Маргариновые боги

Блеск лезвия охлаждённых, мерцающих пузырьков отразился в недоумённом лице оранжевого пульсара. Заливая всё круглым молоком своих вспышек, он не боялся смеха бактерий, вечной зимы и самых страшных имён. Он – молния во плоти. Когда святые яды жаждут, чтобы их втёрли в пенопластово-мягкую кожу, когда уксус варится в вымени металлического муравья, разносторонние вспышки колобка заставляют поля дверных ручек забыть о выпуклости и вогнутости, и изгибаться, уплощаясь в обширные столы, протяжённые в вакууме на многие световые лета… Его горло щекочет поток деревянных квантов, несущих оранжевые подставки для огня и перьев, умывающихся раскалённой плазмой, растирающих вращение податливого, как желе, эфира.
Пульсар ознаменовался туманом близящегося распада, когда от его лучезарной, шарообразной болванки стали отслаиваться изодранные в лохмотья паруса подгнивающей кожи, с каждым разом всё более толстые. Кожа, утолщаясь, одаряла себя неосмысленными подробностей в виде наростов, пигментных пятен и покорёженных акульих зубов. Фрагментарный хаос представал перед его отчаянно чесавшимися от космической пыли глазами. Рёбра прорывали звёздную плоть и ветвились, угощая фосфорецентным мясом рыб и миски голодных челюстей. Он продолжал блевать вселенными, которые лились узорчатым потоком из его обожжённого пищевода, припёрдывая и разделяясь на потоки. Взглянув на термодинамическую смерть мира, пульсар будто подавился велосипедной цепью. Скорости забили бронхи. Альвеолы переполнены мазутом. Поток металла из лёгких…

Стоя по колено среди пузырьков и белого шума, развоплощённый Дунгунр поводил долгой, позвоночной рукой, жестом сеятеля приглаживая поток микрочастиц, струящихся с горы гигантских голографических макарон. Весь закованный в дюраль, механический конь Дунгунр втирал священные яды в трепещущие мембраны разноликих ракообразных богинь с тридцатью парами кривых, зазубренных лап. Дунгунр варил мир в котле с ипоксидкой.
Молоху он пожаловал молот, Мрачному Жнецу он пожаловал серп. Многоликое пламя, смотрясь в зеркало, видело себя мигалкой вязи или лужей оранжево синих пустот, вязких, совершенно ненужных, тёплых и холодных одновременно. Болото звёздного юмора и отчаяния животных. Сбрасывая кожные покровы, они входили одни за другими, и их вереницу пожинал неумолимый экскаватор, натёртый маслом пихты.
И вот, Мрачному Жнецу грозит смерть, а распутывать провода в состоянии только палки, и некоторые виды пиццы. Однако, не теряя присутствия духа, мы ожидаем и творим дальше. И приходим к памяти болезненных и ихвращённых попыток гибридизации дьявольского и человеческого.
Однако подземелья ещё дышат физиологией монстров.