Батюшка Дон кн. 4 гл. 2

19 ноября 1942 года началось наступление советских войск под Сталинградом. Стратегическая операция под кодовым названием готовилась Ставкой давно. Были сосредоточенны гигантские силы в виде крупных пехотных соединений. Множество танков, пушек и самолётов.
Два сходящихся удара пришлись по местам, где стояли румынские и венгерские части. Они не выдержали и фронт был прорван.
Калач - главный пункт назначения, к которому устремились три советских танковых корпуса, являлся самым уязвимым местом немецкой обороны. Лишь отряд полевой жандармерии, зенитная батарея, транспортная рота и ремонтные мастерские 15-й танковой дивизии немцев обосновались здесь на зимовку.
Первые известия о серьёзных изменениях в ситуации на фронте поступили 21 ноября в десять часов утра. Гитлеровские солдаты с удивлением узнали о том, что русские танковые колонны прорвались с северо-запада через румынские позиции и быстро приближаются к Калачу. Около пяти часов вечера стало известно о прорыве южнее Сталинграда. Механизированный корпус Вольского находился всего в тридцати километрах от посёлка.
На западном берегу Дона находились четыре немецкие зенитные батареи. Мост охраняли два десятка солдат из полевой жандармерии. Командующий 26-м танковым корпусом генерал-майор Родин приказал командиру 19-й танковой бригады подполковнику Филиппову захватить мост, ведущий в Калач. Колонна советских танков приблизилась к поселению с востока на рассвете 22 ноября.
В шесть часов утра два трофейных танка и бронетранспортёр с включёнными огнями, чтобы не вызывать подозрения, выехали на мост через Дон и неожиданно открыли по охране беглый огонь. Шестнадцать советских танков спрятались в густом кустарнике на берегу реки и рванулись вперёд. Пара немецких танков Филиппова было подбито, но дерзкий план себя оправдал. Захватив мост, отряд открыл дорогу вёртким «тридцатьчетвёркам». 
Вскоре подоспела русская мотопехота и другие танковые соединения. Последовали две атаки, поддержанные огнём орудий и миномётов с другого берега Дона. К полудню советские бойцы ворвалась в посёлок. На улицах царил хаос. Взорвав ремонтные мастерские, немцы погрузились в машины и спешно покинули Калач.
23 ноября в районе Калача встретились 4-й и 26-й танковые корпуса, наносившие удары с северо-запада, и 4-й механизированный корпус Вольского, шедший с плацдарма южнее Сталинграда. Сигнализируя друг другу зелёными ракетами, передовые части русских встретились в открытой степи около хутора Советского.
6-я армия Паулюса изолирована, снабжение нарушилось. Запасы питания, боеприпасов, бензина стремительно таяли. Попытки наладить доставку по воздуху лишь частично удовлетворяли потребности армии.

***
Наутро, после сильного обстрела, немцы нагло полезли вперёд в сопровождении десятков тяжёлых танков. Войска Манштейна рвались к блокированной под Сталинградом 6-й армии Паулюса. Необстрелянная пехота из последнего пополнения испуганно побежала. Пока командир роты матом и прикладом автомата приводил в чувство струсивших пехотинцев, Григорий Шелехов залёг за трофейный пулемёт и стал длинными очередями отпугивать наступающих «гансов», заставляя их залечь.
- Иначе сомнут нас! - закричал Григорий. - Стреляйте, братцы!
Один вражеский танк подбила удачно тяжёлая артиллерия, стрелявшая из глубокого тыла. Второй сожгли пушкари Соколова. Третий остановил Пашка ловко швырнувший из лисьей норы противотанковую гранату. Остальные монстры испуганно попятились назад. Подобная карусель продолжалась три дня. Затем бои постепенно утихли.
- Инцидент, как говорится, исчерпан, - пошутил Шелехов. - Раньше немец пёр активнее...
Григорий выскочил первым, перелетел огромными прыжками опасную зону и камнем упал в спасительное укрытие. Выскочил Пашка, но под ним грохнул снаряд.
- Пучок осколков сразил паренька, - грустно сказал он, рассматривая останки, - можно сказать, на лету.
Шелехов взял трофейный бинокль и, оглядев пространство, над которым шла непрерывная пальба, ужаснулся:
- Чёрное, выжженное «катюшами» и немецкими шестиствольными миномётами поле сплошь усеяно телами.
- Наших много? – спросил сержант Коровин.
- Трудно разобрать - чьих больше, наших аль немецких.
- Часом раньше я видел, как по балке, где находились огневые позиция миномётной роты, бесконечной, непрерывной вереницей тянулись раненые с передовой... - задумчиво сказал Коровин. - Давит подлец!
- Они и зараз там идут. - Григорий в бинокль чётко видел лица солдат.
Грязь и кровь, перемешавшись, сделали повязки на ранах тёмно-бурыми, такими же были лица людей, только что вырвавшихся из ада и не вполне поверивших в спасение.
- Они напоминают мне снегирей на снегу! - сообщил он товарищу.
Большую часть раненых, ковылявших по свободной от снега балке, не успели перевязать, кровь не запеклась, а струилась по грязным, сумрачным, озлоблено-ожесточённым, отрешённым от всего лицам.
- Лица раненых всегда становятся серыми, - сказал Шелехов, глядя на шедших мимо них в тыл, - они напоминают контуженных, вырытых после разрыва снаряда из-под земли.
- Видать впереди приходится не сладко…
Немцы начали плановый отход. Полк неуверенно двинулся за ними. Там, где они шли, повсюду торчали разбитые танки и пушки по обочинам. Девушки-регулировщицы деловито махали красными флажками. Густая снежная пыль кружилась в воздухе, проникая в уши, ноздри и глаза.
- Когда же это всё закончится? - чихнул болезненный Коровин.
В проезжавшем прицепе со снарядами, разведчик, закуривая, вместе с кисетом вырвал кольцо гранаты, находившейся в кармане. Шелехов услышал характерный хлопок запала, шарахнулся в сторону, ахнул взрыв. Ранило пятерых и виновника события. Ему совершенно выворотило бедро.
- Счастье, что не взорвались снаряды, иначе был бы грандиозный фейерверк! - обрадовались отхлынувшие солдаты.
На оживленном перекрестке трёх дорог, забитом машинами, повозками, пушками и пешеходами, общее внимание привлёк радостный молодецкий хохот. В центре толпы лежал на животе труп здоровенного немца. Штаны его были спущены, а в заднице торчал красный флажок, полотнище которого весело развевалось на ветру.
- Хороший указатель на Берлин! - сказал кто-то сзади.
Южней началось главное наступление советских войск. Пехоте приказали сесть на заиндевелые танки, а те, кто не поместился, должны были снять шинели и полушубки, чтобы бегом не отстать от бронированных машин. Но снимать отличный полушубок Григорий не захотел.
- Помню, как летом мы оставили перед атакой свои шмотки, а когда вернулись, я нашёл вместо новой шинели грязную рвань, - напомнил он сержанту Коровину. - Какая-то сволочь успела подменить её.
- До чего же низка и подла человеческая натура!.. Смерть смотрит в глаза, а всё же хоть маленько, да надо украсть у ближнего!
Но летом без шинели обойтись можно, а зимой, в мороз, терять тёплый полушубок глупо. Шелехов нашёл большой кусок листового железа, остатки крыши разрушенного дома, загнул его край, приделал толстую верёвку и зацепил её за танк.
- Будем мчаться как ветер, - импровизированные сани были готовы.
- А нас не сдует? - засомневался сержант.
- А ты держись крепче…
Бойцы поместились на них со всем имуществом, оружием и тяжёлыми радиостанциями. И в полушубках.
- На дармовщинку чужое имущество сладкое… - бурчал Григорий.
Артподготовка была мощной. Она подавила сопротивление передовых немецких отрядов. Танки и пехота преодолели небольшую речку, вошли в расположение немцев, а затем быстро проскочили несколько километров до Котельниково и ворвались туда.
- Наша очередь наступать, - радовался усатый напарник.
- Сколько можно отступать?
Вслед за танком они неслись на импровизированных санях, как на лихой тройке, только ветер свистел в ушах. На краю городка находилось двухэтажное каменное здание школы.
- Там располагается штаб немецкого полка! - крикнул потный взводный.
Красноармейцы оказались там, когда вражеский полковник степенно выходил из дверей, натягивая перчатки, и собирался сесть в легковую машину, чтобы удрать в тыл.
- Не упустите жирного борова! - радовались они трофею.
- От нас не уйдёт…
Немец рассчитывал, что всё будет происходить по обычному распорядку: передовые войска перебьют русских, задержат их надолго и отступать надо будет гораздо позже.
- На этот раз всё случилось иначе, - весело засмеялся Шелехов, - мы оказались тут как тут.
- Не всё коту масленица! - согласился довольный сержант.
Озлобленная пехота прикончила полковника, и начальство дивизии охотно забрало автомобиль марки «Опель-Адмирал».
- Победа оказалась неожиданной и быстрой. - Григорий отцепился от танка и пошёл вслед за наступающими.
Вечерело. Заснеженная дикая степь, поросшая высокой сухой травой, лежала за спиной. Изредка постреливали пушки и миномёты.
- Странно, - сказал красноармеец. - Немцы могли бы засесть крепко.
Они шли по рваным следам танковых гусениц, ясно отпечатавшихся на плотном снегу. Изредка встречались пустые гильзы прожорливых танковых пушек, выброшенные из задымленных башен. В свежей воронке лежал труп советского солдата, живот его был распорот и раскрыт, словно бабушкин сундук с откинутой крышкой.
- Интересно, - удивился незнакомый боец, - видны все внутренности, как на анатомическом муляже: кишечник, печень, желудок.
- Недавно на фронте? - грозно спросил Шелехов.
- Первый бой.
- Чего там интересного, - недовольно встрял Коровин, - одно дерьмо…
Неподалеку от центра города они встретили обожжённого танкиста, с которым расстались совсем недавно. Он шёл им на встречу весь чёрный от гари и, узнав своих недавних наездников, чересчур громко сказал:
- Танк, гады, сожгли, и весь экипаж погиб.
- А ты как уцелел?
- Выскочил через нижний люк… - ответил он.
В руках танкист держал вытащенный из горящей машины автомат «Томпсон», которые входили в комплектацию американских бронемашин. 
- От нашего батальона 5-й механизированного корпуса не осталось ни одной машины! - признался он задыхаясь.
- А как вы здесь оказались? - спросил удивлённый Григорий.
- Некоторые наши части подчинили 7-му танковому корпусу…
- Тогда ясно!.. Возьми, покури.
Дрожащими пальцами танкист взял предложенную цигарку, нервно затянулся, помахал на прощание рукой и, шатаясь, словно изрядно пьяный человек отправился в тыл.
 
***
После заключительного боя у кровавого полустанка Капище, в котором он получил лёгкое ранение, рядового Сергея Косикова вывезли ночью на скрипучей крестьянской подводе в тыл. Там грубо переложили в фанерный кузов санитарного грузовика, где были устроены двойные дощатые нары для перевозки раненых.
- Считай парень, повезло крепко! - сказал измазанный кровью санитар.
- С чего бы?
- Утром в настоящем госпитале будешь, - ответил усатый водитель, - а то некоторые помирают, сутками ожидая отправки в тыл…
Вместо матрасов на полках санитарного фургона лежала прелая солома и кровавые тряпки. Машина оказалась сильно перегруженной: раненых было чересчур много.
- Дождь что ли идёт? - подумал Сергей через час пути.
Он лежал на нижних нарах и, приходя в себя от толчков на ухабах, ощущал какой-то странный дождь, капавший на него сверху. При разгрузке в госпитале санитары ахнули, увидев его:
- Ты же весь в крови! 
- Это кровь не моя… - испуганно признался он.
Соседа сверху, с оторванной по локоть рукой, плохо перевязали, и он умер от потери крови. В госпитале Косиков быстро поправился от сквозного ранения в руку и от дизентерии, которую, очевидно, подхватил, напившись из воронки. По мере выздоровления он всё больше мрачнел.
- Что делать? - мучился он над неразрешимой проблемой. - Опять попаду в пехоту, тогда точно погибну!
Спасение пришло с той стороны, откуда он никак не ожидал. Рядом с госпиталем стояла какая-то тыловая часть. Командир роты однажды подозвал рядового Косикова и строго приказал:
- Возьми трёх солдат и оборудуй сортир для офицерской столовой!
- А они умеют строить? - спросил он, с недоверием глядя на азиатов.
- Научишь!
Солдаты оказались узбеками и ни бельмеса не понимали по-русски. Руководить ими было сущим наказанием. Главное, они не понимали цели строительства.
- Я показываю, вы делаете! - прикрикнул на них Сергей.
Всё же часа через три новое чудо архитектуры было готово. Солдаты вырыли яму, положили настил с тремя отверстиями и оплели частокол еловыми ветвями для изоляции кабинета задумчивости. После чего он смог наглядно показать азиатам, что они сооружали.
- Теперь поняли, басурмане? - спросил Косиков.
Узбеки радостно закивали. В благодарность за службу начальник столовой выдал им большой чан с объедками, оставшимися от офицерского завтрака. Узбеки сожрали их с восторгом, несмотря на окурки, изредка попадавшиеся в перловой каше.
- Никогда такой вкусной каши не ел начальник… - признался самый щуплый из них.
- Эх ты нищета…
Когда офицер принимал у Сергея работу, то внимательно посмотрев на него, и спросил:
- Ты парень родом с Дона?
- Так точно товарищ лейтенант! - заученно вытянулся рядовой.
- То-то я слышу наш выговор…
Командир посодействовал, как мог, его направили на Ладожском озере, в роту охраны. Жили они в землянках, и их задачей было охранять спасительную Дорогу Жизни.
- Летом у нас житуха, - ввели новичка в курс дела ветераны, - а зимой сплошная «вешалка».
- До неё дожить надо… - буркнул новичок.
До зимы Сергей действительно не дотянул. Промозглой осенью он тяжело заболел. Начался обширный фурункулёз, распухла нога, и он не мог даже встать с нар.
- Поедешь в Ленинград! - обрадовал его санинструктор.
- Для чего?
- Там умеют лечить такие болезни, - объяснил тот участливо, - а у нас всё больше обычные ранения…
Утром с разбитого бомбами причала нескольких раненых благополучно погрузили на палубу старенького корабля, наспех переделанного в канонерскую лодку. Переход через бурную Ладогу получился спокойным, небо затянуло облаками.
- Хорошо-то как! - скупо сказал капитан. - Большая волна, шторм.
- У моряков всё наоборот… - подумал Косиков.
Из-за плохой погоды немецкие самолёты не прилетали, но и раненые изрядно промёрзли на свирепом ветру. Сергей грелся, прижавшись телом к тёплой дымовой трубе на верхней палубе.
- Может мои нарывы пройдут… - мечтал он вслух.
- Держи карман шире! - откликнулся кто-то.
Со станции Ладожское озеро их повезли в дощатых товарных вагонах на Финляндский вокзал. Ночь они провели в забитом донельзя вагоне, буквально лёжа друг на друге. И это было хорошо, так как ударил крепкий морозец.
- Согреться можно только, прижавшись к соседу, - весело сказал статный красавец моряк.
- Тебе лишь бы к кому прижиматься!
В ленинградском госпитале возле Смольного он пролежал больше месяца. Породистые женщины приносили раненым самодельные бумажные цветы. Приходили стайки бойких ленинградских пионеров, представители от рабочих различных предприятий и даже от творческой интеллигенции.
- Я бы с удовольствием пролежал бы здесь до конца войны… - тайком мечтал Косиков.
 
продолжение http://proza.ru/2012/12/07/93