обиженный челик 2

в армии челики не служили , но знали, что солдатский устав кровью
был написан. в государстве монстра-социума такой же порядок необходимо
было навести, чтобы было все как в армии, чтобы честно было все. а то,
как поле не паханное, везде сорняки растут, а ничего доброго-то так и не
всходит. остаются челики без урожая.  обида, разочарование, тоскливость и
нежелание совсем никаких отношений с соплеменниками, отстраненность,
оскорбленность, изысканность и утонченность одолевали по очереди челика.
ну что толку повторять уже высказанное, когда можно, при известной сноровке,
дотронуться до еще не обнаруженного, причем достаточно будет только бдить,
а не вздрагивать, похрапывая. выключился он, уснул сном, силы
восстанавливающим, груз забот был сброшен, к жисти интерес от
этого пробуждался, ляпота, в обчем, у челика образовалась.

 «вот любять у нас енти тиории разные
обобщающие, особенно про монстра-социума
любять поговорить, шо было б, коли было б такое, а не
другое, например, а ничого и не было б, едрить твою налево.»

и так много всего было наворочено в этой жисти, что не было возможности
отследить эмоции, прочувствовать моменты, сделать нужные выводы. вот, к
примеру, дрянь, которая всем хочет управлять, мерзость, у которой "я"
впереди всех бежит, склочница - сплетница, которая знает
все и про всех, стерва беспардонная, шпильки свои в головы молодых
челиков вбивающая так, что тем только и остается, что бормотать:

«хреноватенько, батенька, хреноватенько, а тоскливенько
то как, как тоскливенько, что уж лучше пойти прогулятиси,
прогулятиси, пообветритси, уж ты гой еси,  хоть не гей,
еси, и на том спасибочки, позабавили, поутешили.»

болен ты или не болен, никого это не интересует, всем только вынь и
положь на скатерочку, так что в расчетец доводы и увертки не принимаются.
и куда ни пойдешь, везде слова, слова, слова, даже в лесу таблички со словами
к деревьям прибивают, и на луне, наверное, тоже слова встретишь. хотя туда,
поди, челики-то, чого-й-то, и не заглядывали последнее время совсем.

 «третьим будешь, грешно смеяться
над больными людьми, цирк, да и
только, это сладкое слово свобода,
сестра, сделай-ка телевизор погромче»

оскорблен был челик в лучших чувствах, потерял веру в свое будущее, обидился
окончательно и бесповоротно: « вы у меня попросите еще о чем-нибудь»,- бормотал
он про себя. что и говорить, итак все ясно, в рыло бы ему определить, чтобы не
дерзил более, тоже мне, шмакодявка выискался какой, чурвачок миллиметровщик.
вся странность его жисти была заключена в том, что происходящее с ним было
неслучайно и давалось оно ему для того, чтобы стал он лучше, чем был,
и чтобы преодолел, наконец, свои слабости и свои завихрения.

 «и чо жалеть енти мегабайты,
их вона скоко будит на кажного и исчо
останетси, малюй втихоря да жми на
кнопочки, и пущай мысля твоя летить»

 так и существовали два мира: мир любви, надежды, веры и мир нелюбви,
безнадеги и безверия. челики в этих мирах затерялись насовсем.  они
побывают то там, то здесь, а то, вабще, улетают безвозвратно.