Гласность, деньги, два ствола

     После того, как я получил  грязной кляузой в зубы от своих «дружков» и однопартийцев, выронил прямо из рук  мечту  удрать на год в Париж из этой помойки, найти мотивацию счастливой жизни мне было трудно. Два года я боролся за свою правду, пытался отстоять своё место под солнцем. Но коллективный разум Театрального института отторгал меня из последних сил. Меня не только  «прокатили» на замещение вакантной должности заведующего кафедрой, но всеми членами коллектива выражали мне своё нежелание дышать со мной одним воздухом. Меня считали не поражённым в правах, а поразившим  насиженное избранным народом, тёплое место под прозрачным питерским солнцем. Со мной демонстративно перестали здороваться все преподаватели института. Студенты загадочно шептались и вызывающе плохо вели себя на моих занятиях. Дольше терпеть этого  я не мог. Я хлопнул дверью.
      Антисемиты из различных разрозненных обществ и кружков предлагали мне сто мест на выбор, прочили головокружительную карьеру, в случае победы, сулили полцарства. Но находиться в их обществе и искать виновных в развале страны я не хотел. Точку поставил спор о власти в кремлёвском закулисье. Генсеком стал Горбачёв. Началась эра абсурда.
      На прямой, как стрела, дороге к коммунизму образовалась глубокая пропасть. Все враз заорали. Гласность, гласность, гласность. Искали виноватого. Кто завёл народ в дерьмо? Кто привёл этих слепцов на край пропасти? Орали, что  коммуняки зажрались, у них  в домах  много хрусталя и ковров, госдачи в Комарово и  чёрные служебные машины типа «Волга». Секретарь Обкома КПСС  Гидаспов купил в комиссионке «Мерседес», такой же как был у Высоцкого десять лет тому назад, но демократы от возмущения  лезли из кожи. Обо всём дерьме, которое делали своими руками семьдесят лет, Неврозовы теперь орали громче  пожарной сирены. Хотелось захватить власть и набить карманы.
      Я решил с головой уйти в семейные дела, заняться воспитанием детей и созданием домашнего уюта. Тиме было двенадцать лет, а Оле - восемь. Предстояло  десять лет, три тысячи шестьсот пятьдесят дней их вкусно кормить, красиво одевать, забавно развлекать, учить уму разуму, живописи, литературе, кино, музыке, спорту и набору необходимых предметов в английской школе. И это каждый день, без перерыва на обед, без  объяснений почему не смог. Теперь мне было всё равно где работать, лишь бы  работать. Поменьше. При этом хотелось получать  побольше. Получать много денег. За мою избранность. Вытравить во мне  еврейскую страсть к лёгкой наживе не удалось ни пионерской, ни комсомольской, ни башлевистской организации верных ленинцев. Остап Ибрагимович Бендер был нашим маяком! Дай миллион! Пилите, Шура, пилите! С таким счастьем и на свободе?!
      Один антисемит позвал меня в  тихую обкомовскую заводь для  «сбитых лётчиков», проколовшихся на излишествах ненаступившего коммунизма. Я подумал, прикинул, взглянул на себя в кривое зеркало и  пошёл. Пока я тянул кота за хвост, ожидая что в Театральном институте поменяется ректор, на моё место взяли другого заведующего кафедрой – махрового генерала в отставке Лёзина. А туда ли я иду, вертелось в голове? Но было поздно. Как в том анекдоте, где медсестра по ошибке сообщила мужу о смерти его жены, а потом, опомнившись, извинилась за ошибку. Но он, зарыдав от скорбной вести, замахал на неё руками "вы сказали, вы сказали!" Карте место!
      Институт был всесоюзный, помпезный. Такой пузырь на пустом месте умеют делать только коммунисты. Что могут преподавать партийные секретари, выведенные за пьянку и ****ство за черту оседлости Обкома КПСС? Логичным было бы предположить – методы развала коммунизма! Но не тут-то было. Они все преподавали коммунистические методы воспитания молодёжи. Твою мать!!!
      Душу грело то обстоятельство, что в этот совет мудрейшин я должен был приходить два раза в неделю. Доценты и профессора у коммунистов не перегружались. Их  драгоценные, ни с чем несравнимые, добытые в праведных трудах знания высоко ценились. Шесть часов лекций в один день и шесть часов в другой, руководство курсовыми работами в уме – вот и штатная нагрузка за оклад в  пятьсот  рубликов. Два пишем, три в уме. Продавец с кокошником  в Гастрономе в месяц зарабатывала сто двадцать рублей, но остальное доворовывала. Так страна и жила – в полном....равенстве!
      Главным моим утешением было то, что факультет института находился на территории Александро-Невской лавры в  бывших хоромах отца-настоятеля и каждый раз по пути на работу я заходил в Свято-Троицкий собор  помолиться. Таинственное пространство собора, прорисованное лучами солнца, лики святых, мощи  Святого Благоверного Князя Александра Невского, тихая молитва пред иконой Великомученицы Варвары успокаивали мятущуюся мою душу, вселяли покой. Божий дух воскрешал во мне Веру, Надежду, Любовь. А за ними приходила и мудрая их матерь, София.
      Но пришлось попротирать мне штанишки и на собраниях партийцев. Не ходи на собрания нечестивых, сказано в писании. Но как не пойти? Малодушен смерд, труслив и жаден. Ректор, добрый человек, узрел во мне лидера и назначил меня деканом факультета. Я не хотел, но отказать ему постеснялся. Надо было выручать коллектив. Прежний декан слёг с инфарктом, допился до «белочки». А тут ещё гласность разбушевалась в стране, прямо эпидемия какая-то. К нам ехали повышать квалификацию преподаватели и руководители профтехучилищ со всех концов страны. За два месяца проживания в общежитии люди доходили до «белого каления». Деньги заканчивались быстро, а из дома не присылали. Ну, понятное дело, в людях росло возмущение пустой болтовнёй розовощёких путеводителей к коммунизму, когда на дворе разгулялась перестройка. Горбачёв воду мутил, сокращая и уничтожая все те ракеты, которые эти люди со своими учениками создавали нечеловеческими усилиями. Им бы в пору послушать рекомендации создания кооперативов по выпуску шаурмы, а им вталкивают методы коммунистического бескорыстного труда. Меня  слушатели завалили жалобами. Я не знал  , что с ними делать и отпускал людей восвояси досрочно. Они долго трясли мою руку, приглашали  к себе в гости, а потом затихали в тихой радости, как от наркоза. Дома у жены под боком всё-таки лучше греться у сиси, чем с чужими тётками обмениваться венерическими заболеваниями. Прав был великий Ленин. Учиться, учиться и учиться!
      Умерли мои родители в один год,  не получив своевременной медицинской помощи в этом бардаке. Осиротел я, холодно стало мне на свете. Грохнул  Чернобыль, разверзлась земля в Спитаке, трах-бах-тарарах  гремело в Карабахе. Бог шельму метит! А страдают миллионы простых людей. Тут и у стального Сталина нервы бы сдали, а  Горбачёв был жидким хлебопашцем. Брежневско-Романовским коммунякам каждое его слово, как ветер в их пиратские паруса. Развивайся кроваво-красный Роджер!Кооперативы можно создавать? Ураааа! Славка, Славка! Слава КПСС! Всю продукцию, которую рабочие за копеечную зарплату сделали на государственном заводе, честные и принципиальные ленинцы закупали в свой кооператив, созданный при этом же заводе и продавали втридорога своим посредникам, те ещё раз накрутят цену и на прилавке уже всё лежит по капиталистической цене. Но прибыль идёт в карман шайке руководителей. Накупили «Мерседесов», яхт, островов в океане. По достоинству оценили свою смекалку и преданность делу партии. Пока Горбачёв злился на Борю Ельцина и выгонял его из ЦК КПСС, Боря сдружился с «ворами в законе», собрал команду ржавых младореформаторов, съездил в Америку и выпил с Клинтоном  уиски. Клинтон поделился с ним опытом орального секса, приватизации объектов народного хозяйства и военного строительства. Япончик с благословения  пахана, свалил в Америку на разборки. Отарик остался на хозяйстве. Призрак бродит по Европе. Да что Европа? Призрак попёрся в Америку. Ванесса Редгрейв тащилась от абреков. На улицах Москвы и Питера исчезли милиционеры, людей резали ножами как баранов. В магазинах по указу  хулиганов исчезло всё, включая продукты питания. Железный Феликс на Лубянке упал  с постамента в обморок. Чекисты его даже не поддержали! Обхезались! В Ленинграде смута зрела с такой скоростью, что жаловаться стало некому. 01, 02, 03 – длинные гудки. 04  неисправности устраняли моментально. Народ вместо еды дышал газом. Все телефонные будки стояли с выдранными телефонами и пищали короткими сигналами помощи «СОС». Спасите наши души, мы бредим от удушья - звенели в ушах слова из песни Высоцкого, когда нам просто не разрешали смотреть в кино на голых баб. Теперь голые девочки, наплевав на своих отцов и матерей с их нравоучениями, стояли вдоль дорог, продавая за кусок хлеба своё молодое, налитое  живительными соками тело. Диссиденты добились своего. В воздухе витал дух свободы. Они косяками потянулись на Запад, на Брайтон Бич, в Америку. Там их ждали. Скоро они вернутся с мешками денег, двойным гражданством и жаждой инвестировать в российскую экономику.
      Все спортсмены, защищавшие девственную честь нашей Родины на соревнованиях, враз превратились в бандитских прихвостней и жевали не переставая жвачку. А их паханы звонили начальнику ГУВД города Ленина товарищу Крамареву  и предлагали помощь в наведении порядка на улицах. Самой популярной лекцией во всесоюзном  институте повышения квалификации стали не коммунистические методы воспитания молодёжи, не великие стройки коммунизма, а  фильмы ужасов Александра Невзорова, уплотнённые до шестисот секунд. В видеосалонах обустроенных в общественных туалетах можно было посмотреть размытое изображение голых тёток по имени Эмануэль. А потом - свободен! Насмотрелся кошмаров, радуйся, что пока жив. Пей, гуляй, ни в чём себе не отказывай. Ну КИН-ДЗА-ДЗА да  и только. Кругом одни ПАЦАКИ. КУ!
      Наградой за весь этот кошмар стала свободная торговля китайскими лохмотьями, которые наши советские папуасы принимали за образцы высокой моды. Блокадницы, фронтовики и передовики производства стояли вдоль дорог, в подземных переходах, распродавая своё барахло за кусок хлеба. Перепродавали сигареты, консервы и стволы.
 - Ой,что это у вас на полке?
- Ствол!
- Дайте два!
     Убийство человека становилось, как в войну, обычным делом. Убийств стало столько, что их не успевали расследовать. А может и не расследовали, вступив в сговор с бандитами. Кинотеатры, в которых всю нашу жизнь крутили агитку про коммунизм, переделали в казино и сексклубы. Палату мер и весов разорили, распродали по дешёвке все эталоны, а заменили палаткой по продаже шашлыков и шаурмы. Кто был ничем, тот станет всем!!! А за рюмку водки спившиеся от обиды передовики производства  отдавали долю материально-технической базы коммунизма, созданную своими руками за десятилетия и названную фокусниками Ельцина загадочным словом "ваучер". Ку! Народ жадно хлебал из горла технический спирт «РОЯЛЛ»,  доставляемый из Польши новыми предпринимателями, а Рома Абрамович ещё успевал всучить гражданам парочку резиновых изделий. Насильно выловленные и "наколотые" девчонки и мальчишки, сбежавшие на танцы от запрета матерей, уже больше никогда не возвращались. Сыновей постарше привозили в гробах из Афганистана, а потом, после 1990 года и из других горячих точек, где они отдавали свои жизни за будущее благополучие олигархов. Офицер  КГБ Володя Путин со своими соратниками смотрели как рушится берлинская стена, как расползается Родина без  службы государственной безопасности. То есть при её полном бездействии. Сколько людей погибло? И эти мракобесы под предводительством Плута горлопанят, что избежали Большой Крови в России своими Гайдаровскими решениями "шоковой терапии". А кто вас научил измерять нашу кровь? Кто вам дал право решать - много крови пролито или мало? Ни одна ваша реформа не стоит слезы ребёнка! Достоевский вам не пример?! А вы пролили реки крови! Набили карманы, натрахались девочек, накатались на яхтах? И думаете всё сойдёт с рук? Думаете не увидите зарева Чернобыля, бездны Спитака? Забросили кладбища, а золотите купола! Наивные!
      Деньги в долг тогда уже не давали. Под моё честное слово один мой приятель одолжил мне свои деньги, которые ему некуда было спрятать и я купил на них дачу. В кино я мог работать только в два летних отпускных месяца, но компенсировал это лекциями в обществе "Знание" и антикварным бизнесом. Долг в шестнадцать тысяч рублей за купленную дачу отдал полностью и в срок, в 1993 году. Это была половина дома, которым уже владела семья моей жены и я записал всё на неё. Моя мама была в шоке. Во первых, я нарушил своё же обещание построить с ней дом в Сестрорецке, о котором мы давно мечтали. Там, на берегу Финского залива жила её подруга и хотела продать свой участок. Во вторых,  мама лучше со стороны видела истинное отношение ко мне моих родственников и боялась, что они меня обманут. Они так и сделали. Всеобщая вакханалия в стране, дружба с благообразными бандитами, называвшими себя новыми русскими, сподвигла их к тому, что они меня просто послали на три буквы. Какие? А отгадайте сами.
      Конечно, это случилось не сразу. Для этого нужно обнаглеть, почувствовать свою безнаказанность, защиту сильных мускулистых рук. Да и самим нужно научиться стрелять. Ну хотя бы из двухстволки. Из охотничьего ружья. Время было такое. Они учились не торопясь, придирчиво подыскивали соратников из числа тех, кто бывал у меня в доме по делам, по совместному бизнесу. Так их лучшим другом стал Арам Мнацаканов из армянской диаспоры, которого я попросил взять детишек волонтёрами на теннисный турнир «Санкт-Петербург опен», Александр Медведев из Коми-Банка, куда я пристроил сыночка в студенческие годы через приятеля Колю Левицкого, так они спаялись с грузинами Томазиком и Бадриком, отбившими жену у моего друга Володи.
      А пока то да сё, они ездили со мной на съёмки к Никите Михалкову, снимались в одном кадре с Марчелло Мастрояни, принимали его в гостях и кормили пожарскими котлетками. Раннюю весну проводили не на раскисших дорожках  своей дачи, а на курортах Абхазии, Болгарии и...нет, Турции тогда ещё не было в меню турагенств. Но скоро она появится. А мои детки со своей мамой пока посетят Париж, Лондон, Манчестер и Нью-Йорк, наиграются в теннис, наездятся верхом в пригородах Ленинграда и поступят в престижные университеты. И всё бесплатно. Советская власть им давала! Строгостью и силою отца избегут наркомании, проституции и воровства. Переждут голод за скатертью-самобранкой, по случаю раздобытой их отцом, повеселятся на дискотеках и научатся стрелять из двухстволки. А их мама с растопыренными глазами на приватизированную роскошь новых грузинов Томазика и Бадрика, присмотрит себе нового спутника для путешествий по бурному морю перестройки.
      На пятый год работы в институте со мной снова приключился скандал. Ай-ай-ай, до чего же я неугомонный скандалист. На одном заурядном партийном собрании генерал Лёзин, охренев от лицемерия, выступал с докладом и говорил о достижениях ГЛАСНОСТИ. Подытожил он бодрым призывом говорить всем Правду, только правду, ничего кроме правды! И можно прямо ему в глаза. Я уже имел приглашение от Михалкову на длительную работу в Китае, на съёмках «Урги» и искал повода уйти из института. Повод был найден мгновенно. Я взял слово и сказал генералу Лёзину в лицо, что он с сотрудниками своей кафедры военно-патриотического воспитания своим невнятным бормотанием в аудитории перед слушателями об успехах воинов-интернационалистов в афганской войне дискредитируют само понятие патриотизма, а приписками несуществующего руководства курсовыми проектами слушателей - понятие чести и совести члена коммунистической партии. Собрание честных и принципиальных коммунистов института онемело. Первым слово взял ректор и скупо похвалил меня за партийную принципиальность. Потом размазал это по стеклу, упрекнув в резкости и голословности. Потом очнулся от шока и генерал Лёзин и вытолкнул к трибуне доцента Гончарова. Этого выползка я принял на работу по просьбе нашего общего приятеля из Горкома партии Миши Губкина. Он был  изгнан за клевету на ректора института физкультуры Агеевца В.У. и  я не мог отказать товарищу по партии. Как ни странно, на мерзопакостные помои бывшего кагэбэшника, пойманного за воровство денег у друзей, выплеснулся шквал трезвой и принципиальной полемики, раскрывающей  скоропалительный заговор чёрных полковников с военной кафедры. Правда тон задавала женщина, сын которой погиб в авиационном полку под командованием генерала Лёзина. Она горячо упрекала генерала в развале армии, в насаждении дедовщины, в криминализации жизни в стране. Говорила, что директоров школ больше интересует метод создания банд, чем победа школы в социалистическом соревновании. Меня уже разбирал хохот и, написав ректору заявление о творческом отпуске, я улетел в Китай.
      В  Пекине я быстро догадался, что в Китае живут китайцы. Чуть позже я осознал, что китайцев там живёт очень много. Моё естественное желание вступить в половую связь с китаянкой было грубо пресечено /там в 1990 году за прелюбодеяние с иностранцем полагался расстрел/ и заменено душистым жасминовым чаем. Это вам не Шанхай.  Но я добрался и до Шанхая. Это настоящий  Китай, с куревом, китаянками и  китайскими пряностями. Роскоши в Китае я видел немного, поскольку провёл полгода на сопках Манчжурии, организуя для съёмок Никиты Михалкова лошадей, овец, быков и прочих баранов.
      Монтировал «Ургу» Михалков в Париже, под боком у продюсера Мишеля Сейду. Без него в Китае сделали огромный перерасход. Отпив винца от дюжины бутылок 1812 года в «Максиме»  по случаю визита офигевшего от несметного богатства президента «Чара-банка», я вернулся в серый и промозглый Ленинград.
      Ректор принял меня в распростёртые объятия и назначил проректором по учебной работе. За время моего отсутствия он много сил потратил на борьбу с интриганами, подсиживающими его на законном месте и был рад моей поддержке. Людей, сделавших мне добро, я не предавал никогда, предателям отвечал троекратно. А то, как ректор поймал Ваню Ганжу, принесшего на меня кляузу от тех же выползков с Ленфильма, которые перекрыли мне выезд в Париж, я не забуду до конца своих дней.
      Вялый штурм ГКЧП, обгадившихся придурков с трясущимися руками, 19 августа 1991 года помог шпане захватить инициативу в свои воровские руки и выдать, как и в 1917 году, желание  жалкой кучки братков выпить и закусить на чужой счёт, за волю народа. Народ заслуживал лучшего, но спал. И видел сны.
     Оживились предприимчивые граждане, пекли пирожки, торговали на рынках выращенной на подоконнике редиской, играли в магазин и дочки-матери. Бандиты поставили их на счётчик, заставили работать на себя. Несогласных – отстреляли. Тем временем, Ржавый Толик с американскими консультантами оформили по просьбе мстительного царя Бориса все недра и недвижимость на верных и смышленых друзей, семь еврейских гениев взяли бразды правления Россией, а восставших народных депутатов  Борис Николаевич Ельцин расстрелял в центре Москвы из танка. В русском языке появилось новое англоязычное словцо – киллер, заменившего русское – убийца. Убийство приняло в обществе экстравагантный, героический оттенок. Киллер стал модной профессией. Началась необъявленная гражданская война, война между красными и зелеными, между червонцами в рублях и сотнями в долларах, между комсомольцами и коммунистами. Страну присвоили, коммунистов – запретили! В пылу борьбы, спаявшись с  абреками, ранили в сердце  мои любимые и меня. Ранили смертельно. Лес рубят, щепки летят. Я уволился из института и уехал залечивать раны в Москву, работать в ТРИТЭ у Никиты Михалкова. Но это уже другая история.