История старого контрабаса

(Из цикла «Рассказы из антикварной лавки»)

Я – контрабас, изготовленный в мастерской Гварнери в 1720 году. В свое время меня считали одним из лучших инструментов всей мастерской, и я был продан за немалую сумму богатому коллекционеру N. К несчастью, мой хозяин оказался из тех, кто собирает музыкальные инструменты только чтобы похвастаться перед друзьями, и за десять лет, которые я провел в коллекции, никто не исполнил на мне больше десяти нот подряд. Наверное, так бы я и закончил свой век, потихоньку рассыхаясь в футляре, но в 1731 году коллекционер N, на мое счастье, разорился, запутавшись в очередной финансовой авантюре, и едва избежал долговой тюрьмы. Вместе со всей коллекцией и имуществом несостоятельного должника, я был продан с аукциона и достался почти за бесценок старому флейтисту, который захотел учить игре на контрабасе своего внука.

Я попал в семью с давними музыкальными традициями, но внук старого флейтиста был едва ли способен продолжить их. В прошлом неудавшийся скрипач, он очутился в капелле благодаря ходатайству своего отца, капельмейстера при дворе герцогов моденских, но за отсутствием  таланта и, что еще важнее, усердия, способного заменить его, был лишен места и оказался на улице, к негодованию всего семейства. Разгневанный отец, потеряв теперь в значительной степени доверие герцога, потребовал от сына в трехмесячный срок освоить новый музыкальный инструмент или навсегда покинуть родительский дом. Оказавшись перед тяжелой необходимостью выбора между врожденной ленью и риском потерять благорасположение отца, а значит, что гораздо важнее, и сопутствующее ему наследство, теперь уже бывший скрипач обратился за советом к деду. Но каково же было его удивление, когда старик, который ранее всегда защищал внука, неожиданно оказался не на его стороне и полностью поддержал отца незадачливого музыканта. Позже, немного смягчившись, дед согласился продлить отсрочку еще на три месяца, и в качестве нового инструмента посоветовал избрать контрабас, не представляющий для скрипача особой сложности. Узнав о продаже с молотка коллекции N, старый флейтист сам отправился на аукцион. Так я достался своему третьему хозяину.

Оказаться в руках бездарности было немногим лучше медленного рассыхания в собственном футляре. Но страх потерять наследство, подогреваемый постоянными угрозами и попреками со стороны отца и деда, принес  свои плоды. Даже не за шесть, а за четыре месяца сын капельмейстера овладел искусством игры на контрабасе в достаточной степени, чтобы быть принятым на должность контрабасиста в герцогскую капеллу.

Прошло несколько лет. Впервые за свою жизнь я отправлял непосредственные обязанности музыкального инструмента. Но обстановка при моденском дворе менялась не в мою пользу: в 1737 году старый герцог Ринальдо, который все еще благоволил к семье флейтиста, умер. Его наследник Франческо III не проявлял большого интереса к музыке, и начал свое правление, урезав жалованье музыкантам. Какое-то время семейство старого флейтиста сохраняло прежнюю относительную материальную обеспеченность, благодаря сбережениям предыдущих лет, но вскоре и этим средствам пришел конец. Однако худшее было еще впереди.

Надо сказать, что мой хозяин обладал весьма буйным темпераментом, и однажды, во время репетиции, разгорячившись в споре с виолончелистом, он размахнулся, и со всей силой зашвырнул мною в беднягу. Виолончелист потерял сознание и пришел в себя лишь спустя несколько часов. Мой хозяин был отправлен в тюрьму, я же, в общей суматохе, остался лежать на полу с проломленной декой.
Только через два дня капельмейстер, вернувшись на рабочее место, осмотрел нанесенные мне повреждения. Увы! Ремонт обещал быть дорогим, а средства семьи были уже на исходе.
Вскоре состоялся суд над моим хозяином, приговоривший его к пяти годам тюрьмы. Капельмейстер был вынужден покинуть свой пост. Оказавшись на грани нищеты, он искал утешения в бутылке, и через два месяца был убит в пьяной драке в одном из самых грязных кабаков  Модены. Не выдержав страданий и позора, вскоре скончался и старый флейтист, а еще через неделю мой хозяин, терзаемый запоздалым раскаянием, повесился в тюремной камере. Я же, с разбитой декой, очутился в лавке старьевщика, который, наверное, очень скоро пустит меня на дрова.