Вчера

Довольно изменчива была нынешняя осень. Один  день без осадков и мороз, на следующий день тепло и мокрый снег. Кроме того, как будто с ног наголову перевернуто время суток. Днем леденеет, а ночью тает. Днем многие вынуждены выделывать различной сложности маневры на дорогах, в особенности пешеходы конечно, а ночью маяться и не спать из-за растаявшего на крышах снега, который стучит по подоконнику.
Она бежала, глаза ее горели, кажется она что-то почувствовала, то что давно пыталась отыскать…
- Что вы читали? – спросила она догоняя. Он не успел понять, а ему ли адресован вопрос, как следом посыпался еще ряд других – Разве они вам не мешали? И вы что-то помечали, карандашом или ручкой не разглядела…Что-то важное, или просто интересное?
- Простите, но… - она тут же прервала его.
- Я наблюдала за вами. Заметила не сразу, но как заметила… - теперь он прервал ее
- Вы вообще кто?
- В каком смысле? – еще с тем же выражением, а через секунду - Если уж совсем «вооообще», то человек, а если вам интересно конкретней, то такая же пассажирка поезда как и вы, и вагона N как и вы – уже с тяжелым холодом. Если интересно конкретней, то мне право становится лестно.
Он остановился, и она остановилась рядом, по правую сторону, образовав уголок и смотря в лицо. Друг другу в лицо.
- Это был Сол Беллоу. Если вам это конечно о чем-то говорит.
- А что вы подчеркивали?
- Важное и интересное.
- Лично для вас?
- Лично для меня.
- Как называется?
- Подарок от Гумбольдта. Но вам это ничего не говорит.
- Теперь я понимаю, почему изредка вы так менялись в лице. Брови поднимаются у вас, должна заметить, довольно высоко – она вдруг стала говорить очень строго, слегка прищурилась – мне знакома такая реакция. Зря вы думаете, что мне это ни о чем не говорит. Надеюсь, реакция была таковой на мысли Чарлза, а не на проделки Кантебиле.
- Простите я…
- Нет, это вы меня простите. Я больше не отниму у вас время. - Она произнесла это излишне почтенно, как-то неуместно. Медленно сделала шаг в сторону, еще один. И вдруг резко
- Я не должен был – схватил ее за тонкое запястье. Она была в перчатках. Молчанье, дольше чем секундное.
- Да, вы  не должны были, как в прочем и я. Всего доброго.
Она медленно освободила руку и так же медленно, излишне почтенно направилась в город.
И пошел снег. И сердце снова леденело. Близился вечер. Кому-то еще в этом городе, и так же в перчатках было по серому тоскливо. И начал таять снег, и утро обещало быть морозным, и снова сложности.
И ночью в кровати смотря в потолок: «Должны были, должны».