Перышко

В  старой комнате большой коммунальной квартиры  с потускневшими засаленными обоями почти не было мебели. У одной стены стоял диван с обтрепанной обивкой и почти вылезшими из под нее пружинами. Обивка уже давно потеряла свой настоящий цвет и узоры на ней состояли в основном из пятен различных жидкостей, пролитых на нее  за последние годы. Одному богу было известно что это были за жидкости. Вполне возможно, что кроме пятен от пива, спермы и жира можно было найти и пятна крови, но грязно-бурый цвет дивана, когда-то бывший благородно бордовым, скрывал от пытливого взгляда эти брызги нехороших историй из жизни комнаты.
  У противоположной стены стоял такой же старый, но еще крепкий стол. Его потрескавшаяся от времени полировка казалась отмершей кожей змеи, которую стол собирается вот-вот сбросить, обнажив мягкое, сочное нутро, покрытое неокрепшей, нежной, влажно блестящей кожицей.
  В самом углу с хрипом умирал древний холодильник. Утробный кашель его компрессора заставлял холодильник биться в предсмертных судорогах. И можно было только догадываться о состоянии продуктов которые он пытался спасти в своем чреве от летней жары.
  Комната была большой, с высоким потолком и огромным окном почти во всю стену и поэтому несмотря на такие габаритные вещи как диван, стол и холодильник казалась пустой. Даже не пустой, а опустевшей, словно из нее выкачали весь воздух вместе с тем, что мы называем уютом.
  И сразу становилось ясно, что даже если снять эти мерзкие обои, поклеить новые, перестелить  щербатый паркет, поставить новую мебель, развесить на стенах картины и полочки, то все равно эта комната останется пустой и мертвой. В самих ее стенах было что-то не так. Что-то что заставляло усомниться в самой возможности здесь жить.
  В центре комнаты, на старом, как и все остальное, табурете с массивными ножками сидел обнаженный человек. Его худое костлявое тело, покрытое серой морщинистой кожей казалось продолжением табурета. Как будто этот табурет когда-то пророс, пустил кривые, суковатые побеги, да так и засох. Человек сидел ссутулившись, пустив голову на тонкой морщинистой шее вниз . Его руки безвольно лежали на коленях, а узловатые кисти рук испачканные в чем-то темно- красном свисали  между ними , похожие на двух мертвых крабов. Редкое хриплое дыхание ,растягивая и сжимая тонкую кожу на ребрах, удивительным образом попадало в такт с дребезгом умирающего холодильника.
  Вокруг сидящего человека на полу валялись какие-то пружинки и шестеренки. Их было много, они практически все  усеяли  вокруг. Среди этих остатков механизмов можно было различить корпуса будильников и  настенных часов, из которых безжалостно вырвали всю их начинку, словно выпотрошили. У самых ног человека валялись  разбитые в дребезги  ходики. Капельки крови изредка капали  с его рук с поломанными ногтями на эти  останки часов.
  В воздухе летали какие-то непонятные пушинки и перышки.  Сквозняк своими невидимыми руками заставлял их танцевать и кружится по комнате,  отчего она была похожа на стеклянный сувенирный шар с зимним домиком внутри и плавающими в жидкости пластиковыми снежинками.
  Вдруг в хлипкую дверь комнаты постучали. Человек не шелохнулся, только дыхание стало чаще. Постучали еще раз.
- Сосед, ты дома? – раздался голос из-за двери.
Тишина на фоне дребезжащего холодильника и хриплого дыхания человека стала почти осязаемой.
- Слышь, сосед. У тебя все нормально? А то я, кажется слышал какой-то шум.  – вновь раздался голос из-за двери.
  Через пару минут дверь со скрипом приоткрылась и в комнату осторожно заглянула голова соседа по коммуналке.  От новой порции сквозняка пушинки и перья заплясали быстрее, образовав целый хоровод вокруг сидящего человека.
- Господи! Что ты тут делаешь?  - в голосе соседа явно был слышен страх.
Человек медленно поднял голову. В его глазах была грусть.
- Да так просто, время убиваю.
  Он поднял свою правую руку, посмотрел на нее  и сдунул с окровавленных пальцев прилипшее полосатое перышко кукушки.