Шепот с последней страницы Глава 1

   Я отбросил в сторону небольшой карманный блокнот в черной обложке и налил стакан колы. Страшно хотелось пить после полутора часов писанины от руки. Иногда настолько сильно сосредотачиваешься, что забываешь про время и физические потребности. Зацепившись за потрясающую мысль, я забыл про то, что невыносимо хотел пить и что шел на кухню за стаканом. Тот стакан колы был, пожалуй, одним из самых приятных стаканов колы, которые я выпил в своей жизни. Я полежал на диване в полудреме примерно полчаса, а затем включил один из первых альбомов Rolling Stones на ноутбуке и открыл, лежавшую на тумбе, недочитанную книгу, которую купил накануне по пути от метро домой. За, покрытым холодными каплями дождя, окном покачивались от ветра стволы желто-красных кленов. Осень приветствовала меня.
   
   В детстве, еще когда я учился в младших классах школы, учителя частенько ставили мне низкие оценки с оригинальным комментарием «небрежная работа», указывая на то, что почерк и размашистость букв требовала доработки. Однако, сколько предложений я ни писал и сколько строчек в разлинованных тетрадях с диагональными линиями, мысленно направляющими наклон букв, ни исписал, все равно намного чище мои тетради  не стали. Стремление к аккуратности  пришло гораздо позже, когда я в первый раз решил написать что-то наподобие дневника. Причем, вел я его заведомо нерегулярно, чтобы смотреть и в иной раз посмеиваться над собой таким, каким я был в тот или иной промежуток времени. Закончил я это неблагодарное занятие, наверное, тогда, когда глубоко внутри понял, что сильно ничего не изменится. По крайней мере, в мыслях о девушках и предназначении себя в «будущем».

    Мы ведь все называем свой зрелый возраст «будущим» в детстве. И когда перестаем воспринимать его как будущее, то взрослеем. Со временем я стал писать  уже не отрывки своих дней, проведенных в мыслях о той или иной девчонке, а сами  мысли, если и не имевшие литературной  ценности, то, по крайней мере, объяснявшие те или иные поступки и действия. За тем последовали короткие рассказы и блоги. Тогда я уже стал переходить на набирание текста клавиатурой, все же, порой, возвращаясь к «перу». В конце концов, увлечение и интерес росли, а объемы текста, написанного на бумаге от руки, шли в диаметрально противоположном направлении.

   Что ни говори, а ведь все книги, которые мы читаем, мы читаем печатным текстом. И возможность каждого воспроизводить свои мысли в том виде, в каком наши предки могли себе позволить, только заплатив машинисту, имеющему специальные устройства для печати, поражает. Потому мы выбираем удобство и практичность. Опять же. И тут можно вернуться к тому, что, скажем, я никогда не отличался аккуратностью почерка. Ведь печатая, как ни крути, скрываешь и почерк, и свою небрежность. Выдать может только орфография и пунктуация, которые, впрочем, с легкостью исправит программа.
 
   Но я отвлекся. Когда я включил музыку и открыл книгу, мне кто-то позвонил. Затрещал и заверещал мобильный телефон, показывающий имя лучшего друга. Я провел большим пальцем по дисплею и ответил.

- К. Опять пропал куда-то. Кончай заниматься онанизмом и выдвигайся на белый свет. Сегодня, в конце концов, воскресенье. Пойдем, сходим куда-нибудь выпьем, поболтаем о жизни непростой. – сказал мой друг, со свойственной ему издевкой, с какой говорят только самые близкие друзья.

- Да пошли пошли. Куда ты собрался нас вести, господин «Бурбон»? - спросил я его, намекая на его извечную привычку давать пафосные имена простым вещам.

- Встретимся, а там и решим.

- Эх… ладно, во сколько?

- В восемь часов на старом месте.

- Хорошо, договорились. – сказал я и быстро понял, что это за место.

   Жили мы практически в соседних домах, но виделись в последнее время, дай бог, раз в месяц. То работа не позволяла, то какие-то бытовые дела. У каждого из нас постоянно находились какие-то поводы не встретиться, несмотря на нескрываемое желание это сделать. В тот день я был полностью свободен  и особо ничего не планировал. Поэтому я кое-как убрался в кухне, проверил электронную почту и вышел на улицу. До встречи было еще около получаса, а учитывая привычку Майка опаздывать ¬- около сорока пяти минут. Поэтому я решил зайти в ближайший магазин и купить пачку сигарет, после этого обогнуть квартал и немного пройтись. На ходу или в пути думается легче. Это единственное время дня или ночи, когда мы неизбежно прожигаем время, просто тратя его на то, чтобы добраться в то или иное место. Потому, голова гораздо свободнее от практически важной информации, чем дома или на работе. Я купил пачку Marlboro Lights и вышел во двор. Затем обогнул четыре дома, стоящие по соседству с моим, и пошел вокруг пруда, располагавшегося не так далеко от этих четырех домов. Я выкурил пару сигарет и пошел к месту встречи.
 
   Как ни странно, Майк уже стоял на месте. Звали его Михаил, но некоторые его друзья и я звали его Майк. Со школы еще, кажется. Пожав руки, мы двинулись в направлении станции метро. Мы добрались до одного уютного бара в центре города, бросили на стол пачки сигарет и заказали по двойному виски. Сели мы у барной стойки. Не знаю почему, но именно места у барной стойки всегда вызывали у меня восторг. Может, это влияние американского кино, в котором большинство героев располагались именно так, надираясь крепким алкоголем. Может, мне это и в правду нравилось. Мы глотнули виски и закурили.

- Ну что, как твоя благоверная, Майк,  еще не выгнала тебя из дома?

- Да где  уж там - совет да любовь. Ни больше, ни меньше. Хотя порой мне хочется вернуться во времена, когда мы с тобой только и  думали о том, как бы найти девушку с ногами от ушей. Сидели на высоких стульях у окна в той кофейне и  оценивали всех девиц, проходивших по улицам. Вот было время. – немного ностальгически подметил он

- А что тебе сейчас мешает этим заниматься?  Или ты теперь душой привязан к дому и своей ненаглядной Софье Ивановне, не к ночи помянутой?

- Последнее ты верно подметил, кстати!

   Мы оба от души посмеялись и сделали еще по глотку виски, который постепенно становился мягче и легче от медленно таящего льда. Мы еще долго обсуждали личные проблемы Майка, а потом разговор зашел обо мне.

- Так ты написал тот свой третий «роман», или как ты их там называешь?

- Третий пока в подвешенном состоянии, хотя если разобраться, то и подвешивать-то нечего. Как уперся носом в тупик еще три месяца назад, так и стою на месте и смотрю в эту стену, за которой ничего не видно. И ты сам прекрасно знаешь, почему так происходит.

- Да брось ты! С каких это пор ты у нас стал таким ранимым и эмоциональным? Ты за свою жизнь скольких поимел? Вот. А у меня только моя Софка и то, как ты правильно подметил, не к ночи помянутая.

- Не нравилось бы  - не жил бы с ней. У тебя приличная зарплата, машина не такая уж и плохая, да и живешь ты почти в самом центре города. К тебе любая в койку полезет и потом еще завтрак приготовит, и на асфальте напишет имя твое под окнами.

- Ты с этим аккуратнее. Шутки шутками, а мы с ней уже который год вместе. И я ей изменяю только с тобой и парой коллег на работе, и то, не самого слабого пола. Так почему ты не продолжаешь писать свой роман? У тебя же неплохо получилось с предыдущими.

   Должен заметить, что Майк был прав. Мои первые романы, и вправду, были довольно успешными. Но с тем, что пытался написать позже, была совершенно другая история. Это был новый уровень, новая планка, которую я задал для себя. Но я уже перестал видеть и эту планку и то, к чему вело ее преодоление.

- Да, с теми получилось здорово, но то, что я начал писать и на чем  встал в тупик – вот моя настоящая цель. Моя мечта. Как бы то ни было, я не могу сейчас написать даже нечто похожее на то, что я начал в том романе. Я как будто постепенно умираю, уходя в болото: безболезненно, медленно и бесшумно. Но когда голова тоже затянется в болото вместе с телом, то в считанные секунды меня не станет. Так происходит и с моими идеями. Они постепенно исчезают, хотя и остались еще. Их еще видно, но пройдет еще какое-то время – и их не станет. Почему со мной такое происходит, я знаю. Отчасти.

- Мне кажется, что у тебя крыша едет от твоих рассуждений. Ты прекрасно писал и ты можешь заставить себя сесть и выложить все, что ты думаешь на бумагу… на экран в смысле. Забудь ты эту Шэри. Сколько можно нахрен?

- Она была единственная, кто меня понимал, единственная, кому я готов был показать все, что написал, а также рассказать обо всех своих успехах и неудачах на работе. Ах да! У меня ведь еще работа есть.

- Ты в курсе, сколько сейчас людей на нашем шаре сказали эту фразу? Уж точно не ты один. Да так думают сотни, кого бросила девушка! И тебе стоит просто найти себе отдушину – или пойти снять кого-то, в крайнем случае.

- Ладно, ты прав. Надо, правда, попытаться забыться немного.

- Пффф… который же раз я это слышу, дружище! – сказал Майк, закрывая лицо рукой.
 
   Я заказал еще виски, а Майк решил продолжить апельсиновым соком. Мы сидели и разговаривали о Софе, которая ходила на тренинги по биржевой игре и о том, как наш общий институтский друг всерьез занялся боксом. Узнав о последнем, я согнулся от хохота, так как это был самый заядлый ботаник на всем курсе, а может и во всем институте. Не от мира сего. Но он, надо понимать, нашел для себя любимое занятие. Я подумал, что из любой ситуации есть выход и что мой творческий застой вполне можно исправить парой жарких выходных. После встречи с Майком я почувствовал себя гораздо лучше и даже достаточно воодушевленно. Я лег спать, поставил будильник на семь тридцать утра и свалился на кровать. Уснул я практически мгновенно.