20 03

Мертвые мальчики не разговаривают

   Когда Дасти заскочил ко мне домой в тот день, я еще не знал, что он умер. Дасти был моим лучшим другом с детского сада, но была у него одна не очень хорошая черта — он всегда приходил без предупреждения. Я мог мыться в душе, делать уроки, возиться с Кэлли (моей младшей сестрой), а он просто звонил в дверь и говорил «Пошли гулять!». А если не звал гулять, то заваливался в дом и рассказывал что-нибудь, что с ним приключилось. А с Дасти постоянно приключалось что-нибудь.
Вот и в тот вечер Дасти явился ко мне без предупреждения. Это был холодный и пасмурный ноябрьский вечер. Ветер то и дело постукивал в окна, словно просил разрешения войти: «тук-тук-ту-ту-к-к-к-к», а потом бил изо всех сил, словно злился, что его не пускают.
Отец задерживался на работе, а мама уехала с Кэлли к зубному врачу и тоже еще не вернулась. Я уже переделал все уроки и решил немного посмотреть телевизор, когда в дверь постучали. Сначала я даже не понял, что стучат в дверь и подумал, что это все ветер буйствует. А потом вспомнил, как мама говорила утром о том, что у нас сломался дверной звонок, и пошел открывать.
На пороге стоял Дасти. Он был бледный какой-то, и я решил, что друг замерз.
- И охота тебе было тащиться ко мне в такую погоду? - спросил я, пропуская его в прихожую.
Дасти ничего не ответил, и я удивился. Мой друг всегда был разговорчивым и никогда не приходил просто так — а только для того, чтобы рассказать о чем-нибудь забавном.
- Пошли на кухню, выпьем содовой. Или чаю. У меня целый пакет крекеров есть.
Мы прошли на кухню, и Дасти сел за стол. Я машинально отметил, что на часах уже половина девятого. В то время меня очень беспокоили эти задержки отца на работе. Я чувствовал, что есть в них что-то неправильное. Я насыпал крекеры в миску и доставал бокалы, а сам все думал об отце и совсем забыл о Дасти. А он сидел все так же неподвижно и таращился на пустой стол.
Меня отвлек телефонный звонок и, крикнув Дасти, что сейчас вернусь, я пошел в гостиную ответить. Я был уверен, что звонит отец, чтобы предупредить, что вернется сегодня поздно. Я уже начинал злиться и представлял, как скажу ему: «Хватит врать! Я знаю, что ты не на работе!».
Но звонил не отец. Точнее отец, но не мой. Это был отец Дасти, и он сказал, что Дасти сегодня умер. Я слышал рыдания его матери, но ничего не понимал. Я вдруг глупо засмеялся и сказал, что этого не может быть, потому что Дасти сидит сейчас у меня на кухне. Но его отец не смеялся и сказал, что Дасти уже полчаса как мертв — его сбила машина, когда он ехал на велосипеде. Его отец спросил меня, не виделся ли я сегодня с Дасти, он спрашивал и что-то еще, но я ничего не мог ответить и бросил трубку. Что-то горячее жгло мне все внутренности. Я уже не смеялся. Мне стало так жутко, как не было никогда в жизни. Даже на фильме «Деревня проклятых» я не боялся так сильно. Дрогнувшим голосом я позвал:
- Д-дасти? - и пошел на кухню. - Твой папа только что очень странно пошутил... Дасти? Твой папа зачем-то сказал, что ты...
Я не закончил фразу, потому что зашел на кухню и увидел, что никакого Дасти там нет. На столе стояли чашки и миска с сырными крекерами. Стул, на котором сидел Дасти, был слегка отодвинут. Тикали часы — тридцать четвертая минута девятого. Стучал по оконной раме ветер.
И тогда я действительно понял, что Дасти умер. И зашел ко мне, чтобы попрощаться. Ему было двенадцать лет.

Полезные инструкции для тех, кто умер

    Впервые я узнал о том, что с мертвыми можно общаться, от Дасти. От живого еще Дасти. Он пришел ко мне в тот день и с порога заявил, что разговаривал сегодня со своей бабушкой, которая умерла год назад. Глаза его горели, и Дасти тяжело дышал — запыхался, пока бежал, чтобы рассказать мне об этом.
- Ты чокнулся, - сказал я. - С мертвыми нельзя разговаривать. Они уходят навсегда. А привидений не бывает.
Мне было десять лет, и я считал себя уже достаточно взрослым, чтобы не верить в привидения и прочую ерундень. И, разумеется, очень гордился этим.
Но Дасти был не таким. Он не хотел быть взрослым и никогда не выпендривался. И он радовался, по-настоящему искренне, как может радоваться только внук, снова встретившийся с любимой бабушкой после годовой разлуки.
Дасти завалился на диван в гостиной, зачерпнув из миски горсть чипсов, и заявил с набитым ртом, что я отстал от жизни. И что уже весь город знает о том месте, где можно пообщаться с умершими родственниками и друзьями. Мне не понравилось чувствовать себя отсталым, и мое внимание к рассказу Дасти возросло.
- И что же это за место такое? - спросил я, нахмурившись.
И Дасти рассказал мне о месте под названием «Тихая река» на окраине города, недалеко от кладбища. По словам Дасти, это было маленькое здание, состоящее всего из двух комнат. В первой комнате ты делал пожертвование хозяину (любую сумму, даже самую маленькую), а потом проходил во вторую комнату, разделенную на две части стеклянной перегородкой. «Как в комнате для свиданий в тюрьме», - сказал Дасти.
А потом можно было садиться на стул и ждать.
- Я подождал всего минуты две, а потом увидел свою бабушку. Я даже не заметил, как она появилась. Она сидела напротив меня, смотрела через стекло и улыбалась. А еще она появилась ровно в 11.10 — это время ее смерти. Существует одно очень важное правило для мертвых — если ты вдруг умер, то можешь навестить мир живых только раз в год в час своей смерти.
- И ты уверен, что это действительно была она, твоя бабушка? - спросил я, все еще скептически настроенный.
- Конечно уверен! - оскорбился Дасти. - Мы проговорили с ней целый час! Думаешь, я не понял бы, что разговариваю с кем-то другим?
- Ну ладно, ладно... А почему только час? Ведь вы не виделись целый год, наверное, было, что обсудить.
- Это еще одно правило для мертвых, - вздохнул Дасти. - В мир живых можно прийти только на один час.
- И о чем же вы говорили? Как там, на Небесах? - спросил я шепотом. Каким бы взрослым я себя ни считал, но в Небеса все же верил.
Дасти покачал головой.
- Я не могу тебе рассказать. Правило номер три — вся беседа должна оставаться только между живым и его мертвым родственником. Это большая тайна. Если я проболтаюсь,  бабушка больше не придет.
Я счел эту причину достаточно уважительной, поэтому больше не приставал к Дасти.
- Значит, теперь ты сможешь видеться с ней каждый год?
- Бабушка сказала, что будет приходить до тех пор, пока это будет необходимо. Я не очень понял, что это значит, - Дасти пожал плечами. - В любом случае, мы увидимся с ней в следующем году, и я очень рад!
- И что же... получается, что вы так и будете говорить через это дурацкое стекло?
- Таково правило. Мир живых и мир мертвых не должны соприкасаться друг с другом.  Бабушка могла бы перейти через стекло, ей это ничего не стоит, ведь она теперь дух. Но она не станет этого делать, потому что это может принести мне вред. Я не совсем понял, что за вред... но это как-то связано с тем, что у нас с бабушкой разные энергии... что-то в этом духе.
В общем, к концу этого разговора я уже не сомневался, что Дасти общался со своей мертвой бабушкой. Это было для меня так же естественно, как то, что мы разговаривали с ним прямо сейчас. К тому же у меня не было умерших родственников,  с которыми можно было бы пообщаться, и возможности проверить слова Дасти не было.
Но Дасти всегда был надежным человеком. Он не любил врать. Поэтому после того разговора я ни разу не усомнился в его словах. А я еще понял, что «Тихая река» - это место, о котором все знают, но никто не говорит. О нем узнают все рано или поздно, ведь у всех когда-нибудь умирают близкие.
В тот день мы быстро сменили тему. Я помню, что жаловался на Кэлли, как обычно, а Дасти посмеивался надо мной по-дружески. Он всегда любил мою младшую сестру и хорошо с ней ладил. А она тянулась к нему, несмотря на то, что он был другом «противного старшего брата».
Мы говорили и о многом другом. Когда тебе десять лет, темы для интересных разговоров так и брызжут фонтаном. А потом мы пошли кататься на велосипедах и как будто совсем позабыли о бабушке Дасти.
И лишь когда наступил вечер, и Дасти сидел на своем велосипеде, собираясь ехать домой, он повернулся и долго смотрел мне в лицо перед тем, как махнуть рукой на прощание.
- А если я вдруг умру... ты придешь навестить меня? - спросил Дасти.
- Не будь дураком, конечно же приду, - ответил я.
               

Мертвые друзья не такие уж и мертвые, или дружба после смерти не заканчивается

Мы снова встретились с Дасти ровно через год после его смерти. Это был непростой для меня год. Раскрылась связь моего отца с любовницей, и теперь они с матерью постоянно ссорились (то есть ссорились еще больше, если такое вообще возможно), и даже собирались разводиться. Кэлли, которой в это время исполнилось шесть лет, переживала все это очень тяжело, и мы с ней незаметно сблизились.
Ну и конечно, мне было очень грустно и одиноко без Дасти. Сразу после его смерти я слег с жуткой простудой и три недели провалялся в постели, пропустив даже похороны лучшего друга. Мне было скучно, и я постоянно думал о нем. Раньше, когда я болел, Дасти каждый день приходил ко мне. Он садился напротив моей кровати и болтал что-нибудь, пока я не засыпал. Иногда он рассказывал такие фантастические истории о пришельцах и чудовищах, что я сомневался, не приснился ли мне этот разговор. И мне очень хотелось снова увидеть его. Хотелось, как тогда, закрыть глаза, а потом открыть их и увидеть сидящего напротив Дасти. И чтобы он улыбнулся и сказал: «Ну наконец-то! Я думал, что ты вечно дрыхнуть будешь!».
Весь этот год мне казалось, что Дасти стучит в дверь, и я постоянно бегал проверять. Хотя и знал, что звонок давно починили. Но всякий раз на пороге никого не оказывалось. Это был просто ветер. Всегда. Просто ветер. И я подолгу стоял на пустом крыльце и злился. Я не знал, почему так сильно злюсь.
Мне хотелось, чтобы Дасти снова пришел, как в тот вечер, когда он умер. Мне казалось, что я совсем не испугаюсь. И даже если Дасти не будет разговаривать со мной, а просто будет сидеть и таращиться на стол, я все равно очень обрадуюсь. Мне хотелось многое рассказать ему.
И еще. Это странно, наверное, но иногда я забывал, что Дасти умер. И машинально шел к телефону, чтобы позвонить ему.
Но вот я, наконец, дождался. Пришел ноябрь, и в нужный день я отправился в место под названием «Тихая река». Я знал, что Дасти умер ровно в 20:03, и боялся опоздать хоть на минуту. Я никому не сказал, что пойду туда, даже Кэлли.
На улице уже стемнело, я видел вдали кладбищенские плиты, и мне было страшно. Холод пробирал до самых костей. Это был такой же холодный день, как и год назад. Я стоял перед маленьким домиком с вывеской на крыше «Тихая река». Я думал, при чем здесь река? Но так и не понял. Но то, что это место было тихим, не вызывало никаких сомнений. Вокруг не было ни одного человека. Я даже испугался, что «Тихая река» уже закрылась, и меня встретит только замок на двери. Но тут же убедил себя, что это невозможно, ведь люди умирают в любое время, в том числе и ночью.
 И я оказался прав. Дверь тихонько скрипнула, и я вошел внутрь. Все оказалось точно так, как описывал Дасти. Маленькая тускло освещенная комната. На стене прозрачная коробка для пожертвований. А за стойкой регистрации дряхлый старичок в соломенной шляпе. Я вежливо поздоровался и задумался, что сделать сначала – пожертвование или подойти к регистратору? Выбрал пожертвование. Я очень гордился тем, какую большую сумму смог собрать, откладывая несколько месяцев карманные деньги. Мне так хотелось увидеться с Дасти, что никаких денег не жалко было. Поэтому я нарочито долго складывал деньги в прорезь коробки по одной монетке, чтобы старичок за стойкой увидел, как много я принес.
Когда я с гордым видом подошел к стойке, старичок улыбнулся.
- Что, сынок, пришел навестить друга?
- Да, друга. Дасти... Дасти... – от внезапного волнения я забыл фамилию Дасти и покраснел. Я боялся, что теперь меня не пустят, и стоял, открыв рот и сжав вспотевшие ладони.
Но старичок просто сделал какую-то пометку в своей толстой книге и кивнул на дверь.
- Можешь проходить, сынок. Твой друг скоро появится.
«И это все?» - подумал я, и все еще не придя в себя, забыл даже сказать «спасибо».
Вторая комната тоже оказалась в точности такой, как описывал Дасти. Стараясь ступать как можно тише, я прошел по паркетному полу и сел на приготовленный стул. Потом не выдержал и постучал по стеклянной перегородке. Обычное стекло.
Я ждал. Мне тогда уже исполнилось тринадцать, я заметно подрос, и гадал, изменился ли Дасти. Какой он теперь? Неужели такой же молчаливый, как в тот вечер? Я боялся, что вместо моего Дасти придет какой-нибудь другой, чужой.
- Привет, Майк, - внезапно услышал я и повернул голову.
Это был Дасти. Он сидел напротив меня и улыбался. И он не изменился.
- Дасти! – воскликнул я, да так и подскочил на своем стуле. – Значит, это правда! Действительно правда!
- Конечно, правда. А ты сомневался, что ли?
А я смотрел на Дасти и не верил своим глазам. Это и правда был он. Мой Дасти. Со смешинками в глазах, с лохматыми волосами, вечно веселый Дасти с ворохом интересных историй. Только в тот момент, увидев его снова, я понял, как сильно скучал.
- Ты нисколько не изменился... – прошептал я.
- А с чего бы мне измениться? Я ведь умер, не забывай. А вот ты изменился. Теперь ты выше меня.
- И правда. А раньше мы всегда были одного роста.
- Это естественно. Теперь ты будешь продолжать расти, а я уже нет. Но я этому даже рад. Ты ведь знаешь, мне всегда хотелось остаться двенадцатилетним.
- Дасти, но почему ты умер? – спросил я и внезапно понял, что этот вопрос целый год прожигал меня изнутри. Наверное, я бы тоже умер, если бы так и не смог его задать.
Он пожал плечами.
- Если честно, я и сам не понял, как это случилось. Я просто ехал на велосипеде домой. Я думал о Стэнли Фарреле, помнишь этого противного толстого придурка? Думал, что надо было врезать ему хорошенько, когда он обозвал меня утром. Еще думал о яблочном пироге, о том, как здорово было бы съесть кусочек. Наверное, я просто не заметил ту машину. Все случилось так быстро. Я и не сразу понял, что умер. Только когда увидел свое тело. Это так странно – смотреть на свое тело. Совсем как в кино! И мне сразу стало жаль, что я не успел сделать то, что хотел. Не то чтобы я так уж хотел врезать этому Стэнли Фаррелу, но... яблочный пирог до сих пор не идет у меня из головы. Жаль, что я его так и не поел.
- И ты... приходил ко мне в тот вечер, чтобы попрощаться?
- Да, можно сказать и так. Я не знал, куда надо идти, если ты вдруг умер. Поэтому пошел к тебе. Я даже не был уверен, что ты увидишь меня, потому что другие люди не видели. Но ты увидел.
- А почему ты все время молчал? Почему не рассказал, что уже умер?
- Не знаю. Я тогда очень странно себя чувствовал. Еще не свыкся со своим новым состоянием. Не так-то это просто, знаешь ли, - быть мертвым!
Я смотрел, как Дасти смеется, как ерошит рукой волосы, как радостно блестят его глаза, когда он рассказывает поистине самую интересную историю, которую только когда-либо рассказывал, и я не верил, что он умер. Он был совсем живой, прямо передо мной.
- Я так скучал по тебе, Дасти! – проговорил я. – Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я видел тебя последний раз.
- Да, - кивнул Дасти. – На Земле у вас время течет иначе. Поэтому мне кажется, что мы виделись с тобой пару дней назад.
- Это несправедливо, - выдохнул я, ощутив снова ту необъяснимую злость, которую чувствовал всякий раз, когда выходил слушать ветер на пустое крыльцо.
Дасти посерьезнел.
- Но это не значит, что я скучал по тебе меньше. Мне тоже очень хотелось увидеть тебя. Мне было тяжело освоиться в новом мире без тебя. И многое хотелось тебе рассказать.
Злость отступила. Словно ее унесло порывом ветра.
- Правда? – спросил я.
- Конечно, - ответил Дасти.
- Тогда расскажи мне! Расскажи мне все! Как ты живешь теперь на Небесах?
Дасти пожал плечами, как будто говоря «Да ничего особенного».
- Если честно, мои Небеса не очень-то отличаются от жизни на Земле. Мне тоже приходится учиться, но уже другим вещам. Знаешь, я думал, что после смерти можно делать все, что захочется. Парить по небу и все такое...
- А разве нельзя? – удивился я.
- Можно. Но не все время. Мы живем по строгому расписанию. Здесь нельзя сделать себе поблажки, как у вас. Но зато свободное время мы проводим так классно, что ради этого можно и потрудиться!
И Дасти рассказал мне о своем свободном времени. Он рассказал, что может теперь кататься на велосипеде по небу, проезжая меж облаков или скатываясь с них, как с горки. Он даже может летать, если захочет, и для этого ему совсем не нужны крылья. Он сказал, что может вообразить себе самую удивительную и невероятную вещь, и это становится реальным. Я спросил: «Даже снежного человека?», и Дасти сказал, что да, даже снежного человека.
- Я могу вообразить себе доброго снежного человека, который будет кутаться в облака, как в снег. И могу даже поиграть с ним и забраться к нему на спину.
Мне казалось все это настолько невероятным, что я даже не мог себе это представить. Возможно, потому что мне было уже тринадцать, и моя фантазия притупилась. Но раз Дасти говорил, значит, так все и было. Ведь Дасти не имел привычки сочинять всякие небылицы.
Еще он рассказал мне о скоростном поезде, на котором можно уехать в другие неведомые миры. Например, в мир, где нет ничего, кроме песка, и на вкус этот песок сладкий как сахар. Или в мир, где все ходят на головах.
Я тоже рассказал Дасти о своей жизни. И, конечно, это оказалось не так интересно. Узнав, что мои родители разводятся, Дасти вздохнул и сказал:
- Заботься о Кэлли. Ты ей сейчас очень нужен. Будь сильным. Будь настоящим старшим братом.
И я пообещал, что постараюсь. А что мне еще оставалось?
Незаметно прошел отпущенный нам час. Мне очень хотелось обнять Дасти, но я не сказал ему об этом. Не только потому, что это было невозможно из-за стекла. Но и потому... Не знаю. Я просто не смог.
Мы попрощались как-то неуклюже. Дасти возвращался к своим небесным поездам и сахарным пескам, а я – к обычным земным проблемам, школе, младшей сестре и родителям. Для него следующий год пролетит так же незаметно, а для меня – нет.
Но все равно что-то внутри меня после этой встречи успокоилось. Я убедился, что Дасти никуда не делся, не исчез. И что я смогу увидеться с ним снова. Я смогу видеться с ним каждый год, как если бы Дасти просто переехал куда-то далеко.
- Ничего не закончилось, ведь правда? – спросил я перед тем, как покинуть комнату.
И Дасти улыбнулся и сказал:
- Есть вещи, которые никогда не заканчиваются. Не забывай об этом. И до встречи в следующем году. Пока, Майк.
А потом он исчез. А его слова звенели у меня в ушах весь следующий год.
Я был рад, что Дасти не закончился.


Некоторые послания доходят даже на тот свет, или извиниться никогда не поздно

Если бы меня попросили рассказать о том, каким был Дасти, я бы, наверное, не смог. Это все равно что дать определение какой-нибудь привычной вещи, которую мы используем каждый день. Вот скажем, как бы вы описали, что такое бумага? Или карандаш? Мы сталкиваемся с ними каждый день, и настолько привыкли, что уже не можем толком объяснить, что это такое.
Конечно, Дасти не был бумагой и не был карандашом. Но я все равно не смог бы описать его. Ведь это был просто Дасти. Мой лучший друг. И он был со мной всегда, каждый день. Его не опишешь в нескольких емких словах, ему не дашь определения. Однако я все же мог еще кое-что рассказать о Дасти.
Например то, что он никогда не жаловался. Ни разу в жизни и после своей смерти тоже Дасти никому не жаловался. В отличие от меня. Я мог бесконечно сетовать на отца, на глупую Кэлли, которая жутко мне надоела, на школу и учителей. Дасти всегда внимательно выслушивал мои проблемы, а потом выносил вердикт. Чаще всего, шуточный. Он умел все мои якобы значимые беды свести к шутке. И мне всегда становилось легче после этих разговоров.
Я настолько привык, что Дасти ничего не рассказывает о своих неприятностях, что был уверен в их отсутствии. Мне казалось, что Дасти всегда весел, потому что у него все прекрасно. И я думал, как же ему повезло, ведь свою жизнь я считал полным отстоем.
Но однажды я узнал, что и у Дасти бывают проблемы. Но узнал не от него самого, а от своей мамы, которая общалась с его мамой. Однажды мама пришла домой и сказала:
- Бедный Дастин! Такой хороший мальчик не заслуживает насмешек от всяких идиотов!
- О чем это ты? - удивился я.
Мама удивилась еще больше, узнав, что я не в курсе. И рассказала мне, что Дасти пришел домой с огромным синяком под глазом и с разбитой губой. Его матери после долгого допроса удалось выяснить, что недалеко от дома Дасти подкараулили плохие парни и начали дразнить. Дело дошло до драки, и мать теперь требовала, чтобы Дасти назвал имена этих парней. Но он так и не сказал.
Когда на следующий день Дасти пришел в школу с огромным фиолетовым фингалом, я ждал от него подробностей. Но Дасти вел себя как ни в чем не бывало, дурачился и рассказывал истории.
Он просто не хотел вмешивать меня в свои проблемы, в разборки со Стэнли Фаррелом. А в том, что это дело рук Стэнли Фаррела, я нисколько не сомневался.
Вот таким был Дасти. Он мог часами рассказывать о том, как здорово кататься на верблюдах, и что если бы верблюды не плевались, то он бы обязательно попробовал. Он мог говорить что угодно, но никогда не позволял себе жаловаться.
Однако вернемся к Фаррелу. К этому мерзкому толстому парню на два года старше нас. После смерти Дасти я возненавидел Фаррела еще сильнее, потому что даже в последний день жизни моего друга Фаррел умудрился обозвать его.
«Это стало твоей роковой ошибкой, придурок», - думал я в тот день.
Мне уже исполнилось четырнадцать, и я уже достаточно окреп, чтобы накостылять Фаррелу. А для этого нужно было подкараулить его одного, без вечной свиты туповатых приспешников. Что я и сделал. Выслеживая Фаррела с самого утра, я дождался, когда он окажется в безлюдном переулке и напал. На моей стороне были эффект неожиданности, окрепшие после тренировок мускулы и злость. Очень много злости. Я словно сложил вместе всю ту злость, которая мучила меня каждый раз, когда я стоял в одиночестве на крыльце и понимал, что Дасти больше никогда не придет ко мне.
Поэтому Фаррелу в тот день порядочно досталось. А я словно сошел с ума. Я колошматил его и не мог остановиться. Я словно нашел виноватого. Словно это Фаррел толкнул Дасти под машину.
Но, конечно, Фаррел был не виноват. И я остановился. В тот момент Фаррел уже верещал как девчонка и со слезами и соплями просил оставить его в покое.
- Ты должен извиниться перед ним! - рычал я  и совал в лицо Фаррелу листок бумаги и ручку. - Пиши здесь, что тебе очень жаль! Проси прощения!
- Ты спятил! Он умер! Перед кем мне извиняться?!
- Пиши! - заорал я и ударил снова.
Конечно, он написал. И только после этого я ушел. И мне стало легче. Еще немного легче. Это случилось как раз в годовщину смерти Дасти. Я считал свой поступок символичным и гордился им. И, конечно, мне не терпелось рассказать обо всем Дасти, поэтому  вечером я почти бежал к «Тихой реке».
И я чувствовал себя по-настоящему счастливым, когда прижимал мятую бумажку к стеклу, а Дасти улыбался и читал вслух:
- Дорогой Дасти, пожалуйста прости меня за то, что я все время доставал тебя. И за то, что тогда избил тебя. Я самый большой говнюк в мире. Прости меня. Стэнли Фаррел.
- Ну как? Нравится? - спросил я с гордостью.
- Господи, Майк, как тебе удалось выбить из него эти слова? - рассмеялся Дасти.
- Э-э-э... мы с ним хорошо побеседовали. Ну, ты понимаешь.
Дасти прижался к стеклу лбом и ладонями и прошептал:
- Спасибо тебе, Майк. Ты настоящий друг.
- Пустяки. Я должен был это сделать. И ты на моем месте сделал бы то же самое.
- Это правда. За тебя я любому бы голову оторвал. Но все-таки... не делай так больше, хорошо? Фаррел получил по заслугам, и ты оставь его теперь в покое. Не нужно его ненавидеть.
Я кивнул. Мне и самому больше не хотелось колотить Фаррела. Потому что главное я уже сделал. И от Дасти я уходил в приподнятом настроении. Я посмеивался на ходу, вспоминая снова и снова, как Дасти читал записку. И с каждым шагом мне как будто становилось легче дышать.
Вся моя злость наконец-то ушла.


Мертвый мальчик – это почти что Питер Пэн

Мне было пятнадцать, когда я впервые влюбился. Ее звали Мишель, и у нее были длинные черные волосы и зеленые глаза. Ее волосы нравились мне особенно. Я от них просто с ума сходил. Мишель долгое время не замечала меня, и как раз в тот день, когда я собирался в «Тихую реку» к Дасти, случилось невероятное – Мишель согласилась погулять со мной в пятницу.
Я был так счастлив и взволнован, что не знал, куда себя девать. И снова я еле дождался этого часа – 20:03. Со смерти Дасти прошло три года. Мои взносы за общение с другом за это время увеличились, потому что теперь я устроился подрабатывать после школы. Мои родители развелись, и я жил вместе с мамой и Кэлли. Сам я вытянулся еще больше и слегка отрастил волосы по тогдашней моде. Я слушал рок и пробовал играть на гитаре. В общем, вел себя как типичный подросток. Ну и, конечно, у меня появилась возлюбленная. Мне казалось, что за эти три года я прожил целую жизнь.
И только в «Тихой реке» ничего не менялось. За стойкой регистрации работал все тот же старичок, и за прошедшие три года он нисколько не постарел. Мне иногда хотелось набраться храбрости и спросить, есть ли у него сын или внук или хоть кто-нибудь, кто однажды займет его место. Но я так и не решался. Потому что всякий раз, когда я видел старика и его видавшую виды соломенную шляпу, мне казалось, что он будет жить вечно.
И Дасти не менялся тоже. Я уже чувствовал себя неловко рядом с ним. Чувствовал себя переростком. А вот его это, кажется, нисколько не смущало.
- Было бы странно, если бы ты не рос, Майк, - сказал Дасти. – И было бы странно, если бы рос я. Знаешь, быть мертвым – это все равно что быть Питером Пэном. Я могу навсегда остаться мальчиком. Я могу летать и ездить верхом на верблюде и на снежном человеке, могу скатываться на велосипеде по облакам. Так что, во всем есть свои плюсы.
Я улыбнулся и сказал:
- Дасти, я влюбился.
- Быть не может! – Дасти рассмеялся звонким мальчишеским смехом. – Не ты ли говорил, что нет никого противнее девчонок?
Я смутился. Много смешанных чувств было во мне. С одной стороны, я был влюблен и счастлив этим, и мне хотелось поделиться радостью и переживаниями с лучшим другом, а с другой стороны, мне казалось, что я предал кого-то. Не знаю, кого. Может быть, Дасти. А может, себя прежнего.
- Расскажи мне о ней, - попросил Дасти.
И я рассказал. Дасти слушал меня серьезно и не перебивал. Ему даже вроде как было интересно. Он слушал меня совсем как взрослый. А потом сказал:
- Рад за тебя. Ты можешь испытать такие необычные чувства. Но если честно, я думаю, что кататься на верблюде по сладким пескам намного круче.
Я рассмеялся. Я и не ждал услышать ничего другого.
- А ты никогда не влюблялся? Ты ведь рассказал бы мне, если бы это случилось?
Дасти покачал головой.
- Мне нравилась одна девчонка, дочка маминых знакомых. Но не больше. По-настоящему влюбиться я так и не успел.
Когда я покидал «Тихую реку», эти слова все еще звучали у меня в ушах. Не успел.
Я говорил себе, что не должен думать об этом, но все равно думал. Я думал о том, что было бы, если бы Дасти был жив. Если бы мы росли вместе. Наверное, сейчас мы бы обсуждали школьных красоток и мечтали о свиданиях в темных кинозалах. Я силился представить себе это, но не мог. Я просто не мог представить Дасти выросшим. Мне казалось, что тогда это был бы уже не Дасти. 
Дасти всегда останется для меня двенадцатилетним.

Однажды я пришел в «Тихую реку» вместе с Кэлли. Ей тогда исполнилось двенадцать лет, и я подумал, что было бы интересно, если бы она повстречалась с Дасти именно в этом возрасте. Мне же к тому времени уже стукнуло девятнадцать, и я учился в медицинском колледже.
Кэлли очень обрадовалась, когда я позвал ее с собой. Она даже не обижалась, что я не звал ее раньше и ничего не рассказывал. И что самое странное – она сразу мне поверила.
- Я уже слышала об этом месте. Но не была уверена, что это не выдумки.
- Можешь поверить, это правда.
И я рассказал сестре все, что ей нужно было знать о правилах «Тихой реки». Велел взять карманные деньги, и был приятно удивлен той суммой, которую она положила в свой розовый кошелек с пандой.
- Неужели ты все еще помнишь Дасти? – спросил я по дороге.
 Кэлли посмотрела на меня как на полного придурка и ответила:
- Разумеется, я помню его! У тебя больше не было таких друзей и никогда не будет.
И с этим я не мог не согласиться.
Дасти тоже очень обрадовался, увидев Кэлли. Они довольно быстро нашли общий язык, и Дасти рассказал моей сестре все то же, что он рассказывал мне. Восторгу Кэлли не было предела, и я испугался, как бы ей не захотелось отправиться на тот свет.
Практически весь отведенный нам час Дасти болтал с Кэлли, так что я даже ощутил укол ревности. Я снова чувствовал себя слишком взрослым рядом с ними. И мне стало страшно, что еще немного, и мы с Дасти перестанем понимать друг друга из-за большой разницы в возрасте. И я стоял бледный как стены в комнате, кусал губы и надеялся, что такого никогда не случится.
Когда пришло время уходить, Кэлли вдруг расплакалась. Дасти успокаивал ее как мог, шутил и даже корчил рожи. А я все стоял столбом и не представлял, что здесь можно поделать.
- Все будет хорошо, Кэлли. Мы еще увидимся, - сказал Дасти.
- Да, - кивнула Кэлли, последний раз махнула ему рукой, и мы покинули комнату.
Всю дорогу до дома сестра молчала. А когда я спросил ее, пойдет ли она со мной к Дасти в следующем году, Кэлли почему-то отказалась.


Быть мертвым не так уж плохо, а иногда даже лучше

Когда нам с Дасти было по одиннадцать лет, мы любили ходить к озеру и в лес. Мы могли все лето проторчать там, купаясь, валяясь на берегу или бегая в зарослях ежевики. Я часто вспоминаю эти дни теперь.
Кэлли была права. Такого друга у меня больше не было, и никогда не будет. Потому что другие мальчишки были обычными, такими же, как и я. В них нет того, что было в Дасти. Вы спросите, да что же такого было в этом твоем Дасти?
А я не смогу ответить. Человек никогда не может точно сказать, за что он любит кого-то. Просто любит и все тут. Человек ведь это не какое-нибудь мороженое, которое любишь за то, что оно вкусное. Вот и Дасти я любил просто так. Без объяснений. Он был для меня особенным. Конечно, быть может, для каждого из нас лучший друг кажется особенным, таким, какого больше нигде не сыщешь. Но Дасти действительно был особенным, и это вам мог бы сказать не только я.
Те спокойные теплые дни отчетливо всплывают у меня в памяти. Я помню, как накупавшись и едва не утопив друг друга, мы валялись на прогретой солнцем траве и жевали стебельки. Черт знает, почему мы их жевали. Это, наверное, одна из самых необъяснимых в мире вещей – почему люди жуют стебельки.
Я помню, как Дасти сказал:
- Вот было бы здорово отправиться сейчас в Гималаи!
- На фиг тебе сдались эти Гималаи? – не понял я, впрочем, как всегда.
- Чтобы увидеть гималайского медведя, - ответил Дасти так, словно это была самая очевидная в мире вещь. – Мне почему-то кажется, что гималайские медведи намного больше и страшнее, чем обычные.
- Ха, и что бы ты сделал, если бы повстречался с таким здоровенным и страшным медведем?
Дасти немного поразмыслил и ответил на полном серьезе:
- Думаю, мы бы с ним нашли общий язык. Я думаю, что общий язык можно найти со всеми. Даже с гималайским медведем.
Тогда я только посмеялся и покачал головой. Когда мне было двадцать лет, я напомнил Дасти об этом разговоре и спросил:
- Почему же ты не нашел общий язык с Богом и не попросил его вернуть тебя обратно? Зачем тебе обязательно нужно было умирать?
Я знал, что не должен этого говорить, но все равно сказал. В тот день я был зол на весь мир за его лютую несправедливость. В моей жизни начинался период переосмысления, и даже к привычным вещам я начал подходить с другой стороны.
Дасти усмехнулся. Услышав в моем голосе обиду, он, как обычно, попытался обернуть разговор в шутку.
- Ну ты даешь, Майк! Сравнить Бога с гималайским медведем!
- Хочешь сказать, что Бог еще страшнее? И с ним никак нельзя найти общий язык?
Дасти покачал головой:
- Все не так просто, - и повторил: - Не так просто.
В тот день я ушел от Дасти с обидой не только на весь мир, но еще и на этого гималайского Бога. Я скучал по Дасти. Очень сильно скучал. И по тем временам. Мне казалось чудовищно несправедливым, что мы провели вместе так мало времени. И я не мог примириться с этими визитами на один час раз в году. Это было так мало, невыносимо мало!
Почему-то, когда Дасти только умер, эта возможность видеться с ним раз в год очень радовала меня. А теперь приводила в отчаяние. Почему-то, когда мне было двадцать лет, мне особенно сильно хотелось вернуть назад свою жизнь.
Дасти, когда холод ноября завладеет моим сердцем, я вспомню о тебе и о том лете.
Каждый раз, когда я приходил к Дасти, я снова становился двенадцатилетним. И мне так нравилось это чувство, что возвращение к обычной жизни было нестерпимым. Я хотел быть мальчишкой вновь, валяться на озере, щуриться от солнца и грызть стебельки. А вместо этого мне приходилось возвращаться к взрослой жизни, ответственности и прочим вещам, которые заставляют ребенка внутри нас замолчать навсегда. Я не хотел взрослеть.
- Почему так происходит? – спросил я Дасти. – Почему, когда мне было двенадцать, я думал, что быть взрослым – это ужасно круто? Я очень хотел поскорее повзрослеть. А сейчас не хочу. Почему сейчас мне так хочется, чтобы все вновь стало как раньше?
Я почувствовал в Дасти некое замешательство. Словно он боялся сказать лишнее.
- Наверное, это происходит потому, что тогда ты был счастлив. А сейчас нет. Быть взрослым – не значит быть счастливым, Майк.
- Почему же я не понимал этого раньше, когда мне было двенадцать?
- Потому что ты был ребенком, - улыбнулся Дасти, и в его больших глазах отразилась печаль.
- Это самый несправедливый в мире парадокс! – рассердился я.
- Поэтому я и думаю, что быть мертвым не так уж плохо, - сказал Дасти. – А иногда даже лучше.
Моя тоска по прошлому продолжалась несколько лет. А потом внезапно успокоилась. Это случилось, когда я познакомился со своей женой Сарой. Что касается Мишель, моей первой любви, то к тому времени я почти и забыл про нее. Мы встречались недолго, а потом Мишель начала заглядываться на другого парня и совсем разонравилась мне. А Сара была очень красивой. И хоть ее волосы были и короткими, но тоже черными, и ничуть не хуже, чем у Мишель. А то и лучше. Повстречавшись всего полгода, мы поженились.
Тогда моя тоска и притупилась, как притупляется старый нож. Я любил Сару, и был с ней счастлив, но почему-то даже ей не мог сказать о своих ежегодных встречах с Дасти. Мне казалось, что это касается только меня и его. И я жутко боялся, просто до дрожи в коленях боялся сказать что-то запретное, что могло бы разлучить меня с Дасти. Ведь я хорошо запомнил, что все то, что произносится во время встреч с мертвыми, нужно держать в секрете. От мысли, что Дасти больше никогда не пришел бы в «Тихую реку», меня начинало тошнить.
Однажды я все-таки спросил у Дасти, почему это место называется «Тихая река».
- Точнее, мне понятно, почему она тихая. Но почему река?
- Помнишь древний миф, в котором проводник на лодке переправлял людей в царство мертвых?
- Харон, что ли?
- Он самый. Им приходилось переплыть реку, чтобы попасть в мир мертвых.
- Так вот оно что! А еще этому Харону нужно было давать монеты, так? Значит, для этого мы приносим сюда пожертвования?
Дасти кивнул, довольный моей догадливостью. А меня снова осенило.
- А тот старик на регистрации, это случайно не...
- Ну, мы, конечно, не называем его Харон. В конце концов, это всего лишь миф. Но чтобы попасть сюда, нам действительно приходится переплыть реку, соединяющую два мира. А так как денег у мертвых нет, то их приносите вы, желающие встретиться с нами.
Я давно хотел спросить еще кое-что, и тут как раз подвернулась подходящая возможность.
- А почему твои родители никогда не приходят навестить тебя? Они ведь очень горевали после твоей смерти. Наверняка ведь они знают об этом месте. И наверняка у них есть деньги на пожертвование!
Дасти покачал головой:
- Тут дело не в этом, Майк. Просто им так легче. Им просто лучше не приходить сюда.
Тогда я не понял, что Дасти имеет в виду. Как это так – лишиться единственной возможности увидеть своего сына?
- Это нормально, пойми, - сказал Дасти. – Кэлли ведь тоже больше не пришла. Ей это не нужно. И моим родителям не нужно. Так будет лучше.
Но я все равно не понимал. Если бы я вдруг перестал приходить к Дасти – это стало бы предательством. Еще в двенадцать лет я знал, что наша дружба никогда не закончится. И кто такая Смерть, чтобы это изменить?


О чем можно поговорить с мертвыми друзьями

Однажды случилось так, что нам с Дасти было не о чем поговорить. Я так растерялся из-за этого, словно весь мир вдруг перевернулся вверх ногами. Но это действительно случилось. Случилось, когда родился мой сын.
- Дасти, ты не представляешь, что произошло! В этом году у меня родился сын! У меня и у Сары! Моя жена родила первого ребенка! – я трещал без остановки в тот вечер и наговорил много чего еще. Я был в таком восторге, что не мог замолчать до тех пор, пока не выплеснул всю радость, не поделился ей с тем человеком, с которым мне всегда хотелось всем делиться.
- Поздравляю тебя, Майк! Уверен, что ты станешь замечательным отцом, - сказал Дасти, когда я, наконец, дал ему возможность заговорить.
- Ты правда так думаешь? – я взволновался еще больше. – Мне кажется, что я так до сих пор и не вырос. Неужели я смогу воспитывать ребенка? Я совсем не чувствую себя взрослым. Во всяком случае, сейчас, в эту минуту...
- Ерунда! Ты уж точно куда более взрослый, чем я, например, - выдал Дасти свой веский аргумент. – Вот я бы действительно не смог никого воспитывать, а ты справишься!
У меня немного отлегло от сердца, а Дасти улыбнулся и сказал:
- Только пообещай мне, что не станешь занудой! Терпеть не могу этих занудных папаш, которые все запрещают. Как будто сами никогда не были детьми! Как будто сами не пропадали на улице до темноты. Умоляю тебя, Майк, не становись для своего сына одним из этих вредных взрослых, которые изображают из себя самых умных, а на самом деле даже никогда не катались на верблюде!
Я рассмеялся и смеялся так, что на глазах выступили слезы. Иногда в своей «обычной» жизни я задавался вопросом: «А что сейчас сказал бы Дасти?». Бывало, что мне так сильно не хватало его комментариев, что я начинал выдумывать их сам. Я даже ловил себя на том, что хочу быть похожим на Дасти, хочу думать и говорить, как он. Словно это могло бы вернуть его мне.
Я посерьезнел и произнес:
- Главное мне не стать таким, как отец. Меня начинает тошнить, стоит только подумать, что я мог бы бросить Сару и своего ребенка.
- А где сейчас твой отец? Вы с ним так давно не виделись.
- Он умер два года назад, - сказал я.
- Ты не говорил мне об этом, - сказал Дасти.
- А зачем? Я даже не был на его похоронах. Мы не виделись с ним с тех пор, как он уехал от нас с мамой. Я с трудом могу вспомнить его лицо, - я сглотнул. Мне не хотелось говорить об этом. Я снова чувствовал себя слабым мальчишкой, который поднимает трубку и слышит, как отец говорит, что задержится на работе. Сколько раз я хотел закричать на него, вывести на чистую воду? Но вместо этого я только обещал передать его слова маме и клал трубку.
- Ты никогда не станешь таким, как он, - сказал Дасти. – Ты совсем другой, Майк.
- Откуда ты знаешь? – спросил я и не узнал собственный голос, упавший до беспомощного шепота. 
- Просто знаю, - ответил Дасти. - А ты не думал сходить к нему?
- К кому?
- К отцу, конечно. Ты ведь и с ним можешь встретиться, как со мной.
- Ни за что! Мы при жизни-то не виделись, а после смерти тем более.
- Иногда разговоры после смерти бывают более продуктивными, чем при жизни, - глубокомысленно заметил Дасти.
- Сомневаюсь.
- Дело твое, - друг пожал плечами. – Просто твой отец мог многое переосмыслить теперь. После смерти начинается совсем другая жизнь.
- Не пойду, - отрезал я. – К тому же, я не знаю время его смерти.
Дасти больше ничего не стал спрашивать о моем отце, и мы еще немного поговорили о моем маленьком сыне.
- Мы назвали его Кристиан, - сказал я, вытащил из нагрудного кармана фотокарточку и приложил к стеклу, чтобы Дасти мог рассмотреть.
Дасти улыбался. Он всегда любил маленьких детей. А я рассказывал и рассказывал, пока у меня не закончились слова. И тогда я спросил:
- А как ты? Что интересного произошло у тебя?
- У меня все по старому, Майк, - ответил Дасти.
И тогда у меня возникло острое чувство холода и отчужденности, словно порыв ноябрьского ветра пролетел между нами, выстудив собой ту близость, что мы берегли. Этот ветер принес с собой непрожитые годы Дасти. Всю его непрожитую жизнь, которая все отчетливей вставала между нами.
Нам вдруг стало не о чем говорить. И Дасти смотрел на меня, а я – на него. Мы не могли понять друг друга до конца, как раньше. Дасти не знал, что такое быть отцом. А я не знал, что такое быть мертвым.


Мертвые помнят тебя не так, как ты помнишь их


Я почти не помню, как мы с Дасти познакомились. Это случилось слишком давно. Ведь мало кто помнит, что с ним было в четыре года! Я запомнил только первую фразу, произнесенную маленьким Дасти. Он обратился ко мне с вопросом:
- А ты знаешь, что в облаках живут люди?
Вот и все, что я помнил о нашем знакомстве. Однажды, когда нам с Дасти было по одиннадцать лет, у нас случился вечер ностальгии. Очень своеобразной ностальгии, которая бывает только в детстве. Это совсем не та горькая ностальгия, испытываемая нами во взрослом возрасте. Эта ностальгия сладкая, восторженная, воодушевляющая. Она сродни чувству, когда ты вспоминаешь приятные события и радуешься, что еще более приятные события впереди.
Была зима, и мы сидели в моей комнате, уставшие после целого дня на улице, и хрустели печеньем. Я напомнил Дасти о том, как мы познакомились. И очень удивился, узнав, что Дасти помнит намного больше меня.
- Я помню, как ты ответил мне: «В облаках не могут жить люди, потому что они уже давно упали бы оттуда».
Я рассмеялся.
- Что, правда? Подумать только, я уже в четыре года был реалистом!
- А я начал спорить с тобой, рассказывал про людей, которые живут в небе, ходят по облакам. Тебе стало интересно, хотя я не уверен, что ты мне поверил.
- Но мы все равно подружились. Мне всегда было интересно с тобой, - сказал я и отчего-то смутился.
Дасти тоже смутился. Мы помолчали. А потом я спросил:
- Почему ты захотел дружить со мной? Я совсем на тебя не похож.
Дасти не стал отвечать сразу. Он только пристально смотрел на меня. В его глазах словно застыло какое-то решение. Наконец, Дасти сказал:
- Ты хороший. Ты очень хороший, Майк. Другие мальчишки были злыми. Часто смеялись надо мной. А ты не такой. С тобой я мог поговорить о чем угодно. Ты поддерживал все мои дурацкие идеи. И сейчас поддерживаешь. Мы часто попадаем в истории из-за меня. Но ты никогда не обвиняешь меня. Знаешь, недавно я нашел два цветных осколка. Один был зеленый, а другой – красный. Но они все равно подходили друг другу. Я сложил их, и края идеально совпали. Так и мы с тобой. Совпали.
- Как думаешь, так будет всегда? Мы и в старости будем дружить?
- Конечно будем! – улыбнулся Дасти. – Два старикана, из которых сыпется песок, будут сидеть напротив друг друга и ворчать. Думаю, к старости я стану занудой! Я еще не видел ни одного старика, который не был бы занудным!
Мы смеялись. Подтрунивали друг друга, изображая то, какими были бы в старости.
Так случилось, что пока Дасти был жив, я не представлял, как много он значит для меня. Мне казалось, что он будет вечным. Я даже не сомневался, что мы состаримся вместе. А когда случилось иначе, я вдруг подумал, что не представляю себя без Дасти. Если нет Дасти, то я – это не я. И будет уже какой-то другой старик сидеть за столом, а напротив будет пустое место. И никто не займет это место, никто не сядет на него.
Я не сразу осознал это, но после смерти Дасти в моей жизни образовалось огромное пустое место. Больше, чем стул. Больше, чем целая комната или здание. Иногда мне казалось, что оно даже больше, чем я сам.


Дасти внимательно рассматривал меня через тусклое стекло.
- Ты, кажется, сегодня не в духе, - выдал он.
Я не стал спорить. Я рассказал ему о том, что чувствую. Я спросил, помнит ли он тот зимний вечер.
- Конечно. Я помню все, что мы сказали друг другу. Для меня это случилось совсем недавно.
- А для меня – нет, - я опустил голову  и смотрел на свои руки. Мои руки казались такими большими по сравнению с руками Дасти. – Я замечаю, что со временем подробности стираются. Я боюсь, что однажды вместе с ними сотрется и самое главное. Что я все позабуду.
- Это нормально – забывать, - сказал Дасти. – Ты будешь помнить все иначе, потому что для тебя время не стоит на месте. А я буду помнить все в деталях, и так будет всегда. Потому что для меня с того вечера прошло не больше года.
- Но я не хочу забывать! – вскричал я.
- Не забудешь. Все – не забудешь. Детали стираются, так бывает. Но есть внутри тебя нечто, которое помнит самое главное. Помнит так же ясно, как помню я. Представь, что у тебя в груди живет маленький Дасти, который никогда ничего не забудет.
- И... этот маленький Дасти... он никогда меня не оставит? Даже когда я стану старым?
- Никогда. И он никогда не изменится. Если вдруг ты начнешь что-то забывать, спроси у него.
- Хорошо. Так я и сделаю.
Мы помолчали немного. А потом я сказал:
- Моему сыну уже восемь лет. Он растет очень быстро, даже слишком. А я начинаю понимать, что быть отцом не так-то просто. 
- Я знаю, что ты виделся со своим отцом, - сказал Дасти.
- Откуда ты знаешь?! – опешил я.
- У мертвых свои связи, - улыбнулся Дасти и тут же добавил: - Но если не хочешь говорить об этом, не будем.
- Да нет же... хочу. Я и сам собирался рассказать тебе. Я все-таки сходил к отцу. Ты был прав, Дасти. Он очень обрадовался, увидев меня. Он просил прощения. Рассказал, что с той женщиной прожил всего полгода, а потом она нашла себе какого-то богача и отца бросила.
- Так почему же он не вернулся к вам?
- Отец сказал, что ему было стыдно, что он не смог бы посмотреть нам в глаза. Он сказал, что знал о том, что я его ненавидел. И сказал, что так ему и надо, что он заслужил это. А я сказал, что все это уже в прошлом, и никакой ненависти больше нет.
- Ты поступил правильно, - сказал Дасти.
- Быть отцом непросто, - повторил я. – Это понимаешь, только когда твой собственный сын подрастает. Я вдруг понял, что больше не держу зла на отца. Ему, должно быть, тоже пришлось тяжело.
- Я всегда знал, что ты не злой. Ты никогда не был злым, Майк. Мне хотелось бы увидеть твоего сына, Кристиана. Он похож на тебя?
Я с грустной улыбкой покачал головой:
- Совсем нет. Крис, как это ни странно, больше похож на тебя. Он даже на Сару не похож. У него в голове всегда куча идей. С ним много хлопот. Я не могу не вспоминать тебя, когда он натворит что-нибудь.
- Вот видишь, так или иначе, ты все равно не забудешь обо мне, - улыбнулся Дасти. – Для тебя я никогда не умру. Весь не умру.


Мертвые не уходят

Это случилось, когда я пришел к Дасти в двадцать пятый раз. Со дня его смерти прошло ровно двадцать пять лет, и каждый год я приходил в «Тихую реку», чтобы повидаться со своим лучшим другом.
Моему сыну недавно исполнилось двенадцать. Столько же, сколько было Дасти, когда он умер.
Тот день ничем не отличался от других. Я зашел в «Тихую реку» и поздоровался со стариком на регистрации. За четверть века старик нисколько не изменился, и меня это уже нисколько не удивляло. Потом я бросил часть своей докторской зарплаты в щель для пожертвований. Эта сумма значительно выросла с тех пор, как я подсчитывал каждый цент своих карманных денег. Но ни разу мне не было жаль расставаться с этой суммой. Наоборот, каждый раз мне казалось, что я даю слишком мало за возможность видеться с Дасти.
И снова на часах было ровно 20:03, когда Дасти возник напротив меня. Я сразу высказал ему свое наблюдение:
- Знаешь, после смерти ты изменил своим правилам. Раньше ты всегда приходил без предупреждения. Я никогда не знал, когда тебя ждать. А теперь ты являешься точно по часам. И я всегда знаю, когда могу увидеть тебя, - я усмехнулся, но Дасти не ответил мне даже улыбкой.
Только тогда я заметил, что что-то не так. Дасти был так же бледен и сосредоточен, как в тот вечер, когда он уже покойником явился ко мне.
- Как раз об этом я и хочу поговорить с тобой, Майк, - сказал Дасти.
- Если ты хочешь извиниться за то, что заваливался без приглашения, то можешь забыть! Я на тебя не в обиде, - я попытался пошутить, потому что мне не нравилось, с какой серьезностью Дасти смотрит на меня. Не нравилась мысль о том, что он может сообщить мне.
Дасти улыбнулся. От сердца у меня отлегло. Но ненадолго, потому что следующие слова стали настоящим ударом под дых. Я почувствовал себя Стэнли Фаррелом. Должно быть, он ощущал то же самое, когда я бил его.
Дасти сказал:
- Я больше не смогу приходить к тебе.
Я недоверчиво усмехнулся. Точно такой же смешок слетел с моих губ, когда по телефону отец Дасти сообщил о том, что Дасти умер.
- Что ты хочешь этим сказать? Что значит «не сможешь»?
- Прости меня, Майк, но время пришло. Однажды это должно было случиться.
Дасти внимательно смотрел на меня через стекло. И только тогда до меня начало доходить, что он не шутит.
- Не понимаю... – прошептал я. – Разве не ты говорил, что я могу хоть всю жизнь приходить к тебе раз в год? Так что же изменилось? Ты больше не хочешь видеть меня?
Дасти покачал головой.
- Ничего не изменилось. И в то же время изменилось все. Ты и сам это понимаешь. Я просто больше тебе не нужен.
Но Дасти ошибался. Я ни черта не понимал! Я вдруг рассвирепел:
- Что это ты несешь? Если не хочешь больше видеться со мной, то не сваливай все на меня! Конечно ты мне нужен, всегда был нужен и всегда будешь! – мой голос сорвался. Я замолчал.
Дасти снова покачал головой и мягко произнес:
- Не нужен. И в этом ничего плохого и неправильно нет. Сейчас, когда твой сын достиг того же возраста, что и я, ты наконец-то освободился от меня. Я больше не тяну тебя назад.
- Ты спятил! Почему ты говоришь о себе, как о какой-то старой ненужной вещи?
- Потому что я – твое прошлое. Прошлое, которое ты никак не мог все эти годы отпустить. А теперь можешь. Ты можешь отпустить меня и жить дальше.
Я яростно замотал головой:
- Не могу! Не могу! Ты мой друг! Мой лучший друг!
- Знаю. И ты тоже мой лучший друг, и всегда им останешься. Просто наши пути разошлись. Так бывает.
- Но это ничего не меняет! Твоя смерть ничего не изменила! – вопил я, ощущая в груди все возрастающий ком. – Или ты думаешь, что я просто так ходил сюда все эти годы?! Ты ведь и сам хотел, чтобы я приходил, ты спрашивал об этом, когда был еще жив, разве не так?
Дасти молчал. А я начал понимать. Когда способность говорить вернулась ко мне, я произнес чужим непослушным голосом:
- Ты приходил, потому что это было нужно мне. Не тебе. Мне.
- Майк. Помнишь, я рассказывал тебе о своей бабушке? Она сказала мне, что будет приходить до тех пор, пока это будет необходимо. Так и я. Приходил, пока это было необходимо тебе. Пойми. Для меня с того дня, как я ушел из жизни, прошло лишь несколько мгновений. Наше время течет совсем не так, как ваше. Ты приходил ко мне ровно двадцать пять земных лет. Это много. Это большой срок, который мало кто выдержал бы. Но ты не пропустил ни разу. Я все ждал, когда же ты пропустишь, когда земные заботы затянут тебя. Но ты приходил. Ты доказал, что наша дружба способна вынести даже смерть. Никто не сделал бы столько, сколько сделал ты. Теперь пришло время отдохнуть. Отпусти меня. И ты не заметишь, как пролетят годы. Как мы увидимся снова.
Ком в груди разрастался с каждым словом Дасти. Мне хотелось, чтобы он рассмеялся и сказал, что шутит. Я простил бы ему даже такую дурацкую шутку, только бы это не было правдой. Все простил бы. Но Дасти не шутил.
- Если ты больше не придешь ко мне, - продолжал он. – Это не будет предательством. Это будет значить лишь то, что ты смог попрощаться с прошлым. Тебе больше не двенадцать.
- А... ты? Куда ты уйдешь?
- Я никуда не уйду. Мы просто не будем видеться какое-то время. Но я всегда буду. Разве ты не знаешь, Майк, что те, кого мы любим, никогда не уходят далеко?
- Но почему все не может продолжаться?
- Ты и сам поймешь, что так будет лучше. Отпускать – не значит предавать.
- Я соглашусь с тобой только при одном условии.
- При каком же? – усмехнулся Дасти.
Я знал, что нахожусь не в том положении, чтобы ставить условия. Что Дасти сильнее меня. Но я решил, что все равно ничего не теряю, а потому рискнул.
- Я хочу, чтобы мы попрощались нормально. Хочу обнять тебя. Меня достало это долбаное стекло!
- Но, Майк, ты ведь знаешь, что последствия могут быть весьма печальными? – Дасти наклонился ко мне, словно хотел, чтобы я лучше уловил смысл его слов. – Помнишь, когда я приходил к тебе в тот вечер, уже мертвый, ты заболел воспалением легких? Это случилось из-за того, что я выкачал у тебя энергию. Понимаешь, мир живых и мир мертвых не могут сосуществовать. У нас разные энергии. Я могу быть рядом с тобой только за счет твоей жизненной энергии. А ты можешь заболеть из-за этого.
- Мне все равно!
Дасти какое-то время как будто обдумывал мои слова. Словно принимал важное решение. Наконец, он сказал:
- Хорошо, но только недолго.
Дасти коснулся стекла кончиками пальцев, и оно исчезло.
- Так просто?! – завопил я. – Ах ты маленький мерзавец! Все это время ты мог это сделать, но не делал!
Дасти только улыбнулся и сказал:
- Не хватало только, чтобы ты отправился за мной на тот свет.
Теперь его голос звучал ближе. Я поднялся, не зная, что делать. Дасти тоже встал со своего стула. А я вдруг заметил, какой он маленький. И какой я большой. Мне пришлось наклониться, чтобы обнять его. Я как будто обнимал своего сына. Но это был Дасти. Мой Дасти.
И тогда я заплакал.
Дасти гладил меня по спине, по плечам, содрогающимся от рыданий.
Мы ничего не говорили друг другу.
Так я попрощался с Дасти. Я обнимал его, и мне казалось, что я прощаюсь не только с ним, но и с самим собой. С маленьким собой, с тем собой, который был когда-то одного роста с Дасти. С тем собой, который гонял вместе с Дасти на велосипеде. С тем собой, который бежал за Дасти вдоль берега реки, валялся на траве и жевал стебельки. С тем собой, который верил, что в облаках живут люди.
Перед тем, как уйти, Дасти сказал мне:
- Ничего не изменится. Мы с тобой как кусочки цветного стекла.



Сейчас прошло уже несколько лет с той последней встречи. Тогда я так и не заболел. Быть может, даже из самых строгих правил бывают исключения. А может, это волшебство Дасти.
Сейчас я вижу Дасти только на фотографиях. Он был прав. Отпускать – не значит предавать. Только отпустив Дасти, я смог ощутить легкость. Я больше не боюсь смерти. Не боюсь, что она разлучит меня с Дасти навсегда. Когда-нибудь я приду к нему, и мы будем кататься с облаков вместе.
Ничего не меняется. И вместе с тем меняется все.
Тот мальчик, которому было двенадцать, и который сидел на фотографии рядом с Дасти в теплый день ранней осени, он никуда не ушел. И Дасти не ушел.
Мы остались.


                5 — 20 октября, 2012 года