1990 год. Впервые в Европе - часть 5

                ФРАНКФУРТ-НА-МАЙНЕ
 
                ВНЕЗАПНЫЙ ПОВОРОТ СУДЬБЫ

      В поезде у нас много времени – часа четыре, и мы читаем, смотрим в окно, что-то обсуждаем. А потом Эрдмуте рассказала мне одно свое дорожное приключение. Три года назад она сопровождала группу учеников в Ленинград и потеряла по пути свою польскую и советскую визы. Её, плачущую, высадили из поезда на советской границе в Бресте, а ученики с другой молодой учительницей поехали дальше. Но она решила не возвращаться в Хаген, а ехать в Варшаву и добиваться виз.

     Дальше было много приключений, бюрократических препонов, которые ей все же удалось преодолеть и добиться своего. Через три дня она была уже в Ленинграде, в гостинице. Не ожидавшие ее появления ученики восприняли ее как привидение. Все это она мне рассказала в назидание – какой внимательной я должна быть в чужой стране. А особенно на Франкфуртском вокзале, где очень-очень опасно и надо следить в оба...  "Но со мной-то такого не случится!" - думала я про себя в полной уверенности.

       «Да, действительно, атмосфера здесь совсем другая, чем в Хагене», - проносилось у меня в голове, когда мы ехали с вокзала, и я еще крепче прижимала к себе свою сумочку. Хаген -  благополучный, бюргерский немецкий городок с вежливыми людьми и уютной, размеренной жизнью, а этот – шумный, международный, пестрый город. Город небоскребов, банков, шикарных магазинов, богатых немцев и не очень богатых иностранцев…

       На трамвае мы добираемся до дома. Это большой двухэтажный особняк в очень престижном районе города, половину которого занимает ее семья: верхний этаж – мама, а нижний – брат с женой. Вторую половину они сдают фирме, чтобы иметь деньги на поддержание такого дома. Перед домом в саду растут три березки, посаженные еще бабушкой в память о России.

        Дедушка и бабушка Эрдмуте до революции жили в Петербурге, где были владельцами сталелитейной фабрики на Васильевском острове (она до сих пор существует). Во время революции восставший народ, как водится, повесил богатого фабриканта на дереве, а его жене, беременной Эрдмутиной мамой, как-то удалось спастись и добраться до Германской границы. Но, несмотря на такие страшные испытания, бабушка Эрдмуте сохранила в своей памяти любовь к России, знала много русских традиций, а также русский язык. Все это бережно и любовно передавалось внучке. Потом я увидела в их доме множество русских вещичек – от самовара и матрешек до старинных дореволюционных открыток.

       Нас встречают Харальд и Эрика. Я знакомлюсь с мамой, очень худенькой, приветливой, живой, великолепно одетой 80-летней женщиной. Эрдмуте показывает мне мою комнату, я переодеваюсь, и мы идем в гостиную ужинать. Мама (Erica de Вагу) сама сервировала стол, изящно, тонко. красиво, просто произведение искусства!. Гостиная - очень большая, полу-разделена на две части. Мебель, картины и украшения – все в духе старинных дворянских усадеб.

Позднее я выяснила, что это так и есть, они – выходцы из Франции, дворяне (de Bary). В этой комнате и родилась Эрдмуте. На столике в углу стоит женская статуэтка – это Diotima, та самая женщина, в которую был страстно влюблен поэт Гёльдерлин, служивший у них в доме гувернером ее детей, и посвятивший ей своего "Гипериона". Диотима была замужем за одним из предков Эрдмуте де Бари! Я, возбужденная всем увиденным и услышанным, с трудом засыпаю на новом месте…

       Наутро после завтрака Эрика сопровождает меня смотреть город. Она по-русски не знает ни слова, но как-то мы друг друга понимаем. Она показывет мне Гёте-Университет, русский курс, который заканчивала Эрдмуте, своё бюро факультета искусств, секретарем которого она работает. Затем мы идем в мемориальный музей, дом, где родился Гёте. Потом гуляем по улицам Франкфурта, фотографируем. Ей понадобились наличные деньги, мы подошли к специальному автомату, и она показала мне маленький "фокус": сунула в щелку свою чековую книжку, набрала определенный код, и через несколько минут автомат выдал ей нужное количество купюр. Надежно, выгодно, удобно!

       Мы выходим к Майну, стоим на мосту – любуемся видом набережной. Заходим в большой универмаг, что-то покупаем и, наконец, усталые возвращаемся домой к обеду. А вечером к нам должны придти две русские пары, которые гостят у знакомого Харальда. Эрдмуте хочет устроить литературный вечер, я буду читать Цветаеву, кто-то еще что-то. Оказалось, что они только вчера приехали из Москвы. Я, конечно, с расспросами – как там? Говорят, стало еще хуже: холодно и голодно, магазины пустые, в банке за валютой пришлось стоять всю ночь.  Да, кажется, я совсем отвыкла от России, я уже с трудом это воспринимаю.

        После ужина было чтение стихов: Цветаева, Есенин, Некрасов. Встреча прошла удачно, а после их ухода мы все ещё долго сидели в гостиной: меня просили рассказать о жизни Цветаевой (на немецком!),  и  я  весь вечер напряженно упражнялась в устной  немецкой речи,  шел интересный разговор об отношениях и переписке Рильке – Цветаева – Пастернак. Меня просили несколько раз перечитывать стихотворение "Бузина" – очень нравилось, как музыкально оно звучит по-русски. Утро следующего дня было солнечным, и я фотографировала дом, сад, комнаты и хозяев. 

     Потом по моей просьбе мама принесла семейные альбомы, и мы  смотрели фотографии.  Я догадывалась, что Эрдмуте  была красивой в молодости (она была актрисой Франкфуртского театра до замужества), но увиденное превзошло все мои ожидания.. Это просто звезда, прима! Видя мой восторг, мама дарит мне несколько ее фотографий. Много было снимков ее домика (дачи) в Ирландии, где  она проводит летние каникулы, ирландских пейзажей...

       Потом на несколько минут зашла ее дочь Таня.  Мы знакомимся, я дарю ей русский сувенир – павлово-посадский платок,  и она мне – целую сумку подарков.  Таня по профессии – юрист, сейчас у нее так много работы, что, несмотря на выходной, взяла работу на дом и сидит не разгибаясь.  Меня это немного удивило, ведь я знаю, что она вышла замуж за очень богатого человека, выходца из Польши, и казалось бы…  Но,  видно, работа у них превыше всего.

        Да, но надо спешить, обедать и нам пора ехать – меня ждут в Штутгарте,  а ей надо домой,  завтра в школу.  О,  как мне не хотелось отсюда уезжать! Тепло прощаемся с Frau de Вагу и Эрикой, а Харальд на машине доставляет нас на  вокзал, там прощаемся с ним...

      У  нас с  Эрдмуте  еще  есть время – ее  поезд через 20 минут,  а мой через 30 минут  –  и  мы берем тележку, ставим туда свои вещи и идем к расписанию, где она дает мне последние наставления о Базеле. Это были РОКОВЫЕ МИНУТЫ:  наши вещи стояли на багажной тележке, я сняла с плеча свою сумочку, достала карандаш и конверт с билетами на Базель и стала на  нем  записывать.  Сумка стояла рядом – а через  секунду,  когда  я хватилась, ее уже не было...  Я не верила своим глазам и спрашивала:  «А где  моя сумка?  Где она?».

  Вслед за мной начала спрашивать и Эрдмуте:  «А где же твоя сумка?! Wo ist deine Таsche?!».  Так, спрашивая друг у друга и на немецком и на русском, мы бродили по вокзалу...  Все сочувственно на нас смотрели. В сумке у меня было всё самое важное: паспорт, ВСЕ деньги (250 DM), обратный билет Базель-Москва, словари, дневники, конспекты с конгресса и фотографии!

       Эрдмуте первая очнулась, взяла себя в руки и сказала: "Теперь о
Швейцарии речи быть не может, мы идем в полицию и звоним в Штутгарт
Юлике, чтобы она тебя не ждала". И она начала действовать, а я плача,
сморкаясь и причитая, ходила следом за ней, с трудом соображая, что же
мне теперь делать… Эрдмуте успокаивала: "Ты теперь должна быть, как
солдат. Смотри на меня!!! Я уже веселюсь!" Но когда я осознавала, ЧТО ЖЕ
у меня исчезло – горю  моему не было конца.

       Четыре  страшных часа мы  вместе провели на  Франкфуртском вокзале: в бюро находок – оставляем заявление,  в полиции – получаем  документ о проишествии,  звоним из телефонов-автоматов и т.д. (позднее я узнала, что она тут же позвонила домой, и мама очень плакала, а Харальд и Эрика тотчас приехали на вокзал и, надев пластиковые перчатки, перерыли все мусорные ящики, нашли два чьих-то кошелька, но следов моей сумки не обнаружили...)

       Через 4 часа мы садимся в поезд, я еду до Бонна, где мне надо будет идти в советское посольство, а она едет дальше – в Хаген. В Бонне я буду жить  у  Алексы, в двухкомнатной квартире, которую они снимают с Томасом – это в центре, недалеко от университета. Она уже ей позвонила и обо всем договорилась. О, Эрдмуте! Я ценю твое мужество: как ты всё сумела оценить и сделать в эти жуткие первые часы на вокзале 18-го ноября! Расставались мы уже с улыбкой.
                                Продолжение следует.