Не мешайте водку с пивом окончание

(окончание)

    И всё-таки десять суток – не десять лет. В назначенный день нас выпустили. Близился вечер. Мне домой идти не хотелось, и я пригласил друзей по несчастью к себе на хату отметить освобождение. Витька купил три полторашки «Бочкового», бутылку водки «Флагман», пару пачек «Мальборо» и кое-какой закусон. Всё уложил в пакет. Я сказал Витьке, что можно обойтись без «Флагмана» – у меня в холодильнике греется бутылка «Гжелки».  Но не нести назад же купленное горючее назад?
   
    Мы одолели и пиво, и «Флагмана», и «Гжелку». Нам было хорошо и весело. Витьке хотелось трахнуть Маринку. Она тянулась ко мне. У меня же в голове всё туманилось. Но помню, Витька предложил ещё по одной, но бутылки были уже пусты. В голове отпечаталось, как он собрался в ночной магазин за добавкой. Дальше – провал, чернота...
                __________
 
    Мне нестерпимо хотелось ссать. Я поднялся с кровати и, как есть голый, пошёл в гаванну – я так называю совмещённый санузел (гавно + ванна). В нём стоит постоянно журчащий унитаз жёлтый от мочевины. Сестре не до него, а мне насрать. Я пустил в него мощную струю, брызги полетели в разные стороны и мне на голые ноги, долетая аж до бёдер.

   – Гарик, у тебя есть что-нибудь пожрать? – спросила меня Марина, глядя, как я ссу.

    Я не знал, осталось ли что от вчерашнего, хоть чёрствая корка. С бодуна мне в хавальник ничего не лезет, только курю и пью воду, а она в кране есть всегда. Чтобы купить еду, нужно одеться и идти в магазин. На еду нужны деньги. Но есть вопрос: есть ли у меня деньги? Ответ: денег у меня не должно быть ни копейки – «пятихатку» смыло ещё в ментовке.

   – Какое сегодня число? – спросил я её.

   – Ты думаешь, я помню, какой сейчас год? – ответила Марина, сменяя меня на унитазе.

    Она ссыт не как все тёлки – не садится на посудину, а расставляет ноги по бокам вазы, стоя, – дует толстенной вертикальной струёй. Закончив ссать, она провела ладошкой по мокрой от мочи густой своей волосне на лобке, ладошку вытерла о стенку сортира.

    Я облил себя из душа холодной водой, пришёл в себя, начал врубаться в обстановку и стал шарить по карманам в поисках денег. Хер те в рот – всё, что было – всё ушло. В карманах пусто, нет даже сигарет.

    Походя, для прояснения ситуации я спросил Марину:
   – Скажи, у нас с тобой что-нибудь было? 

   – А я помню? – ответила она. – Вроде что-то тяжёлое лежало на мне, давило и елозило, а что – не помню. Ты лучше скажи, где вся наша одежда?

    – И правда, где наша одежда? – удивился я, не видя, её в комнате. Не голые же мы сюда пришли. Куртки наши висели на месте, а всё остальное исчезло, будто корова языком слизнула.

    Первое моё подозрение упало на Витьку – он на что-то обиделся, ушёл и спёр наши шмотки, даже трусы. Блин!

    В шкафу у сеструхи есть разные тряпки, но не на нас с Маринкой. Нам их шмотки – клоунами в цирке выступать. Разве что полотенцами чресла обвязать. А на хрена они нам, когда мы уже час друг на друга пялимся?

    Голые и с бодуна мы в квартире с Маринкой, словно выброшены на необитаемый остров, и не знаем, как до людей доплыть.

   – Надо звонить Витьке, – решил было я, но мой мобильник за десять суток в КПЗ сел, Маринкин тоже. Зарядные устройства к ним дома. Хоть кричи: люди, спасите!

    Но кричать больно – голова трещала. Маринка прилегла на кровать.. Мы лежали, как два детсадника, и думали, как нам подать весточку людям. Но в голову мне, то и дело лезла мысль: было у меня, что с Маринкой или нет?

   – Ты должна помнить, – сказал я ей.
   – Что? – спрашивает она.
   – Трахнул я тебя или…
   – Да откуда я помню, – ответила она. – И что с того трахнул ты меня или не трахнул, если не помнишь?
   – Значит, можно считать, что если что-то было, как не было?
   – Думай, как хочешь, – разозлилась Маринка. – Ты дай мне мою одежду. У меня мать, наверно, с ума сходит. Дочь то в то тюрьме, то совсем пропала… А академия? Вышибут, блин. Обидно…

    Мне тоже в больную голову приходила такая мысль: вышибут, точно, я проговорил:
   – Тебе-то что. Вышибут, через год восстановишься, а меня в грёбаную армию, как пить, загребут…

    Армия для меня почище ужастика. Я не поинтересовался у Витьки: почему его в армию до сих пор не взяли?
      
    Курить мне хотелось, больше чем жрать. Я полез в банку с окурками, но они, блин, все были докурены до самого фильтра! Однако я всё же нашёл окурок, забыченный наполовину, фильтр в помаде – Маринкин. Она почти не курит. Иногда балуется. Я прикурил от зажигалки. Вкус у окурка противный, горький, но я докурил его. От табака голове полегчало.

    Мы лежали рядом, голые. Блин! Кому скажи, что лежал с красивой голой девкой и не трахнул её – не поверят. Я повернулся к Марине лицом. Хрен со всем миром. Мой член, оправляясь с похмелья, тыркнулся ей в бедро. Марина лежит, быдта не чуйствует, что её хотят. Я тыркнул её нахальнее, пристроил руку промеж ног, пальчиком потеребил её клиторок, а ей всё по херу, только спросила меня:
   – А может они обойдутся одним выговором, а? Что ты думаешь?

   – Я думаю, как бы тебя трахнуть.
   – Ну, и дурак, – огрызнулась она.

    Я оскорблено убрал руку с манды и отвернул моего оскорблённого друга в сторону. Марина добавила:
   – Дурак, что только думаешь меня трахнуть, другой бы уже лежал на мне.

    Я простил её, снова торкнулся членом о её бедро и влез на неё. Марина раздвинула ноги и вправила друга в себя. В ней ему стало тепло и сыро. Лучше не бывает.

    Мы ещё не кончили, когда в прихожей послышались шаги и раздался голос отца:
   – Дверь нараспашку, мать, должно быть здесь сукин сын спрятался…

   – Я тебе не сука… – это был голос матери.

    Но отец её не услышал. Он остолбенел и выкатил глаза на наш с Мариной бутерброд. Я обернулся и с испугу кончил. Блин, не вовремя, никакого кайфа!

   – Это что такое?! – воскликнул отец. – Мать, гляди… Мы его по милициям, по моргам, по больницам ищем, а он…

    Мать, увидев нас с Мариной, вскрикнула:
   – Гарик, как так можно?

    Я бы ответно спросил её: а как можно? Но мне было не до шуток, лёжа с голой жопой на девке.

    Они исчезли, я спохватился и крикнул им вслед:
   – У нас пропала одежда, принесите что-нибудь… Па, кинь сигареты…

    Марина укрылась покрывалом, хотя мы с нею снова остались одни, заревела.
 
    Отец, не входя в комнату, из-за двери кинул мне початую пачку «Балканской звезды» и спросил:
   – Как это пропала одежда? Вас, что из СИЗО голыми выпустили?
   – Нет, тут пропала. Проснулись, а одежды нет.

    Хлопнула дверь, отец ушёл.

    На хрена кому-то понадобилась наша одежда, когда у сеструхи в гардеробе шуба на месте висит?

    Я выглянул в окно, потихоньку мерекая: что это за отрепья болтаются на балконе? Блин, да это же, кажись, джинсы! 
 
    Я вскочил, открыл балконную дверь  и вспомнил, как мы ночью с Мариной принимали здесь дождевой душ. Здесь же  разделись и бросили наши шмотки, оставив их мокнуть под дождём. И ещё я вспомнил, как сзади трахал Маринку, упёршуюся руками о перила балкона… 

    …В общем, всё закончилось хорошо. Теперь, главное, чтоб нас не вышибли из академии.