Мошкин

   
Двухэтажное здание на углу улицы им. К. Маркса было из красного кирпича, и его верхние этажи грозно поблёскивали зеркальными окнами на случайных прохожих, словно бросая им безмолвный вызов.
«Кажется, это то самое», - подумал Мошкин. Нехорошее предчувствие зароилось у него внутри. Он остановился напротив и достал из внутреннего кармана пальто газетную вырезку, где крупными буквами было написано:
               
                СЛУЖБА ПОМОЩИ УСТАВШИМ ОТ ЖИЗНИ ЛЮДЯМ
                ПРЕДОСТАВИТ СВОИ УСЛУГИ
                обр. по адресу: ул. К. Маркса 13, ком. № 13, 2-й этаж
   
Он ещё раз прочёл объявление, словно надеясь узреть в нём тайный подтекст, кото-рого не заметил раньше. С козырька крыши на бумагу упало несколько крупных капель, которые расплылись по ней тёмными монетами, и он поспешил спрятать её обратно.
«Может это всё-таки розыгрыш какого-то умника-подростка? Но такая серьёзная га-зета, как «Космополитен» не могла дать несерьёзного объявления».
Поразмышляв ещё какое-то время, он, наконец, решился и открыл дверь. 

В жизни Мошкин был неудачником и мизантропом, уверенным, что все вокруг ненавидят его. Со временем эта уверенность переросла в манию, сделав его крайне замкнутым и подозрительным. В каждом слове, в каждом поступке он видел подвох,  в результате быстро растерял тех немногих друзей, которые у него имелись и при случайных встречах, они либо не узнавали его, либо, завидев издали, выбирали другое направление своего маршрута. Это злило его ещё больше, и он старался появляться на улице как можно реже. На работе отношения складывались не лучше, впрочем, сам характер его работы избавлял его от губительного общения и на протяжении всего рабочего дня, его собеседниками были разобранные радиоприёмники и сотовые теле-фоны.
Детство у Мошкина тоже было незавидным. Его родители были слишком заняты, чтобы заниматься им, а сам Мошкин был слишком стеснительным, чтобы рассказывать о своих проблемах. В школе он был самым маленьким и безобидным созданием, и до один-надцатого класса ходил под кличкой «мошонка». В каждой нормальной школе такие дети быстро становятся объектами всевозможных издевательств. Впрочем, сверстники его не трогали, потому, что он всегда «стучал» на них. У «стрелочников» участь тоже не завид-ная – их либо избивают где-нибудь за углом, либо делают изгоями. Как вы уже догада-лись, Мошкин стал изгоем и, по сравнению с первым вариантом, ему несказанно повезло. Глупо, конечно, говорить, что он не хотел исправить своё положение - он бы отдал всё за одну такую возможность. Но он был слишком труслив и впечатлителен, чтобы на что-то решиться.
В пятом классе Мошкин влюбился, хотя в этом не признался бы даже самому себе ночью под одеялом. Девочка, которая наполнила его маленькую голову бредовыми фанта-зиями, училась в другом классе. Её звали Наташа. Это прелестное синеглазое создание, казалось было рождено для того, чтобы сводить с ума таких, как Мошкин, причём без ка-ких-либо усилий с её стороны. Хуже всего было то, что за ней ухаживал Шурик – его од-ноклассник и злейший враг. Когда Мошкин смотрел, как он провожает её домой, с её портфелем в руке, в его маленьком теле закипало всё его мошкинское бешенство. Вечером он не мог сосредоточиться на домашнем задании и строил планы убийства своего конкурента. Кирпич на голову, нож в спину, яд в школьном завтраке, - всё что угодно, только бы хоть раз понести её портфель. На уроках, он уже не думал об уроках, а только сидел и смотрел в спину ничего не подозревавшего Шурика, а в голове, как на киноплёнке появлялись убийства, одно страшнее другого. Результатом этих мыслей явилось то, что с хорошиста, он скатился сначала на тройки, а потом и на двойки. А на переменках, он продолжал украдкой наблюдать за Наташей и в голове его рождалась очередная фантазия: на Наташу с Шуриком вечером нападают бандиты, убивают Шурика и тащат Наташу в подъезд, но тут появляется он – Непобедимый Мошкин и спасает её, а потом, лежащую без сознания доставляет в её квартиру. Он так увлёкся этой мыслью, что не заметил, как подошёл на опасное расстояние к кучке ребят, где она стояла, что-то оживлённо рассказывая. 
«А вот идёт мошонка» - услышал он голос Шурика и последовавший за этой фразой звонкий смех.
На какое-то мгновение «геройские планы» отошли на второй план и, собрав всю свою смелость, которая поместилась бы разве, что в его маленьком кулачке, он бросился на обидчика. Шурик три раза в неделю посещал секцию бокса, и результаты не заставили себя долго ждать. Единственная атака Мошкина была отбита, после чего Шурик тремя точными ударами - в переносицу, живот и ухо отправил его считать звёзды. Мошкин рас-тянулся на полу. На губах появился солоновато-медный привкус, а в голове пронзитель-ный писк, доносившийся из горящего уха, в которое словно затолкали порядочный ком ваты. Позже медсестра сказала, что ещё чуть-чуть и барабанная перепонка не выдержала бы. Только в тот момент Мошкину это было безразлично - он уже решил броситься с крыши, так как по своей детской натуре был фаталистом. Когда он уныло брёл по школь-ному двору, то заметил группу девочек из своего класса. Одна из них прикрыв рот ма-ленькой ладошкой, что-то зашептала подружкам, которые тут же заулыбались, погляды-вая в его сторону. Мысль о романтическом полёте с крыши ещё сильнее завладела им. Не-подалёку от школы находилось несколько пятиэтажек. На одну из них он и забрался. Гля-дя вниз на снующих туда-сюда прохожих, он начал думать о том, как его будут оплаки-вать на похоронах и прекрасная Наташа будет раскаиваться в том, что так жестоко над ним посмеялась, но это не поможет потому, что он…он… Эта мысль была такой горькой, что он сам чуть было не расплакался.   
А что если не получится? Что если ты не разобьёшься, а получишь травму и на всю жизнь останешься прикованным к постели - заговорил внутри него голос, очевидно здра-вого рассудка. - Ты станешь инвалидом, который не сможет даже самостоятельно хо-дить в туалет (не известно почему, но именно эта мысль ужасала его больше всего), а твои родители будут приходить и проливать слёзы у твоей постели, на самом деле ду-мая: лучше б он сразу сдох, маленький выродок…
«Нет, слишком низко», – подумал Мошкин. Он огляделся вокруг. Собственно это ему и не нужно было – здесь он мог найти любой дом с закрытыми глазами. Через дорогу, слов- но великан среди карликов стояла обшарпанная девятиэтажка. Лифт не работал, и бедолага весь взмок, пока взбирался на крышу. Там его ждал неприятный сюрприз. Когда он, держась одной рукой за антенну, уже стоял на краю, и от головокружительной высоты у него начинало сосать под ложечкой, его заставил оглянуться чей-то окрик. К нему бежал какой-то мужик с палкой. Что-то подсказало Мошкину, что эта палка предназначена именно для него. Схватив свой синий рюкзачок, он на всякий случай отбежал в сторону. Тот, однако, не прекратил преследования.
 - Ещё малец, а уже антенны снимает! – кричал мужик. - Ну, погоди, сука, я тебя дос-тану!
Мошкину пришлось изрядно побегать от этого психа. Один раз он чуть было не по-пался, зацепившись краем куртки за выступ ограждения. Наконец он запрыгнул в чердач-ное окошко, приземлившись на железную платформу так, что хрустнули коленки. Когда он явился домой, то вид у него был такой, словно по дороге на него напала свора собак. Понятно, это не прибавило оптимизма его родителям и, всю следующую неделю он был наказан. Наказание заключалось в невыходе из квартиры после уроков. Всё это время он проводил, как правило, уткнувшись в книгу. Его любимым писателем был Достоевский, особенно его произведение «Униженные и оскорблённые», любимой игрой… нет, у него не было любимых игр, потому, что играть ему было не с кем, а когда он вышел из детско-го возраста, то и сама надобность в них отпала.
Окончив школу, Мошкин поступил в техническое училище, на специальность «ре-монт бытовой техники». Там у него появился единственный за всю жизнь товарищ – вер-ный и надёжный алкаш Валера. Он сразу заметил, что Мошкин избегает шумных компа-ний, поэтому тут же решил исправить дело. После занятий он потащил Мошкина в бли-жайшую забегаловку, где они и отметили своё знакомство. Правда, расплатиться при-шлось Мошкину, так как Валера с виноватой улыбкой признался, что забыл деньги дома.
- Мамой клянусь – завтра отдам, - сказал он, глядя на Мошкина честными окосевши-ми глазами. Потом он часто повторял эту фразу, иногда заменяя маму на папу и папу на маму папы и маму папы на папу маминого папы. Впрочем, Мошкина это не волновало – ему казалось, что он, наконец, обрёл настоящего друга. Вскоре они стали завсегдатаями всех дней рождений и свадеб, какие только попадали в поле зрения Валеры. Сидя, как-то за новогодним столом в компании весёлых и подвыпивших и слушая, как Валера так и сыпет похабными шутками, Мошкин впервые почувствовал себя счастливым. Шампан-ское и водку естественно купили за его счёт, но он об этом не думал. Или притворялся, что не думает, боясь потерять сознание собственной нужности. Это чувство возникало у него каждый раз, когда они с Валерой собирались на какую-нибудь вечеринку, и грело его как грелка под одеялом. Неизвестно, как долго бы продолжались их похождения, если бы в один прекрасный день ручеёк мошкинских доходов не превратился в высохшее русло – родители неожиданно ушли на пенсию. И, как назло, в этот день Валера пригласил его на день рождения своей подруги.
- Я тебя познакомлю с офигенной тёлкой, - говорил он, подразумевая под этим офи-генные сиськи и офигенный зад. Мошкин такие офигенные вещи видел разве, что в эротических снах, и устоять перед искушением естественно не смог. Тогда он решил занять денег у тех немногих знакомых, которые у него имелись.
Девушка друга Валеры – Таня оказалась довольно симпатичной, чего нельзя было сказать о её «офигенной» подруге, которая была лет на двадцать старше Мошкина и даже обильно наложенная косметика не могла этого скрыть. Во время веселья, она бросала на Мошкина неоднозначные взгляды, отчего он только краснел и старался спрятаться за спи-ну своего соседа. Когда гости разошлись, Валера галантно взял Таню под руку и удалился с ней в спальню, оставив Мошкина с этой свиноподобной медузой. Она опрокинула стоп-ку «Столичной» и посмотрела на него из-под полуприкрытых век.
- Ну, что стесняешься? Садись. - Медуза похлопала пухлой ладонью по плюшевому дивану, на котором разместила своё тело. – Я – Даша. А тебя как зовут?
   У Мошкина не было желания сидеть рядом с Дашей. Чего ему сейчас хотелось – так это попрощаться со своим другом и его очаровательной именинницей, но нарушить их уединение он не решался.
         - Я, пожалуй, пойду, - заикаясь, начал он, и бочком стал протискиваться к двери.
             - Куда же ты? – Даша отставила бутылку водки в сторону и резко поднялась с дива-на. При этом её массивные груди, туго стянутые синтетической кофтой, всколыхнулись, как две глубоководные мины. Для своего возраста и комплекции она оказалась неожидан-но проворной, и не успел Мошкин выйти в коридор, как она была рядом и прижала его к стенке.   
         - А ты и правда, милашка, - просипела Даша и ухватила его за промежность так, что бедолага не мог пошевельнуться, боясь, что она оторвёт его неплодотворное хозяйство. - Жаль, что Валерка не познакомил нас раньше – я бы тебя уже кое-чему научила.
С этими словами она толкнула его на диван, а сама навалилась сверху.
Мошкин надолго запомнил этот вечер, и стоило его мыслям вернуться к нему, как к горлу подкатывал тошнотворный ком, а глаза наполнялись влагой. Тот факт, что он ли-шился девственности с сорокалетней офигенной бабищей, от которой несло, как от само-гонного аппарата лёг на него тяжёлыми гирями собственной неполноценности. Если это и был  вкус жизни, то он ему не понравился. Он не сказал этого Валере, но когда тот в очередной раз пригласил его на внеочередную пьянку, Мошкин решительно отказался.
Вскоре, однако, ему пришлось забыть о развлечениях – у его матери обнаружили ра-ковую опухоль. Метастазы поразили костную ткань и в последние дни своей жизни, она уже не чувствовала ничего, кроме туманного покрывала морфия. Незадолго до похорон к Мошкину зашёл Валера и попросил взаймы.
- У меня мама умерла, - бесцветным голосом ответил Мошкин. 
- Очень жаль, - сказал Валера, - у нас такая пати намечается… - Вздохнув, он направился к двери, но на пороге остановился.
- Да, чуть не забыл – Даша передавала тебе привет. Она ждёт не дождётся встречи с тобой. 
У Мошкина вдруг появилось желание запустить в него чем-нибудь тяжёлым. Валера заметил как изменилось выражение его лица и, решив не испытывать судьбу, убрался во-свояси. Это был их предпоследний разговор. В последнем Мошкин выложил Валере всё, что он о нём думает и получил в ответ целый список угроз, которые, правда, так и оста-лись угрозами. Мошкин снова надел колпак с надписью «аут» и не вылезал из-под него до самого выпуска.
В то время большое беспокойство ему стал доставлять отец. Старик жил один в од-ноэтажном сельском домике и с некоторых пор у него появилась привычка накапливать старые вещи: изъеденная молью одежда, пыльные бутылки, старые чемоданы, книги с пожелтевшими страницами – в основном сочинения Гайдара и Шолохова, портреты всех советских лидеров (не хватало только Андропова с Горбачёвым, о чём Мошкин, правда, не решился ему сказать) – всё это постепенно заполнило невзрачный интерьер дома. Если бы эти вещи не валялись в невообразимом беспорядке, жилище отца Мошкина вполне могло бы сойти за демонстрационный зал советской эпохи. Как-то сидя среди всего этого барахла (однажды Мошкин хотел навести здесь порядок, чем вызвал такую вспышку яро-сти, что решил больше не предпринимать подобных попыток) за рюмкой «перцовки», отец сказал:
- Лучше б мы поехали на такси.
Мошкин уже давно заметил, что тот роняет какие-то непонятные фразы, иногда во время разговора, отчего у него сложилось впечатление, будто он разговаривает с роботом у которого произошёл сбой в программе. Но в тот день робот не был таким рассеянным. Он сидел в своём красном халате, в любимом кресле-качалке и что-то бормотал, пока, вдруг не опомнился и не взглянул на Мошкина.
- Ты на меня так смотришь… - сказал отец, при этом в его глазах мелькнули искорки разогретого водкой веселья. – Наверное, думаешь – старик совсем спятил в своей хибаре?
Он опрокинул стопку и стукнул ею по столу, словно объявляя Мошкину мат. 
- Позволь, я кое-что расскажу тебе. 
Устроившись поудобнее в своём кресле, он вытянул под столом ноги.
- Когда мы с твоей матерью только поженились, произошёл один случай…
Он вдруг замолчал, и начал вертеть пустую стопку в руке, словно раздумывая, рас-сказывать дальше или нет.
- Да, так вот. Это случилось ещё при Брежневе, после оккупации Чехословакии, но до того, как мы влезли в Афганистан, - при этом он важно причмокнул губами, что долж-но было означать гордость за то, что он помнит эти события. - Я встретил твою мать летом 1975-го, а пожениться мы решили в декабре. Медовый месяц мы провели в Киеве – гостили у её родственников. В тот вечер она потащила меня в театр, кажется оперы и ба-лета, точно не помню… Я терпеть не могу эти мыльные оперы, и едва не заснул на представлении. Когда мы вышли из театра, на улице уже стемнело. Выпало много снега, и я предложил взять такси, но твоей матери захотелось пройтись пешком.
Он помолчал и добавил, как бы про себя:
– Мы всегда делали то, что хотелось в первую очередь ей.
Затем он встал и прошёлся по комнате, запихнул зачем-то Брежнева в шкаф, после чего сел в кресло и продолжал:
- По дороге к нам пристали двое. Они попросили у меня закурить. Когда я сказал, что не курю – тогда у меня ещё е было этой привычки, они начали оскорблять нас. Оба были пьяны в стельку и, я думаю, что мог с ними разобраться. Но я не сделал этого.
Отец испытывающе посмотрел на Мошкина, явно ожидая какой-то реакции, но по-скольку тот сидел с каменным лицом, он только кашлянул и продолжил рассказ.
- Один из них забежал вперёд и бросил твоей матери в лицо целый ворох снега. Это был всего лишь снег. Но даже если бы он бросил бомбу, я бы всё равно не смог ничего поделать. Я испугался. Мы ускорили шаг и нам, наконец, удалось поймать машину. За всё это время твоя мать не сказала ни слова. Всю дорогу она держала меня за руку и смотрела в окно. Держала как непослушного мальчишку. Это было ещё до твоего рождения, а я до сих пор думаю об этом. Всё-таки память зловредная штука…
После этого наступило тягостное молчание. Мошкин, скорее, чтобы нарушить его, решил утешить отца.
- Почему бы тебе просто не забыть - сказал он ему - сам же сказал, что это давно бы-ло.
- Давно, не давно – что ты в этом понимаешь! Твоя мать всю жизнь относилась ко мне как  к большому ребенку. Может, она и вышла за меня только из жалости.
Мошкин посмотрел на отца и невольно подумал, что он даже этого не заслуживает.
- А помнишь, как ты катал меня на лодке и говорил, что когда-нибудь мы поедем за границу, увидим Колизей и Собор Парижской Богоматери? – спросил он, пытаясь уйти от щекотливой темы.
- Извини, что не исполнил своих обещаний – родителям свойственно нарушать их, - с наигранной флегматичностью сказал отец и поднялся, при этом, так отодвинув кресло, что оно противно взвизгнуло. 
- А почему ты не женишься? – вдруг спросил он у Мошкина.
Тот пожал плечами, мол, никогда над этим всерьёз не думал.
- Что в твоё время не осталось таких, которые могут жалеть?
Мошкин не подал виду, будто его это задело. Он решил сменить тему разговора.
- Почему бы тебе, не выбросить весь этот мусор? – спросил он и кивнул на атрибуты советского прошлого.
- Потому, что это моё время. И я не хочу с ним расставаться. Я же не прошу тебя вы-бросить мебель из твоей квартиры. - Отец достал пачку и закурил сигарету. Он всегда ку-рил без фильтра. - Вот уже несколько месяцев, как умерла твоя мать. Это конечно хорошо, что ты иногда приходишь ко мне, но я не хочу ставить тебе это в обязанность. Какой прок от твоих визитов,  ведь мы даже поговорить толком не можем.
Мошкин решил, что ослышался.
- Вот ты говоришь – мусор. А я, когда смотрю на вашу дерьмократию, - бандиты в законе, люди на помойках, ****ство по телевизору, тряпьё из Европы и кожа из Италии – мне кажется, что я один нормальный человек в этой стране.
- Времена изменились, - сказал Мошкин. __ Не следует из-за этого впадать в отчая-ние.
Отец рассмеялся хриплым, издевательским смехом.   
- Это тебе надо беспокоиться об отчаянии. Я своё уже прожил. Иногда я думаю, по-чему вместо того, чтобы обзавестись семьёй и жить по-человечески, ты сидишь здесь со мной и пьёшь водку? Так поступают только неудачники. Выходит, ты такой же неудач-ник, как и я?
Он с торжеством посмотрел на Мошкина. Весёлые огоньки в его глазах зажглись ядовитым злорадством.
- Ну, конечно! Ты такое же ничтожество! И закончишь точно так же. Станешь, как говорят, шизиком. – Его голос вдруг сорвался на крик: - Яблоко от яблони не далеко пада-ет! И даже род свой не сможешь продолжить, потому, что… 
Не в силах больше этого слышать Мошкин вскочил и выбежал из дома. Он даже не закрыл дверь и бежал без оглядки – лишь бы не слышать этот старческий дребезжащий смех, который нёсся ему вслед. Но он не знал, бежал ли он от этого смеха или оттого, что его отец говорил правду, которая обожгла его, как удар хлыста. Когда он выдохся, то при-слонился к забору какого-то дома и почувствовал, как слёзы помимо его воли стекают по щекам. Больше всего на свете ему сейчас хотелось умереть.

Через какое-то время он всё-таки последовал совету отца и познакомился с девушкой по имени Александра, довольно миловидной и как ни странно – одинокой. Впрочем, у них ничего не получилось, так как она через неделю после их знакомства решила, что одной ей гораздо веселее, чем с Мошкиным. Она ушла от него, а он тоже ушёл, но только в депрессию, которую начал понемногу разбавлять дешёвой водкой. Со временем эта депрессия приобрела характер беспробудного пьянства. На работе ему стали делать замечания и так как он боялся остаться без средств к существованию, то  в отличие от большинства подобных неудачников нашёл в себе силы завязать.
Однажды, возвращаясь с работы, Мошкин заглянул в тот самый кабак, неподалёку от училища, где они с Валерой частенько закрепляли свою дружбу, и увидел там своего друга, который уже разводил очередного лоха. Мошкин только понимающе улыбнулся.
Теперь все вечера он проводил наедине со своими мыслями, что вскоре стало для не-го невыносимой пыткой. Со временем они приобрели характер беззвучных голосов, кото-рые часами вели в его голове нескончаемые беседы. Как-то он поймал себя на том, что вслух разговаривает в пустой комнате. Он в отчаянии схватился за голову и какое-то вре-мя сидел, пытаясь прийти в себя.
«Вот и сбылось предсказание Папаши Мудрого - мрачно подумал он. – Теперь по-нятно, как это происходит».
Наверное, нет ничего хуже, чем ощущать, как едет собственная крыша и понимать, что ты не в состоянии остановить её. Как-то он увидел на улице человека, который сильно косолапил, а глаза его так и светились умственной отсталостью. И при этом он улыбался счастливой улыбкой трёхлетнего ребёнка. В какой-то момент Мошкин ему позавидовал. «Этот хоть не знает, что всем на него насрать и поэтому такой радостный» - мрачно подумал он. В другой раз он возвращался домой, после одной из своих вылазок за продуктами. Когда он уже подходил к своему дому, то услышал за спиной чьё-то бормотание. Позади него плелась сгорбленная старуха. Она несла какую-то чушь о колхозе и об отставном капитане, который якобы бросил её в этом колхозе. Мошкин решил, что она пьяная, но когда  она поравнялась с ним, он не услышал от  неё привычного перегара. Вдруг она запела:
- Наверх вы това-а-а-рищи все-е-е по местам…
Не в состоянии больше этого слышать, он бросился бежать очертя голову, залетел в подъезд, забежал в квартиру и захлопнул дверь. 
Иногда он читал газеты, иногда смотрел телевизор, и уже не навещал отца жившего в своём доме, в своём мире. Вскоре такая однообразная жизнь ему надоела и, чтобы как-то развеять это однообразие, Мошкин решил повеситься. Он уже привязал к абажуру ве-рёвку и встал на маленькую скамеечку, когда услышал, что в соседней комнате работает телевизор. Мошкин по природе был эксцентриком, и ему не хотелось, чтобы с него смеялись даже после его смерти. Он уже собирался слезть со скамеечки, чтобы пойти его выключить, как услышал за окном завывание сирены. Только сейчас он обнаружил, что занавески на окне раздвинуты - кто-то из дома напротив вполне мог увидеть его стоящего с петлёй на шее и позвонить в соответствующую службу помощи. Мошкин осторожно выглянул из окна.  У подъезда стоял микроавтобус с синей мигалкой. Захлопали дверцы, но кто из них вышел, ему разглядеть не удалось – так быстро они скрылись в подъезде.
Что если это за мной? Ну конечно же за мной!
Мысль о том, что дюжие молодцы в белых халатах сейчас ворвутся в его квартиру, дабы спасти его от самого себя, наполнила колени Мошкина непреодолимой слабостью. Табуретка с верёвкой теперь казались такими далёкими, словно находились в другом из-мерении. Гулкие шаги на лестнице уже раздавались в его ушах, заставляя пульсировать барабанные перепонки, и эти удары болезненно гукали в сердце.
«Слишком поздно, - с тоской подумал Мошкин, - сейчас они вломятся и…»
Неожиданно шаги и возня за дверью прекратились. Сначала Мошкин решил, что ос-лышался – ведь вот же они, высокие и широкоплечие с квадратными челюстями, набрасываются на него, один сгребает его тщедушное тело, другой всаживает ему в руку иглу и под беззвучный крик он погружается в тёмную бездну…
Нет-нет- нет, этого просто не может произойти, всё будет совсем не так!
Он открыл глаза и, бросившись к столику, схватил первое, что попалось ему под ру-ку – вчерашнюю газету. На первой странице его внимание привлекли крупные буквы в чёрной рамочке. Мошкин ухватился за них, как утопающий хватается за соломинку, при-чём так, что оторвал кусок газеты с объявлением, после чего, накинув пальто прямо на домашнюю одежду, выскочил на лестничную площадку, на которой, вопреки его ожида-ниям, никого не оказалось. 
«Они приезжали не за мной, - подумал он, - просто какой-то старушке стало плохо, вот и вызвали скорую. Всего-навсего».
Ему захотелось посмеяться над своими страхами, но, подумав, что со стороны это будет выглядеть глупо, он одёрнул себя и неторопливой походкой вышел из подъезда. Белая машина по-прежнему стояла у обочины, и двое молодых санитаров укладывали в неё какого-то мужчину – Мошкин не успел разглядеть его, потому, что увидел только спортивные штаны и подошву висящего на пальцах правой ноги потёртого тапка.
«Да не повезло бедняге», - подумал он и невольно удивился тому, что ещё может жа-леть кого-то кроме себя. Санитары запрыгнули в машину, хлопнули дверцы и микроавто-бус, рванул с места, обдав Мошкина выхлопными газами. Всё произошедшее десять ми-нут назад казалось дурным сном, ещё одной злой шуткой судьбы. Вспомнив про объявле-ние, которое всё ещё сжимал во влажной от пота ладони, Мошкин решил отправиться по указанному адресу, втайне досадуя на то, что так и не смог убить себя сам.    

В просторном холле никого не было за исключением ряда пыльных кресел, стоящих под окном и исхудалого деревца в громадном горшке. На второй этаж вела широкая лест-ница. Сквозь пыльные стёкла было видно оранжевое солнце, которое разливалось в окнах высоких домов и проезжающих мимо машин. Глядя на него, Мошкин подумал, что воз-можно в последний раз в жизни видит закат. Он вспомнил, как тогда в детстве стоял на крыше и ему не хватило духу сделать один единственный шаг. Ну, что ж, на этот раз этот шаг за него сделают другие. Но когда он поднимался по лестнице, то чем больше ступенек он оставлял за своей спиной, тем меньше верил во всё это. Фирма, осуществляющая эвтаназию по желанию клиента… Бред какой-то.
Вестибюль второго этажа оказался намного уютнее первого. На окне бархатные тём-но-красные гардины, под ним кожаный диван такого же цвета и мягкий ворсистый ковёр под ногами. Мошкин пошёл по коридору в поисках комнаты тринадцать и наткнулся на конторку, за которой сидела накрашенная девица. Она кокетливо ему улыбнулась.
- Добрый день. Вы по объявлению?
- По объявлению, - сказал Мошкин. Скажите, а…а это правда не розыгрыш?
Улыбка стала ещё шире и открыла подобно раковине жемчужные зубки.
- Ну, что вы, какой же это розыгрыш. Просто мы открылись недавно, поэтому люди ещё не успели привыкнуть.
Она пошуршала бумажками у себя на столе и протянула Мошкину бланк.
- Вот, заполните анкету, пожалуйста.
На миг Мошкин почувствовал лёгкое головокружение, и ему пришлось ухватиться за конторку, чтобы не упасть.
- Что с вами? – участливо спросила девушка. - Вам плохо? Хотите минералки?
- Нет, со мной всё в порядке, - прохрипел Мошкин, и сам не узнал своего голоса. Прочистив горло, он добавил уже совершенно чётко: - Всё хорошо.
- Тогда пройдите сюда, пожалуйста, - и она указала ему на двойные двери, которые находились рядом с её конторкой. - Когда заполните анкету, там, в конце зала есть дверь. Зайдёте туда, а дальше вам скажут, что делать.
Мошкин открыл их и оказался в просторном помещении, похожем на зал ожидания, освещённый голубоватым светом флуоресцентных ламп. Однако в отличие от зала ожидания здесь каждое кресло было помещено в отдельную кабинку с матовыми, непрозрачными стёклами. В комнате их было около сорока и, почти все они были заполнены – Мошкин видел за стёклами тёмные силуэты. Обойдя помещение, он нашёл свободную кабинку и сел на вращающееся кресло. К его ручке была прикреплена пластиковая крышка, которая, откидываясь, служила миниатюрным столиком, что было очень удобно. В свою очередь к ней был приделан футляр с шариковой ручкой.
«Вот, что значит современный сервис», - подумал он, и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Взяв в руки анкету, он принялся её рассматривать. В правом верх-нем углу он прочёл название фирмы: ЗАО «Новая жизнь».
Анкета почти не отличалась от тех, которые ему приходилось заполнять, когда он устраивался на работу. Разница заключалась в том, что здесь не было идиотских вопросов о целях вашей жизни, достижениях вашей жизни и самой вашей жизни, на которую работодателю всё равно было глубоко наплевать. В конце он наткнулся на графу «Вид освобождения». Ниже было три строчки:
Быстрое и безболезненное   «-------------»
Медленное и болезненное   «-------------»
Особые случаи            «-------------»   
"Это какое-то безумие. Мне это снится."
Он закрыл глаза и несколько минут сидел, не открывая их. Тут кто-то постучал в окошко и Мошкин услышал грубый голос.
- Эй, ты, что заснул там? А ну, выходи, быстро!
- Сейчас, одну минутку! - отозвался Мошкин и, схватив ручку, начал заполнять анке-ту своими данными.
Ему понадобилось больше времени, нежели одна минута, потому, что его руки пре-дательски дрожали. Когда он дошёл до последнего пункта, то невольно остановился. Хо-лодный пот выступил на лбу.
О, Господи, я подписываю себе смертный приговор! 
Стук повторился и на этот раз сопровождался крепким ругательством.
- Да, да – уже выхожу! __  пытаясь сдержать панику, закричал Мошкин и поставил галочку в первой строке.               
Снаружи оказался какой-то нервный тип с комплекцией вышибалы. Он оттолкнул Мошкина в сторону и протиснулся в кабинку. Не зная, что делать дальше, Мошкин стоял в растерянности и озирался по сторонам. Тут из соседней кабинки вышла девушка, кото-рую можно было называть красивой, если бы не её почти дистрофическая худоба и болез-ненная бледность, осунувшегося лица. Она направлялась в другой конец комнаты и, не заметив Мошкина, столкнулась с ним.
- Простите, я не…то есть извините, что помешал… - пробормотал Мошкин. В боль-ших карих глазах девушки, обращённых несколько минут назад в пустоту появилось не-что похожее на интерес.
- Вы в первый раз здесь?
- А что, можно и во второй? – спросил Мошкин и чуть не засмеялся. Но девушка вполне серьёзно ответила:
- Вообще-то здесь строгая очерёдность. Вы уже заполнили свою анкету?
Он посмотрел на листок бумаги в своей руке, словно только сейчас его заметил.
- Да, заполнил.
- Тогда следуйте за мной.
Она пересекла зал и открыла дверь, которую Мошкин не увидел, потому, что она сливалась со стеной. Они оказались в длинном коридоре с белыми стенами, у которых стояли ряды кресел. В каждом кресле сидел человек, как подумал Мошкин в ожидании выбранной участи. Чувство нереальности происходящего снова нахлынуло на него.
- Вам нужно к консультанту, - сказала ему девушка и указала на белую дверь под номером один.
Мошкин хотел уже войти, но вдруг повернулся и спросил:
- Скажите, а… а как вас зовут?
Девушка удивлённо подняла длинные ресницы. Он и сам понимал, абсурдность сво-его вопроса, всё равно, что сказать - «девушка как насчёт чашечки кофе, перед тем как вы умрёте?» -  но что-то его толкнуло спросить её имя.
- Александра, - ответила она с оттенком грусти человека, смирившегося со своей судьбой.
- Странно…- пробормотал Мошкин.
- Что странно? – не поняла девушка.
- Да нет, ничего – просто вы мне напомнили одного человека.
- Иногда от воспоминаний трудно избавиться, - сказала Александра и, не сказав больше ни слова, медленно направилась по коридору. 
Мошкин открыл дверь, и у него сразу появилось такое чувство, будто он не туда по-пал. Комната, где он оказался, была тёмно-красного, почти бордового цвета и больше на-поминала обитель буддийского настоятеля. С потолка свисали китайские фонарики, по-хожие на красные тыквы, а в воздухе витали ароматы мирры и ладана. У окна, которое было занавешено такими же шторами, как и в вестибюле, стоял стол из красного дерева. За столом сидел человек с абсолютно лысой головой и худым, высушенным как у мумии лицом. На его остром носу красовались тонкие прозрачные очки. Как только Мошкин во-шёл, он отложил в сторону пачку каких-то документов, которые до этого заполнял и, рас-тянув свое сухое лицо в благожелательной улыбке, встал из-за стола.
- Добрый вечер, уважаемый, добрый вечер! Заходите, не бойтесь – я вас не съем.
Он подскочил к не ожидавшему от него такой прыти Мошкину и пожал ему руку. Мошкин заметил, что вместо костюма на нём был шёлковый халат в тон окружающей об-становке и тапочки. Лицо лысого так и светилось благожелательностью.
- Меня зовут Адриан, но вы можете звать меня…впрочем, так и зовите. Добро пожа-ловать в нашу компанию господин…
- Мошкин.
- Мошкин, – повторил Адриан и выхватил у него анкету. - Впрочем, здесь всё напи-сано.    
Он вернулся к столу, рассматривая листок.
- Садитесь, пожалуйста, - сказал Адриан Мошкину, не поднимая головы.
Тот сел в мягкое кресло напротив стола. 
- Итак, вы хотите умереть быстрой смертью. Очень хорошо. В последнее время у нас всё больше любителей на такую смерть. Придётся увеличить количество вакансий.
Он взял со стола зелёный блокнот в позолоченной оправе и сделал там пометку.
- Вы, случайно не безработный? Ах, да – вы же написали, где работаете. Жаль, я мог бы предложить вам место…
Тут он вдруг замолчал, затем снял очки и изучающе посмотрел на Мошкина. В его взгляде появилось сочувствие, и даже его нервозно-пренебрежительная манера поведения куда-то исчезла.
- Я знаю, что вы думаете обо всём об этом, - сказал он Мошкину уже другим более спокойным тоном, __ поэтому давайте поговорим с вами как люди умеющие мыслить ло-гически. Я ведь не какой-то там шарлатан-психолог и не гадалка. Я такой же человек, как и вы. И я стараюсь подходить ко всему с реальным взглядом на вещи. Вы заметили, что в анкете нет вопроса о причине вашего желания умереть? 
- Заметил. Послушайте, я…
- А вы знаете, почему его там нет? – перебил его Адриан и откинулся на спинку сво-его кресла. - Потому, что такие вещи не для бумаги. Когда люди заявляют, почему они не хотят дальше жить – я  должен слышать их голос и видеть их глаза. И знать, что они при этом чувствуют. Ведь жизнь это не коробка из-под конфет, которую можно взять и выбро-сить. Вот вы, например, - что заставило вас сюда прийти? Если уж вы окончательно решили распрощаться с жизнью, то вы смело можете мне сказать. Можете не беспокоиться – я буду нем как могила, хотя вам-то, конечно, уже будет всё равно..
- Я…мне… - запинаясь, начал Мошкин и вдруг выпалил: – Мне всё надоело!
- Хорошо, так и запишем – «надоело», __ деловым тоном произнёс Адриан. __ Вы уже составили завещание?         
- Нет, я не думал…мне нечего и некому завещать.
- Но ведь квартира-то у вас есть, - сказал Адриан.
- Квартира есть, - согласился Мошкин.
- А раз она вам не нужна, тогда почему бы вам не оставить её нашей компании?
Мошкин чуть не задохнулся от возмущения. Он вскочил и стукнул кулаком по сто-лу.
- Вы что издеваетесь надо мной?!
- Сядьте, - мягко сказал Адриан. - Я же сказал вам, что мы будем говорить как ра-зумные люди, а не взбесившиеся неандертальцы. И как разумный человек вы должны по-нимать, что перед тем, как что-то решить, мы должны всё уладить формально. Если вам не нравится моё предложение, тогда давайте свой вариант.
- Ради Бога, простите… я не хотел, - бедный Мошкин не знал, куда деть свои руки. -  Я…я просто не знаю, что со мной творится…
- Вы хотите сказать, что уже передумали?
- Нет-нет, я не передумал, - в голосе Мошкина появилась какая-то напряжённая одержимость. - Просто… я не думал, что всё будет так серьёзно.
- Зачем же тогда было приходить? Видите, мы снова вернулись к моему вопросу. Думаю, будет лучше, если вы всё-таки откроете свою душу. Почему вы…
Мошкин вдруг взорвался.   
- Я ненавижу себя! Ненавижу своего отца за то, что он меня сделал! Ненавижу всех!!!
Он закрыл лицо руками и разрыдался. Андриан достал из ящика стола бумажную салфетку и протянул её Мошкину. На его лице не было никаких эмоций, словно он уже привык к подобным сценам. Затем он встал и подошёл к окну.      
- Один французский писатель как-то сказал, что ненависть - это гнев слабых. Вы знаете, почему мой начальник решил открыть свою компанию именно здесь - в маленьком провинциальном городе на Украине?
Мошкин что-то промычал.
- Потому, что это город слабых и угнетённых. Неужели вы думаете, что вы один та-кой? – В его бледно-голубых глазах появилась горькая насмешка. - Да, перестаньте! Ещё и месяца не прошло со дня нашего открытия – а у нас уже от клиентов отбоя нет. Людей можно понять, когда они не хотят жить по правилам, направленным против их естества, но когда по-другому они не могут, потому, что у них нет выбора… выход здесь может быть только один. Скажите, почему вы до сих пор не женаты?
Мошкин сказал.
- Понятно. И ещё у вас недостаточно денег, чтобы создать полноценную семью. Я прав?
Подумав, Мошкин кивнул, хотя это и не являлось главной причиной его стремления к смерти.   
- Видите, вас даже не ценят за способность воспроизводить себе подобных и всеми силами стараются уничтожить, - сказал Андриан. - Это в то время когда в стране смерт-ность в три раза превышает рождаемость. Я говорю это исходя из данных официальной статистики, хотя всем известно, что статистика всегда лжёт и преуменьшает. Эти люди, что сидят там за дверью и тысячи таких же за пределами этого здания – потенциальные самоубийцы. Проблема заключается в том, что инстинкт самосохранения и голос рассудка для них - непреодолимые препятствия. Полагаю, вы тоже с этим столкнулись?
- Да, но…видите ли, я раньше никогда такого не делал. - Он сам понял, что сморозил глупость, но слова вырвались сами собой. - И потом священники говорят, что это боль-шой грех.
Адриан только рассмеялся.
- Вся эта христианская чушь о том, что самоубийцы попадают в ад – всего лишь эфемерная защита от массовой истерии. Впрочем, если вы очень религиозный человек – у нас здесь работает священник. Вы, разве, боитесь запретов церкви?
- Нет, я…я почти не ходил в церковь…
- Что ж, в этом вас никто не обвиняет. Все эти надежды на то, что Бог ниспошлёт вам благодать в этой мирской суете, рано или поздно рушатся как карточный домик. Оглянитесь вокруг, - он развёл руками, будто перед невидимой аудиторией, – этот мир полон людьми, живущими несбыточными мечтами. Рухнувшая мечта – жизнь, обернувшаяся страданием. А мы здесь для того и находимся, чтобы избавлять людей от страданий. Вы, конечно, можете пойти к психологу, который за деньги будет продлевать ваши пытки, можете опять же удариться в религию, можете заняться коллекционированием монет – но это всего лишь симптомы болезни, а не её лечение. Хотите, я вам скажу, почему, например, коллекционирование вещей так увлекательно? Всё очень просто – здесь не нужно думать. Люди занимаются этим от безделья. И в то же время это как наркотик – стоит человеку потерять свою драгоценную коллекцию и ему кажется, что весь его мир рушится. Ко мне как-то пришёл один тип, который не хотел жить, потому, что сгорела его квартира, а в ней коллекция его пластинок. Просто, порази-тельно, с какими ситуациями приходится сталкиваться в жизни… Но давайте вернёмся к вашей проблеме. Итак, вы уже окончательно решили, что жить вам не зачем?
Так как Мошкин медлил с ответом, Адриан снова сел за стол и пытливо посмотрел на него.
- Послушайте, что вы теряете?  Вашу жизнь, которая состоит из ненависти и страда-ний, которые кроме вас больше никого не волнуют?
- Выходит, вы запросто можете убить любого, кто придёт к вам? 
- Как вам не стыдно, господин Мошкин! – с притворным возмущением всплеснул руками Адриан. – Мы не убийцы, а всего лишь исполнители чужой воли. Без таких, как вы, нашей организации бы просто не существовало. И такого понятия как смерть, если хотите знать, тоже не существует. Есть только освобождение – вы не умираете, а просто меняете одну оболочку на другую, вот и всё. Вы же не станете спорить с тем, что дух живёт вечно? - Из укоризненного его тон снова перешёл в деловой. - А что касается вашего вопроса, то мы не оказываем своих услуг несовершеннолетним, хотя, должен заметить, что достижение полового созревания ещё не означает полное созревание ума, и людям, находящимся в нетрезвом или наркотическом состоянии, так как они могут не осознавать своих действий и, исполняя их волю, мы действительно совершим убийство.
- А если у этого человека не все дома? – спросил Мошкин и не смог сдержать нерв-ного смеха. Идея добровольного принятия насильственной смерти сама по себе была бе-зумной.
Но Адриан вполне серьёзно ответил.
- Обычно мы требуем от клиентов соответствующую справку. Но я знаю, почему вы смеётесь – здесь мы действительно сталкиваемся с дилеммой. Видите ли, официально суицид нигде не запрещён. И, тем не менее, если ваша попытка окажется неудачной и об этом кто-то узнает, вас попросту закроют в психушку. А мы даём вам полную гарантию, что этого не случится. Любой каприз за ваши деньги. И потом, вы же сами видели – сум-ма, которую  вы платите за наши услуги, ничтожно мала. Мы также берём на себя все рас-ходы, связанные с похоронами или кремированием. И, скажу вам по секрету – многие люди приходят именно по этой причине.
- Тогда какая же вам от этого выгода? – спросил Мошкин.
- А кто вам сказал, что мы гонимся за выгодой? Разве в объявлении было написано, что мы - коммерческая организация?
   Мошкин несколько секунд сидел молча. Безусловно, в словах этого человека была логи-ка, логика, от которой он всё это время пытался укрыться за иллюзорными шторами. На-конец, он поднял на него глаза.   
         - Где нужно подписать?
         - Как я уже говорил, - официальным тоном сказал Адриан, - вы должны составить завещание и заверить его у нотариуса в при¬сутствии душеприказчика. Вы уже решили, кому оставите своё имущество?
         - Да, своему отцу. В конце концов, это его квартира.
         - Прекрасно. – Он протянул Мошкину бланк. – Теперь укажите форму освобождения и, если у вас нет к нам никаких претензий, то поставьте внизу свою подпись.
   Мошкин взял листок и почувствовал, как его руки снова начинают дрожать.   
         - Скажите, а вы не могли бы быть моим душеприказчиком?
         - К сожалению, в этом я не могу вам помочь, - с улыбкой развёл руками Адриан, - поскольку доверенное лицо должно быть лицом незаинтересованным. Впрочем, у нота-риуса, который работает независимо от нас, есть адвокат, который занимается этими во-просами. А что касается справки от психолога, - добавил он и заговорщицки посмотрел на Мошкина, - то я думаю, мы можем обойтись и без неё, по¬тому, что после разговора с вами, я лично убедился, что вы вполне разумный человек.
      
   Девушка за стойкой, так приветливо ему улыбавшаяся, указала на дверь с табличкой НОТАРИУС. АДВОКАТ. После того как Мошкин уладил все необходимые формально-сти, он снова вернулся в светлый коридор, который заканчивался металлической дверью. Рядом находилась небольшая конторка, где сидела белокурая девица. Она взяла у него ан-кету и остальные документы, чтобы занести его в базу данных и попросила его подож-дать, сказав, что его вызовут. Мошкин присоединился к людям сидящим в креслах. Всего в коридоре было шестнадцать дверей, между которыми стояли по пять кресел. Мошкин сел в одно и не в силах унять дрожи в руках спрятал их в карманы своего пальто. Слева от него сидела женщина в возрасте. На её лице было столько пудры, что, каза¬лось, будто оно принадлежит состарившемуся манекену. И подобно манекену, оно абсолютно ничего не выражало, словно все чувства в ней умерли. Справа патлатый парень в широких джинсах и балахоне слушал плеер. В наушни¬ках звучала «Stairway to Heaven» Led Zeppellin. Он жевал жвачку и поигрывал деревянными четками. Заметив, что Мошкин на него смотрит, он вытащил один наушник и повернулся к нему.
     - Чё уставился? Жить надоело?
И, засмеявшись своей шутке, он вставил наушник обратно и закивал головой в такт ме-лодии на последних минутах песни. Мошкин покрылся холодным потом.
Господи, да они же все сумасшедшие!
Он посмотрел на бланк с двумя печатями – главного консультанта и печатью фирмы. Внизу было написано, что он выбрал смерть от чрезмерной дозы снотворного.
- Вы боитесь?
Подняв голову, Мошкин увидел тощего старика, который сидел напротив. На нём был старый костюм времён семидесятых и старая, потёртая шляпа, из-под которой смотрели большие печальные глаза. В его голосе, Мошкину послышалось участие.
 - Я тоже боюсь. Поэтому, надеюсь что умру даже не почувствовав этого – как описал мне это тот человек в халате.
 - Почему вы это делаете?         
Старик устремил свой бесконечно-печальный взгляд в пол и ответил не сразу.
 - У меня было двое сыновей. Всю свою жизнь я отдал им. Они погибли в автокатаст-рофе. Зачем мне ещё жить?
«Логично», - подумал Мошкин. Но вслух этого не сказал. Тут из динамика под потол-ком послышался приятный женский голос, назвавший чью-то фамилию и попросивший пройти её обладателя в конец коридора. Длинноволосый с плеером снял наушники и, поднявшись, направился по коридору такой походкой, словно только, что покинул зубоврачебный кабинет и решил продемонстрировать всем, что там нет ничего страшного. Кое-кто из сидящих с завистью смотрел на него. В это время одна из дверей открылась и оттуда вышла Александра. Она заметила Мошкина и, пройдя по коридору почти неслышными шагами, села на освободившееся рядом с ним место.
 - Вы уже всё подготовили? – осведомилась она, не без некоторого удивления.
 - Да, вот жду теперь, - сказал он, стараясь улыбнуться и, в то же время, понимая, что улыбка здесь не к месту.
- Мне понадобилась почти неделя, чтобы всё оформить и пройти все тесты. Очевидно у них слишком много клиентов, и они решили ускорить дело, - сказала Александра, и Мош-кину стало не по себе от того, с каким спокойствием была произнесена эта фраза, будто они обсуждали порядок приёма на работу.
- А какие тесты здесь надо проходить? – спросил он. – Мне об этом ничего не говори-ли.
Александра пристально посмотрела на него.
- Вы разве не были у психолога и невропатолога?
- А, вы об этих тестах, - протянул Мошкин, стараясь, чтобы и его голос звучал также буднично. - Я их прошёл заранее.
Он посмотрел на девушку и только сейчас заметил, какая она красивая – миндалевид-ные карие глаза, тонкий прямой нос, алые пухлые губки и чуть оттопыренные уши, за ко-торые она постоянно прятала свои длинные волосы. Её красота не была вызывающей, скорее робкой и застенчивой, как у только начинающей распускаться пролески. Но, оче-видно,  смертельный недуг заставил её увянуть раньше времени. 
- Скажите, зачем вам это? Вы же ещё такая молодая…   
Александра снова испытующе посмотрела на него своими большими глазами. 
- А вам?
Мошкин уже пожалел о своём любопытстве, но раз уж здесь все смирились со своей судьбой, а пример всегда заразителен, то и он решил, что скрывать и стесняться ему больше нечего. 
- Мне незачем дальше жить, - просто сказал он. - Мне не нужна такая жизнь.
- И ради этого вы пришли сюда?
- А разве этого недостаточно? – спросил он, уловив в её голосе насмешку.
Девушка отвернулась от него и, потупив глаза, сказала так тихо, что он едва расслы-шал.
 -У меня синдром иммунодефицита. Я знаю, что стою на краю пропасти.
И вдруг, резко подняв голову и глядя на него в упор, бросила громко, едва не крикнув.
- Как вы можете так говорить, если вы этого не знаете?!
Мошкин несколько секунд молчал ошеломлённый этой новостью.
- Ради Бога…простите, я не знал.
- Вам не за что извиняться, - сказала Александра, усилием воли возвращая себе хладно-кровие. - Мы оба скоро умрём, и этот разговор не будет стоить ровным счётом ничего. Просто я не понимаю людей, обрывающих свою жизнь на середине, тогда, как у таких, как я, смерть уже в крови.
- Я и сам не всегда себя понимаю, - признался Мошкин. - Но у меня просто нет другого выхода. 
В динамиках послышался щелчок, оповещающий о том, что включился микрофон, и тот же приятный голос невидимой обладательницы произнёс его фамилию. У Мошкина задрожали колени, ему с трудом удалось подавить в себе желание сорваться с места и бе-жать отсюда без оглядки.
- Меня вызывают, - сказал он, но эти слова вырвались у него сами собой. - Они меня вызывают.
- Ну так, идите, - сказала Александра. - Чего вы ждёте?
Мошкин вдруг понял, что ему совсем не хочется умирать – нет ничего парадоксальнее и переменчивей человеческой натуры. Но, увидев, что в глазах Александры заиграли ехидные огоньки, он резко поднялся.
- Мы больше не увидим другу друга, - сказал он ей с таким видом, будто только сейчас это понял.
- В этой жизни – да, - ответила девушка. - Прощайте.
- Прощайте, - сказал он и, не оглядываясь, на ватных ногах направился к двери в конце коридора.   

Комната за металлической дверью была белой, широкой и круглой и напоминала про-пускной шлюз на космической станции. Мошкин заметил, что стены в ней обиты каким-то мягким материалом и, скорее всего, звуконепроницаемы. Тут дверь с другой стороны конторки открылась и вышедшая оттуда шатенка приятной наружности (очевидно, это она объявляла победителей в лотерее смерти) пригласила его следовать за собой по одному из трёх длинных коридоров. Она была одета в тёмную до колен юбку, накрахмаленную блузку и тёмный пиджак, чем напомнила Мошкину стюардессу. Что же касается коридора, то по обеим его сторонам также тянулись пронумерованные двери, но в отличие от предыдущего, он был освещён мягким светом висящих на стенах светильников в форме раковин, которые превращали его в коридор фешенебельной гостиницы. Мошкин не мог не удивиться разноплановости мышления дизайнера, который создавал все эти интерьеры. Грациозно повернувшись на тонких каблуках, девушка остановилась перед одним из «номеров» - Мошкин про себя решил, что это и есть камеры смерти – и постучала. Дверь открыл высокий бородатый священник в чёрной рясе. Нахмурив брови, он посмотрел на шатенку и звучным баритоном произнёс:   
- Зин, сколько раз я тебе говорил – сатанистов ко мне не присылать! Он мне, бес про-клятый, прости Господи, всю руку искусал! Кровопийца окаянный, спаси Боже в день Страшного Суда его тёмную душу!
Та удивлённо захлопала ресницами.
- Что вы, отец Никодим – какие сатанисты! У нас за последний месяц ни одного не по-являлось.
- Ну, конечно, в анкете он написал, что протестант, - проворчал батюшка. - А для нас православных, сектанты – те же богоотступники, ибо не верят они в таинства ниспослан-ные свыше. 
Тут он обратил внимание на Мошкина.
- Ты не хочешь исповедоваться перед смертью, сын мой?
- Нет, я…
- А вот это напрасно, напрасно! Ибо не отпущенные грехи лежат на нас тяжким грузом и могут перевесить чашу весов, когда наступит час правосудия. Отче наш, иже Еси на не-бесах…
И продолжая читать молитву, он удалился в свою комнатку, которая находилось сбоку от основного помещения, куда девушка, виновато поджав губки, провела Мошкина. Это был просторный зал по виду больше похожий на операционную. Пол выложен белым ка-фелем и всё вокруг блестит чистотой. В воздухе, очевидно, таком же стерильном, пахнет перекисью водорода и разными лекарствами. У стены возле окна стоит металлическая этажерка на каждой из пяти полок, которой Мошкин заметил устрашающего вида инстру-менты – щипцы, крючки, плети с иглами и набойками, стилеты всевозможных форм и размеров, какие-то приспособления похожие на капканы, только с цепями, браслеты с шипами и ещё много подобных вещей. Перед этажеркой на корточках сидел мужчина в белом халате и перебирал на нижней полке этот арсенал, которому бы позавидовал сред-невековый инквизитор. 
- Саш, прими господина Мошкина – обратилась «стюардесса» к человеку в халате, за-тем повернулась к Мошкину: - Ну, что ж, я вас оставляю. Желаю вам удачи в новой жиз-ни, - улыбнулась она ему рекламной улыбкой и зацокала обратно.
Мужчина, хрустнув коленками, поднялся и, когда он обернулся, у Мошкина от удивле-ния глаза чуть не вылезли из орбит. Перед ним стоял его бывший одноклассник, человек, которому он ещё в школе желал страшной смерти – Шурик, собственной персоной. Есте-ственно повзрослевший, с уже начавшей пробиваться на макушке плешью, но всё тот же вечно улыбающийся наглый задира.   
- А ты, что здесь делаешь?! – выдавил Мошкин.
- Угадай с трёх раз, - ухмыльнулся Шурик. – Только не задавай этот вопрос Всевышне-му, когда окажешься на том свете – он ужасно обидится.
Он по-отечески хлопнул Мошкина по плечу и засмеялся. – Добро пожаловать в компа-нию «Новая Жизнь!» Присаживайся – я сейчас.
Шурик пододвинул ему стул, а сам направился к раковине в углу, чтобы вымыть руки. Мошкин увидел, что он оставил на рукаве его пиджака красный отпечаток, и его замути-ло.
- А где…тело? – спросил он.
- Все тела мы отправляем в камеры хранения этажом ниже. Здесь в полу находится люк.
Шурик закрутил кран и подошёл к этажерке. 
- Видишь? - он достал из своей коллекции стилет длиной в пятнадцать сантиметров и залюбовался бликами света на гладкой поверхности. - Это моя любимая вещь.
Затем нажал на невидимую кнопку в основании стержня, и остриё раскрылось на манер распускающегося бутона. Оттуда показалось нечто похожее на полумесяц со сдвинутыми концами. Шурик снова нажал невидимую кнопку и концы полумесяца задвигались, напомнив Мошкину клещи краба, которого он ещё, будучи мальчишкой, видел на берегу Чёрного моря.
- Я её сам заказал, так, на всякий случай. Знаешь, для чего это? Этой штукой можно вытаскивать органы у ещё живых людей. К сожалению, - вздохнул Шурик, - желающих пока не нашлось.
Мошкин сглотнул.
- А что могут ещё появиться?
- Конечно, могут! У нас тут, как-то был один придурок. Вообразил себя Иисусом Хри-стом и умолял, чтобы его распяли… Никодим его тогда сам чуть не прибил. Но, как гово-рится, желание клиента – закон. Правда, крестов у нас нет, поэтому ему пришлось ждать две недели, пока мы выполним заказ. Не бойся – это не для тебя, - успокоил он Мошкина и задёрнул свой пыточный арсенал  клеёнчатой занавеской. – Так, а что у нас тут?
С этими словами он взял у него анкету, которую девушка отдала Мошкину, пока они шли по коридору.
- Десять грамм хлоралгидрата, - прочёл вслух Шурик. – Как скучно и неинтересно. У нас более ста пятидесяти видов смертей, а ты выбрал самую дурацкую. Хотя, что от тебя можно ожидать – ты ещё в школе… Впрочем, ладно, - махнул он рукой, - прошлое оста-вим в прошлом… Наташа! – позвал он.
На этот раз Мошкину пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть, потому, что он увидел, как из смежной двери, которая находилась в противоположном конце комнаты, вышла девочка, а точнее девушка его мечты – светленькая, голубоглазая Наташа, которая, утратив красоту невинную, заменила её красотой сексапильной. Она была одета в коро-тенький халат медсестры, который открывал её стройные красивые ноги, и белую тре-угольную шапочку. Бросив на Мошкина беглый взгляд, она кивнула ему и опустила глаза, не сумев скрыть румянец, который занялся на её прелестной щёчке.
- Узнаёшь, нашего друга? – спросил Шурик и рассмеялся. - Ему требуется неотложная медицинская помощь в виде лошадиной дозы снотворного. Проследи, золотце, чтобы всё было как надо, а не с криками и воплями, как в прошлый раз.
Шурик обнял её за талию и поцеловал в губы. Наташа, всё ещё краснея, взяла оторо-певшего Мошкина за руку и повела его в белую комнату, где стояла койка и тумбочка. На койке лежала голубого цвета пижама, а под ней мягкие тапочки.
- Тебе надо переодеться, - сказала она Мошкину, - а я пока всё приготовлю.
Он вдруг сбросил с себя оцепенение, вызванное её появлением, и схватил её за руку.    
- Это, что – шутка какая-то?
- О чём ты? – Наташа удивлённо распахнула глаза цвета лазурного неба.
- Ты и он…Как вы здесь оказались?
- Что за дурацкий вопрос? Мы здесь работаем. К тому же, женаты уже несколько лет.
- И дети у вас есть?
Наташа не могла не улыбнуться.
- Вообще-то, вопросы личного характера запрещено задавать служебному персоналу, - сказала она, но тут улыбка исчезла с её лица и неожиданно изменившимся голосом она приказала:
- Переодевайтесь!
И вышла, хлопнув дверью. Мошкин сел на кровать и закрыл лицо рукой.
Это какой-то кошмар. Если бы я знал – никогда бы сюда не пришёл. Надо сказать этому Адриану, чтобы нашёл других исполнителей. Я никогда не позволю им…
Вскочив, он подбежал к двери, но та оказалась заперта. Мошкин затарабанил по ней кулаком.
- Эй, выпустите меня – я хочу видеть своего консультанта! 
Щёлкнул замок и на пороге появился рослый, незнакомый человек в белом халате. Се-кунду Мошкин смотрел на него, недоумевая, откуда он взялся, потом моргнул и тут же узнал Шурика.
- Ты чего не переоделся до сих пор? – спросил санитар-Шурик.
- Пусти, я передумал, - сказал Мошкин, пытаясь протиснуться мимо него, но тот ухва-тил его за шиворот.
- Куда?!
- Мне нужно к Адриану…
- Какому ещё Адриану?
- Ну, тому, лысому – в комнате с китайскими фонариками…
-  Понятно. Наташ, принеси смирительную рубашку, - бросил он через плечо.
Мошкин почувствовал, как внутри его что-то обожгло, и рванулся вперёд, сбив Шури-ка с ног. Прежде, чем тот успел подняться, Мошкин схватил его за голову и изо всей силы ударил о дверной косяк. Что-то хрустнуло и тёмная кровь потекла по стене.
 Вот мы с тобой и рассчитались. Ты даже не представляешь, гнида, как долго я об этом мечтал.
Краем глаза он увидел, как Наташа нажала невидимую за этажеркой кнопку. Взвыла сирена, но прежде чем медсестра успела ещё что-то сделать, Мошкин одним прыжком оказался рядом с ней и толкнул её к стене.
- Только попробуй! – прорычал он.
Свободной рукой он вцепился ей в волосы, а другой, схватив с этажерки скальпель, прижал его к нежному горлу.
- Только дёрнись и последуешь за своим сраным муженьком! – предупредил он, заходя ей за спину.
- Каким муженьком – мой муж умер… - простонала медсестра.
- Это точно, - сказал Мошкин, бросив взгляд на бесчувственное тело, и нервно засмеял-ся. Тут в дверях появились двое. Мошкин узнал в них Валеру с Дашей. В руках у Валеры была рация.      
- Больной в процедурной из первой палаты захватил медсестру. Повторяю, больной…
- Никакой я не больной!!! – закричал Мошкин. – Ты, паршивый козёл! Гандон штопа-ный! Сколько раз я вытаскивал тебя из говна, оплачивал твои долги – и что я за это полу-чил?! Что, я тебя спрашиваю?! Старую жирную шлюху по имени Даша?!
- Извини, - сказал Валера, - я всего лишь хотел вернуть тебе долг. Не бойся, сейчас Да-ша даст тебе успокоительное…   
- Не надо мне никакого успокоительного, просто освободите меня! И убери эту тварь с моих с глаз! 
В нерешительности они остановились в нескольких метрах от него, но тут полная мед-сестра, сжав губы, приблизилась к нему со шприцом.
- Не подходи ко мне, ты сука! Стой на месте жирная уродина, а не то я ей глотку пере-режу!!! – кричал Мошкин, пятясь со своей жертвой к стене.
- Ну, что ты так кричишь, милашка, - сказала Даша, улыбаясь ему людоедской улыбкой. – Я всего лишь хочу тебя немного подержать. Ты ведь, любишь, когда тебя крепко дер-жат?
- Не-е-е-е-т!!!
Его рука конвульсивно дёрнулась, и тонкая струйка крови потекла на белый халат бе-локурой медсестры. Она заскулила, и Мошкин почувствовал, как её слёзы текут по его щеке.
Валера удержал Дашу на месте.
- Чего ты хочешь? – спросил он, стараясь выиграть время. Несмотря на то, что санитар был молод, он не терял хладнокровия. За его спиной уже толпились люди в белой уни-форме.
- Позовите Адриана! – крикнул Мошкин. – Я хочу поговорить с Адрианом!
Из толпы вышел человек с седыми бакенбардами и прямоугольных очках с толстыми линзами.
- Мы позовём его, - сказал он Мошкину. - Только сначала отпустите девушку – она ни в чём не виновата…
- Вы все виноваты!!! – завопил Мошкин.
- Хорошо-хорошо…Но как он выглядит? У нас так много людей с таким именем, что мы…
- Он лысый! Лысый и в очках…и в халате!
- В каких очках? Таких, как у меня?
- Нет, в тонких и круглых.
- Низкий или высокий?
- Что?
- Низкого роста или высокого? – терпеливо повторил доктор.
- Не знаю… - визгливым голосом крикнул Мошкин. – Среднего.
- Хорошо, - сказал седовласый, повернулся и что-то сказал сзади стоящим. - Сейчас он будет здесь, - вы только не нервничайте.
И словно по мановению волшебной палочки, Адриан возник среди настороженно смотрящих на Мошкина санитаров, которые окружили его полукругом. На нём был всё тот же красный халат, и те же очки, единственное, что в его облике было новое - это дымящаяся между пальцами сигарета без фильтра.
- Что здесь происходит? – спросил он своим как всегда невозмутимым тоном. - Госпо-дин Мошкин отпустите сейчас же нашу служащую и дайте этим людям…
- Вы же сказали мне, что никто не узнает! – плакал Мошкин, и его слёзы смешивались со слезами и кровью медсестры, которая уже была в полуобморочном состоянии. - Вы же дали мне полную гарантию! Это вы нарушили контракт!!!
Адриан несколько секунд смотрел на него с выражением крайнего сожаления, потом хитро улыбнулся и потянул себя за нос. Его длинный острый нос стал растягиваться, словно был из резины и тут, всё лицо его сморщилось и со звуком отлипающей присоски оказалось у него в руке. Перед Мошкиным был его отец.   
- Прости, что мы не всегда исполняем свои обещания, сынок, - сказал он и зашёлся своим скрипучим смехом.
- АХ, ТЫ СТАРЫЙ, ЛЖИВЫЙ ХЕР!!! – закричал Мошкин, оттолкнул медсестру в сторону и бросился на него, пытаясь ударить скальпелем, но Адриан-отец вдруг куда-то испарился. Мошкина схватили несколько сильных рук, выбили у него нож, но безумная, разрывающая его ярость придала ему сил. Он вцепился зубами в предплечье одного из санитаров и вырвал вместе с тканью рукава кусок плоти. Тот заорал и отпустил его. Упав на колени, Мошкин прополз между ног другого и, рванувшись из последних сил, оставил в руках своих поработителей обрывки больничной рубахи. Впереди была полуоткрытая дверь, у порога которой лежал санитар с пробитым черепом. Мошкин заметил в комнатке чью-то тень.      
Александра! Это она! Она снова ко мне вернулась…Нужно прорваться в эту комнату, нужно…
Буйная радость близкого спасения охватила его, когда он влетел в палату, споткнув-шись о тело, и захлопнул дверь.
Только она может помочь мне, только она...
На узкой кровати сидел священник Никодим, а на коленях у него Александра. Они це-ловались. Мошкин слышал отвратительное чмоканье. Тут они повернулись к нему, и он увидел, что их лица иссиня-бледные, как у трупов, а под глазами тёмные круги.   
- Освободи меня Мошкин! – сказала Александра.
- Освободи меня Мошкин! – сказал священник.
- Освободи меня Мошкин! – донеслось из-за двери.
 И тут целый хор голосов ударил ему в уши:
     - Освободи меня Мошкин! Освободи меня Мошкин! ОСВОБОДИ МЕНЯ-Я-Я-Я-Я-Я-А-А-А-А-А-А-А-А!!!…