Адаптация параболической лучезарности

Как сказать что я осуществляю акт полубреда? Хлебные крошки зависают спиралевидностью в нескольких миллиметрах от пола. Улыбаясь, упорно и беспринципно издавая монотонное «Опа, опа, опа, опа – тарам – пам – пам», я уподоблен шурупу, связывающим наполненные синим вязким гелем ванны с мудрым ядром планеты Земля, приготовившемуся к необратимому провальному митозу. Я испытал регрессию, и хотя до актов орального вандализма ещё далеко, тяжёлое лёгкое словно тёплая мантия укрывает меня, о, это тёплое, пористое лёгкое горбатого кита, похожего на интеграл… Не понимая в структурных ходах мира ни бельмесА, я помещаю в Эйфелеву башню небеса и три колеса, я не пожалел белых субстанций, вернувших мне сублингвальную радость и ватные конечности. Моё веер реальностей готов к заселению и длительным посевным работам. Металлические семена взлетели, чтобы взойти на развоплощённых полях оранжевых геликоптеров, выблеванных солнцем. Дирижабли неспеша покидают комнаты стратосферы, их ноги путаются в складках спущенных брюк, они разрывают сосуды. Когда я уже знал что это случиться, оно потеряло шанс на воплощение в жизнь.

О, мой космос! Лицезрение страдающего инсомнией гуся в аорте, шипение шеи, ласковые лавки беспредметных парковых мероприятий, я мутен и везуч. Результаты выдаются в ложках столовых, с горкой, стволовые клетки катаются с горки на наклонных, заиндевевших глиальных дорожек. Нам весело и хорошо, снег в перчатках указывает путь. Мы несём тонкие доски бреда, несём их и возносим их в стратосферу, сами же продолжая возноситься и далее того. Если очень много раз повторять «красота красота красота красота красота», она тереят смысл. И это очень красиво. Красота крысы той и изящество из ящеров. Звездоглавые выстуканы истуканеисто стоят в стакане, высотой своей подминая звёзды и поминая весну недобрым словом. Я заперт в стакане, я призрачно лаю, я кусаю барьеры, я извиваюсь как пронзённая щекотными мыслями в позвонках змея. Я хочу рая на земле, пусть даже ценой нескольких зубов, сломанных о сморщенный от времени и затвердевший плод познания. Увы, плод хищен, и змей, охраняющий его по сравнению – сущий ягнёнок, ведь он съедает снаружи, а Плод – изнутри. Плодовитость плута, полосатый плуг блуда. Парады пляжных паладинов с полотенцами, уголки которых виднеются из полостей. Я очарован ****скими балладами. Я сошёл с того, чего нет ни у кого. А масса нетто есть у каждого. Нет, это не то что есть у каждого. Инета нет у какашек. Поэтому какашки живут другой жизнью, в иных сетях и трансформариях. Нити Ницше в немой тиши… Не мои мыши, нет моих мышей. Не мои мышцы и не мои мысли. Я не мою мюсли и не молюсь между. Промежутками между, я растил свою сонную межу, я растлил и перекрасил одежду, чтобы окраска её воскресила надежду между. Я покраснею, и собственное сердце на весах мирового баланса взвешу, подложив в весы заранее припасённые гирьки. Тягай гири, и Анубис будет обманут твоей овечьей шкурой, разглядев тебе волка но не узрев внутреннюю овцу. Ты скажешь мне – возьми и съешь ещё немного сердец – но я ведь не буду, мне и так много, да и не хочется мне будить Будду, кем бы он не был, его сны не для нас и не для публикаций в жёлто-бурой прессе, что прячется под прессом концептуальности, и квасит вместе с магической капустой. Вас не колбасит? Тогда мы бросаем всё, и о да, да, мы идём к вам.

«Да ведь они же всего лишь приматы, ещё и алкоголики к тому же!» - и дверь захлопнулась. Я готов съесть тебя, детка! Уже в силу объединяющей нас антропоморфности… Приключения таятся в каннибальных кухнях, забыв ключи в местах предварительного злоключения, каннибал отправился на бал кукол, где он долго рыгал и пукал. Если ты встретишь поставщика космоса – убей и его и себя. Задуши себя его длинными, лохматыми космами, прочитав предварительную молитву богине Кали и великому богу Космо. Не коси косметической косой людские лица. Я знаю, ты это можешь. Кто рассказал нам об этом?

Я снял с себя короны, скипетры, нимбы и крылья, без них я гол, без них я обмазан калом, мочой и кровью, удушающие осьминоги ожерельями на шее, их щупальца напряжены беспредельно, их лица лишены смысла. В руках – мокрое оружие, оранжевые светящиеся лабрадоры извергаются потоком горькой рвоты, камни плавающие в реках магмы охотно принимают их, не боясь обжечься. Кривой и зазубренный воздух Книги рушит земную кору, кора моего мозга испугана и гиперактивна. Я помещаю в себя чёрный куб, я прошёл сквозь механизмы холодной невидимкой, я невредим и непоколебим в своей гнилостной уязвимости. Мне больше не снится родная местность – её место заняла другая местность, родная в ещё большей степени. Нет больше мест и нет больше мести. Давай месить мистику вместе? Я принесу тебе миску, я взращу колбасу, я продену сиськи через компакт-диски, и, о боги, зловонный ручей из молекулярно-поносовых лучей невообразимо близко!

В моём тепловизоре роятся эмбрионы религий, я подобен рептилии, я медлительно пьян, я мучительно трезв, на сгибах ветвей ярко фосфоресцирует надрез, я пришёл, чтобы осуществить наезд, но я мягок и неподвижен как древняя губка на дне морском, и так же бессмертен, в радости аморфных амуров. Через звёзды – обратно к терниям, я нелогичен – почему? Может быть, во всём виновато море? Ведь всего меня нет даже у меня самого… Ты пришёл посмотреть моё лазерное шоу? Тогда готовь плоскогубцы…

Ошибка 404, сервер не найден, попробуй ещё раз, подождав более двух десятков веков, может быть браузер всё же загрузит страницу а пока… Я слышу, как на дне колодца кто-то рисует в тишине автобус, он курит радугу, он гнёт свои линии в дуги, грани уже потеряны, что есть смысл если не мысль о бессмысленности? Беспощадно бежать, цепляясь за края, куски ткани, составляющей одеяние на всех столбовых клетках, на всех столовых вагонетках, кругом складки складки складки… Я иду на склад, не для того чтобы сложить голову с плеч, но за новыми головами. Его тело было превращено в лабораторию по синтезу сверхмощного препарата, когда это стало известно властям, его тело было конфисковано. Но главная часть лаборатории находилась всё же в душе, в тело сбрасывались лишь отходы производства, которые и сами по себе были удивительны. Единственное, что было найдено – эликсир бессмертия, который был брезгливо вылит прямо в резервуар с питьевой водой, которой пользовался весь город. И бессмертие стало столь же непоправимым, как и смерть.

Мой город неповторим, как сама смерть. Давай поговорим о картоне, о мерах длинны и веса, об архитектуре ушей… О мёртвых мирах, громадной протяжённости, о долгих невесомых ушах безмятежного эмбриона, чьё лицо в складочках. Склады словно веснушки на лице блаженного зародыша. Если подставить ветру лицо, склады будут сметены. Сметана в смятении – смятое сытое семя смеётся и стынет, постепенно синея. Есть стихи я больше не умею, уши свёрнуты в трубочку, я стремительно глазею.

Выброс энергий был роздан за копейки властелинам этого мира, им же на погибель. Бережно взращённый позвонок – что-то вроде прибрежного трона, последнее психотронное прибежище массового поражения. Киты приплыли к побережью посмотреть – так теперь и смотрят, а некоторых из них заковали в скафандры и пустили пастись на орбиту.

Это было – как беспредельное соревнование будильника и живущих в его механизме газообразных гарпий, почесать бы пружину пока не забыл, ведь в перекрашенных печах всё те же угли, и всё те же углы, они так безмятежны… Увидеть бы свои уши – но только как отражение в глазах смотрящего, всегда разного. Я покрашу кончики ушей синей краской, пусть у меня будут синие уши, а лучше я сделаю на них зеркальное напыление – тогда каждый, кто решится заглянуть в моё ухо, увидит собственное лицо, наложенное на мои ушные лабиринты. И всё что было, встряхнётся до этого момента. И останутся только уши на снегу, я уже не могу дотянуться до нитей, что тянутся из облаков, сомкнуть свои губы на извивающейся приманке и долго падать вверх, ради спортивного интереса того, кто рыбачит там, на небесах… Стоило ли жить ради стойла?

Не отвергая рыбачий рычаг я продолжаю лаять на отвёртку. Бешеной собаке 100 верст не круг, бешеная собака ведь вообще не циркуль, она просто похожа, но она не виновата. Она не винтовата, и не шурупообразна, и потому отвёртка мне больше не поможет. Вкрутить саморезы в крышку набитого мирами гроба, и забыть. Забить гвозди и вращаться. Заходите дорогие гости, в нашей программе сегодня – Гвозди!!!



пятница, 20 февраля 2009 г.