблизили нас до родственных отношений.
После рукопожатий и приветственных объятий мы погрузили свои рюкзаки в микроавтобус Алима. В машине уже сидели несколько человек прилетевших тем же, что и мы рейсом. Они нетерпеливо ждали отправления автобусика, желая до наступления ночи успеть увидеть вершины в заходящем солнце, и наконец-то добраться до своего отпускного жилья.
Алим медлил. Я спросил его - Ты кого-то ждёшь?
- Да должны быть ещё два человека. Позвонил знакомый из Москвы, попросил захватить до гостиницы в Терсколе.
Через минуту мы их и увидели. Два «брата – акробата» перемещаясь по синусоиде от съеденного на борту самолёта алкоголя, брели в нашу сторону, попеременно выкрикивая имя моего друга.
Мы загрузили их на заднее сидение, чтобы они ни доставали всех остальных, и тронулись в путь. За три часа дороги солнце закатилось за горы, и в ущелье опустилась ночь. Ночь в горах время таинственное и беспокойно тревожное для человека, привыкшего к огням городских фонарей и реклам.
Так и ехали – Алим рулил, сообщая мне последние новости, народ в салоне дремал, двое же «пришельцев» на заднем сидении, устав от утоления жажды местным коньяком, самозабвенно похрапывали.
Прилетая к Алиму в гости, я всегда останавливаюсь в его доме (какие-то другие варианты исключаются им однозначно и безапелляционно). Дом же его стоит несколько ниже гостиницы, куда ехали все остальные наши попутчики. (В горах, к слову сказать, вообще нет направления – «вперёд – назад», здесь пользуются понятиями – «вверх – вниз»).
Подъезжая к посёлку, Алим сказал – Я сначала заеду домой, выгружу тебя с семьёй, а после отвезу наверх ребят, заодно захвачу соседа – просил подбросить до Терскола.
На том и порешили.
Путешествие наше закончилось далеко за полночь. Въехав во двор, окружённый высоким каменным забором, мы достали свои пожитки, и пошли в дом, здороваться со своими не кровными родственниками. Алим же присел на крыльцо и, закурив, стал ждать своего соседа. Через минуту я вышел к нему, и присев рядом уставился на яркие россыпи звёзд. Тут-то всё и началось!
Двое уставших товарищей с заднего сидения, проснувшись от отсутствия убаюкивающей их качки, продрав осоловевшие глаза, и поняв, что находятся они не в гостинице, а совершенно в непонятном и зловещем для них месте, рванули к выходу из автобуса.
Выбежав наружу, они стали носиться вдоль забора с криками и мольбами отпустить их на волю, что их нельзя брать в заложники, потому что они никакие не олигархи, и за их жизнь никто ни даст и ломаной копейки. Они кидались на забор в надежде его перелезть, с разгону заскочили в тёмный гараж, выскочили из него и вновь понеслись по кругу. Мы с Алимом молча курили и смотрели на этот цирк.
Обеспокоенная шумом во дворе, на крыльцо вышла мать моего друга. Она по-балкарски что-то спросила, Алим усмехнувшись, так же по-балкарски что-то ответил. Та немного постояла, глядя на представление, потом покачала головой и проговорив по-русски – Ох! Бедные, бедные…, - вернулась в дом. А я, невольно улыбнувшись, вспомнил, как однажды, по молодости, мы с моим другом выпили лишнего, и на следующий день он болел. Мать же на вопросы о его самочувствии отвечала кратко и лаконично – Лежит. Как «полудохлый змея»!
«Бедные» же тем временем дошли до кульминации своего истеричного шоу. Неизвестно чем бы всё это закончилось, если бы из автобуса не вышел ещё один наш попутчик - дядька лет под пятьдесят. Он схватил двух артистов за шиворот и пинками затолкал обратно в салон. Закрыв дверь, он стал что-то втолковывать хлюпающим клоунам на разговорном русском языке. Когда же подошёл ожидаемый сосед, Алим сел за руль и увёз «шапито» наверх, в гостиницу.
А на следующий день горы наказали двух беспечных «кавказских пленников» «горняшкой». Мой друг же и отвёз их вниз, в больницу. Вернувшись вечером домой, он рассказал, что с братьями по разуму всё нормально, и что для них это будет незабываемый отпуск. Отпуск под капельницей. И немного помолчав, добавил – Да это же гремучая смесь – высота, спирт и страх! С двумя из них ещё можно справиться, со всеми же вместе – ей-ей, как тяжело. Он замолчал. А я, вспомнив опечаленную ночным «концертом» мать, проговорил про себя – Э-эх, бедные, бедные. Как «полудохлый змея»…