История одного Непонимания очерк

«На этом я закончу свой рассказ о поездке в Финляндию с целью выяснения степени родства уральской и финской мифологий. А теперь – жду ваших вопросов», – так завершил свое публичное выступление знаменитый профессор этнической истории и журналист Владимир Владимирович Ямпольских.

Судя по всему, участники конференции (по большей части журналисты научных изданий) не ожидали подобного развития событий. Какие вопросы? Какие обсуждения? Главное – засвидетельствовать сам факт присутствия на конференции. Однако именитый профессор и коллега-журналист в одном лице не успокаивался и вопрошающе смотрел на аудиторию. Все понимали, что необходимо было действовать, но вопросы, касающиеся темы выступления, так и не приходили в голову.

Положение «спасла» блондинка-журналисточка – наглым, самоуверенным голосом она произнесла: «Владимир Владимирович, как вы думаете, тандем  Путин-Медведев просуществует еще долго? Ааа, еще хотела бы спросить – наверняка добиться таких высот в карьере вам помогло ваше имя, ну вы понимаете, о чем я, Владимир Владимирович!!!»

Не промолвив ни слова, оратор покинул аудиторию. Выйдя за дверь, обреченно улыбнувшись, он замер – его сознанием завладели воспоминания…

НЕПОНИМАНИЕ – вот что всю жизнь преследовало его. Еще не родившегося на свет Володю родители решили отправить учиться куда-нибудь заграницу, чтобы из него вырос серьезный исследователь с мировым именем (не меньше). Им было невдомек, что ребенку и нужна-то была всего лишь любовь. Все детство мальчик боролся с родительским непониманием, отстаивая право на свои, личные, уникальные стремления. К счастью, один раз родители все-таки поняли Володю – это касалось выбора профессии. Мысль о том, что сын будет ученым, будоражила сознание обоих, ведь именно это они и загадывали, мечтательно разглядывая ультразвуковой снимок еще не родившегося малыша.

По мере развития жизненного опыта Володи, волна непонимания нарастала, так что иногда ему начинало казаться, что еще чуть-чуть, и она захлестнет его, накроет с головой и выбраться он уже будет не в состоянии. Его не понимали одноклассники, называя «ботаником», «очкариком» и другими всевозможными вариациями на ту же тему. Кроме того, за огненно рыжий цвет волос его прозвали «ирландцем». В магазине его безжалостно обсчитывали и обвешивали, не понимая, как можно быть таким «недотепой», но Володя был не против, ведь у него была она – его Наука.

Пятнадцатилетие подростка было ознаменовано событием, ставшим знаковым для Володи: он встретил Её. Только теперь это была настоящая Она, живая, с миндалевидными мечтательными глазами, с волосами, волнами спадавшими на плечи, так что ему казалось, что рядом с Ней никакая другая волна не захлестнет его. Отныне никто не смел назвать Володю «ботаником», ведь Она разомкнула границы его бездонного, но неуютного мира, заставив оглядеться вокруг.

Юноша, по природе смышленый, оглядывался не долго –  он быстро понял, что добиться уважения в этом новом для него мире, отныне таком желанном (ведь здесь была Она), не составит труда. Все здесь представлялось ему до примитивного простым – имея деньги или физическую силу, можно подчинить себе десятки, сотни, тысячи людей. И деньги, и физическая сила были у Володи. Да, теперь никто не смел назвать его «ботаником». Теперь каждый «понимал» его и втайне завидовал, ведь мало кому удавалось влюбить в себя эти чудесные миндалевидные глаза.

Однако псевдопониманию, продлившемуся семь лет, пришел конец. Все началось с того, как было озвучено решение Володи об аспирантуре, докторантуре, профессуре и прочих вещах, так презираемых Ею. Миндалевидные глаза не поняли и не приняли идею Володи вернуться в бездонный, но неуютный мир науки. Она не захотела делить его с кем-то еще и просто ушла, забрав с собой волны своих чудных волос. С тех пор прежняя волна – волна непонимания –  захлестнула его и больше никуда не отпускала.

Ощущение тотального непонимания поначалу не смущало Володю, однако Время, превратившее его во Владимира Владимировича, день ото дня настойчиво намекало, что еще немножко, и он НИКОГДА не выберется из  мрачного, но привычного плена. Снова рывок – и теперь, как и много лет назад, он (уже без помощи миндалевидных глаз) позволил себе выйти наружу, к Другим. Именно поэтому именитый профессор Владимир Владимирович Ямпольских пошел преподавать в школу (что, разумеется, вызвало немало толков в научных кругах). Володя, стряхнувший с головы профессорский пепел, решил, что именно там, в школе, его наконец-то поймут. Незамутненное сознание, пытливость ума подростков – вот то, на что он делал свои «ставки». Школьники представлялись ему полыми сосудами, в которые он вольет горячий нектар своей любви и поклонения науке. Однако Володя просчитался. Ребята действительно полюбили, но не науку, а своего доброго, но чудаковатого преподавателя. Им (как и многим до них) было невдомек, как может этот удивительный человек «растрачивать» свою жизнь, «убивать» ее наукой. Поняв, что ни на йоту не продвинулся в поиске понимания, Володя ушел, забрав с собой свою Единственную – свою Науку.

Последующие пять лет добровольного «затворничества» были самыми плодотворными в жизни Владимира Владимировича – им было написано пять монографий – по одной за год. Однако что-то все время смущало Володю: ему казалось, будто кто-то с молоточком сидит у него в мозгу и монотонно стучит, наигрывая незнакомую, раздражающую мелодию. Проснувшись однажды ночью, Володя вдруг неожиданно для себя разгадал смысл этой незатихающей мелодии: то была мысль о Других, таким образом напоминающая о себе. Вся жизнь его, по сути, была поиском кого-то, кто бы, наконец, понял и разделил его любовь к науке; кого-то, кто бы вошел в его бездонный мир, не повредив тончайшей оболочки, защищавшей это сокровище; кого-то, кто бы сделал этот мир уютным.

Еще один рывок – и теперь Володя стал журналистом. На этот раз «ставки» были сделаны на возможность охватить огромную численность Других. Он надеялся, что отыщет из такого количества плевел хотя бы одно зерно. Но…, как и в прошлый раз, Володя просчитался. Он не учел (а может и не захотел учесть), что современная журналистика – не та, что была в момент ее зарождения, когда группа умнейших, образованнейших людей составляла ее элиту.

Четыре кита, на которых держится современная журналистика, в виде наглости,
размашистости, амбициозности и  примитивности, попрали все, что не соответствует их так называемой «концепции» мира, включая и его Науку.
 
Все эти мысли, перемешанные с воспоминаниями, проносились в сознании Володи мгновенно. Перестав обреченно улыбаться, он уверенной походкой направился к выходу. Теперь он знал наверняка, что границам его мира, всегда так плотно сомкнутым, не суждено было познать другого состояния.

Горечь от пережитого дня и последующих за ним воспоминаний понемногу начинала рассеиваться, и теперь новые, свежие мысли завладевали сознанием профессора: ему мнилось, что все предыдущие поиски понимания были не нужны; более того, все это время то, что он так тщетно искал там, у Других, было совсем рядом. Да, именно ОНА, его НАУКА, оказалась той единственной, кто всегда понимал и принимал его любовь к ней.От этих чудных, не приходящих доселе в голову Володе мыслей, тихая радость отразилась на лице профессора, чтобы остаться там навечно.

Стал накрапывать дождь, Владимир Владимирович раскрыл зонт и бодрой походкой направился к магазину, чтобы купить корм для своего любимца – рыжего кота, так похожего на него, Володю, которого когда-то дразнили «ирландцем».

Арина Гамова
октябрь 2010 года