Ложе. Белогвардеец

 Весь день Александра Васильевича не покидала тревожная мысль о Гере. Он доверил маленькую беглянку хорошим людям. Митек обязательно довезет её до монастыря. Конечно, автобусы сейчас контролируются, но не шмонают по полной. С документами у него все нормально, маршрут не федеральный. Должны доехать.

 Ну а Генке, отцу Геннадию, сам Бог велел. Схоронится маленькая душа в отдаленной келье. А там с паломниками затеряется. Найдет Генка способ добраться до Афона. Там посвободнее.

 Только и мог утешать себя мыслями Александр Васильевич. Вечером за вечерней молитвой краем глаза ловил знакомый профиль. Эмма, устремив глаза к Спасителю, беззвучно повторяла простые слова. А что они могли ещё сделать для Геры? Крендель обязательно нагрянет со своими дружками, да ещё с собакой. Поиздеваются над ребенком и отправят на "перековку".

Это формально сын за отца, вернее, дочь за мать, не отвечает. В жизни все сложнее. Особенно, когда самое низменное находит поддержку. Когда на первые роли выходят такие "кренделя". Им самое то. Чин есть, что ни наесть, мелкий и ничтожный, но чувство власти над другим бьет дурно в голову. Вот и куражатся под маской благодеяния. За веру, царя и отечество. Беснуются, кричат на площадях с пеной у рта. После этого "пенного шоу" задирают головы, высматривая, кого бы ещё подравнять под общее безмозглое стадо. И встретив иное, месят судьбу его в угоду вышестоящему такому же моральному прыщу.

 Он кожей чувствовал, что Эмма, хоть и обращена сейчас к высшему, но думает о Гере. И не перестанет, пока не получит благую весточку. Что малышка в безопасности, рядом с родными.

 -А как ты догадалась так? -шепотом спросил Александр Васильевич.-Ну, когда Крендель со своими пришел?

 Эмма, не отводя взгляда от икон, успокаивающе положила тонкую ладонь на его коленку. Лишь на сон грядущий, когда они уже лежали на митьковской кровати, рассказала странную историю, приключившуюся с ее прабабушкой сто лет назад. В иные годы за подобное можно было легко расстаться и самому с жизнью. Поэтому и передавалась история только своим, самым близким по крови. Хотя и это не гарантировало непосредственного её участника от больших неприятностей.

 Но время шло, история всей страны переписывалась набело и случай спасения от рук убийц по матрасом остался тихой семейной легендой. И слушая её в полусне, Александр Васильевич вдруг сам перенесся на сто лет назад. Его безусое лицо освещено зарницей от пылающего соседнего села. Его друзья, такие же безусые юнкера, остались лежать на красном снегу, устремив свои чистые глаза в морозное звездное небо. Он, чудом избежавший острого клинка, мечется среди притихших хат. Порванная солдатская шинель с чужого плеча, не по росту, мешает бежать. Из памятного лишь маленький терновый венец из серебра, перекрещенный мечом, спрятан на груди. Тогда, в восемнадцатом, он получил эту награду из рук самого Антона Ивановича, одного из главных первопроходников. Тогда, чудом выжив, юнкер чуть было не задохнулся от хлора, которым красноармейцы выкуривали их из леса. Тогда они впервые столкнулись с новым оружием и вместо привычного разрыва снаряда получали смрадное, зеленовато-желтое облако. Судьба, в виде легкого ветерка, вновь сохранила его молодую жизнь.

 И вот теперь предвестники архангелов зычными голосами красных казаков тешились над потерянной судьбой. Животное чувство поставило на карачки, заставив переползти к соседней хате. Он не надеялся на спасение. Никто здесь, как и в других селах, не пустит на порог беглеца. Приказы Тухачевского  не обсуждали. Они здесь вдалбливались пулей укрывшим белых бандитов. Без суда и следствия, прямо у тына. Разор только что теплого жилья довершали донесшие соседи.

 Без надежды, по-собачьи, он ткнулся в дощатую дверь. Она вдруг поддалась, узкой темной щелью открывая то ли путь к минутному спасению, то ли долгую мучительную смерть. Дальняя горенка встретила вдруг знакомым ароматом. Так пахло в маминой спальне, куда он пробирался утром, чтобы свернуться калачиком и уткнуться в такой родной бочок. Мама клала теплую руку на его затылок с белесыми завитушками и они вновь засыпали беззаботно и счастливо.

 Сейчас же его затравленный взгляд отразился заревом дальних пожарищ в таких же испуганных глазах. Позади заскрипела входная дверь. Густой бас вернул к реальности.

 -Господи, спаси. Спи, дочка.

 Сидя под кроватью, юнкер забылся на мгновение. Грохот приклада в дверь вновь заполнило измотанное молодое тело животным страхом. Каждая его клеточка кричала, не надо, не надо. Под градом ударов дверь готовы была слететь с петель. Вдруг он почувствовал на своем затылке теплую руку. Она схватила его отросшие за время скитаний поседевшие завитушки и потянула к себе.

 Сапоги уже гремели в передней, когда он забился между полотняным ковриком на стенке и матрасом. Лишь на миг он коснулся молодого тела своей нежданной спасительницы. До него долетали, приглушенные матрасом, злые слова вошедших.

 -Он не мог далеко уйти. Здесь он, Смотрите по полом.

 Разделенный матрасом со своей спасительницей, он тем не менее чувствовал её дрожь.

 -Больна она, вашеродие. Вчерась занедужила, -донесся сдавленный голос хозяина.

 В ответ грубо:

 -Были благородия, да вышли все. А последышей беспощадно докончим. Вместе с их укрывателями. Скажи лучше сам. Или хату подпалим. Тогда сами повылазите.

 -Не допусти, сынок. Нет никого. Дочка больна.

 И вновь грохот сапог.

 -Похож, ушел ошметок мамонтовский. Пошли, похоже, девка-то тифозна.

 Лежа под матрасом, он провалился в небытие...
                ***

 -Вот такая история, -закончила Эмма, возвращая Александра Васильевича в реальность. -Он оставил прабабушке тот серебряный терновый венец. Я тебе показывала нашу семейную реликвию.

 -И ты...-догадался Александр Васильевич, вспоминая переданную женой новенькую "тамбовку"

 -Нам же нужна была  новая кровать. А тут ты...купил.

 В голосе жены промелькнуло легкое сомнение. Стараясь развеять его, Александр Васильевич нашел комплимент.

 -Ты у меня удивительная. Вместо новой кровати отдать на такое.

 -Какое такое? -повернулась Эмма к мужу.-Ребенок, это не такое. Это душа, может, сохраненная нами. А потом мы же  на новой кровати.

 Засыпая, он вновь бежал по заснеженному полю. За ним гнался, оскалив желтые зубы и размахивая шашкой, Крендель в краснозвездной буденовке. Лишь прижавшись к теплому бедру супруги, Александр Васильевич отогнал навязчивое видение. Новая кровать при этом подозрительно скрипнула...