Зеленое и серебряное

Преследовать свое отражение (предыдущая глава) http://www.proza.ru/2012/11/17/174
               
         ДГ 12а Зеленое и серебряное
                Холодно и зябко. В голове, кроме нужного запаха, ни мысли. Такое со мной бывает редко.  Впереди идут какие-то люди. Я вижу их абрисы на генераторе, и планирую обойти по другой стороне улицы.
                Внезапно в эфире звучит имя Ари. Я слышу все в своем диапазоне, другое дело, что не понимаю в незнакомых кодировках. А здесь - передача на аркчиле. Одна из немногих доступных мне кодировок, и то потому, что меня этому научил Иммаюл.
                "Сохрани мне это! Очень важно!" - Прошу я друга, надеясь, что это одна из его медицинских лекций, и может быть, даже о болезнях легких.
                Возвращаюсь к своему драгоценному следу, и вовремя - прямо передо мной висит светлая фигура. Но это не призрак. Это энергетический остаток стоявшего здесь человека. Этот конкретный человек был здесь более трех лет назад, но именно на этом месте он испытывал такие невыразимо всепоглощающие эмоции, что они надолго отпечатались в гулком пространстве.
                От энергетического остатка веет сильным запахом агрессии, и желания отомстить. Он похож на иглу, запутавшуюся в своей же собственной нити, и беспомощно крутящуюся на одном месте, пытаясь ослабить все туже затягивающиеся узлы. Тот, кто здесь стоял, генерировал негативные чувства с мощью, достойной лучшего применения. А потом пошел, и убил того, чья кровь окрасила стену на постоялом дворе.
                Ненависть и месть. Если бы я только мог объяснить всем и каждому, какой это кармический тупик. Но каждый должен набегаться по своим кругам ада, состоящим из зеркал, отражающих их личное уродство. Где каждое конкретное твое отражение видится тебе как другой человек, окуная в еще более глубокие круги заблуждения о том, как с этим бороться.
                Бодрящий холод заставляет идти все быстрее, а заветный запах – все сильнее и ближе. Внезапно вспоминается приснившийся накануне сон – как будто я нахожусь внутри огромного здания с широкими холлами и большими лестницами. Туда-сюда снуют странно одетые люди. Но мной, вместо любопытства,  владеют слабость, тревога и усталость.
                Вдруг все меняется на глазах - декорации на стенах, одежда людей, и даже форма лестничных перил, но все продожают сновать туда-сюда, как слепые, или заколдованные. И так – снова и снова, всякий раз - разные декорации, но то же здание, и те же люди. Однако изменений не замечает никто, кроме меня. В глаза бьет свет - безмерно яркий, и я просыпаюсь.
                Запах почему-то слабеет, заставляя меня остановиться. Постояв с секунду, вынюхивая нужное мне из тысячи других запахов и нитей, пересекающихся на этом месте, впрочем, как и на всех остальных местах в мире, я слышу обрывок фразы - "... И пока не отомщу, буду носить этот Зеленый Плащ Тоски". Плащ тоски, значит. Весь вопрос в том, это знак отличия, или знак позора?
                Посередине щемящей боли того, за кем я охочусь, и вселенского холода этой ночи, я понимаю значение своего сна – это аллегория бесконечного количества реинкарнаций на одном и том же уровне. Но никто ничего не помнит, и продолжает суетиться без понятия.
                Занятый мыслями, я не замечаю фигуры, появившейся на генераторе. А зря. Едва ли не слишком поздно, но успеваю отскочить от всадника, вылетевшего из темноты на полном скаку, пронесшегося буквально рядом со мной, и с такой же скоростью исчезнувшего в темноте. В свете далеких огней все, что я замечаю – это его зеленый плащ. На резкий и дробный стук копыт накладывается крик - то ли страха, а то ли боли. Мда, кто-то отскочить не успел.
                Поглощенный глубиной и плотностью ненависти того, кто оставил энергетический отпечаток, я не сразу замечаю, что за мной кто-то идет. Скорее, крадется, но у него это не очень хорошо получается.
                Резко оборачиваюсь. Никого. Нет, действительно никого - даже на генераторе. Ладно.
                Кромешная ночь царапает осколками холодных порывов ветра, внушая душе  непоправимую беззащитность. Не то, чтобы я испугался, но уже, наверное, три часа ночи. Почему бы не вернуться домой? След висит тут уже давно, повисит до утра. Но что-то заставляет меня идти вперед. Почему-то нужно успеть именно сейчас.
                Снова шаги. И в этот раз я оборачиваюсь быстрее, чем он успевает скрыться за выступом стены.
                - Из вас никудышный шпион, ваше Высочество. Это последствия малоподвижной жизни. Слуги принесут, слуги унесут. А ваша какая в жизни функция?
                Его круглолицое, если не простецкое лицо выражает искренний испуг, когда я прижимаю его к стене с деланым гневом в глазах. На самом деле мне все равно. Отсюда даже ближе до дворца, чем от нашего постоялого двора. Сейчас возьму за шкирку, и отправлю к папочке. Надоел.
                - Если вам интересно, я знаю, кто тот всадник, который вас чуть не сбил.
                - Я чужд мести. Есть масса других способов потратить свое время с большей пользой.
                - Я имел ввиду...  Он...
                - Идите домой, пока Манихот не протрезвел, и не прибил вас.
                Запах внезапно заполняет все мое существо. Я оставляю принца без сожаления, и бегу по следу. За угол. И снова за угол. Передо мной каменный, крепкого вида дом. В узком окне горит свет.
                На самом деле горит там ревность. Нет, не горит, полыхает. За столом перед единственной свечой сидит совершенно седая женщина. Она плачет, сжимая в руке широкий нож с толстой костяной рукояткой. Вот почему нужно было торопиться.
                Я врываюсь в дом, так как ошибочно полагаю, что она собирается покончить с собой. Но, вместо этого женщина вскакивает, и бросается на меня с ножом. Серебряный водопад ее волос на секунду заслоняет ее руки, и я не замечаю лезвия ножа. Я чувствую, как оно впивается мне под ребро, а вижу ее душу - ликующе, жадно лакающую из долгожданного, запретного Пруда Мести.
                Она успевает воткнуть в меня нож еще два раза, прежде чем я ловлю ее руку, и женщина вскрикивает, щурясь в полутьме. Душа, лакавшая из Пруда Мести, останавливается, и с испугом смотрит на свое отражение в мутной и мглистой воде.
Секундное затишье между нами можно назвать неисчерпаемым, но все равно не выйдет передать его глубину, и главное – выражение лица хозяйки дома.
                - Лутас? – Шепчет она, уже зная ответ.
                - Нет. – Я делаю мучительный вдох, и съезжаю на пол по тяжелой двери, которая закрывается под давлением моего тела.
                - Если вы не мой муж, тогда кто вы, и что вы здесь делаете?
                - Вы очень удачно ударили меня прямо в печень. Впрочем, как и его. Отвечу, если оплатите похороны.
                Она видит кровь на моей одежде, вскрикивает, пятится, и оседает на стул. Не смешно? Хм, а мне показалось – удачная шутка.
                Секундочку. По спине пробегает зловещий холодок, когда кусочки пазла медленно сходятся в одну контрастную, многоликую, запутанную картинку.
                - Вы ждали своего мужа... Как это может быть, вы же убили его на постоялом дворе три года назад, застукав с любовницей...
                При этих словах лицо моей собеседницы искажается от страха.
                - Нет, погодите... После этого вы снова вышли замуж. Латирис. Вас зовут Латирис. И вы опять впали в ревность до такой степени, что собирались убить и этого?!
                Душа Латирис срывается с места, и мчится из заповедных топей Мести в необозримые просторы чистого, неописуемого ужаса, периодически поглядывая вверх в поисках Всевидящего Ока, которое вот-вот должно покарать ее за непоправимое.
                Не так быстро. Я догоняю ее, и бегу рядом, спокойно и размерянно. Даже где-то безмятежно. Обнимаю на бегу, и кладу в высокие травы. И держу ее там, пока она не успокаивается в моих объятиях. Мы лежим в траве, и любуемся манящими небесными далями, где в межзвездных пространствах все летит космический корабль моего безутешного дедушки, знающего ответ на вопрос о том, как спасти Тенедара.
                Очнувшись, Латирис вздрагивает, и смотрит на меня как будто впервые. А я стою рядом, и глажу серебро ее длинных, волнистых волос. Наконец, она набирает в легкие воздуха, и говорит горестно, но спокойно.
                - Я убила его, потому что ревновала. А значит – любила.
                - Ревность – это не любовь, а слабость, неуверенность в себе, форма контроля над ситуацией. Вы убили его не любя, а мстя за то, что он уделял внимание, а значит магическую субстанцию под названием «время», не вам, а вашей сопернице.
                Женщина тяжело дышит, и я чувствую, как слезы вот-вот покатятся из нее, как потоки осеннего дождя по руслу реки, иссохшей, забытой, недолюбленной.
                - И нужно же такому случиться, что, когда я честно решила начать новую жизнь, Лутас сделал со мной абсолютно то же самое!
                - Внешнее поведение ваших мужей, сколько бы их вы ни убили, всегда будет отражать то глубинное внутреннее, что присутствует в вас. Чем быстрее вы осознаете свою личную грязь, тем меньше придется бегать по кругу.
                За моей спиной скрипит дверь, разрушая ломкую тишину.
                - Доброй ночи! – В комнату входит крепкий, коренастый мужчина, и вешает на гвоздь зеленый плащ. – О, Дари, а ты попозже прийти не мог?
                - Лутас, это не Дари. Я сейчас тебе все объясню. – Латирис вздыхает, бросает на меня взгляд сбитого с толку человека, и, как бы очнувшись, прячет под стол окровавленный нож. 
                На секунду мне кажется, что она перестала видеть в Лутасе агрессора, рвущего ее невинное сердце на куски без причины, и стала узнавать в нем то, что всегда прятала в себе. Огромный, и невиданно быстрый шаг в кармическом озарении.