Добрый лев

Следующий за праздником день почему-то всегда бывает неудачным.

  Не оказался приятным исключением из этого правила  и серенький ноябрьский денек, заступивший на вахту после пышного празднования королевских именин. Пасмурный  поздний рассвет  нерешительно заглядывал в высокие стрельчатые окна. Их разноцветные стеклышки должны были  в любую погоду повышать настроение у жителей дворца; сегодня же заплаканные дождиком витражи выглядели довольно уныло. Особенно раздражал короля желтый лев с грозно поднятой когтистой лапой, заполнявший круглое окно прямо напротив трона.  Несколько лет назад  изображение было повреждено бурей; выпавшие цветные стекла спешно заменили простыми, в результате чего  символ Жангалии покрылся проплешинами и потерял значительную часть своего затейливо закрученного хвоста.  Каждый раз, скучая во время ежедневного малого приема, король давал себе слово заняться  восстановлением витража и каждый раз в суете мелких забот забывал об этом.

   Главный советник с привычной меланхолией   сообщал  последние новости: в возрасте девяноста трех лет скончалась испанская инфанта; у графа такого-то родился долгожданный наследник; в Первом образцовом кавалерийском полку раскрыта крупная кража фуража...  Его голос звенел осенней мухой где-то на периферии сознания и не был способен прервать ленивое течение королевских мыслей. Правитель Жангалии ощущал затылком, как несколько слуг, по обыкновению стоявших за троном, без стеснения зевали во весь рот.

  Вдруг в  однообразном звучании доклада произошел едва заметный сбой. Чуткое ухо сразу же отметило его; король насторожился и прислушался.

  Речь шла о новом знамени – большом военном штандарте, который должны были изготовить еще ко вчерашнему дню и поднести на торжественной церемонии вручения подарков.

-- Ну, что там со знаменем? -- недовольно спросил король, пока советник подбирал слова, желая  сообщить неприятное известие в как можно более успокоительной форме.

-- Ваше Величество... Будет лучше, если вы посмотрите сами.

  Король пошевелил плечами, чтобы немного размяться (промелькнула забавная мысль: любопытно было бы поспрашивать при случае  у знакомых монархов -- эти раззолоченные кресла все одинаково неудобные?) и приказал слуге принести подогретого с пряностями красного вина. Вчера он немного простудился, наблюдая с балкона за праздничным фейерверком…

   Вскоре были доставлены оба знамени: старое, полинявшее   от времени и непогоды, со следами аккуратной починки, и новое, уже прикрепленное к древку. Нетерпеливо подавшись вперед, король впился глазами в развернутое перед ним двумя пажами бархатное полотнище.

  На малиновом фоне, как и положено, красовался большой золотой лев  – родной брат того, облезлого, с витража. Сразу же короля поразила какая-то неправильность, трудно определимое отклонение от геральдического канона. Потребовав поднести поближе два подсвечника и развернуть старый флаг, он понял, что было нового в искусно вышитом изображении.

   Лев стал добрым! Грозный оскал на его морде превратился в дружелюбную  улыбку. Общие очертания львиного тела, при несомненном сходстве с образцом, стали плавными и гармоничными, утратив злобную экспрессию оригинала. Угрожающе поднятая лапа теперь, казалось, совершала приветственный жест. На старом знамени изумрудные глаза зверя были выполнены в довольно условной манере, на новом – проработаны настолько тщательно, что удивительная живость взгляда не терялась даже при столь близком рассмотрении. И взгляд этот был добрым и мудрым.

   Король нахмурился. Штандарт  испорчен, это ясно. Изменения, при кажущейся незначительности, сразу бросались в глаза и делали невозможным его использование. Оставалось выяснить, с каким умыслом они были произведены. Ни одно более или менее правдоподобное объяснение не приходило в голову…

   -- Кастеляна и вышивальщицу,-- коротко распорядился король. Советник с легким поклоном сообщил, что дворцовый кастелян, в обязанности которого входило наблюдение за изготовлением знамени,  уже второй месяц как болен и явиться  во дворец никак не может, а  за вышивальщицей сейчас же пошлют.

  Остатки новостей король пропустил мимо ушей. Томясь в ожидании, он отхлебывал из кубка обжигающий горло напиток и с каждой минутой накалялся все больше и больше. В конце концов, досадное происшествие стало представляться ему чуть ли не посягательством на государственные устои.

  Через полчаса в недрах дворца произошло некоторое суетливое движение, двери распахнулись и на паркет зала в сопровождении слуги ступили трое человек, двоих из которых король сразу же узнал – это были епископ Кирик и мать Вероника, настоятельница столичного женского монастыря. Третьей была девочка на вид  лет тринадцати, в сером полотняном платьице и наброшенной на голову и плечи вязаной шали из козьего пуха. Стук ее деревянных башмаков был неровным – девочка заметно хромала.

   Прибытие епископа не было большой неожиданностью. Его Преосвященство запросто  появлялся у короля, чтобы похлопотать о ком-либо из своих многочисленных подопечных. Нынешний князь церкви был в прошлом простым сельским священником; его отличали безграничное терпение, мягкий юмор и глубокое знание народной жизни. Он до сих пор тяготился необходимой в его положении пышностью обихода и с большим удовольствием посещал  приюты и больницы для бедняков, чем официальные мероприятия. Король любил преосвященного Кирика и при случае с удовольствием с ним беседовал; придворные же, соответственно, его недолюбливали, ибо, без особенных на то оснований, считали хитрецом и втирушей.

   Сегодня, отслужив, как обычно,  раннюю литургию в монастыре, епископ поспешил сюда, чтобы выяснить, чем могли провиниться перед светскими властями его смиренные овечки.

    Когда были поставлены кресла для епископа и настоятельницы (первого посадили рядом с королем, вторую, согласно этикету, чуть поодаль), взоры присутствующих обратились на девочку, которая, очевидно, являлась центральной фигурой начавшегося разбирательства. Она в одиночестве стояла перед высокими особами, зажав в  кулачках концы шали и  разглядывая носки своих довольно-таки безобразных башмаков. Ее внешность король определил для себя двумя словами: «бледный заморыш».

   Чтобы дать девочке возможность оправиться от смущения, король попросил мать Веронику ввести его в курс дела. Добродушная пожилая монахиня, перебирая четки, начала обстоятельное повествование.

   Как Его Величеству должно быть известно, монастырская мастерская  очень редко выполняет светские заказы. При дворе есть свой штат вышивальщиц, и они вполне справляются с изготовлением узоров на платьях, камзолах и парадных мундирах. Тем не менее, такую тонкую и ответственную работу, как вышивка главного военного знамени государства, по традиции поручают монастырю. Именно там издавна хранятся секреты старинного многослойного золотого шитья.  К сожалению, самая искусная мастерица –- мать Агния – скончалась еще в прошлом году, поэтому нынешняя работа была поручена ее ученице, монастырской воспитаннице. Сиротка София села за пяльцы, когда ей не было и семи лет, и с тех пор, благодаря прилежанию и прирожденному вкусу, достигла замечательных успехов. Сейчас, хотя ей всего шестнадцать, а выглядит девочка и того младше, она ни в чем не уступит своей покойной наставнице. Так, недавно София  вышила для Его Преосвященства новое пасхальное облачение и митру…

   Епископ закивал и, наклонившись к королю, доверительно сообщил вполголоса:

-- Особенно удаются ей ангелы. Поверите ли – просто как живые!

  Король пристально посмотрел на преосвященного Кирика, но не заметил на его дышащем искренностью морщинистом лице и тени  улыбки. Что же, возможно, хромая крошка и епископ-простец водят настолько близкое знакомство с ангелами, что одна способна достоверно запечатлеть их черты, а другой – вынести объективное суждение  о сходстве портретов с оригиналами…

  Почтенная матушка между тем продолжала свой монолог.

  Маленькая София работала над знаменем, не разгибаясь, целых четыре месяца.  Всегда на редкость ответственная, на этот раз она просто превратилась в затворницу; сестры даже опасались за ее хрупкое здоровье. Все этапы работы девочка выполняла  сама – перевод рисунка с образца,  заполнение контура золотой гладью и, наконец, окончательную вышивку поверх золота шелком разных оттенков.  Только такая техника создает иллюзию объемного изображения,  будто светящегося изнутри.  Мать Вероника  неусыпно наблюдала за ходом работ и вполне довольна результатом; правда – настоятельница слегка замялась – за последние годы ее глаза настолько ослабели, что с трудом различают даже крупные буквы молитвенника…
   Король прочистил горло и, стараясь заставить свой простуженный голос звучать помягче, обратился к девочке:

-- Скажи-ка, дитя мое, как ты думаешь –  флаг, который ты вышила,  такой же, как старый?

   София подняла серьезное личико и тихо ответила:

-- Нет. Он похож, но не такой же. По-моему, он гораздо лучше. – Заметив отчаянный жест настоятельницы, девочка поспешно добавила: -- Ваше Величество.

  Советник, не сдержавшись, громко фыркнул и тут же принялся  сморкаться в батистовый платочек. Король набрал полную грудь воздуха и начал медленный выдох, одновременно считая до десяти. Это нехитрое средство обычно помогало ему справиться с приступами гнева, которые, как он знал по опыту, всегда только мешали делу, приводя виновных в состояние временной недееспособности.  Простодушная девочка вряд ли представляла себе, насколько дерзко прозвучали ее слова…

   Почувствовав состояние короля, епископ взглядом испросил у него позволения продолжить допрос и строго обратился к юной мастерице:

-- Ответь мне, София, ты молилась, когда вышивала флаг?

  Король не знал, смеяться ему или плакать.

  Да, конечно, с живостью ответила та. Она всегда молится во время работы. Иначе ей ни за что не удалось бы исправить льва, который на старом флаге был слишком злым.

  Король не выдержал и вмешался.

-- А каким, по-твоему, должен быть лев на военном знамени?— сурово спросил он. – Ведь оно предназначено  не только для парада, но и для поля битвы, а там  победа достается ценой крови!

-- Я просила у Бога, чтобы под этим знаменем никого никогда не убили, – твердо сказала София. – А Бог, если захочет, поможет вам победить и без битвы.

   Королю вдруг расхотелось возражать сиротке. Девочка с глазами и душой художника жила в другом мире – там, где цветут, не увядая, дивные цветы, гуляют добрые львы и ангелы не скрывают от людей свои лики. Все жизни держит в  ладони мудрый и любящий Бог; если попросить Его с верой, невозможное станет  возможным.

 Этот мир на миг засиял перед королем, как бесценная жемчужина в глубине доверчиво приоткрывшейся раковины. Неловкое прикосновение – и створки захлопнутся, а в руке окажется только шершавый, неказистый домик моллюска.

    Правитель Жангалии  внезапно ощутил себя как никогда усталым, разбитым и больным. Может быть, так начинается старость? Король еще раз посмотрел на льва,  лев посмотрел на короля и с царственным великодушием протянул ему свою могучую лапу.

     Епископ по-своему истолковал молчание соседа. Перегнувшись через подлокотник кресла, он тихо сказал:

-- Простите малютку, Ваше Величество. У нее не было злого умысла… Такое знамя могло бы быть у нас, если бы мы до сих пор жили в раю.

   Король откашлялся и вынес решение:

-- Готовый штандарт поступает на склад Адмиралтейства. Монастырю придется изготовить новый. Казначей выделит необходимые материалы и средства. – И, не удержавшись, ворчливо добавил: -- Только больше не привлекайте к этому делу ребенка. Пусть вышивает ангелов.

                -------------

   Прошло десять  лет.

   По ослепительно блестящей под лучами тропического солнца океанской глади плыл под флагом Жангалии  большой  трехмачтовый корабль. Молодой капитан с дочерна загорелым лицом и ясными синими глазами рассматривал в подзорную трубу очертания далекого   берега.  Сердце его учащенно билось: он находился совсем близко от цели, к которой давно и неуклонно стремился.   

  Капитана звали Марк, он был племянником короля. Его родители скончались во время эпидемии, когда ребенку не было и двух лет; с тех пор он воспитывался  при дворе августейшего дяди.  Еще в раннем возрасте пылкий характер и безудержная фантазия мальчика приводили в ужас его чопорных наставников. По традиции, ему прочили карьеру дипломата или военного, но уж никак не моряка -- искателя приключений, вечно отдающегося  на милость самой коварной из стихий.

    Морем  юный принц бредил с той самой минуты, когда впервые на королевском приеме увидел путешественников, вернувшихся с обратной стороны земного шара, и услышал их цветистые рассказы. Он жадно рассматривал  пестрые раковины, выстланные изнутри влажно блестящим перламутром, прихотливо изогнутые веточки  кораллов, радужные перья райских птиц, белые, розовые и голубые жемчужины, тяжелые золотые слитки и то, что ценилось дороже золота – невзрачные зернышки изысканных пряностей, ароматами которых в его представлении был пропитан воздух неведомых земель, взрастивших все эти чудеса. С тех пор любимым чтением мальчугана стали путевые дневники капитанов, а основным содержанием игр – сражения  с  акулами и пиратами.

   В шестнадцать лет Марка отдали в один из лучших университетов Европы. Три года он прилежно учился, ненасытно поглощая знания, которые могли  приблизить его к карьере мореплавателя,  и небрежно пропуская то, что, по его мнению, пригодиться никак не могло… а на четвертый год сбежал. При дворе Жангалии произошел страшный переполох, едва не обернувшийся крупным международным скандалом. 

   К счастью, содержимое измятого конверта, сунутого неким подозрительным бродягой в руки королевскому мажордому,  несколько успокоило короля. Полного покоя ему не суждено было вкусить еще в течение нескольких лет, пока его любимый племянник в качестве простого матроса постигал на практике премудрости морского дела.

    В первом же плавании Марку довелось услышать среди прочих моряцких баек о русалках, китах-убийцах и гигантских осьминогах легенду о чудном острове Тамоа. Будто бы находится он вдали от всех морских путей и до сих пор не нанесен ни на одну карту. Земля его плодородна, климат мягок. На отмелях полным-полно жемчуга, берега речек усыпаны золотоносным песком. Со всех сторон остров защищают неприступные скалы и подводные рифы, о которые разбивается любой корабль, оказавшийся в коварных водах, а свирепые дикари безжалостно убивают   тех,  кого пощадило море. Уже несколько отважных и опытных капитанов якобы  пробовали отыскать и покорить  Тамоа, но ни один из них не вернулся. (Откуда при этом могли взяться столь подробные сведения об острове, легенда традиционно умалчивала).

-- А вот я его обязательно найду, -- неожиданно для всех заявил тогда молодой  матрос с веселыми ярко-синими глазами. Опытные морские волки подняли его на смех – откуда им было знать, что у этого бойкого парня за душой не только редкостные дерзость и упорство, необходимые для достижения подобных фантастических целей, но и материальные ресурсы целой – пусть небольшой -- страны…

   Правда, Марку пришлось побороться за осуществление своей мечты. Дядя-король, убедившись в том, что морской воздух и физический труд, вопреки опасениям,  пошли  племяннику только на пользу, вовсе не собирался отпускать его в рискованное путешествие. С каждым годом надежды  на то, что  у них с королевой родится сын, становилось все меньше… И, спрашивается, кто же  унаследует трон, если безрассудный принц сгинет в океанской пучине?  Но все разумные доводы разбивались о железную решимость юного упрямца. Король в глубине души понимал и даже одобрял его. Выслушивая воодушевленные речи юноши, он невольно вспоминал  собственную молодость и романтические мечты, принесенные им когда-то в жертву неумолимому  чудовищу по имени «государственная необходимость».

   Наконец долгожданное разрешение, с рядом условий и оговорок, было получено,  и подготовка экспедиции пошла полным ходом. С неусыпной энергией и необычной  для его возраста предусмотрительностью принц руководил снаряжением кораблей,  разговаривал с каждым желающим участвовать в путешествии матросом. Марк никому не сулил быстрого обогащения, как это было заведено у капитанов, пускавшихся в рискованные авантюры, но зато обещал, что в случае успеха их имена войдут во все  школьные учебники. В результате половину команды составили такие же молодые безумцы, как и он сам, что, впрочем, его вполне устраивало…

   Плавание было нелегким.  Из трех великолепных, полностью оснащенных кораблей, несущих, в общей сложности, более пяти сотен человек, уцелел лишь один. Первое судно у мыса Доброй Надежды настолько основательно потрепал шторм, что его пришлось оставить вместе с командой  в порту одной из африканских колоний. Второе затонуло  в Индийском океане во время жестокой схватки с  пиратами; к счастью, оказавшийся  поблизости английский фрегат помог капитану Марку обратить неприятеля в бегство и спасти  утопающих. И только флагман с гордым названием «Виктория» смог избежать плачевной участи собратьев. Покинув освоенные европейцами воды, он долго плыл почти наугад, по призрачному курсу, намеченному капитаном на основании  сомнительных россказней морских бродяг. 

         И вот, через год после начала экспедиции, Марк с замиранием сердца разглядывал берега  острова, не отмеченного ни на одной карте. Он сознавал, что ему невероятно, фантастически повезло. Для полного выполнения поставленной им задачи оставалось обследовать незнакомую землю и заодно пополнить запасы продуктов и пресной воды.

      Вначале капитан решил осторожно обойти вокруг острова и тщательно промерить глубину. В полном соответствии с легендой, подвести корабль близко к берегу оказалось невозможным из-за  обилия подводных скал. Следовательно, «Виктория» в случае опасности не смогла бы поддержать экипаж отправленной на остров шлюпки пушечным огнем.   Хотя на каменистых крутых берегах путешественники не заметили никаких следов присутствия людей, нельзя было поручиться за то, что непрошеных гостей не встретят копьями и стрелами кровожадные дикари… Однако принц со свойственным молодости оптимизмом надеялся, что, если остров все же населен, слухи сильно преувеличили  жестокость его обитателей. 

                ---------------

      На рассвете следующего дня вся команда выстроилась на палубе «Виктории». Капитан Марк твердой рукой  держал за древко большое знамя Жангалии; с его полотнища, колеблемого свежим бризом, морякам улыбался золотой лев и, казалось, приветливо помахивал лапой. Этот флаг с неправильным изображением, по странному капризу взятый принцем в путешествие, обычно был встречаем приглушенным каскадом матросского остроумия; однако сегодня даже весельчаки были настроены на серьезный лад.

   Молодой капеллан повернулся лицом к полыхающей в полнеба заре и перекрестился. Все последовали его примеру. Над морской гладью брызнули первые солнечные лучи. Они наполнили рдяным светом потрепанные паруса, прибавили красок смуглым осунувшимся лицам, вселили таинственную жизнь в сверкающего на тяжелом бархате льва.

   Моряки, склонив головы, шепотом  повторяли вслед за священником торжественные слова молитвы. Много раз во время путешествия эти  рано огрубевшие, своевольные люди приводили доброго пастыря в отчаяние неискоренимым пристрастием к спиртному, азартным играм  и крепким словечкам. Но случались минуты, подобные этой,  когда их сердца,  стыдливо прятавшие искру детской веры, вдруг с особенной силой ощущали  присутствие Бога, Который одинаково близок призывающим Его, где бы они не находились -- под сводами великолепного собора или же на скорлупке, затерянной посреди океана.

   Вскоре шлюпка, несущая на борту десять вооруженных человек, бочонки для воды и мешок с подарками предполагаемым аборигенам, отделилась от корабля и начала медленно приближаться к берегу. Среди разведчиков был и сам капитан. Он вполне осознавал всю опасность первой высадки на вожделенную сушу, но не смог заставить себя остаться на «Виктории». Его одежда была такой же, как у  остальных моряков -- простой, прочной и удобной. Только на голове у Марка был не  матросский берет,  а шляпа с широкими полями, защищавшими лицо от солнца, и прихваченным алмазным аграфом белым пером. Вместо аркебузы принц взял с собой знамя: он так давно мечтал водрузить символ родины на открытой им земле…

   Причалить было намечено к песчаному пляжу неподалеку от устья небольшой речушки – единственному удобному месту на всем острове. Сразу же за неширокой полосой песка начинались густые заросли. Крики множества проснувшихся с рассветом  птиц сулили  изголодавшимся морякам богатую добычу.

   Однако шагах в ста от берега шлюпка заскрежетала днищем о камни, и ее пассажирам пришлось выпрыгнуть за борт, чтобы сохранить свое суденышко в целости. Дно оказалось чрезвычайно неровным, люди постоянно проваливались в воду почти до пояса. Волны сильного прибоя  сбивали их с ног, а  тяжелое оружие и поклажа донельзя мешали передвижению. Все преимущества европейской экипировки сейчас превратились в досадные помехи.

  Капитан шел первым. Упираясь древком флага  в морское дно, он с трудом вытаскивал ноги из расщелин между камнями. Манящий берег был так близок, что минуты, необходимые для его достижения, казались ему более тягостными, чем все предыдущее путешествие.

   Тем не менее, именно в эти минуты, чего моряки не подозревали, их жизни висели на волоске.

  В высоком кустарнике на берегу перекликались вовсе не птицы. Там, сжимая в руках луки из рогов антилопы и обожженные на концах бамбуковые копья, таились в засаде больше сотни воинственных Детей Большого Орла. Вождь  племени, кряжистый силач  Тегу, должен был подать сигнал  к нападению, когда враги подойдут достаточно близко. Уже не впервые хозяева острова поджидали  пришельцев на этой обманчиво безопасной отмели. Не было сомнений, что и на этот раз все будет так же: стремительная атака – и  чужаки опрокинуты в море, откуда пришли.

  Бронзовые тела туземцев окаменели в ожидании сигнала. Ноздри раздувались, будто обоняя ненавистный запах железа – запах войны и смерти. Стрелы легли на тетиву и нацелились отравленными остриями в медленно бредущих к берегу людей. Общее  напряжение достигло той стадии, когда оно через мгновение должно разрешиться многоголосым ошеломляющим противника воплем и одновременным рывком вперед множества воинов, действующих слаженно, как пальцы одной руки.

   Тегу наметил для себя идущего впереди остальных высокого человека в странном головном уборе, украшенном пером. Не без оснований вождь предположил, что это предводитель чужеземцев.

 Человек нёс перед собой на палке большой яркий лоскут. Порывы ветра время от времени расправляли ткань. Тегу пригляделся; его  зоркие глаза  хорошо рассмотрели сверкающее  изображение.

    На Тамоа не было львов, но водились крупные  дикие кошки. Бывалый охотник   без труда опознал в чужом тотеме родственника этих злобных и опасных тварей.

   В том, что покровителем заморского племени был сильный хищник, не было ничего удивительного:  для этой цели всегда избирались животные, вызывающие трепет своими размерами и свирепостью. Поражало другое: неведомый зверь добродушно улыбался и протягивал лапу в миролюбивом, открытом жесте!

   Жители Тамоа не имели письменности, но зато широко использовали язык символов. Выслеживая добычу, охотники переговаривались знаками или криками птиц. Влюбленные умели объясняться с помощью цветов. Сложная татуировка заменяла собой пространный рассказ о возрасте, статусе и семейном положении человека. Поэтому неудивительно, что знамя, бережно несомое капитаном Марком, Тегу расценил как важное послание от одного племени  другому и без труда расшифровал его смысл.

  Посмотрите – мы сильны и  отважны, как и наш грозный тотем-покровитель, но, так же, как он, мы не желаем войны и протягиваем вам руку дружбы.

   Тегу резко выпрямился и замер в мучительном раздумье. Бесценные для внезапной атаки минуты безвозвратно уходили. Стоящий рядом  воин недоуменно вглядывался в напряженное, покрывшееся бисеринками пота  лицо вождя. Происходило нечто недоступное его пониманию.

   Дети Большого Орла верили, что вождь, который в ответе за целое племя, находится под особой опекой добрых духов и  получает в критические моменты их указания и помощь. Может быть,  как раз это и случилось с  Тегу?..

   Вождь принял решение. Он издал резкий предостерегающий крик. Воины нехотя опустили оружие, но не сводили глаз с чужаков, наблюдая, как те с трудом выбираются на сушу.

 Усталые моряки сложили свою ношу на песок и, опасливо оглядывая заросли, сгрудились вокруг капитана. Марк неподвижно стоял под колышущимся флагом и с наслаждением вдыхал насыщенный незнакомыми запахами воздух. По его знаку юнга поднес к губам горн и протрубил несколько раз победоносно-призывный сигнал.

   Путешественники одновременно вздрогнули, когда из непроницаемого для взгляда переплетения ветвей и лиан перед ними бесшумно появились  темнокожие вооруженные люди. Дикари, не подходя близко, окружили моряков плотным кольцом. Вперед выступил широкоплечий воин средних лет; его стянутые на затылке волосы  украшали  несколько ярких перьев, а на  покрытой шрамами груди был вытатуирован орел с развернутыми крыльями.

   Человек с достоинством приблизился к Марку и, указав рукой на знамя, произнес длинную фразу.

   Один из матросов знал язык обитателей ближайшего к острову архипелага; он смог перевести слова туземца:

-- Тегу, вождь племени Большого Орла, приветствует племя Доброго Зверя на своей земле. Вам нечего опасаться, будьте нашими гостями.

  Едва уловимый вздох облегчения пронесся над толпой. Среди хозяев острова послышался тихий говор. Виктор,  приложив правую руку к груди, громко сказал:

-- Принц Жангалии Марк приветствует вождя Тегу и с радостью принимает его предложение. Обещаю, что никому из племени Большого Орла не будет нанесена обида или причинен какой-либо вред. Просим принять скромные дары, которые мы привезли из-за океана в надежде встретить вас.

   Туземцы с удивлением рассматривали  набор диковинок, с помощью которых европейцы обычно завоевывали расположение простодушных детей природы:  яркие ленты, зеркальца, разноцветные бусы, гребни, кольца и колокольчики… Матрос-переводчик тут же выменял у одного из дикарей свой перочинный ножик на браслет из крупных жемчужин. Оба участника сделки с восхищением рассматривали свои приобретения, втихомолку поздравляя себя с баснословным барышом. Капитан  мог вздохнуть спокойно: отношения с местным населением явно налаживались.

                ---------------------------

  Через несколько дней, в продолжение которых жангальцы обследовали остров, запасались провизией и подготавливали корабль к обратному пути,  Тегу пригласил Виктора и его товарищей на вечерний пир. После угощения, состоявшего из жареной дичи, печеной рыбы и сказочно вкусных фруктов, вождь оповестил гостей, что намерен сообщить им нечто важное.

   Тегу начал издалека.

    Детям Большого Орла   известно, что за Соленой Водой лежат другие острова, где тоже есть люди. Как гласят  легенды, родоначальники их племени – отважный Кетуа и прекрасная Сиалу – жили в незапамятные времена на далекой земле. Они любили друг друга, хотя и принадлежали к племенам, враждовавшим между собою.  Однажды Кетуа и Сиалу  сели в лодку, взяли с собой много припасов и поплыли вдоль побережья, надеясь найти место, где смогут поселиться  вместе.

  Соленая Вода  не всегда дружелюбна к тем, кто доверился ей. Сильная буря унесла челнок далеко от обитаемого берега. Юноша и девушка, без сомнения,  погибли бы, если бы им на помощь не пришел Большой Орел. Проследив его полет, мудрый Кетуа понял, где находится ближайшая суша, и направил лодку за птицей. Так, давным-давно,  на Тамоа появились люди.

   Дети Большого Орла были хорошими охотниками, но никогда не поднимали оружие друг против друга. Они даже не знали, что люди могут убивать людей… пока остров не посетили бледнолицые пришельцы.

   Лицо Тегу омрачилось. Он не раз слышал рассказ о тех страшных событиях от своего отца, который был тогда  еще ребенком.

   Огромная лодка чужаков застряла в скалах во время  шторма. Чужеземцы высадились  на берег возле устья реки – там же, где недавно капитан Марк.

    Вождем племени в то время был старый Палуа, осторожный и дальновидный человек. Он радушно принял бледнолицых, предоставил им кров и пищу, но те повели себя вовсе не так, как подобает благодарным гостям. Отдохнув и подкрепив истощенные путешествием силы,  они принялись преследовать женщин, силой отбирать у хозяев жемчужные ожерелья, браслеты  и даже ни на что не годные кусочки блестящего желтого камня, которыми играли дети. 

   Вождь чужаков ничего не делал для того, чтобы усмирить подчиненных, а когда мужчины племени подняли оружие,  приказал своим воинам жестоко расправиться с ними. Смертоносные молнии пришельцев поражали на расстоянии, их ужасные длинные ножи с легкостью рассекали человека. В кровавой схватке погибли многие молодые охотники племени   и лишь трое их противников.

   Старый Палуа  долго валялся в пыли перед вождем чужеземцев, умоляя его пощадить раненых и не поджигать деревню. Он велел отдать врагам весь оставшийся жемчуг и золото, все запасы хмельного напитка из перебродившего сока кокосовых орехов и зажарить нескольких коз. После пира  бледнолицые уснули. Тогда детей тихо вывели из поселка, а женщины и старики  закололи  спящих бамбуковыми копьями…

   Тегу перевел дух. Слушатели потрясенно молчали. Рассказы  о кровожадных дикарях, безжалостно убивающих потерпевших кораблекрушение несчастных моряков, предстали перед ними в совсем ином свете.

  С тех пор, печально продолжил Тегу, Дети Большого Орла решили не пускать чужаков на свой остров. Завидев издали  корабль, они прятали женщин и детей в лесу и поджидали непрошеных гостей у песчаного берега. Только там, пока враги преодолевали отмель, их можно было смять внезапной атакой. Так происходило уже дважды – пока на Тамоа не появились Дети Доброго Зверя.

   Голос вождя стал торжественным. Он, по-видимому, подобрался к самой сути своей пространной речи.

   Время идет, и мир меняется. Чужие корабли впредь  будут приплывать все чаще, и однажды пришельцы из-за моря  все же захватят Тамоа. Тегу много думал об этом и просил добрых духов помочь его племени. И духи откликнулись: они привели на остров вождя Марка и его людей и показали Тегу изображение их тотема, чтобы предотвратить нападение.  И теперь, посовещавшись со старейшинами, Тегу просит Доброго Зверя принять их племя под защиту своей могучей лапы. Тогда никто из пришлых бледнолицых  не посмеет обижать Детей Большого Орла, и его людям больше не придется проливать кровь других людей.

  Тегу замолчал и выжидательно посмотрел на капитана. Марк был настолько взволнован, что не мог говорить. Неужели  жизни его людей и успех всего предприятия зависели от… случайности?

   Принц вспомнил тот день, когда он забрел из любопытства в ту комнату адмиралтейского склада, где, как в музее, хранились на покое старые знамена. В помещении было чисто и светло, сухой воздух благоухал ароматом степных трав – добросовестный  смотритель прилагал все усилия, чтобы сохранить реликвии от плесени  и моли. Один из больших штандартов казался совсем новым. Марк развернул его в столбе солнечного света, наискось падающего из высокого зарешеченного оконца, и  тотчас зажмурился, на миг ослепленный  праздничным великолепием  золота и  багрянца. Он был поражен красотой вышивки и смелостью рисунка, и, чем дольше смотрел в изумрудные живые глаза улыбающегося льва, тем сильнее согревала его сердце необъяснимая радость. Повинуясь безотчетному порыву, принц унес знамя с собой. Все путешествие оно простояло в капитанской каюте, чтобы участвовать в запланированной им церемонии открытия нового острова. Но, как только что выяснилось, подлинное его назначение оказалось совсем иным…

   Капитана вернули  к действительности приглушенные голоса. Молодой священник вдохновенно говорил о великом, всемогущем, всеведущем Боге, Который сотворил и небо, и землю, и все, что наполняет их. Его таинственную волю исполняют и море, и ветры, и птицы,  и звери.  Он любит всех людей, независимо от их цвета кожи. И здесь, на затерянном среди океана острове, Он нашел своих детей, чтобы помочь им узнать истину и прийти к Нему…

   Матрос-переводчик, понимая  серьезность задачи, тщательно подбирал слова  гортанного языка аборигенов. Незаметно сгустились сумерки; в  красноватом отблеске  догорающего костра лица внимательных слушателей стали странно похожими. Время будто остановилось, и каждый из присутствовавших  вдруг с благоговейным трепетом ощутил – так моряк ощущает пойманный парусом попутный ветер  -- влекущее его судьбу и судьбы всего мира могучее и теплое дыхание божественного Провидения.

                ----------------------------

   Сегодня историю открытия Тамоа знает практически каждый житель Жангалии. Малышам она становится известна из книжек с большими буквами и яркими картинками; подростки изучают ее в школе; для серьезных исследователей предназначены научные труды с картами и таблицами. Прочные симпатии романтически настроенной аудитории снискали роман и созданная по его мотивам  пьеса, в которых подробно и увлекательно рассказана история несчастной любви принца Марка и молодой монастырской послушницы Софии. Туристам, осматривающим достопримечательности столицы, экскурсоводы после дежурного блюда из дат и архитектурных терминов обязательно преподносят в качестве десерта трогательное  повествование о том, как…

   …заплакал старый Король, выслушав рассказ племянника и вспомнив пророческие слова хромой девочки, гласящие, что под знаменем Доброго Льва никогда не прольется кровь и Бог дарует ему победу без сражения;

…принц встретился в монастыре с кроткой вышивальщицей, тут же пленившей его своей нежной красотой и чистотой души;

…страсть вскоре настолько овладела юношей, что он  решил отказаться от  законных прав на трон  Жангалии и сбежать с милой Софией  куда глаза глядят;

…более разумная девушка, чтобы предотвратить грозящие государству смуты, самоотверженно пожертвовала своим чувством и упросила престарелого епископа Кирика спешно постричь ее в монахини;

…безутешный принц, пережив месяцы тяжелого уныния, воздвиг на средства, полученные от экспедиции, чудную беломраморную часовню, в которой и ныне  преклоняют колени все, желающие отправиться  в путешествие по морю.

   К счастью для  участников нашей истории, их душевное спокойствие на самом деле никогда не подвергалось столь  ужасным испытаниям. Подлинные события тех лет,  померкшие, как это часто случается, на фоне беспочвенных измышлений беллетристов, изложены сжатым и красочным слогом в «Записках мореплавателя», написанных Марком вскоре после возвращения с Тамоа.

   Согласно свидетельству принца,  ему так и не удалось увидеться с создательницей Доброго Льва. Из робости или скромности молодая мастерица уклонилась от встречи с капитаном, когда тот со своими подчиненными посетил монастырь, дабы возблагодарить Бога за благополучное завершение путешествия. Марку пришлось удовольствоваться осмотром множества изготовленных Софией  прекрасных вышивок,  любезно предоставленных его взору матушкой настоятельницей.

  Впечатления от увиденного он занес в свой дневник: «Весьма поучительной  для меня стала мысль о том, что неопытная девица,  никогда не покидавшая монастырские стены, оказалась способной  с таким проникновенным пониманием отобразить красоту Божьего мира. Мудрость, которую иным приносят годы трудов и опасностей, по-видимому, была дарована ей свыше как награда за чистоту и верность избранному пути».

    Сохранились и другие бессловесные, но красноречивые свидетели той эпохи великих открытий и славных побед. В часовне, воздвигнутой Марком вскоре после его коронации, и по сей день находится объявленная национальным  достоянием Жангалии чудесная икона Божией Матери. Она искусно вышита разноцветным шелком по золоту и украшена множеством жемчужин, каждая из которых могла бы занять почетное место в короне любого монарха. А знатокам геральдики и филателистам хорошо известен герб маленького государства, бывшей жангальской колонии –  островка, затерянного в Тихом океане. На бирюзовом, цвета океанской воды, фоне изображен улыбающийся лев с затейливо закрученным хвостом, несущий в протянутой лапе, как бесценный дар и величайшую драгоценность,  большой золотой крест.

 
От автора. Замысел произведения возник по прочтении подробной биографии Магеллана, написанной Стефаном Цвейгом. Параллели с описанными в биографии событиями таковы:
 -- перед каждым важным событием по распоряжению Магеллана на корабле обязательно служилась месса;
-- роковой для команды Магеллана оказалась высадка на длинную каменистую отмель, где его матросы, не успев применить огнестрельное оружие, были осыпаны градом отравленных стрел и копий. В результате тяжелого ранения скончался и сам Магеллан. Интересно то, что как раз в тот день капитан из непонятных соображений – биограф предполагает, просто по самонадеянности – не заказал, как обычно, мессу.
  Автор сознает, что идиллические отношения между аборигенами и колонизаторами могут сложиться только в сказке. Если бы пришельцы из-за океана в действительности стремились нести «дикарям» создавшую когда-то европейскую цивилизацию Благую весть, «бремя белых» могло бы оказаться куда легче для обеих сторон…