Radioactive

Тоска.

 
Чашка кофе для меня – эликсир бессмертия. И никакого философского камня не надо, зря Фламель так старался. Цепляюсь за нее, как за спасительную соломинку. Бодрость по утрам все же рекламный миф. 
Мне как-то пластмассово эти дни. Как бы лучше объяснить? Представьте некий котел. В нем плавают части манекенов, обгоревшие куски асфальта и ржавый металл. Бульон из мазута и ядерных отходов. Не от одного ли слова происходят «токсичный» и «тоска»? Я знаю, у кого можно  уточнить, но не стану.
Я нахожу во всем этом какое-то странное упоение. Знаете, меня теперь Чак Паланик вдохновляет. Совсем клиника, правда?
 
I’m waking up to ash and dust,
I wipe my brow and sweat my rust.
I’m breathing in the chemicals…
 
Даже фильмы ужасов удовольствия не приносят, а недавно мне попался один с Бредли Купером и Рене Зельвегер. Мир сошел с ума. И да, трейлер к Сайлент Хилл-2 – дерьмо.
 
I’m breaking in and shaping up,
Then checking out on the prison bus,
This is it. The Apocalypse.
 
Лето рушится. С грохотом, взрывами. Идет трещинами и падает на землю бетонными плитами, хоронит под собой воспоминания: светлые и не очень – всякие. Мне легко поверить в Апокалипсис, вечная стройка под окнами не может наводить на другие мысли. Может, Майя не врали? Может, мы действительно доживаем последние деньки? А письмо из Хогвартса все еще идет…
 
I’m waking up -
I feel it in my bones
Enough to make my systems blow,
Welcome to the new age, to the new age…
 
Осень дышит в спину. Она давно здесь. Я откидываюсь назад, устраиваю голову у нее на коленях. За окном адский шум, даже пластиковые окна от него не спасают. Склоняется, «Страшно?» - шепчет. Несильно дергаю за рыжую кудряшку - «Ни капли». Потом добавляю: «По правде, никогда не любила лето».  «И что, ничуть не жалко?» - вопрос заглушается скрежетом металла об асфальт. «Не жалко.  Это ведь… - неопределенный жест рукой, - Оно…» - силюсь подобрать слова, она терпеливо ждет. В темных глазах застыл вопрос. Вздыхаю, поднимаю голову с колен и переворачиваюсь, опираясь на локти. «Ну сама посмотри – оно единственное из вас среднего рода. Это неслучайно, так ведь? – она выглядит заинтересованной, и я продолжаю уже смелее. –  У него как будто нет имени. Собственно, его вообще нет. Я, по крайней мере, никогда не напишу «лето» с большой буквы. Оно кажется мне громоздким и неуклюжим. А еще лишенным всяких манер». Я невольно начинаю жестикулировать: «Ты же сама видишь эту вульгарность… Его так много, оно такое тяжелое, как оно давит – съедает живьем! Я задыхаюсь. И если бы у него была кровь, она была бы того самого кислотного цвета. А еще оно умеет заражать – вот даже я… как будто…» - не могу нащупать слово и машу рукой. С улицы слышен звон бьющегося стекла. «Оно ненастоящее, и я в нем ненастоящая тоже, - припечатываю. – Бездушная трехмесячная машина тепла».
 
I’m radioactive,
Radioactive
 
Оказывается, до боли стискиваю ее запястье. Ну вот. Обязательно теперь останутся синяки, что за кожа… «Прости, - тру под выступающей косточкой. – Я псих, да?» Смеется своим серебряным смехом и целует меня в лоб. «Нет, - улыбается. – Мне пора». Я вздыхаю и обнимаю на прощание: «Приветы там… Сама знаешь кому». Кивает: «Она не в обиде больше». Отворачиваюсь к стенке и с наслаждением отмечаю, что грохот за окном сменился мягким постукиванием капель о карниз.
 
All systems go,
Sun hasn’t died.
Deep in my bones
Straight from inside.
 
 - Подожди, не засыпай…
 - Мм?
 - Вы правда все в декабре умрёте?
 - Что за глупости? – бормочу сквозь сон. – В 2017-ом дети Гарри в Хогвартс поступают, там же ясно написано…