Занавес

    Свет потух, и занавес будто вспыхнул под пристальным взглядом прожектора. Медленно он поплыл вверх. Зал застыл, прекратились шептания и движения рук, на балконах зрители приникли к биноклям. Из под красной мантии занавеса показались… руки. Сотни рук упёршихся в помост сцены. За кистями обнажились жилистые предплечья и плечи, там же и осветились и головы с напряжёнными лицами, и вот уже все тела в монотонных чёрных костюмах встали волной ржи покачивающейся в стороны под ветром восхищённых взглядов. На ногах этих атлантов мерно вышагивали люди в  шикарных нарядах прошедших эпох. Они были задумчивы, и грустны. И с первых же разнёсшихся эхом по залу слов стало ясно, насколько поэтичным будет зрелище. Они любили и страдали на «сцене», сменялись и возвращались вновь, чтобы вскоре удалится, они терзались и были терзаемы ситуацией повисшей грузом на покрывале живых людей стеной стоящих в подножии драмы. То были самые проникновенные «Быть или не быть…» за столетия существования пьесы. И, казалось, люди внизу знали ответ, но молчали. И принц, сорвавшийся, в конце концов,  на ругань острого железа, окончил своё существование в мире видимых взгляду актёров, погрузившись мёртвым телом в пучину чёрных постаментов: недвижно, будто грязь в землю с дождями... И в напряжённой тишине раздался хор нервных женских возгласов, и мужских выдохов затаенного дыхания, лишь только тёмные актёры, легко вспорхнув, перевернулись с рук на ноги. И, долго-долго кланяясь под шум аплодисментов, улыбались они, сверкая в свете софитов радостными вспотевшими лицами, и темными одеяниями, обтянувшими полные исполненного труда тела. Так же, озаряя улыбками зрителей, они взмахнули на прощание руками и вместе с персонажами ушли за кулисы.
   В падении великого красного занавеса.