Ускользающий горизонт глава ХII

Дик Гарт в сопровождении верных друзей Парэйпы и Гилберта Уорда приближался  к асьенде Аддерли. Та часть равнины, которая простиралась позади гасиенды, сохранилась в своем первобытном виде, так как ее еще не коснулась рука человека. Единственная едва заметная дорога, ведущая через лес до поместья, пересекалась с шумным потоком, которой ревел, как запертый в клетке зверь. Поток этот начинался вблизи асьенды небольшим ручьем, соединявшимся затем в своем течении с множеством других ручьев, через который был переброшен мост, состоявший из нескольких толстых стволов. Благодаря этому примитивному приспособлению путешественники значительно сокращали себе путь, так как иначе пришлось бы совершать большой крюк.
Тем временем Элвин Аддерли раскуривая трубку, с нетерпением ожидал появления столь желанного гостя, нервно вскакивая с кресла, подходил к окну и тщательно всматривался во двор.
В комнате, где он находился, нельзя было продохнуть от едкого табачного дыма. Кто бы ни зашел, должен был сидеть, задыхаясь в дыму, и слушать назидания патрона. По распоряжению хозяина, не переносившего последнее время сквозняков, все окна в комнате были наглухо закрыты, шторы спущены, и всякий доступ свежего воздуха прекращен.
Когда из дома отлучался Уильям и подолгу отсутствовал Хитч, на конгрессмена нападала хандра, и он замыкался в угрюмом молчании. Но стоило кому-нибудь из этих двух переступить порог, как он заметно преображался, набрасываясь с самыми колкими, язвительными упреками. После инцидента с повешением Оноры Махер, Уильям порой начинал верить во все те страшные обвинения, которыми не заслуженно осыпал его Аддерли. Сейчас же он, очевидно, считал себя целиком ответственным за встречу отца с патроном и с покаянным видом терпеливо и смиренно выслушивал все нападки хозяина.
–Черт бы тебя побрал, Уилл! – возмущенно говорил Аддерли. – Сколько раз повторять, контролируй экономку. – Рабы жалуются, пеоны тоже, что чечевицу более месяца подают с гнилым мясом. Взгрей поваров, в конце концов. Ну почему я этим должен заниматься! Что у меня других проблем нет?!
–Хорошо, сэр. Я разберусь.
–Ты уверен, что твой отец не передумает?
– Уверен, сэр.
–Тогда почему его нет, черт бы тебя…?
– Не знаю, сэр.
– А, кто должен знать?
Уильям, молча склонил голову.
– Где Руфь?
– Мне почем знать, сэр. Я, ей в няньки не нанимался?
– Опять дерзишь? И почему я тебя каждый раз прощаю, Уилл?
– Вам некуда деваться, сэр.
–Что!? – воскликнул Аддерли, – Пошел вон!
Уильям покорно вышел. Он остановился у дверей, вертя в руках сигару и ожидая новых приказаний патрона, и вероятно, так погрузился в свои мысли, что даже не услыхал скрипа отворившейся двери, напротив.
– Ну, здравствуй, блудный сын, – сказал, появившийся в дверях Дик Гарт. – Займи чем-нибудь мою «свиту», пока я буду говорить с твоим хозяином, и он показал на окно.
Взглянув, Уильям увидел во дворе Парэйпу и дядюшку Джи.
– Привет, отец, – улыбнулся Уильям, – сейчас сообщу о твоем прибытии. Порядок такой, извини.
Уильям вновь вошел в комнату, где ожидал гостей Аддерли.
Как только в комнате появился Гарт старший, тело Аддерли не произвольно вытянулось. Конгрессмен, сделал несколько движений шеей, обтянул полы камзола, пальцем пригладил усы и медленно, не отрывая взгляда от взлохмаченного старика, направился к нему навстречу, вытянув перед собой правую руку.
– Аддерли. Элвин Аддерли, – учтиво произнес конгрессмен, пожимая Гарту руку, – для вас можно просто Элвин.
– Нет уж, позвольте мне называть вас «мистер Аддерли». «Элвин», право неловко, – заметил Гарт. – Я, Дик Гарт.
–Как вам будет угодно, сэр, – сказал Аддерли улыбнувшись. – Как дела мистер Гарт? Как добрались?
– Не стоит беспокоиться, мистер Аддерли. Благополучно.
–Весьма рад встрече, мистер Гарт, весьма. Давно мечтал, познакомится. Прямо и не вериться, что передо мной сам – Дик Гарт, – выражая максимум почтения, говорил Аддерли.
– Признаться честно, – молвил Гарт – мне также не вериться. Еще несколько дней назад, если бы кто-то сказал мне тогда, что через три дня я буду говорить с Аддерли, да еще на его асьенде, я бы рассмеялся ему в лицо.
– Пути господни неисповедимы, воистину, правда, – заметил Аддерли, – ну, что же мы стоим, присаживайтесь, мистер Гарт, – и Аддерли предложил место на роскошном диване, покрытым отменной леопардовой шкурой.
Более часа разговор, как говориться был не о чем, что явно напрягало собеседников. Аддерли по-прежнему упражнялся в любезностях. Весьма сдержанно, подобные комплименты старался отпускать в адрес конгрессмена и Гарт.
– Когда, мы переселились сюда, – рассказывал Гарт, – здесь невозможно было выжить в одиночку, поэтому мы искали друг у друга поддержки и защиты. Но время шло. Многие из моих соседей отошли в мир иной, некоторые погибли, другие же переселились дальше на Запад или продали свои земли вам, мистер Аддерли. На их место не без вашего участия пришли новые люди, и сейчас над нашей округой нависла опасность междоусобной войны за пастбища и земли. Я помню то время, когда колонисты с Востока, придя в Рейнджпоинт, не имели даже скота и время от времени угоняли наших коров, потом продавали их. Несколько раз я отлавливал людей, перегонявших скот с нашим клеймом, и отбирал у них коров,  за это в меня стреляли два раза. Многие переселенцы, пришедшие сейчас с вашей подачи, думают, что имеют право пользоваться плодами чужого труда и жить за счет других. Если они будут вести себя таким образом, войны не миновать. Мы хотим одного: чтобы наша земля оставалась нашей, с четко очерченными границами, но теперь это стало невозможным.
– Простите, мистер Гарт, но позвольте не согласиться с вами в том, что виновником  ваших бед являюсь именно я, а не дух времени. Конечно же, я могу объяснить ошибочность ваших суждений. Скажите вот, вы – пионеры     Рейнджпоинта, если мне не изменят память, выходцы из Новой Англии?
Гарт кивнул.
– Так вот, как раз там, где были распространены пуританские взгляды, – продолжал Аддерли, – больше всего и процветали подобные суждения. Именно в этом оплоте пуританизма всегда вина считалась чьей-то конкретно. И вы, к сожалению невольно подвержены подобным заблуждениям. Впрочем, это не ваша вина, а скорее той среды, под воздействием которой формировалось мировоззрения уроженцев Новой Англии. Неудивительно: таково неизбежное следствие религиозного ханжества.
Аддерли говорил эмоционально, порывисто взмахивал рукой, то шагал взад и вперед по комнате, то снова садился в кресло. Добрый старик Гарт, к которому была обращена эта речь, не выдержал – извлек из кармана желтый шелковый платок и принялся усердно сморкаться.
– Вот что, мистер Аддерли, – сказал Гарт, складывая носовой платок в карман, – мы просим, чтобы вы прекратили выдавать концессионерам на востоке разрешения на занятие земель в Рейнджпоинте и в его округе.
– Хорошо, допустим, – якобы соглашался Аддерли, – Тогда каковы будут последствия, вы подумали, уважаемый «ПИОНЭР»?
Люди станут захватывать земли без моих разрешений и вашего согласия. Они поступили так уже во многих местах и вам это известно. Ни вы, ни я, не сможем, поставить гарнизоны солдат повсюду в этой глуши. Если вы вытесните людей из Рейнджпоинта и его окрестностей, они по-прежнему будут возделывать землю каждый год и переберутся в другое место со всем своим скотом и птицей. Многие жители отдаленных поселений уже сейчас мало привязаны к конкретным местам проживания. Они уже перешли через Аппалачские горы. И с этих гор они уже видят расстилающуюся перед ними огромную равнину в Арканзасе – один  громадный, богатый, ровный луг.
И здесь эти люди будут передвигаться с места на место, и нет никакой возможности им помешать. Их обычаи изменятся вместе с образом жизни. Вскоре они превратятся в орды английских татар и хлынут  в ваши беззащитные рубежи массами свирепой и несокрушимой конницы. Они станут хозяевами Рейнджпоинта. Заведут здесь рабов и более того придут с теми рабами, которые им принадлежали на Востоке. Таковы будут последствия – и вы увидите их очень скоро.
Гарт почесал бороду, потом высказался:
–Возможно, вы и правы, сэр. Но владельцы рабов должны, как бы малочисленны они не были располагать всей властью управления, чтобы обезопасить свою собственность от ненасытной жадности разросшегося большинства белых людей.
Аддерли  с пониманием моргнул глазами.
– Это принцип будет осуществляться неослабно, ибо, чем слабее окажется меньшинство, тем больше оно будет нуждаться во власти в соответствии со своими собственными доктринами, – заключил Гарт, потом добавил. – Лично я не разделяю такого положения вещей.
–Тогда у вас будут проблемы, – констатировал Аддерли. – Америка  подобна огромной мастерской, на дверях которой я бы укрепил надпись огненными буквами: «Вход воспрещен, кроме тех, кому по делу». Вам по делу, а, мистер Гарт?
– Большую часть времени мы были одинокими искателями приключений на это великой земле, – ответил Гарт, глядя в глаза конгрессмену, – новой и свежей, как весеннее утро, и мы были свободны и пылали отвагой. Вы же, сэр пытаетесь превратить нас в зависимых безропотных и безвольных существ, деляг, поклоняющихся «Золотому тельцу». Что проку от этого, Аддерли, когда обретешь весь мир, а душу свою потеряешь?
– Взгляните на это великолепие, – бросил в ответ Аддерли, вскочив с места, и подошел к окну в противоположной стороне комнаты. – Взгляните на мои кукурузные и хлопковые поля, шелестящие и раскачивающиеся под осенним бризом, такие высокие, что не видно как солнце встает над дальними холмами и верхушками сосен! Посмотрите, все это моя земля, самая прекрасная из когда-либо созданных миров, на котором  возлегает Америка, поворачиваясь так, чтобы солнце не переставало ласкать ее полные и щедрые груди, наполненные молоком для людей!
  Но все, что видел Гарт в окне – это травянистую прерию.
– Поэтично, – молвил старик. – Понимаю. Полет вашей фантазии безграничен.
– Да, уважаемый, именно полет фантазии способен предопределить будущее этого края. Неужели, вы благочестивый, боголюбивый человек, проживший на белом свете…. А сколько вам лет, позвольте полюбопытствовать? – прервал свою речь Аддерли,
– Много, – сухо произнес Гарт.
– Выглядите вы не плохо на свои годы, – отвесил комплемент конгрессмен, – остается только позавидовать.
– Благодарю, сэр,  видимо Богу угодно, хранить мое тело и душу в добром здравии.
–Так вот, неужели вы, проживший много лет, не верите, что этот дикий край скоро превратиться в цветущую землю? – не унимался Аддерли.
– Почему же, верю. Но одна мысль не дает мне покоя – для одних процветание обернется во благо, а для других адом кромешным, – ответил Гарт.
– Всем не может быть одинаково хорошо или плохо, таков закон бытия. В мире выживает сильнейший, – отметил Аддерли.
– Сильнейший, конечно же, вы, мистер Аддерли?
– Да и вы я думаю не из слабаков, ведь так, пастор Лалемэнт?
Гарт почувствовал напряжение и явно смутился, услышав имя «Лалемэнт».
– Что-то не так, мистер? Я что-то не так сказал? – играл вопросами Аддерли. – Ла-ле-мэнт? Я правильно произношу имя некогда гарнизонного священника английского полка? Почему вы молчите? Может, хотите выпить воды?
– Хватит, Аддерли, – грозно произнес Гарт,  – блистать своей осведомленностью! Что дальше?
– Дальше? Я восхищаюсь вами, мистер Гарт – командир отряда рейнджеров и неуловимый «регулятор» – вождь фермеров, поставивших на уши почти всю Новую Англию в 1787 году, приговоренный к виселице и неизвестным образом, почему-то избежавший наказания государственный преступник, – продолжал демонстрировать свою осведомленность о Гарте конгрессмен, достав из кармана камзола заранее приготовленный листок. – Это по ныне действующий документ, – пояснил конгрессмен, – в нем ваше имя в ряду скрывшихся от правосудия государственных преступников. Взгляните, не стесняйтесь.
Гарт вновь достал платок и вытер небольшую холодную испарину со лба, и внимательно пробежал глазами бумагу.
– Да, это так, мистер Аддерли. Но вы меня не испугали, – тихо произнес Гарт и открыто взглянул на конгрессмена.
– Не испугал? Отчего же? – не поверил Аддерли.
– Да, потому что мне семьдесят семь лет, – ровным тоном говорил Гарт. – Я свое уже отбоялся.  По-вашему человек, который встал на тропу войны, защищая соотечественников от произвола тех, кто призван обеспечивать их интересы, государственный преступник?
– Да, с точки зрения закона – преступник? – твердо заявил Аддерли.
– В то время, когда мы подняли восстание в Северной Каролине и Массачусетсе, – начал рассказывать Гарт, – правительство ревностно следило за использованием земель на фронтире, да и сейчас конгрессмены вроде вас пытаются навязать своды законов, которые касаются нарушения прав владения этими землями. Недавно в Конгрессе, вы, мистер Аддерли, пытались убедить честное общество в том, что такими «злостными нарушителями» являются фермеры Рейнджпоинта, и что мы – пионеры являемся тормозом социального прогресса на фронтире, в силу чего должны исчезнуть как позор для страны девятнадцатого столетия.
– О, вы я смотрю, тоже не плохо осведомлены, мистер Гарт! – удивился Аддерли.
– С вашего позволения я продолжу, – и Гарт откашлялся. – Там на рубежах фронтира мы выступили с оружием против правительства, которое с неослабной свирепостью преследовало того, кто осмелился нарушить молчание девственных земель, запустив в них плуги и бороны. В качестве жертв правительство избрало простого труженика-крестьянина, который дошел до дальних диких мест, чтобы затем  с огромным трудом доставить на Восток  из той глухомани материалы для строительства и пищу для поселков и городов. Мы – пионеры претерпели все лишения и подвергли свои жизни опасности, месяцами трудились, чтобы своей честной работой сделать удобнее жизнь своих соотечественников и увеличить богатство страны. И вот после всего этого вы предлагаете взять нас в когти закона, за то, что  мы якобы нарушаем право владения государственными землями. Плоды наших долгих зимних трудов вы хотите отторгнуть и выставить на торги, прикрываясь «отеческой» заботой правительства…
Вы не хотите понимать, что мы – пионеры,  не можем жить в регламентированном обществе. Мы слишком праздные, слишком говорливые, слишком необузданные, слишком расточительные и слишком ленивые, чтобы терпеть ограничения налагаемые правилами, которые вы называете законом.
Вы желаете посеять вражду между нами, чтобы мы, произнося бесчестные красноречивые речи на кухнях у очага, во всех кузницах и уличных углах видели безрезультатность своих трудов. Вы думаете, мы не догадываемся для чего? Для того чтобы, в конце концов, мы разочаровались и под гнетом нищеты, страха попасть в тюрьму, понимая, что общество нас презирает, покинули насиженные места и отправились дальше в дикие местности, уступив вам свое кровное задарма.
Нет уж! – воскликнул Гарт, и показал кулак. – Стоять  будем насмерть!
– Зря горячись, мистер Гарт, – сказал Аддерли, – лично мне ваша жизнь не нужна. Во многом вы правильно понимаете мою стратегию, и цели, которые я преследую. Но способны ли вы противостоять мне в одиночку, подумайте? Кто за вами стоит?
– Правда! – отрезал Гарт.
– Я, вас умоляю, какой пафос, – цинично прокомментировал конгрессмен.  – Мне почему-то показалось, что вы скажете: «люди». Но вы так не сказали. Могу совершенно точно утверждать, что люди за вами уже не стоят. По-моему ваш авторитет среди сельчан пошатнулся. Не так ли?
  – Это вы так считаете, – жестко произнес Гарт.
– Ошибаетесь, уважаемый, так считают люди, – ехидно заявил Аддерли, – иначе вы бы не приехали ко мне просить ружья, лошадей, для того, чтобы заплатить выкуп индейцам за пленников.
– Просить? Кто вам сказал? Откуда вы знаете? – удивился Гарт.
  – Как лидер вы сплоховали, – оставил без ответа вопросы Гарта конгрессмен, – люди не видят в вас более защитника. Они не верят вам. Люди к моему глубочайшему сожалению устроены так, что предпочитают подчиняться силе и следовать по тому курсу, на который укажет она. Им неважно, сила добра это, или зла. Вот петиция, одна из многих, которые я получаю от фермеров Рейнджпоинта в последнее время.
Аддерли достал из шкатулки свернутый в трубочку листок, развернул его, словно придворный глашатай, и зачитал:
– «Мы смиренно обращаемся к вам, мистер Аддерли, ваши петиционеры, Вашей чести лояльные и преданные фермеры поселка Рейнджпоинт, рискнувшие жизнями и всем, что у нас есть, поселившись в отдаленных местах Арканзаса, где жизнь очень рискованна и опасна, потому, что здесь проходят дороги дикарей, и это оказалось опасным для тех из нас, кто был первым поселенцем этих отдаленных лесов и прерий, и мы петиционеры Вашей чести, некоторое время назад обратились с петицией к Вашей Чести, что мы, Вашей чести самые преданные слуги, считали очень важным, чтобы среди нас были солдаты и люди, которые были бы мужественными и храбрыми, чтобы помогать нам защищать наши территории и Ваших несчастных от насилия дикарей и банд беглых рабов, но мы  вновь со всей преданностью осмеливаемся обратить внимание Вашей чести на то, что мы в них испытываем огромную потребность и надеемся, что Ваша Честь предоставит патент его превосходительству генералу Фишеру с другими военными, и согласие Вашей Чести на это принесет огромное удовлетворение преданным и смиренным петиционерам Вашим – и мы долг свой, исполняя, готовы квартировать у себя, многих из драгунсикх людей, в связи, с чем вечно за вас молиться будем».
Аддерли вновь свернул листок и аккуратно положил в шкатулку, потом, не сводя глаз с Гарта, достал трубку, набил ее табаком и огнедышаще запыхтел.
– Я полагаю все понятно, мистер Гарт, – сказал конгрессмен. – Я помогу вам спасти репутацию лидера.
– В этом я не нуждаюсь, я слишком стар, чтобы  быть лидером. Найдутся более молодые и амбициозные, – ответил Гарт.
– Может быть. Вот ваш сын, например, – молвил Аддерли, выпустив струйку табачного дыма.
– Уильям!? – переспросил Гарт.
– В вашем голосе я чувствую нотку скептицизма. Да, ваш сын Уильям, а что? Молодой мужчина, напорист, порядочен, силен, решителен, смекалист, жесток….
– Жесток? – вновь с удивлением спросил Гарт. – Его душа далека о божественного совершенства, но я никогда не считал его жестоким. Он добрый малый и в его груди бьется благородное сердце.
– Вы видимо не все знаете. В нем масса качеств лидера, хочу отметить, – продолжал характеризовать Уильяма Аддерли. – Но есть одно «но». Ваш сын не предсказуем. В этом он не надежен. Ну, да ладно, что мы все о нем. Я сказал, что готов спасти вашу репутацию.
Гарт хотел было, что-то сказать, но Аддерли подняв руку, жестом остановил его и продолжил:
– Я дам вам фургон с ружьями – мушкеты «спрингфилд» 69 калибра с кремневыми замками, пятьдесят лошадей и повозку с одеялами.
– Но, мистер Аддерли…, – хотел что-то возразить Гарт.
– Взамен я попрошу продать мне, заметьте «продать», ваши земли, прилегающие к Миссисипи. Мне потребуются пристани для швартовки пароходов, которые будут доставлять рабов верх по реке на мои плантации, и возить хлопок в Новый Орлеан.
– Это не возможно, сэр, – возразил Гарт. – Хлопковые поля основный источник дохода фермеров Рейнджпоинта и вряд ли они согласятся лишать себя этих земель.
– Я предложу другие, севернее Арканзас-Пост. Поверьте, это очень хорошие земли. Да, они не возделаны, но созидательный дух, надеюсь, еще присутствует в каждом из ваших земляков.
– А что если вы одолжите мне ружья и лошадей? – предложил в растерянности Гарт.
– У меня хватает должников и без вас, мистер Гарт, но я испытываю существенный недостаток в добрых партнерах. Предлагаю вам партнерство.
– Нет, мистер Аддерли, мне этого не нужно, – решительно заявил Гарт.
– Поймите, ваши земли я все равно приберу к рукам. Рано или поздно вы приползете ко мне на коленях и будете умолять купить их у вас, так как к тому времени куапо достанут вас до печенок. Война с ними уже началась. Сдержать натиск индейцев сможет только армия. У вас она есть?
Гарт покачал головой.
– Вот то-то и оно! Я не понимаю, почему мое взаимовыгодное предложение не находит вашего одобрения? Право ваша упрямство и не понимание перспектив, начинает меня раздражать, – выпалил конгрессмен, нервно вытряхивая пепел из трубки.
– Я сейчас испытываю огромное желание всадить в вас пулю, мистер Аддерли, – молвил Гарт, вставая с дивана и вытаскивая из-под куртки пистолет.
– Вы думаете, мистер Гарт, что ваши проблемы закончатся, если вы убьете меня. Что вы сейчас слышите? Вы глухой, мистер Гарт.  Вы не слышите звуков, несущихся в долину, а это смею заметить звуки прогресса – это будущее. А такие люди как вы, мистер Гарт никому не нужны. Вы уже история, которая также никому не нужна. Меня вы можете убить, но прогресс вам не убить. Подумайте об этом как-нибудь. Либо мы вместе, либо я без вас, – заключил Аддерли.
–Будь, по-вашему, Аддерли, – бросил Гарт, опустив пистолет, –
Я, кажется, сейчас поступаюсь своими принципами, но это ради сохранения жизни детей и женщин, смерти которых я себе простить не смогу.
– Отлично, мистер Гарт, вы благоразумный человек, я не сомневался в вас, – радостно сказал Аддерли, протягивая Гарту руку.
Старик нерешительно ответил крепким рукопожатием.
– А на счет принципов, не стоит беспокоиться, – отметил Аддерли, – на то и принципы, чтобы ими можно было поступиться.
    –У меня такое ощущение, что человеческий род  – сборище  трусов,  и  я  не  только участвую в  этой процессии, но шествую впереди со знаменем в руках, – грустно произнес Гарт.
– Но, но, мистер Гарт, –  не возводите на себя напраслину, – советовал Аддерли на правах победителя в сделке, – Право вы не заслуживаете подобной оценки.
Выйдя во двор, Гарт и Аддерли направились вглубь асьенды и направились к одному из сараев, возле которого в ряды были выставлены две повозки. Около повозок суетилась челядь, поправляя упряжь на мулах, которые смиренно глазели под ноги, в ожидании привычного оклика погонщика: «хэй».
– В корале пятьдесят лошадей – сказал Аддерли, указывая на загон, в котором находились лошади. Я дам вам погонщиков, они перегонят табун до Рейнджпоинта.
– Благодарю вас, сэр.
– Здесь ружья, – и Аддерли откинул  полог тента, показывая, Гарту на несколько ящиков с оружием, – порох свинец. В этом фургоне сотня одеял для индейцев, – и он указал на второй фургон.
– Одеял? – удивленно спросил Гарт. – Одеяла не входили в условия договора, –  и он вскочил на ступеньку, чтобы  рассмотреть товар.
– Оу, оу, мистер Гарт! – останавливал его Аддерли, хватая за рукав куртки, – не стоит, беспокоиться. Одеяла краснокожим понадобятся, уверяю вас. Этим вы окажите им «неоценимую» услугу.
Они не заметили, как возле повозок оказались Руфь и ее жених.
– Добрый вечер, папочка, – сказала Руфь, подойдя к отцу.
– Мистер Гарт, моя дочь Руфь, – любезно представил ее старику конгрессмен. – А этот молодой человек ее жених – Иштван Маркиянович. Он пожаловал к нам из Европы.
– Вечер, добрый, сэр, – сказал Иштван и пожал Гарту руку.
– Дитя мое, мистер Гарт отец нашего Уильяма, – добавил Аддерли.
– Рада встрече, сэр, – сказала Руфь и протянула старику свою маленькую руку.
Гарт галантно склонился и поцеловал ей руку
– Теперь я понимаю своего сына. Вы прекрасны, мэм, – сказал он, не сводя глаз с милого личики Руфи.
– Благодарю вас. Папа, мне необходимо с тобой поговорить, – молвила Руфь, обратившись к отцу.
– Говори дитя мое, у меня нет секретов от мистера Гарта. Мы с ним партнеры. Ведь так, мистер Гарт.
– Как вам будет угодно, – холодно произнес старик и отошел к фургону.
– Вчера вечером, мы с Иштваном вернулись после прогулки и оставили лошадей у коновязи на дальнем дворе, – говорила Руфь, – когда  мы вошли в конюшню, ворота, которой были открыты, то в дальнем углу обнаружили повозку.
–Так, и что же? – не обращая внимания на дочь, спросил Аддерли.
– Откуда здесь эта повозка?
Аддерли прекрасно понимал, что насторожило Руфь и ее жениха, но, не желая, что-то пояснять прилюдно, как обычно изобразил полное недоумение.
– Какая повозка? По-твоему я должен знать каждую повозку на моем подворье. Если тебе деточка так интересно спросила бы у конюхов, или …
– Но, папа! – перебила его Руфь. – Повозка принадлежала одной женщине, которая ехала со мной в караване от самого Сент-Луиса.