Дурочка

(рассказ с рифмами)

Ты терпеть не можешь хот-догов,
а потому
в этот день ты твердо нацелена на шаурму –
это штатная ситуация: на ходу обедать вне дома.
На остановке толпится народ, собирается дождь.
Ты теребишь в кармане сотню и очередь ждешь –
тебе бы еще и соком запить, если так, по уму.
Да что ж
они там – коллективно все впали в кому?
Боже мой, шаурма, она есть шаурма, а лапша – она есть лапша!
Да о чем тут спорить-то?! Жуй и другим не мешай...
Твой не кормленный сутки живот
уже выдает
такие соло,
что не снились в кошмарных снах музыкантам КиШа.
Говорят, он не тетка – голод...

Вдруг тебя толкают, дергают за рукав,
ты оглядываешься, как цепной волкодав –
какого черта, блин, кто там в танке?!
– Извините, – шепчет бабулька в сером платке,
задевшая сеткой-авоськой тебя по руке.
Бабулька в чужом залатанном пиджаке,
в авоське – смятые жестяные банки
и пивные бутылки...
И ты выскальзываешь из очереди, из-под козырька в дождь...
достаешь
из кармана помятую влажную сотню... Люди мрачно глазеют – кто-то с ухмылкой,
кто-то многозначительно чешет в затылке...
Бабка смотрит на тебя, как на пришельца из космоса – даром что без антенн.
На нее же всю жизнь было наплевать – глубоко и всем...
И тут она все понимает, и начинает трясти
головой в платке, заклиная Бога тебя спасти,
говорит, что поставит тебе за здравие свечку в церкви.
А тебе, идиотке, стыдно за свою сотню почти до слез, будто это твоя вина,
что вот эта бабка никому, к чертям, не нужна,
что она
под дождем собирает бутылки – и молча терпит...

Можно сколько угодно трепаться, что ты не понимаешь каких-то простых вещей,
что жизнь не та,
что инициатива наказуема вообще,
а особенно доброта,
что даже если ты просто на улице подберешь кота –
всегда
найдется тот, кто покрутит у виска выразительным жестом: куда?!
Или ты хочешь кошатиной торговать на вес?!
Тебе же растить ребенка, платить кредиты...

И ты говоришь трясущейся бабке: «Идите,
иначе промокнете – вон начинается какой дождь»!
И отворачиваешься, поскольку почти ревешь,
скрываешься под навес.
Как в театре – «аплодисменты, занавес».
______________________________________________

Тебе было пятнадцать... И под точно таким дождем
ты бежала во двор с обожженным бездомным щенком,
прижимаясь к маленькой морде щекой,
и шептала ему: «Потерпи, все будет хорошо»! – будто он поймет.
Ты как танк ломилась в квартиру соседки-медсестры,
со слезами ее умоляла: посмотри,
неужели ничего нельзя сделать?! Хотя бы лед
приложить... Ты что, не понимаешь, что он – умрет?!
Что он – навсегда умрет?!
 
Этот песик умер у тебя на руках, и потом
долго было стыдно до слез – фиг поймешь за что,
будто ты его подожгла... А дома был нагоняй за испачканное (мамино, кстати) пальто...

Тебе исполнялось двадцать три, и ты собрала друзей –
посидеть в одном баре, себя показать, на других поглазеть...
И сидеть бы вам мирно, глазеть, да вот как назло,
за соседним столом
разревелась какая-то девка... Вокруг отдыхал культурно отвязный народ;
ее подружки у барной стойки давились пивком,
где какой-то веселый парень орал в микрофон,
предполагая, видимо, что поет...
В общем, ночь как ночь...
Ты вздохнула, подсела к ней с бумажным платком...
Спросила, не можешь ли чем помочь...
Она объясняла долго и путано... оказалось, вчера,
точнее, уже сегодня, у нее погибла сестра –
занесло машину на скользкой дороге где-то в горах...
Ты не то чтобы поняла, как можно сидеть в этой конуре,
уливаясь слезами по погибшей сестре,
а не мчаться домой... но все люди разные, еще не значит, что эта девочка – законченная сука...
И ты выловила из сумочки «Ново-пассит»,
нужно, говоришь, будет еще – попроси...
В это время тебе сзади на плечо кладут руку...
В общем, людям, которым минутой ранее
было искренне и глубоко плевать, как ни странно,
что в полуметре от них о чем-то уже полчаса убивается человек, не преминули позвать охрану:
кто тебя знает, что за таблетки ты ей суешь?! Развелось, блин, вокруг наркоманов...
Объясняться пришлось битый час...
Охраннички – ну, они же профи! –
еще долго сканировали взглядами твое лицо, запоминая на всякий случай анфас
и профиль.
(Кто знает, тот знает, как оно).

Ты бросила всех. Некрасиво, но ты ушла – по холодку,
растирая перчатками потекшую тушь у скул,
скользила, матерясь тихонько, по мартовскому ледку –
какой уж тут праздник, если в душе накакано.
___________________________________________________

И вот тебе двадцать восемь без малого, ты молодая мать.
С хот-догов и прочей нечисти тебя начинает рвать,
но на шаурму
сегодня уже не хватит, и потому
в ожидании маршрутки ты давишься сухой булочкой...

Что с тебя взять,
раз по жизни дурочка.

2012