Укрощение строптивой, 3-2

АКТ ТРЕТИЙ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Падуя. Перед домом Баптисты.

(Входят Баптиста, Гремио, Транио, Катарина, Бьянка, Люченцо и слуги.)

БАПТИСТА (Обращаясь к Транио):
Сеньор Люченцо, день настал,
День свадьбы Катарины и Петручио.
А зять не проявился до сих пор.
Ведь это – для семьи моей позор.
Священник приготовил и венец и речь,
Жених решил всем этим пренебречь.
Как вы, Люченцо, это назовёте?

КАТАРИНА:
Позор не ваш, отец, а мой.
Меня отдали сердцу вопреки
Безумному и грубому мужлану.
Жених так свататься спешил,
Что день венчания забыл.
Безумец этот ради шутки
И день и час помолвки назовёт,
Гостей на праздник позовёт,
Но сам на свадьбу не придёт.
Народ же будет насмехаться
Над Катариной издеваться:
«Была бы у Петручио жена,
Когда бы повенчалась с ним она».

ТРАНИО:
Баптиста, Катарина, потерпите,
Сейчас его так строго не судите.
Клянусь: его случайность задержала.
Хотя он в самом деле и проказник,
Но уверяю вас – не безобразник.

КАТАРИНА:
Уж  было б лучше не видать его совсем!
(Уходит в слезах в сопровождении Бьянки и слуг.)

БАПТИСТА:
Ну, полно, девочка моя,
За слёзы упрекать не буду.
Такая рана не по силам и святой,
Иди свою строптивость успокой.

(Входит Бьонделло.)


БЬОНДЕНЛЛО:
Синьоры, новость! Старая притом.
И так она забавна, что на сегодня станет главной!

БАПТИСТА:
И старое и новое в одном?
В уме ли ты своём?

БЬОНДЕЛЛО:
Что есть жених Петручио – та новость устарела,
А то, что едет он сюда – совсем другое дело!

БАПТИСТА:
Он здесь?

БЬОНДЕЛЛО:
Нет, сударь

БАПТИСТА:
Что ж тогда?

БОЬНДЕЛЛО:
Он направляется сюда.

БАПТИСТА:
Когда же здесь он будет?

БЬОНДЕЛЛО:
Когда пред вами станет, как и я.

ТРАНИО:
Что к новостям потрёпанным ещё причислить хочешь?

БЬОНДЕЛЛО:
В камзоле старом едет он и в новой шляпе, в штанах залатанных три раза,  а сапоги – коробки из-под свечек: одна с завязками, другая – на застёжке, из старых арсеналов – ржавый меч без рукоятки в рваных ножнах. А тащится под ним хромая кляча, на ней седло, изъеденное молью и разные повисли стремена. В болячках лошадь, в лишаях спина, отвисли губы и со свистом дышит, на каждом шаге спотыкаясь, она едва ножонки волочит, а всадник на неё кричит и, чтоб лошадке не упасть, натягивает вожжи. Они порвались в нескольких местах и связаны узлами. Подпруга из шести кусков, подхвостник бархатный бечёвками скреплённый с инициалами от дамского седла. 

БАПТИСТА:
И кто ж его сопровождает?

БЬОНДЕЛЛО:
Его лакей, сеньор. И, господом клянусь, обряжен также как его лошадка: одна нога в чулке, другая же – в  кирзовом голенище, подвязанные лентами цветными. На голове – потрёпанный цилиндр, украшен не пером , а сборником похабных анекдотов. То не слуга христианина, тем боле – дворянина, а настоящее чудовище, и только.

ТРАНИО:
Какая-то здесь кроется беда,
Он одевается без вызова всегда.

БАПТИСТА:
Неважно в чём, а важно, кто идёт.

БЬОНДЕЛЛО:
Он, сударь, не идёт.

БАПТИСТА:
Не ты ли нам сказал: «идёт»?

БЬОНДЕЛЛО:
Петручио идёт?

БАПТИСТА:
Петручио идёт.

БЬОНДЕЛЛО:
Сказал я, что идёт лошадка, а он – сидит верхом на кляче.

БАПТИСТА:
Ведь это он – и не иначе.

БЬОНДЕЛЛО:
Нет-нет, святоша Джеми,
Клянусь деньгами всеми,
Конь и ездок,
Имея шесть лохматых ног, -
Ни человек, ни животина,
А неизвестная скотина.

(Входят Петручио и Грумио.)

ПЕТРУЧИО:
Ну, где же знать? И кто же дома?

БАПТИСТА:
Добро пожаловать, сеньор.

ПЕТРУЧИО:
И всё же – не к добру.

БАПТИСТА:
Но всё же – от  добра.

ТРАНИО:
Добро – к добру, а вот наряд – недобрый

ПЕТРУЧИО:
Имея лучшее, облёкся бы лишь в это.
Но где же, Кейт, прелестная невеста?
Отец и гости, что печалит вас?
Обозреваете меня, как монумент,
Как чудо дивное, как звездную комету.

БАПТИСТА:
Вы знаете, сеньор, сегодня – свадьба.
Задержкой вашей обусловлена печаль,
А от наряда вашего она усугубилась.
Костюм позорный с торжества снимите
Событие от хлама, пересуд  освободите.

ТРАНИО:
И что ж за случай вас к невесте не пустил,
Да так еще нещадно износил?

ПЕТРУЧИО:
Рассказ мой нуден и сейчас не к месту.
Скажу одно: дал слово и приехал,
Хоть слово по пути и задержалось,
Но много смысла в нём ещё осталось,
Когда поведаю – мне скажите спасибо.
Где Кейт? Разлука сердце гложет.
Ждать церковь более не может!

ТРАНИО:
Идти к невесте в этом неприлично.
Есть у меня для вас камзол отличный.

ПЕТРУЧИО:
Я к ней иду, как есть – иного не советуй.

БАПТИСТА:
Надеюсь, будете венчаться вы не в этом?

ПЕТРУЧИО:
Нет, в этом! И довольно слов.
Меня она берёт – не платье.
Ах, если бы сумел я воскресить себя,
Когда она меня, как эти тряпки, измочалит,
То в жизни нашей не было б печали!
Да что ж я, дурень, с вами здесь болтаю?
Пора печать мне на уста невесте наложить,
Чтоб на неё законные права заполучить!

(Петручио и Грумио уходят.)

ТРАНИО:
Есть разум в сумасшествии его.
Его одежда – подтверждение сего.
Но, по возможности, его заставить надо
Избавится до церкви от наряда.
БАПТИСТА:
Пойду за ним и посмотрю, что будет.

(Баптиста, Гремио и слуги уходят.)

ТРАНИО:
Решить её любовь здесь ничего не может,
Согласие отца для нас – не менее дороже.
А потому ищу я человека,
Сыграть Винченцо, батюшку из Пизы,
Чтоб исключить ненужные сюрпризы.
Он в Падуе поручится за вас
На суммы большие, чем я им обещал.
И вот тогда-то вы повеселитесь:
В карете счастья с Бьянкою умчитесь.

ЛЮЧЕНЦО:
Когда б за Бьянкой мой коллега-педагог
Не так усиленно всё время волочился,
Могли бы мы с ней тайно обвенчаться.
А там – пускай весь свет меня поносит,
Никто уже пристрастно не допросит.

ТРАНИО:
Проникнуть надо в дело осторожно,
Свой интерес всё время соблюдая,
Тогда и старца Гремио надуем,
Отца-проныру тоже облапошим,
Не говоря о Личио, влюблённом музыканте.
И всё для вас, мой господин Люченцо.
(Возвращается Гремио.)
А вы уже из церкви возвратились?

ГРЕМИО:
С такой охотою из школы  не сбегал я.

ТРАНИО:
Жених с невестой возвращаются уже?

ГРЕМИО:
Вы женихом его осмелились назвать?
 «Жених» и «псих» рифмуются не даром:
Невесте за строптивость эта кара!

ТРАНИО:
Нет никого психованней её.

ГРЕМИО:
Её он сатанее во сто крат.

ТРАНИО:
Она – чертовка, чёрту – пара.
Одна судьба, одна им кара.

ГРЕМИО:
Она в сравененьи с этим супостатом  –
Овечка, голубок, глупышка.
Когда спросил его священник,
Согласен ли он взять в супруги Катарину,
Он так взревел своим ответом «да»,
Что пастор выронил от страха требник.
Когда же тот нагнулся, чтоб его поднять,
Жених сумел так пастора поддать,
Что пастырь с требником минуту кувыркались.
А молодой взревел: «Что ж вы стоите?
Несчастного скорее поднимите»!

ТРАНИО:
А как невеста повела себя, когда поднялся пастор?

ГРЕМИО:
Дрожала и тряслась,
Пока жених бесился и ругался,
Над пастырем несчастным издевался,
Как будто не венчал его он, а надувал.
Потребовал вина по завершении обряда.
И, заорав, «За здравие»! – хлебнул,
Представив, что – на судне после бури
В компании подвыпивших матросов.
Остатки выплеснул в лицо пономарю,
Который, словно, милости прося,
Тряс бородёнкой, глядя, как тот пьёт.
Затем, клешнями рук невесту обхватив,
Облобызал в уста таким засосом звонким,
Что эхо в храме билось, словно, птичка в клетке.
Не в силах более позора выносить,
Я выбежал их храма,
И в страхе – остальные все за мною.
Такой я свадьбы сумасшедшей не припомню.
Но, чу! – Запели, заиграли менестрели.

(Звучит музыка.)
 
(Появляются Петручио, Катарина, Бьянка, Баптиста, Гортензио, Грумио и процессия.)

ПЕТРУЧИО:
Всех за терпение, друзья, благодарю.
Предвижу, что настроились на пир,
Где вы не прочь со мной повеселиться.
Но так сложилось, что не терпит дело,
А потому вас вынужден оставить.

БАПТИСТА:
Ужель до вечера нельзя отсрочить дело?
ПЕТРУЧИО:
Сейчас же выехать я должен без задержки,
Тому прошу не удивляться.
Когда б о деле знали вы немного,
Любой бы торопил меня в дорогу.
Честной компании спасибо от души,
Ей привелось свидетельницей быть,
Как я сумел себя  торжественно вручить
Жене прекрасной и степенной.
С отцом гуляйте, пейте за меня,
Прощайте, гости, милая родня.

ТРАНИО:
Мы умоляем вас остаться на обед.

ПЕТРУЧИО:
Нет.

ГРЕМИО:
И мне позвольте  вас просить остаться.

ПЕТРУЧИО:
Не надо так стараться.

КАТАРИНА:
Осмелюсь умолять и я.

ПЕТРУЧИО:
Польщён весьма.

КАТАРИНА:
Вы польщены и остаётесь?

ПЕТРУЧИО:
Польщён, что умоляете меня,
Но недостаточно молений, чтоб не ехать.

КАТАРИНА:
Во имя же любви останьтесь.

ПЕТРУЧИО:
Готовьте лошадей.

ГРУМИО:
Они готовы и накормлены, хозяин.

КАТАРИНА:
А коли так – то никуда не еду
До той поры, пока не пожелаю.
Ворота – настежь, пусть – свободен,
Бреди, покуда не сотрешь подошвы.
А я останусь – так я пожелала.
Ты начудил уже немало, и далее шути
С начала нашего совместного пути.

ПЕТРУЧИО:
Ну что ты, право, Кейт, так разошлась.

КАТАРИНА:
Ты хочешь мне и злиться воспретить?
Отец, не бойся: он уступит мне.

ГРЕМИО:
Да, чёрт возьми, вот таково начало.

КАТАРИНА:
Пир свадебный начнём, пожалуй.
Дурачить можно женщину и злить,
Когда она не в силах возразить.


ПЕТРУЧИО:
Гуляйте и кутите на банкете,
За целомудрие бокалы поднимайте,
Шумите, озоруйте, словно, дети,
Но Кейт мою немедля отпускайте.
Ни взглядом огненным, ни взлётами бровей
Не покорить решимости моей.
Не поступлюсь сокровищем своим:
Моё, поверьте уж, останется моим.
Она и дом и матушка-земля,
Она во всём, что мне необходимо.
Кто смеет тронуть, уничтожу я,
Мой нрав узнали вы, вестимо.
Готовь-ка, Грумио, свой острый меч
Любого будем по дороге сечь,
Он на любого грозный меч опустит,
Кто в Падую с хозяйкой нас не пустит.
Не бойся, Кейт,
Угрозы нет,
Не испугаюсь даже миллиона:
Ни у кого такого нет заслона!

(Петручио, Катрина и Грумио уходят.)

БАПТИСТА:
Они друг друга стоят. Пусть уходят

ГРЕМИО:
Когда бы не ушли –  была бы всем потеха.

ТРАНИО:
Такой я пары сумасшедшей никогда не видел.

ЛЮЧЕНЦО:
Имеете сказать что о сестре?

БЬЯНКА:
Ни много и ни мало: безумная безумца отыскала.

ГРЕМИО:
Окатеринился Петручио вконец.

БАПТИСТА:
Соседи и друзья,
Да – новобрачные не с нами,
Но мы сидим за полными столами,
Пусть будет горько молодым,
А нам на этом пире будет сладко.
Люченцо мы на место жениха посадим,
А Бьянка нам представится невестой.

ТРАНИО:
Роль эта вовсе не излишняя для Бьянки.

БАПТИСТА:
И я так думаю. Идёмте же, Люченцо.

(Уходят.)